Гунвальд неутомимо шагал рядом с повозкой, в которой ехала его младшая жена. Фаллита умудрилась натереть ногу, за что подверглась ласковым упрёкам со стороны Тильды. Старшая жена каршарца, вполголоса ворча, замотала натёртую ступню чистой тряпицей и приказала непоседливой девчонке сесть в повозку, а сама пошла рядом с мужем. Гунвальд, по идее, должен был ехать верхом, как и прочие воины из его отряда, но коней отчаянно не хватало, и каршарец решил идти пешком. Вот он и топал с утра до ночи своими здоровенными сапожищами по зелёной траве.
Когда сумеречные земли закончились, Гунвальд радостно отметил наличие на небе солнца и понял, как сильно он соскучился по яркому солнечному свету за время проживания в Григоте. Не то чтобы он был большим любителем солнечных ванн, но каждый день наблюдать серое унылое небо — это всё-таки перебор для любого нормального человека.
В отличие от каршарца, вампиры всех полов и возрастов к яркому светилу на небе отнеслись не столь радостно. Все они, как один, нацепили чёрные защитные очки и постарались поплотнее укутать лица. Гунвальд, глядя на Тильду, скорее похожую на шагающую мумию, чем на красивую женщину, только хмыкнул, но от подколок воздержался. Слишком уж болезненно воспринимали вампиры потерю родного города, чтобы терпеть подобные шуточки. Да и жгучее солнце причиняло им настоящий, а вовсе не иллюзорный вред, так что необходимость укутываться у Тильды была. Но всё равно, выглядела она забавно.
Впрочем, вскоре новизна впечатлений спала, и Гунвальд перестал обращать внимание на непривычный вид вампиров. Тем более, что вскоре ему пришлось выполнять свои обязанности по охране гражданских, а именно: вступить в бой с врагами. Враги, правда, оказались странными. Поначалу Гунвальд, услышав сигнал тревоги, решил, что отряд бокового сопровождения захотел шашлыка, а тревогу протрубили, чтобы остальные приняли участие в охоте. Потому что каршарец увидел, как всадники на полном скаку рубят… овец. Впрочем, каршарец тут же вспомнил рассказы тех, кто участвовал в конвоях предыдущих караванов, про овец безумного мага, и тут же помчался к месту жаркой схватки. Стадо… да нет, стадо — это у травоядных… стая овец, голов примерно в сорок, рвалась к беззащитным лошадям каравана и пешим путникам, отряд сопровождения имел всего шесть всадников и сдержать атакующих не мог просто физически. К тому же, лошади явно боялись странных созданий, бесились и то и дело пытались сбросить всадников. А другие отряды сопровождения хотя и мчались к месту атаки, но явно не успевали.
Гунвальд точным ударом меча пробил голову ближайшей к нему овцы, вонзив остриё прямо в оскаленную пасть. В предсмертной агонии здоровенная тварь захрипела и едва не оставила каршарца без оружия, замотав клыкастой башкой из стороны в сторону. Гунвальд сумел удержать рукоять, выдернуть меч и атаковать другого монстра — на сей раз самца, судя по витым рогам. Тот скакнул в сторону, избежав смертельного удара и отделавшись срезанным клочком шерсти на боку, после чего ринулся мимо Гунвальда к ближайшей повозке, явно желая растерзать спрятавшихся за ней женщин, среди которых была и Тильда.
Тут каршарец пришёл в ярость. Чтобы какая-то лохматая тварь угрожала его жене? Не бывать тому! И Гунвальд бросился вдогонку. Пару секунд спустя голова магического барана покатилась в одну сторону, а тело — в другую. Гунвальд не стал высказывать трупу врага всё, что он о нём думает, и кинулся на другую овцу, уже приготовившуюся прыгнуть. Но как бы ни был быстр каршарский воин, модифицированное травоядное оказалось ещё быстрее. Оскалив пасть в жуткой зубастой ухмылке, с громким блеянием овца извернулась, пропустив на башкой остриё меча и прыгнула. К счастью, не на женщин, а на ближайшую, как она считала, добычу. Гунвальда, то бишь.
