Ковальский в тылу врага

Глава 34. Оборотни в погонах

— Подожди, не выходи, — сказал Кошкин.

— Не больно то и хотелось… А, собственно, почему?

— Они дикие, накинуться могут. Нам легенда нужна.

— Есть легенда. Я буду типа иностранный журналист, что-то в этом духе…

— Есть идея получше, — сказал Кошкин, и в его глазах загорелись хищные огоньки.

Кошкин вышел из машины, достал из багажника тряпочку, протер запачканного листвой оленя, принял угрожающую позу, демонстрирующую скрытое ношение оружия, и закурил. Он стоял так, будто за нашей спиной был целый батальон мотопехоты. Вскоре он несколько раз оглянулся на меня, затем открыл мою дверь, надел на меня наручники и приковал к решетке радиатора.

— Мне нужен Вишну-Дакшу, — угрожающе сказал он местным.

— Здрав буди, пришлец, — ответил крепкий мужик в длинной домотканой тунике с красной вышивкой. — Уходите с миром, христиане. Вам здесь не рады.

— Я не христианин. Я атеист, — сказал Кошкин и бросил окурок прямо под ноги мужичку.

— Так вы еще и невежды. Уходите отсюда, пока беду не накликали, — с фанатичным бесстрашием сказал мужик.

— Мне нужен волхв Перуна, Вишну-Дакшу. И я не уйду, пока не поговорю с ним.

— Волхвов здесь нет. Здесь только великие матери, девы и витязи.

Кошкин еще долго препирался с могучим бородатым мужиком, но все было бесполезно. Сектанты не торопились сдавать своих. И как только я уже хотел сказать Кошкину, что тот давно спугнул гуру, как вдруг у Кошкина прорезалась актерская игра.

— Послушай, добрый человек. Тот, кто Славит Правь, не оставит человека в беде. Мне нужна помощь, и только ваш волхв может помочь мне. Сверьтесь со своими календарями, там должно быть пророчество о нашем прибытии.

Из мазанок начали выходить люди и дети. Они с интересом смотрели на нас и теребили свои домотканые рубахи. Но я, кажется, начал понимать, что задумал Кошкин. Я постарался отыграть боль как можно убедительнее. Я согнулся и закрыл глаза, сильно напрягая лицевые мускулы. Затем я наклонился так, чтобы шляпа упала на капот и не запачкалась.

— Послушайте. На моего напарника наложили порчу. Если вы не поможете ее снять, я… — продолжал истерить Кошкин. — Я всех вас перестреляю!

Я понял, что он хотел втереться в доверие, но не совсем понимал как. Поэтому я незаметно стер косметику с лица, чтобы сделать его более страдальческим, затем пошевелил эльфийскими ушами и схватился за них, как будто они у меня сильно болели. Я не знал, можно ли впечатлить этих людей биомодификациями, потому решил положиться на опыт Кошкина. А тот, в свою очередь, спрятал пистолет и взмолился.

— Послушайте, люди русские, на моего напарника наложили порчу, он начал превращаться в женщину, а потом вот это… — Врачи разводят руками, если вы не снимете проклятье, его и меня приговорят к расстрелу!

Я вновь схватился за уши и оттягивал их в стороны, пока они не покраснеют.

— Колян, ты как там?

— Уже ничего, — хамски ответил я.

— Держись, братиш, это добрые люди, честные, они нам точно помогут! — успокаивал меня Кошкин.

— Если вам нужны деньги, только скажите, все, что есть, всё отдам!

Все сектанты замерли. Они с интересом смотрели на нашу самодеятельность. Пока я отыгрывал боль и тяжело дышал, я унюхал запахи всех местных. Там было не больше двадцати женщин и с десяток мужчин, включая детей. Срамные недуги и прочие признаки запущенных болезней были такими явными, что я смог отчетливо определить, от кого они исходят. А у нескольких женщин недавно были выкидыши, но одна все еще была беременна. Дети были так больны, что запахи диабета и аллергических реакций были сильнее, чем запах курятника в сотне метров от нас.

— Поехали, Серега, — простонал я Ивану. — Никакие они не Славо-Правные, они вон девочку от диабета обычного вылечить не могут. Как жжется! Грудь болит!

— А вон та вообще беременна! И даже не знает! — выкрикнул я.

— Я?! — удивилась женщина.

— Проклятье пропитывает, как больно… Да, я чувствую, — я схватился рукой за оленя, а второй пальцем указал на женщину: — Да, у тебя будет ребенок, пятая неделя с чем-то… — простонал я и упал на колени.

Кошкин изображал растерянность и крайнюю степень испуга.

— Точно как ведьма сказала… Точно на восемьдесят восьмой день. Вот на хрена ты над ней смеялся, Колян!

— Поехали отсюда, Серый, никакие они не трушные волхвы, они косплееры вонючие!

