Ковальский в тылу врага

Глава 13. Межмакрозонье

От пересечения судьбоносной «красной линии» прошло менее часа. Мне не стыдно признаться, что я пересекал границу Польши впервые. Во времена моего детства во всех без исключения странах творился такой страшный демографический хаос, что возможность спокойно жить и держаться за источник доходов считалась практически привелегией. Поначалу ездить на заработки считалось престижным, но когда Россия, Китай и Малайзийский Халифат наглухо закрыли границы на въезд, стран, где можно было заработать больше, чем потратишь на путешествие, просто не осталось. Многие не возвращались домой, в основном опасаясь осуждения, даже если и умудрялись заработать немного серо-кровавых денег. Однако мои бойцы были воодушевлены.

Я ехал на БТРе в полной пехотной экипировке. Со мной сидел Якуб, остальные офицеры и пара младших карт. Все они разглядывали весьма неплохие пейзажи, вдыхали осенний воздух вперемешку с чадящим дизельным выхлопом. Впереди ехали груженые гуманитаркой грузовики, парочка самоходных миномётов, МДДТ и автовоз, с горкой нагруженный мотоциклами, ракетными багги, легкими амфибиями и квадроциклами.

По мере приближения к Подолью местность становилась более живописной. Складки крутых холмов напоминали эротичные изгибы женского тела, а наглухо вырубленные леса своими пеньками только усиливали сходство. Но когда мы отдалились от последних признаков цивилизации, дорога превратилась в ужасное месиво неукатанных камней, болота и коряг. Колонна замедлилась, а грузовики начали чадить ещё сильнее. Спасало только то, что местные лесорубы ленились тащиться в глушь, и леса превратились в величественные хвойные волны, усеянные пёстрой пеной лиственных деревьев.

Младшие карты были беззаботны и бодры, они то и дело коротко переговаривались и смотрели на прекрасные пасторальные пейзажи и стада коров с по-детски открытыми глазами. Первые две вечности они развлекались тем, что мечтали поохотиться и добыть какую-нибудь дичь на ужин, спрашивали друг у друга: «Далеко ли до Терибля?»

— А ну прекратить разговорчики! — не выдержал Якуб.

— Остыньте, сержант, — мягко сказал ему я. — Мы пока что в безопасности, пусть поболтают, пока есть возможность.

— Но они же не затыкаются!

Я усмехнулся и спокойно, но отчётливо сказал:

— Это дело опыта, сержант. Вот прилетит коптер и зашвырнёт ему гранату за воротник, быстро пиздеть перестанет.

Солдаты притихли, но хихикать не прекратили. Своим эльфийским слухом я заметил, что они распространяют слух, будто я никогда не был с женщиной, а также упомянули, как пиковый туз обещал научить меня пикаперским премудростям. Они ещё немного сально похихикали мне в затылок и вернулись к своему занятию.

— Разрешите спросить, сержант?

— Разрешаю.

— А далеко ещё до Терибля?

Якуб не ответил. Он раздраженно вздохнул, посмотрел мне в глаза и многозначительно вскинул руку на цевьё автомата. Я усмехнулся в ответ, запустил свои цифровые эмуляторы в ушах и с интонацией навигатора ответил:

— Семьдесят шесть километров четыреста тридцать семь метров до городской черты. Средняя скорость по всем трём типам местности составляет четырнадцать километров и двести тридцать три метра в час. По предварительным оценкам, за это время вы можете задать этот вопрос тысяча двести восемьдесят восемь раз, — сказал я, выждал пятнадцать секунд и добавил: — тысяча двести восемьдесят семь… шесть…

Солдаты умолкли, но ненадолго. Не прошло и двух поворотов, как на изумрудно-зелёном лугу нас встретило стадо великолепных пушистых зубров. Зубр-самец ходил кругами, потом, громко фыркнув, вскочил на самочку. Городские парни, считавшие, что масло берётся в магазине, вдруг вернулись к своей магистральной теме походного стендапа:

— Пан поручик, вы ведь на гражданке ветеринаром были?

— На гражданке… — рассмеялся Якуб, прочитав третье дно в их шутке.

— Ну был и что?

— Расскажите нам, что он делает, очень любопытно…

Солдаты внешне были серьёзны, лишь по их взгляду можно было различить, что внутри они разрываются от надменного смеха.

— Ну, учитывая превышение склона, влажность почвы, сезон и погодные условия… — сказал я с неизменным серьёзным тоном. — Папу-бизона замучал ваш трёп, он решил забраться повыше, чтобы посмотреть, далеко ли ещё до этого Терибля…

Вдруг Якуб усмехнулся и тоже начал проговаривать про себя название города, подозрительно созвучное эвфемизму онанизма. Внутреннее ликование парочки солдат вибрациями передалось по корпусу БТРа.

— О чём это вы думаете, сержант? — спросил его я и тоже усмехнулся.

— Гм. Ну… В смысле? Как это о чём? — сказал Якуб. — Как и все «взрослые» мужчины. О Римской Империи, конечно. — сказал Якуб и прогладил перископ на каске с неизменной харизмой.

— О Священно-Римской империи?

— Нет, о нормально-Римской империи…

Солнышко вышло из-за тучки. Все зубры собрались в кучки и распределились по обширным заливным лугам. Луга были невероятно яркими и ослепительно зелёными, леса и холмы окружали нас так, что воображаемый Терибль показался прекрасным сказочным замком. Всё вокруг казалось таким обаятельным, что Якуб не выдержал и заметил:

— Там внизу речку придётся переходить вброд, — сказал он и добавил: — Если застрянем, наловим в окрестных лесах единорогов и запряжем.