Гунвальд уже не успевал повторно ударить мечом, а потому просто выставил перед собой левую руку, разрешив бешеной овце впиться зубами в бронзовый наруч. Крепкие клыки заскрежетали о металл, оставив на нём нехилые царапины, Гунвальда слегка качнуло, но на ногах он устоял. А дальше он действовал уже на голых рефлексах. Понимая, что лобная часть бараньей башки самая крепкая, он ударил рукоятью меча сбоку в район глаза. Рука каршарца была крепкой, расчёт — верным, и магически изменённая овца рухнула наземь, суча ногами и разбрызгивая кровь из проломленной башки.
Справа раздались крики женщин — они, хотя и вооружённые кто чем сумел, но по большому счёту не являлись достойными противниками столь быстрым созданиям. Гунвальд двумя громадными прыжками буквально перелетел через телегу и обрушился на двух лохматых тварей, терзавших окровавленную и уже замолкшую жертву. Точным ударом каршарец почти отсёк голову одной овцы, а на другую понадобилось два взмаха меча, после чего вспоротый хищниц завалился на землю рядом со своим убитым собратом и растерзанной и разорванной жертвой. Гунвальду хватило одного взгляда на несчастную, чтобы понять — ей уже ничем не помочь. Но он мог помочь тем, кто разбегался прочь от каравана, по пятам преследуемый скачущими словно пушистые шарики мутантам.
Дальнейшее слилось в один недолгий кровавый фрагмент. Он помнил, как бегал за громко блеющими хищниками, разил мечом и раздавал пинки, ломающие рёбра тварей. А последнюю, которая умудрилась незаметно подкрасться к нему и прыгнуть, метясь в горло, Гунвальд задушил голыми руками. Так в обнимку с трупом овцы его и нашли подоспевшие конные, что со всех сторон стекались к месту схватки.
— Ты как, брат? — лохматая туша была вырвана из объятий каршарца и улетела в сторону, посланная в полёт чьей-то сильной рукой. Над Гунвальдом склонился гигант Вальдор. — Ты весь в крови. Потерпи, сейчас позовём лекарей.
— Ерунда, — прохрипел Гунвальд, принимая сидячее положение, — это не моя кровь. А я цел-невредим.
Гигант Вальдор не удовлетворился этим утверждением, довольно бесцеремонно схватил друга за шкирку, приподнял и принялся вращать из стороны в сторону.
— Хм, действительно цел, — вынес он вердикт. — Царапины не в счёт. А это рваньё лучше сменить — на куртку оно больше не похоже.
Гунвальд осмотрел себя — крепкая кожаная куртка превратилась в живописные лохмотья после знакомства с острыми зубами магических хищников. Да и левый наруч придётся выкинуть — сплющенный, треснутый, с глубокими блестящими царапинами на бронзе, он явно больше не был пригоден.
— Без него руку бы просто раздавило, — глядя на наруч, сказал Вальдор. — Челюсти у этих тварей сильнее, чем у стожора.
— Поймать бы того мага, что сделал этих тварей, да мозги ему выбить, — бросая искорёженный наруч в повозку, буркнул Гунвальд. — Много пострадало?
— Погибли семеро, из них двое детишек, — мрачно сказал Вальдор. — Ещё пять лошадей твари успели разорвать. А раненых нет совсем.
— Моих не видел? — спросил Гунвальд, пытаясь отыскать фигурки своих жён среди снующих вдоль каравана женщин.
Вальдор вздохнул и крепко стиснул плечо друга.
— Тильда вон там. Она… она готовит посмертный обряд для твоей младшей.
