Ковальский в тылу врага

Глава 16. Двухминутка войны

Приказ поступил ожидаемо внезапно. До Терибля нам было ехать меньше тридцати километров, но этот марш-бросок нужно было совершить налегке.

Вопреки ассоциациям, «лёгкая» пехота на практике оказывается не такой уж и лёгкой. На собственном горбу приходится тащить не только боезапас, но и провиант, и походные принадлежности, и оружие, и средства дальней и спутниковой связи, и противодроновые установки, средства РЭБ и много чего ещё. Современная война требует тащить такое количество барахла, что даже мощные мотоциклы типа эндуро задачи особо не облегчают.

Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Закончилась и территория, доступная для разведки дронами. Буквально в шести километрах от Терибльского замка все дроны просто падали замертво. Нам оставалось только смотреть на мутные спутниковые снимки и гадать, что за облака никогда не сходят с одной и той же точки.

Мы спешились с мотоциклов, замаскировали их от местных и заминировали от врага. Такая вот суровая армейская сигнализация. Капитан отправился на разведку в двадцати километрах к югу, а нам нужно было выяснить, что же за странное облако ясным днём не сходит и с севера. Мы распределились по местности отдельными группами по шесть человек и стали медленно и осторожно приближаться к секретной, закрытой от полётов зоне. Но прежде чем собирать разведданные, я всё же ещё раз обратился к начальству, и не зря.

Когда пришли данные и я стал их рассматривать, то не поверил своим глазам. Иногда облако всё-таки обнажало загадочную зону в некоторых узких местах, и на спутниковых снимках отчётливо виднелись какие-то странные металлические объекты гексагональной формы. Они не были похожи ни на что известное мне ранее. Они выглядели как будто вагоны сняли с поездов и выложили странными шестигранниками, даже не пытаясь маскировать. Я подозвал Пикового Туза, отправил на его шлем картинку со спутника, и тот многозначительно напряг переносицу.

— Что думаете, сержант, это то что мы ищем?

— Очень похоже.

— Если у них есть спутники, что же они тогда нас посылают?

— Хороший вопрос. А хотя…

Я наложил одну картинку на другую и заметил, что на разных снимках, полученных в разное время, одно и то же место то пустует, то вновь покрывается гексагональной сеткой из странных вагончиков.

— Эта штука движется, сержант. Вероятно, нашему штабу там нужны живые люди, чтобы уточнить координаты.

— Если они не могут прислать летучих дронов, почему же не прислали наземных разведчиков?

— Прислали. Целых тридцать семь человек.

В тот день я второй раз пожалел, что поддался жене и не оставил себе парочку насекомых. Пока я ждал точных инструкций по боевому заданию, решился поделиться с Пиковым Тузом своими сожалениями.

— Знаешь, сержант. Бабы — зло.

— К чему это вы?

— Кто бы говорил, да? Ха-ха. Так вот. Была значит у меня такая технология. Как-то раз я создал грибок. Немного модифицировал кордицепс так, чтобы он перехватывал слуховые сигналы из нервной системы насекомых и записывал данные на химический носитель.

— Жучки, буквально жучки? Умно… Если бы не видел ваших драконов своими глазами, я бы вам не поверил.

— И правильно сделал бы. Мне бы пришлось тебя убить. Ну так о чём это я. Звук. Со звуковым сигналом всё понятно: линейная последовательность, дискретизация, сжатие — всё это легко реализовать на органической основе. Я просто подпускал жменю заражённых тараканов в логово мафии, потом выманивал тараканов сладеньким и считывал записанные данные с молекул. Но вот видео…

— Так стоп. Это же получается… — удивлялся Пиковый Туз. — Их ничем не обнаружить!!!

— Не только обнаружить, но и не отличить от обычных тараканов.

— Да уж. Впечатляет. А у вас нет ещё таких грибов? Может, мы птицу поймаем, заразим, и не надо будет лезть туда самим?

— Птицу поймаем… — бормотал я. — Нет! Стойте. Приём! Приём! Взвод, всем отставить!

В тот день впервые в жизни меня опередили. Мы внимательно следили за всеми возможными радиосигналами. Мы постоянно мониторили эфир на предмет радиосигналов от беспилотников, даже автономные дроны всё равно оставляют электромагнитные импульсы своими двигателями, но мои радиоуши были намного более продвинутыми, чем самая продвинутая пассивная РЛС. Я выключил всю свою электронику, приказал сделать то же сержанту, снял каску и начал вслушиваться ушами в радиоэфир.

Птицы, летавшие над нами, не издавали никакого шума. Это были мимикрирующие под птиц дроны а обычные птицы. Но звук от их крыльев не всегда совпадал со взмахами. Я проверил поправку на дальность через дальномер, рассчитал задержку, и всё равно.

— Вот он, — тихо сказал сержант. Он указал пальцем на странную точку в небе.

Это был странный дрон. Его большие прозрачные крылья вращались очень медленно. Это скорее был вертолёт соосного типа с крыльями-дирижаблями, чем дрон.

— Вот он, зараза! Находчиво! Вместо москитного жужжания — тихий шелест медленных лопастей.

Дрон пролетел над нами, прикрытыми маскировочными плащами. Мы не были уверены, что он нас не заметит. Но когда он приблизился к запретной зоне, по моим ушам пробежался такой мощный электромагнитный импульс, что я чуть не заорал от боли. Я оглох на целых полминуты и ещё минут десять не мог слышать радиоволны.

— Что с вами, поручик?

— ЭМИ! По ушам вжарило!

— Повезло, — сказал сержант. — Повезло, что электронику выключили.