— Единорогов не существует, — сказал один солдат другому. — Ведь так?

— Когда-то я так и про драконов думал. — усмехнулся Якуб, глядя на меня.

Я вдруг представил то, за что мне стыдно даже перед самим собой. Я расхохотался так, что чуть не уронил свой автомат. Мы смеялись вместе с Якубом, и вдруг я понял, почему он вызвался сопровождать меня. Он и правда втрескался в мою дочь и видел во мне не только её отца, но и её портрет.

— Даже и не думай о ней! — едва отдышался я.

— О ком? — притворно непонимающе удивился Якуб.

Он выждал паузу и весьма технично сменил тему:

— А, вы имеете в виду Римскую империю… — расстроенно протянул он. — А вот это вы зря. Ведь северо-восточная её граница проходила где-то именно здесь.

— Что было, то прошло, сержант. — ответил я ему и вновь уставился на горизонт.

Дорога из лугов начала подниматься в гору. Грузовики взревели своими моторами и стали взбираться по каменистой тропе, напоминая котов, которые точат когти. Склон был довольно густо покрыт плотной растительностью, и я своим эльфийским зрением заметил тепло тел большого количества людей, прятавшихся среди кустов. Я быстро отдал приказ, и все солдаты вмиг стали серьёзны. Они опустили свои глазные экранчики и стали пристально выцеливать опасность.

Когда грузовик забуксовал на очередной коряге, из кустов вышмыгнул мальчик лет тринадцати. Он был одет в лохмотья с пришитыми невпопад принтами разнообразных брендов. Он хищно оглядел нас и мгновенно юркнул в кузов грузовика.

— Прикажете огонь?

— Да какой нафиг огонь. Они все безоружны, — ответил я и поставил автомат на предохранитель.

Следом за ним из кустов выскочил бодрый старик. Мальчик осторожно выглянул из грузовика и показал ему жест отрицания. Мальчик выпрыгнул из грузовика и убежал со стариком вместе прямо в кусты.

— Вот засранцы, хлеб ему не понравился! — возмутился Якуб и выпустил зелёную ракетницу из подствольника.

Грузовики ехали дальше. Остальная гуманитарка была в закрытых на замок контейнерах. Мальчик и старик безуспешно попытались их вскрыть, но потом вновь исчезли. Мы поехали дальше.

Вопреки интуиции, спускаться с холма приходилось ещё медленнее. Грузовики то и дело пшикали тормозами, подвывали электромоторами во вспомогательных рекуперативных установках и со звонким треском давили коряги колёсами, специально разложенные на дорогах.

Вдруг прямо перед нами на дорогу выскочила старушка в косынке и не менее странных лохмотьях. Она бодро вскарабкалась на грузовик и позвала остальных, ещё более старых женщин. Старушка достала коробку с хлебом и, совершенно не обращая на нас никакого внимания, стала выдавать коробки другим очень старым женщинам.

Последние старушки в очереди едва могли ходить, не нужно было обладать эльфийским зрением, чтобы заметить последствия ужасно запущенных болезней ног. Некоторые старушки были настолько больны, что не могли носить нормальную обувь, они едва ковыляли в своих грязных тряпичных обмотках.

Когда старушки вытащили из грузовика уже восьмую коробку, Якуб возмутился и сделал предупредительный выстрел в воздух. Старушки не просто не испугались, они были совершенно привычны и технично ускорились.

— Отставить! — приказал я.

— Но отчёты же? — удивился Якуб.

— Насрать, — тихо сказал я и кивнул ему посмотреть назад.

Одну коробку старушки уронили. Она разорвалась, и из неё высыпались галеты и буханки свежего хлеба. Совсем сгорбленная старушка, согнутая практически напополам, доковыляла до хлеба и стала есть растоптанные кусочки прямо с земли.

— Вот тебе и Римская граница. — сказал Якуб — Границы давно нет, а варвары всё те же.

Но вскоре нам обоим предстояло своим глазами увидеть, насколько ошибался сержант. Меньше чем через час мы добрались до города, который согласно разведданным был в опасной близости от таинственного Терибля.

Мы ожидали увидеть груду сырых лачуг, но всё оказалось гораздо хуже. Огромные частные дома располагались друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Внешне ухоженные со свежей штукатуркой и сияющими новизной крышами, они выглядели так затратно, что не каждый боец из моего взвода смог бы позволить себе нечто подобное.

Глухие заборы достигали пяти метров, и были построены из дорогого английского кирпича, убогая тропинка из рваного будта прямо перед городом вмиг обрывалась, и превращалась в широкую многополосную асфальтовую магистраль, а между некоторых приоткрытых ворот за нами подглядывали новенькие немецкие спортивные автомобили.

Было совершенно непонятно, зачем нужен спорткар там, где асфальта хватает только на разгон от нуля до ста двадцати, без учёта торможения, но местные явно считали иначе. Периодически из ворот выходили молодые черноволосые люди и девушки, и глядели на нас с осторожностью недоверием и подозрением. Они доставали свои смартфоны, и постоянно фотографировали нас. Меня заинтересовало что они делают, и прислушавшись я понял: Они наводят камеры смартфонов на надписи на наших грузовиках. Смартфоны распознавали написанное и проговаривали значение надписей из динамиков.

Странность людей меня так насторожила, что я связался со всеми водителями, и приказал им быть начеку. А сам занялся тем, что пытался отыскать в этом себе хоть одну мазанку или лачугу, визуально нуждающуюся в гуманитарке. И вскоре нашел.

Та лачуга и была нашим пунктом назначения. Это была вусмерть разрушенная, треснувшая напополам панельная коробка ещё ранне-советского периода, с большим красным крестом на вывеске.