Гунвальд медленно повернулся в указанном направлении и застыл. Там, куда показывал Вальдор, лежало растерзанное до неузнаваемости тело. Той, самой первой жертвы. Той, одного взгляда на которую Гунвальду хватило, чтобы понять — для неё жизненный путь окончен. И той, в которой он не узнал свою непоседливую юную жену — настолько изуродована она была.
— Фаля…
— Крепись, друг.
Гунвальд не пошёл к Тильде. Посмертный обряд приготовят и без него, а смотреть на куски тела, ещё недавно бывшего его женой, у каршарца просто не было сил. Гунвальд механически смыл с себя кровь, отыскал новую куртку — простую полотняную и совсем без заклёпок, натянул её и побрёл. Не куда-то конкретно, просто прочь от места, где лежали разорванные тела. Полчаса спустя он остановился, когда знакомый голос вывел его из состояния прострации.
— Давненько не виделись, — перед Гунвальдом возникла бородатая физиономия. — Где пропадал? Совсем старого друга забыл.
— Геронище, — слабо улыбнулся каршарец. — Здорово, долгополый!
— Когда это ты меня в рясе наблюдал в последний раз, а? — притворно возмутился бывший монах. — Я уже и забыл то время.
— Приветствую лучшего топорника всех времён и народов!
— Так-то лучше, — хмыкнул Герон, стискивая Гунвальда в объятиях. — Что с тобой, дружище, на тебе лица нет.
Гунвальд коротко рассказал о случившейся атаке тварей. Герон молча отодвинул в стороны мальчишек и девчонку, слушавших каршарца, залез в повозку и вскоре вылез, держа в руке флягу. Всё так же молчком он откупорил флягу и сунул её в руки друга.
— Это я виноват в её гибели, Герон, — Гунвальд отхлебнул, не чувствуя вкуса вина. — Я должен был понять, что Фалька сидит с больной ногой в повозке и не успеет убежать. И вместо того, чтобы защищать её, я ввязался в драку.
— Глупости говоришь, — неожиданно за спиной каршарца возникла женская фигура. — Остальные воины не успевали, и не ввяжись ты в схватку, эти твари порезали бы куда больше народа. Погибло бы не семеро, а много больше.
— Тилли, — Гунвальд поднял взгляд на жену. — Уже всё?
— Да, любимый. Фаля упокоилась вместе с остальными. Хорошо, что ты ушёл. Помни её такой, какая она была.
— Спи спокойно, Фаллита, дочь Шарога из клана Дракона! — Гунвальд поднялся. — Клянусь, если у меня родится дочь, я назову её в честь тебя!
Караван снова тронулся в путь. Гунвальд не стал возвращаться к повозке, которая везла невеликий скарб его семьи и в которой совсем недавно ехала живая и жизнерадостная Фаллита. Тильда коротко сказала, что её дом там, где муж, и осталась с Гунвальдом. Герон же был только рад обществу друга, хотя тот и не был расположен к разговорам.
Спустя два часа, когда солнце начало клониться к закату, Гунвальд очнулся от тяжких мыслей, заполонивших его голову. Из прострации его вывел истошный женский вопль. Нет, не женский. Детский, слишком уж тоненьким был голос. Гунвальд тут же подорвался, выхватывая на бегу меч, рядом затопотал Герон, держащий в руке топорик на длинной ручке — такой и рубит отлично, и метать его можно. Судя по всему, именно метать топор Герон и собирался.
— Наставник, наставник, у Стаськи опять приступ! — голосили пацаны, тщетно пытаясь удержать явно обезумевшую девочку.
До Гунвальда дошло, что никакого нападения — физического, во всяком случае, не было, и спрятал меч в ножны. Тильда хотела было сунуться к девочке, у которой на губах запузырилась пена, но Герон оттолкнул её и обнял дёргающееся в судорогах тельце.
— Стасья, милая, тише! — зашептал он ей на ухо. — Успокаивайся, всё хорошо. Скажи, дочка, что случилось? Что тебя так расстроило?
