Ковальский в тылу врага

Глава 33. Языческий слон в церковной лавке

— Вы считаете что священнослужители причастны к её смерти? — тревожно спросил священник и недоверчиво посмотрел на Кошкина.

— Выдвигать версии пока рано. Мы просто собираем информацию. — ответил Кошкин.

— И что же конкретно вы хотите узнать об усопшей, царствие ей небесное?

— Не беспокойтесь, отец Бонифатий. МВД уважает тайну исповеди, а также способствует сохранению культурно-исторического наследия. Именно потому мне нужно знать о возможных склонностях покойной к разным нетрадиционным и околоцерковным суевериям. Занимаются ли ваши прихожане магией? Может гадания? Народная псевдо-медицина?

— Все подобные явления осуждаются священным синодом. Если кто из прихожан подобными греховными практиками и занимается, то лишь на свой страх и риск.

— Хорошо. — начал терять терпение Кошкин — В таком случае спрошу по-другому. Вы знали, что гражданка Петрова завещала свою автоматизированную ферму и поместье, общей стоимостью более шестнадцати миллионов рублей некоему Вишну-Дакшу, в миру Сергею Баринову? Согласно его показаниям и нашим осведомителям он так же являлся прихожанином вашей церкви?

Священник осёкся. Он замолчал и долго и напряженно что-то вспоминал. Но затем несколько раз открывал рот но говорить не решался.

— Сергей Баринов, Сергей Баринов… Помню Серёжу. Хорошим мальчиком был, был алтарником старательным. Потом поступил в духовную семинарию, и пошел по наклонной. Начал пить, наркотики употреблять.

— Получается, вы не уследили за своим послушником?

— Мы все молились за его душу, но насильно мил не будешь. Всё что мы могли — это молиться.

— Понятно — ответил Кошкин. — Вы свободны, отец Бонифатий.

Священник спешно покинул машину. Кошкин пересел на пассажирское сидение и стал пристально наблюдать за поведением священника.

— А он не сбежит? — спросил я.

— Кто, Тощенко?

— Нет. Вш… Вши… Вшишьчну — Джакшу.

— Нет.

— Ты хочешь разворошить секту?

— Нет. — сухо ответил Кошкин, и азартно приказал. — Трогай, шеф.

Я толком не знал куда мы направляемся, но судя по расходомеру, и скорости падения уровня топлива. мы совершенно спокойно могли доехать до полярного круга и даже немного обратно. Бодрая, но слегка неустойчивая машина двигалась по дороге легко и изящно. Кошкин совершенно не переживал ни за мои навыки вождения, ни за сохранность вполне себе душевно сделанной реплики Волги.

Но и я старался не показаться неумёхой, я быстро вспомнил навыки вождения, и дополнил их эльфийскими рефлексами и зрением. Я никогда не включал дальний свет. Совсем наоборот, я старался по возможности выключать фары и ориентироваться в инфракрасном спектре. Но когда я почти в полной темноте увидел стадо коров прячущихся в высокой траве, и снизил скорость, Кошкин не понял моего поведения. Уверен, он подумал что я хотел избавиться от него. Но перед нами на дорогу, совершенно неожиданно для Ивана выскочил игривый мохнатый телёнок, Кошкин резко изменился в лице.

— Как ты? откуда ты знал? — удивился Кошкин — А, смотрел на шевеление камыша…

— Ммм, нет! — с гордостью ответил я.

Мне даже тормозить не пришлось. Я просто убрал газ и спокойно объехал несбитое животное. А Иван наконец начал проявлять некий интерес ко мне.

— Хорошо водишь. Но как ты предсказал?

— Я видел их в инфракрасном спектре.

Иван ещё раз взглянул на меня с нескрываемым удивлением, но всё же решился признать мои достижения.

— А твои дочери, они тоже так могут?

— Ну почти. В инфракрасном они тоже немного видят. Но у них другие "папкины подарочки".

— Расскажешь?

— Надо же, мне всё же кое-что удалось скрыть от вас? — посмеялся я.

— Да расскажи, мне тоже интересно.

— Ну ладно. — сказал я и подождал пока выедем на пустую прямую дорогу.

Я выключил весь свет и начал:

— У нас половой диморфизм намного сильнее чем у людей. Хотя внешне это и не заметно. Девочки-эльфийки обладают более человеческой сенсорной системой, правда расширенной. Могут там у младенцев болячки унюхать, запахи человеческие и эльфийские — это их стихия. У меня гиперхромия. Я вижу всё — от тепла следов, до мягкого рентгена. Эх, если бы ты знал, как красиво мир выглядит моими глазами! Нет такого экрана, чтобы я мог тебе показать. — сказал я и сально улыбнулся Ивану.