Кошкин отпустил тунику волхва и обреченно побрел ко мне. Но лишь только он помог мне встать с колен, как женщины начали громко что-то восклицать. Они кричали какие-то сектантские возгласы. Но мужик их утихомирил.

— Постойте. Кто вас проклял? Та ведьма еще жива? — спросил мужик.

— Нет, — гневно сказал Кошкин. — Когда ее проклятье начало сбываться, я вырвал у нее сердце. — процедил сквозь зубы Иван.

— Постойте. Порчу снять мы, наверное, не сможем, но попробуем смягчить боль.

— Благодарствую тебя, добрый человек! — чуть ли не со слезами сказал Кошкин.

— Пойдемте, я проведу вас в повитухину избу.

Кошкин играл в опасную игру. Нормальные сектанты точно знали, что порчу они с меня не снимут. Те из них, кто был нам нужен, вряд ли клюнут на нашу глупость и наивность. Но, по-видимому, я недооценивал "тупость" КГБ.

Пока меня, стонущего от притворной боли, вели в хижину, я стал вспоминать мелкие детали. Художники в здании КГБ чувствовали себя совершенно вольготно. Студенты совершенно спокойно могли зайти в кабинет и попросить сфоткать портрет на стене. Другие автомобилисты на дороге смотрели на нас как на умалишенных, регулировщики специально не пропускали нас, дети показывали пальцами на нашу стильную Волгу, а их родители снисходительно усмехались. На нашу темно-серую униформу непуганые горожане смотрели с усмешкой, а пафосные полицейские в упор нас не замечали.

Мне вдруг показалось, что пистолет Кошкина заряжен холостыми, что парадоксально делало его куда более опасным. Все становилось на свои места. Где бы ни появился сотрудник этих, на вид комических спецслужб, все сразу знали, кто он, и спешно перепрятывали свои секреты, что и нужно человеку, который не воюет, а наблюдает и анализирует. Феномен КГБ образца 2107 года был идеальной иллюстрацией поговорки: хочешь спрятать, положи на видном месте. Теперь мне было легко представить, как неумеха-КГБшник пытается задержать преступника, а потом его вместе с тем преступником садят в обезьянник, где и происходит настоящая контрразведка.

Скромность и юродство помогают не только инфильтрироваться под видом дурачков, но и скрывать следы истинной работы. Сотрудник вскрывает всю подноготную, распутывает сложнейшие схемы, оплетает всё нитями интеллекта, оставляет метки на уликах, оставляя их на своих местах, а потом позорно проваливает миссию. А вот полицейские, как настоящие герои, идут по их подсказкам и успешно побеждают. Получают медали и формальную победу. А юродивые из КГБ получают позор и истинную победу.

Женщины переодели меня в домотканую рубаху, расшитую магическими символами, и напоили травяным чаем с токсинами в незначительном количестве, затем расспрашивали про дату рождения, и зажгли благовония, сделанные в Китае. Кошкин сел рядом со мной, и изо всех сил изображал беспокойство.

В повитухиной избе, пахло кровью, гноем и стариками. На чистых перинах лежали дети, с признаками очень запущенных болезней и врождённых дефектов. Они с любопытством поглядывали на меня. Но не все. Одна девочка едва могла двигаться. Она с трудом шевелила руками, и всё время просила пить.

— Как много у вас таких сект? — тихо спросил я.

— Раньше было меньше чем сотая процента. За последние пять лет количество новых адептов резко подскочило.

— Но разве так можно?

— Либертарианцы, Колян. Каждый живёт как считает нужным, и ни мы не полиция не вправе им запретить.

— Но дети же мучаются… — сказал я и вдохнул весь букет признаков диабета первой стадии исходивший от девочки.

— Тише, братишь, всё будет хорошо. — громко сказал мне Кошкин и шепотом добавил — Детей у таких дурачков должна полиция забирать. А вот к стати и она. — сказал он с хищной усмешкой в глазах.

В соседнюю хижину вошли безбородые сектанты одетые во всё то же домотканое платье. Они приглушенно но встревоженно разговаривали но как бы я не прислушивался, я не смог различить ничего кроме религиозных терминов и некоторых отдельных слов. Я показал кошкину притихнуть, попытался вслушаться лучше, и наконец услышал упоминание Вишну-Дакшу.

— Вишну-Дакшу залёг на дно. — обреченно сказал я Кошкину.

— Не ссы, братиш, всё будет хорошо. — громко сказал мне Кошкин и подмигнул.

Наконец они вошли в хижину посмотреть на нас. Они молча посмотрели на меня, презрительным взглядом осмотрели Кошкина и так же беззвучно ушли.

— Явно из полиции. — тихо прошептал Кошкин.

— Может они под прикрытием?

— Полиция так не работает. Если они и под прикрытием, то в полиции, а не здесь.