То ли воркование Герона оказало влияние, то ли девочка почувствовала себя защищённой в его могучих объятиях, но только она быстро успокоилась и перестала дёргаться.
— Он умирает, наставник, — глядя наставнику в глаза, сказала Стасья. — Прямо сейчас. Я… видела это.
И, спрятав лицо на груди Герона, вновь разрыдалась.
— Кто умирает, Геронище? О ком она? — удивился Гунвальд.
— Стасья каким-то образом может общаться с Единым, — коротко пояснил тот другу. — И чувствует его боль. И если она говорит, что Единый умирает прямо сейчас, значит…
— Значит, он действительно умирает, — Гунвальд свирепо почесал в затылке. — Нужно как можно быстрее сообщить об этом старейшинам. Да и вообще всем командирам.
— Старейшинам — понятно, а всех зачем лишний раз баламутить? — не понял Герон.
— Дубина ты, — беззлобно ругнул его Гунвальд. — Разве ты гроссмейстер Адельядо, который может точно рассказать, что станется с миром после гибели такого могущественного магического существа? Нам сейчас только паники в караване не хватает.
— Идите и расскажите, — Тильда решительно забрала плачущую девочку из рук Герона. — Нечего тут рассиживаться. А вы, — она посмотрела на трёх мальчишек, — быстро организуйте охрану сестрички. Один идёт позади повозки, а двое по бокам. И никого сюда не подпускайте.
То, что она назвала человеческую девочку сестрой вампирских пацанов, Тильду не смутило, как не смутило и их самих. Получив задание, мальчишки тут же достали из повозки оружие и с сосредоточенным видом зашагали рядом с повозкой. Озадачив всех, Тильда залезла в повозку, и принялась убаюкивать взволнованную девочку. Гунвальд дёрнул Герона за рукав куртки.
— Она и без нас тут управится. Давай, беги в голову каравана, а я к хвосту.
Топая сапожищами, Гунвальд мчался вдоль растянувшегося каравана, высматривая ближайший конный патруль. Наконец он увидел пятёрку всадников, ехавших в двухстах шагах в стороне и замахал руками. Командир пятёрки понял, что отчаянная жестикуляция относится к ним и направил коня к Гунвальду.
— Полумастер Долм, — осаживая коня, представился вампир. — Что случилось?
— Старший полумастер Гунвальд. Поступили сведения, что скоро может случиться нечто страшное.
— Чего? — несмотря на тёмные очки было понятно, что глаза вампира выпучились от удивления.
— Того! — рявкнул Гунвальд. — Единый вот-вот умрёт. А это значит, что все собранные им силы освободятся. Как думаешь, что после этого будет?
— Не знаю. Что?
— Будет большой «бум». Или очень большой. Короче: прикажи своим парням лететь к старшим командирам с этим известием. Они должны были составить план, как действовать в таком случае. Исполнять!
Вампир буркнул что-то неразборчивое и явно ругательное, но послушно развернул коня и ускакал. Вскоре трое всадников мчались вдоль каравана, а ещё двое отдалились в стороны — похоже, в поисках сопровождающих патрулей. Гунвальд проводил взглядом всадников и побрёл обратно. Конные быстрее донесут весть до старших командиров и старейшин, а всё, что ему теперь остаётся — это вернуться к Тильде. Жену он нашёл там же, где и оставил. Тильда крепко обнимала девочку и что-то тихо ей напевала. Гунвальд отметил насупленные и сосредоточенные физиономии мальчишек, с трёх сторон сопровождавших повозку, и мысленно усмехнулся. Молодец, Тильда, всех озадачила, все при деле, пусть даже и таком бестолковом, как охрана повозки от несуществующих противников.
— Герон не возвращался?