Иван даже немного напрягся, из чего я сделал вывод, что мой шантаж утром в отеле, всё же имеет на него влияние.

— А вот мой сын, он не только с рождения обладает моими зрительными способностями, но ещё и плотность фотоцитов у него в два раза выше. В хорошую погоду, он видит спутники Юпитера.

— У тебя есть сын? — удивился Кошкин. — И что, он тоже… — кошкин указал на мою грудь.

— Вообще-то у меня их трое, странно что ты не знал. И да, Авель — прирождённый эльф.

Кошкин немного помолчал. Он ещё раз глянул на меня, вероятно пытаясь представить себе Авеля, а потом задумался. Он снял туфли с ног, отодвинул кресло назад и закрыл глаза.

— Один вопрос в день, помнишь?

— Помню. — недовольно спросил Иван. Он тяжело вздохнул и добавил. — спрашивай.

— Я ведь здесь не случайно, так? Вы ведь хотите выйти через меня на Вишневского?

Кошкин глубоко вздохнул и стал отвечать.

— И да и нет. И ты и Вишневский не так глупы, чтобы знать друг о друге слишком много. Более того, Вишневский изрядно постарался, чтобы выдать твоих детей за биопанков первой категории.

— Первой категории?

— Ну да. Незначительные вмешательства в генетику. Вырезание болячек по технологии Crisp, цвета глаз волос, формы подбородков, прочие мелочи. Мы догадывались что британцы вцепились в тебя зубами не просто так, но доказательств у нас не было.

Речь кошкина становилась всё более раскованной и беззаботной. Он говорил так, как будто на время перестал быть стражем порядка и спокойствия. Ненадолго он стал лишь простым человеком, который просто размышляет и прикидывает.

— А потом ты. Как гром средь ясного неба. Наши очень любят работать с Вишневским, он редко даёт обещания, но всегда их держит. Кроме того, он весьма сдержан в словах, не кидается оскорблениями, как мелкие популисты. Вероятно сказывается его невысокое происхождение.

— Да, в простом польском народе за кривые слова можно мигом зубов лишиться.

— У вас тоже? — удивился Кошкин — Странно. Никогда бы про поляков такое не подумал. Думал у вас там стратификация, шляхтичи, всё такое.

— И вы считаете что он затеял хитрую игру? Он прислал меня как жест доброй воли, а сам крутит какие-то мутные дела?

— Я пока не знаю. Долг обязывает меня так думать. А ты как считаешь?

Хотел бы я ответить Кошкину, что Вишневский и правда хочет мира с Россией. Хотел бы я сказать что за его игрой стоит лишь забота о безопасности родного государства, но я был в этом не уверен. Ведь если бы он просто по дружбе попросил меня слетать к русским, похвастаться эльфийскими буферами и другой биотроникой, покататься на ледоколах и попить чай с блинами — я бы не отказался. Но он, по каким-то причинам не только использовал меня в тёмную, но и манипулировал моими патриотическими чувствами, сыграл на солдатской солидарности.

— Вишневский параноик. Ему везде мерещатся враги. А если он где-то их находит, то самодовольно ухмыляется и твердит "ну вот вот, я же говорил!". — ответил я — Хотел бы я думать, что он обманом заманил меня к вам, чтобы скрыть что-то там от третьих сторон. Но зачем тогда держать меня в неведении? Ведь я не могу быть уверенным в том, что ты, Кошкин, не работаешь на британцев, например.

— Ну, в этой машине только у одного из нас есть удостоверение британского шпиона. — усмехнулся Кошкин.

Вскоре дорога совсем отощала. И без того узкая асфальтовая полоса превратилась в просёлочную а затем и вовсе в грунтовую петляющую и покрытую лужами. А когда трава и высокие кустарники обступили дорожку ещё теснее, мне даже приходилось выглядывать в окно и ориентироваться по магнитным линиям в небе. Вскоре Волга уже начала пачкаться и цеплять своим оленем на капоте перебегавшие дорогу деревца. Кошкин посмотрел на карту и сказал.

— Вон они, видишь?

— Кто.

— Жулики. Они замышляют зловещее жертвоприношение в деревне! — усмехнулся Кошкин.

Он указал на несколько хижин мазанок и восьмиметровый фаллический деревянный идол. Новодельное божество смотрело во все стороны со звериной серьёзностью. Напряженные и испуганные сектанты шелестели своими синтетическими плащами украшенными невообразимой мешаниной религиозных символов, и смотрели на нас озлобленными глазами и звериной серьёзностью на лицах.