— Больно! — шептал я, раскрывая рот от боли.

— Там точно что-то есть.

Нам ничего не оставалось, коме как идти на разведку в режиме радиомолчания. Мы медленно двигались тихими, осторожными перебежками, постоянно находясь в листве и кустах. Проводили перебежки нерегулярно, и каждый раз давали время нашим плащам сменить цвет. И наконец мы вышли на склон холма, и нам открылся вид на скрытую зону.

Огромная долина у склона руин замка была вся испещрена гексагональными оборонительными структурами. Железные шестигранники простирались большим пятном на несколько сотен метров.

Длинные тонкие вагончики на гусеницах соединялись так плотно, что сложно было сказать, где заканчивается один и начинается другой. Ближе к центру пятна, в местах соединения стояли странные подвижные башни, как огромные восьмиметровые носатые жабы. С противоположной стороны комплекса, ближе к замку, стояли несколько бронированных машин. Но самое интересное и неожиданное открылось мне тогда, когда я убрал бинокль и принюхался.

Мы находились с подветренной стороны. Ветер как нельзя кстати приносил мне запахи, и уж тем более кстати пришлись мои доработки обонятельной и вкусовой системы. Я несколько раз принюхивался, открывая и закрывая рот, пробовал и смаковал пойманные моей слизистой частицы и наконец сделал жадное лицо и озвучил сержанту выводы:

— Их там всего пять человек. Может шесть. В любом случае не больше восьми, — сказал я и улыбнулся как можно жаднее.

— Не может быть! Такой огромный комплекс!

— Эльфийский нюх не обманешь. Ни одна военная станция на земле не будет утилизировать кал и мочу или уж тем более прятать. Каждый человек имеет уникальный запах, и если бы их было больше, то и разновидностей свежих запахов было бы больше.

— Восемь человек, а нас тридцать семь… Похоже, мы сорвали джекпот!

— Мы можем не просто собрать разведданные, а спиздить у них всю эту станцию!

— Возможно, даже захватить экипаж…

Команды были отданы. Мои солдаты педантично подходили к вопросу радиомолчания. Именно поэтому нам удалось сохранить электронику и связь как при первой вспышке ЭМИ, так и при всех последующих. Цель была всё ближе и ближе. Сначала мы приблизились на два километра. Потом на километр. Потом на пятьсот метров, и каждый раз мы замирали и внимательно наблюдали за объектом. Объект хранил безмятежность, исправно продолжая излучать ЭМИ.

Мы приближались медленно и осторожно, под прикрытием кустов и высокой травы мы двигались как тени. Мои уши от ЭМИ болели так, что было сложно закрыть рот, но сердце стучало медленно. Цель была так близко, и наконец, когда оставалось всего полторы сотни метров, я вышел на связь и обратился к солдатам:

— Ну что, парни, прославимся! Работаем тихо и хладнокровно, как на учениях. Короли и вольты с севера, дамы и тузы с юго-запада, остальные в лоб. Марш!

Напряжение нарастало неимоверно, добыча была практически у нас в зубах, и когда мы приблизились на сотню метров, цифры должны были начинать открывать беспокоящий огонь. На крышу объекта вышел вражеский солдат в странной радиационно-защитной форме. Он посмотрел вокруг через бинокль и замер. Я хотел уже отдать приказ открывать огонь, как вдруг солдат заметил одного из нас, снял маску, поднял руку и что-то крикнул.

По моим ушам вновь ударила волна ЭМИ, но солдат не унимался. Он бежал нам навстречу, совершенно не пытаясь пригнуться или спрятаться в объекте. Совсем даже наоборот, он стремился обратить на себя внимание он бежал и махал руками как можно выше и громко кричал.

В мгновение моего замешательства от ЭМИ сержант заметил, как из объекта выбегают другие члены экипажа. Они не бежали внутрь, а пытались скрыться в бронированной машине. За десяток секунд до того, как они погрузились, я заметил, что все они безоружны и несут с собой ящики с маркировкой красного креста. А когда бронемашина закрыла дверь, то на двери стал отчётливо виден ещё один красный крест.

— Это медицинская машина!

— Почему они без оружия?

Но ответ на этот вопрос дал нам тот, кто бежал навстречу. Он остановился и, приставив руки ко рту, закричал:

— Ракета! Воздух! Ракета! — он ещё раз помахал руками и красноречивым жестом указал нам уходить отсюда подальше.

Затем солдат достал свой пистолет, сделал несколько предупредительных выстрелов в воздух. Когда он понял что мы замерли и не двигаемся он махнул на нас рукой и торопливо но бесстрашно побежал прятаться в объект.

Вскоре с нами вышли на связь из штаба, и всё стало ясно. Смертельно ясно:

— Не подходите к объекту ближе чем на двести метров, открыт огонь на поражение баллистической ракетой. Повторяю: дистанция двести. Как поняли?

С нашей стороны к нам летела ракета. Я отдал отчаянный приказ отступать, и прежде чем мы её услышали, мы успели отступить почти на двести метров. Этого должно было оказаться достаточно, но… Когда ракета показалась на небосводе, мы поняли, как мы ошибались.

Прямо из центра объекта, из носика жабы, начала распространяться огромная туча холодного водяного пара, и когда ракета почти поразила цель, из комплекса вырвалась ослепительно белая молния. Она озарила всё так, что солнце показалось чёрным кругом, взрывная волна молотом прибила меня к земле. Последнее, что я помню, это жуткую боль, подобную той, которую я ощущал от ЭМИ, но только по всему телу и в сотни раз сильнее.