Получив отрицательный ответ, каршарец посмотрел на солнце — скоро время полуденной остановки. Вот во время неё старшие командиры и оповестят всех, что им надлежит делать, когда начнётся… Что именно начнётся, Гунвальд, честно говоря, и близко не представлял — он же не высший маг и даже не умудрённый жизнью патриарх. Но, как человек здравомыслящий, каршарец понимал, что гибель такого могущественного существа, как Единый, не пройдёт для мира бесследно. Главное, чтобы последствия не оказались слишком… слишком сильными, особенно для тех, кто находится не так уж и далеко от Запретного предела. Караван клана, конечно, уже преодолел приличное расстояние, но кто знает эти высшие магические дела? Вдруг рванёт так, что мало никому не покажется?
Занятый такими мыслями, Гунвальд чуть не пропустил возникновение первого грозного предупреждения. Лошади вдруг начали косить глазами и тревожно ржать. Возчики, правившие повозками, с криками и руганью принялись стегать кнутами тупых животных, которым что-то вдруг примерещилось. Гунвальд машинально отметил, что не одна лошадь и даже не две ведут себя столь странно, и вдруг понял, что это значит. Животные просто более чувствительны, и они уже услышали то, что людям и вампирам пока недоступно. Не теряя ни секунды, Гунвальд одним прыжком вскочил в повозку и сграбастал Тильду и девчонку, после чего выпрыгнул вместе с ними обратно.
— Началось! — крикнул он. — Прочь от повозок. Пацаны, все к Тильде! Тилли, бери детей и уходи подальше от каравана.
Ничего не понимающая Тильда пару секунд смотрела на взъерошенного мужа, но подчинилась, и, подхватив всю четвёрку, быстро зашагала прочь от каравана.
— Эй, вы там! Слышите, что вам сказали? Вылезайте из телег, да поживее! Все вылезайте!
Ехавшие в соседних повозках и телегах только недоумённо смотрели на вопящего каршарца, не торопясь выполнять его распоряжение.
— Да вылезайте же быстрее! — надрывался Гунвальд, бегая между телегами и вытаскивая пассажиров. — Не видите, что ли, что лошади вот-вот взбесятся?
Возчики тем временем пытались успокоить животных, но это у них не получалось. Лошади теперь не просто пугливо косили глазами туда, где за горизонтом остался Запретный предел, они уже начали рваться прочь, таща за собой телеги и повозки.
Неизвестно, сколь долго вопил бы каршарец, но тут степь озарилась ярчайшей вспышкой, словно где-то далеко и высоко на мгновение образовалось второе солнце. В той стороне, где был Запретный предел. Свет настоящего солнца даже как-то померк. Зелёно-жёлтая трава в момент вспышки словно выцвела, превратившись в чёрно-серую. Или это просто у Гунвальда на мгновение отказало зрение? Он, к счастью, стоял боком к источнику этого странного света, но даже так у него в глазах заплясали «зайчики». Вампирам, с их чувствительными глазами пришлось много хуже — не помогли даже замагиченные очки. Над караваном разнёсся многоголосый крик, когда вампирские мужчины и женщины получили такой неожиданный световой удар.
Лошади окончательно взбесились и начали рваться прочь. Возчики, дезориентированные ярчайшим световым ударом, ничего не могли сделать, и караван мгновенно превратился в мешанину из животных и переломанных и сцепившихся телег. Послышались крики боли — теперь уже не от странного света, а по вполне физическим причинам, когда люди и вампиры попадали под копыта взбесившихся коней или под колёса несущихся повозок.
Гунвальд, убедившись, что с Тильдой и детьми всё в порядке — те уже удалились на приличное расстояние, и никакая бегущая лошадь их не снесёт, ринулся помогать пострадавшим. Каршарец успел вытащить из-под развалин телеги двух женщин и оттащить их в сторону, когда степь накрыл гром. Звук был густым, мощным и внезапным — лично Гунвальд никогда ничего подобного не слышал, хотя за свои прожитые годы успел немало попутешествовать и повидать всякое. От звукового удара в голове каршарца сначала зазвенели тысячи колоколов, а потом слух пропал. Окружающее поплыло перед глазами. Однажды Гунвальда огрели по затылку оглоблей — теперь ощущения были очень схожие. Каршарец, шатаясь, как пьяный, всё же устоял на ногах и попытался понять, что происходит вокруг. Ну, насколько это возможно с пляшущими «зайчиками» в глазах и звенящей тишиной в ушах.
Впрочем, долго Гунвальду простоять не удалось. Земля под его ногами задрожала, как живая, а потом начала трястись так, что каршарец не устоял. Рухнув на карачки, Гунвальд ругался на Единого и всех прочих богов, которые не могут умереть по-человечески — тихо, спокойно и не причиняя прочим никакого вреда. Землетрясение, к счастью, продолжалось недолго, и вскоре каршарец смог подняться и оглядеться.
Вокруг него царило безумие. Лошади с вытаращенными глазами тащили за собой остатки разбитых повозок или просто оборванную упряжь, топча тех, кто оказался у них на пути. Вампиры оказались поголовно дезориентированными сначала световым, а потом и звуковым ударами — зрение и слух у них ведь куда чувствительнее человеческих. Даже воины, обычно соблюдающие железную дисциплину, сейчас ничего не могли сделать для своих соклановцев — они точно так же, как и гражданские, топтались на месте, закрыв лица руками, или просто опускались на землю, где и застывали в неподвижности. Впрочем, люди тоже пострадали, пусть и не столь сильно. Гунвальд отметил нескольких человек, как и он пытавшихся вытащить пострадавших из-под развалин повозок.
Прошло несколько минут, и хаос начал постепенно исчезать, уступая место какому-никакому, а порядку. Те, кто успел прийти в себя раньше других, оказывали помощь раненым. Но словно было мало обрушившихся на караван переселенцев испытаний, потому что над степью пронёсся порыв ветра, тут же перешедший в непрерывный поток воздуха, сбивающий с ног. Гунвальд не был щуплым задохликом, но его, словно тростинку, швырнуло и покатило по земле. Он изо всех сил вцепился в землю, чтобы притормозить, в результате только набрав две пригоршни травы.
Ураганный ветер прекратился столь же внезапно, как и начался. Гунвальд отплевался, протёр запорошённые пылью и мелким мусором глаза и заковылял в ту сторону, где должны были находиться Тильда с детьми. Вскоре он их нашёл — все пятеро лежали в низинке. Тильда, как клушка, пыталась обнять детей, а те, словно цыплята, прижимались к ней со всех сторон. Гунвальд осмотрел их, нашёл, что никто не ранен, и скомандовал:
— Подъём! — после чего помог подняться жене и ребятам.
— Что это было? — спросил один из пацанов.
— Это были последствия гибели Единого, — серьёзно ответил Гунвальд. — Надеюсь, других не будет. Хорошо, что мы были далеко от Запретного предела. Но и так каравану досталось. Когда теперь до Нового Григота доберёмся, даже не представляю. Тилли, бери девочку и ступай к каравану. А мы с парнями… Орлы, вы с лошадьми обращаться умеете? Ага, это хорошо. Тогда разбегаемся и отлавливаем всех, кого увидим. Как бы наши животины в зубы тем бешеным овцам не попали. Кстати, не дай боги увидите этих тварей, сразу бегом к каравану. Вам пока рано с этими монстрами сражаться. Всё поняли? Тогда, вперёд!
На то, чтобы собрать разбежавшихся в панике лошадей, чтобы перевязать раненых и починить транспорты, которые починке ещё подлежали, у григотцев ушло три дня. Часть перевозимых вещей пришлось бросить — их просто не на чем было везти. Ощутимо сократившийся в размерах караван ушёл на запад, оставив за собой горы тюков, которые, может быть, позже удастся доставить на новое место жительства. Пока же клан Дракона спасал самое ценное, что у него было — своих жителей.