Где я?

Глава 28

Добравшись до схрона, «цыплята», не сговариваясь, рванули внутрь помещения.

— Стоять! — мешая мат и воронежскую диалектическую лексику, заорал было Мельников, но Сафонова остановила его, дёрнув за лямки рюкзака. Сделала она это с такой силой, что Родион едва не свалился на пятую точку.

— Отстань от них, — спокойно сказала, глядя прямо в глаза, развернувшемуся от злости и негодования бойцу, — Они напуганы. Схрон для них уже стал привычным местом, где уютно и спокойно. Посидят полчасика и отойдут.

— Куда отойдут? — умеряя пыл, спросил Мельников, — В мир иной?

— Вот, что мне в тебе нравится, так это неубиваемое чувство юмора, — сказал Ломов, спрыгивая с водительского кресла, — Манюня, помоги Профу. Он, кажется, не может отстегнуть ремни безопасности. Сахраб, на крышу. Мониторинг с регулярным докладом. Лишай, лестница.

— Позволь, Пешня, высказать частное мнение? — неожиданно попросил Золотарёв.

— Валяй, — разрешил командир, — У нас централизованная демократия.

— Нам нельзя останавливаться. Проанализировав сложившуюся ситуацию, делаю вывод, что необходимо двигаться вперёд, как можно дальше от этого места. Геворкян, конечно, одержим своей наукой, но сейчас с ним согласен. Нам недвусмысленно намекнули, куда следует идти. А когда мы отказались, продемонстрировали свою мощь. Возможно, выполнив их требование, мы сохраним шансы вернуться домой живыми.

— Что-то у нас перебор с аналитиками, — по-стариковски проворчал Ломов, следя, как Ли ловко карабкается на «Лестницу в небо», используя прежние страховочные канаты.

— Пешня, не утрируй, — не унимался Тимофей, — Прекрасно знаешь, что я всего лишь в теле сантехника. Сознание принадлежит аналитику.

— Я, как раз, помню, что ты Иван, родства не помнящий, — осадил Ломов, недобро оглядывая бойца, — Твой донор работал в шоу-бизнесе и оценивал шансы на успех различных кинопроектов. Может, ещё что-то. По мнению наших экспертов, исследовавших платформы кинокритиков начала двадцать первого века, вдохновенно врал за деньги. У вас же была либеральная демократия, и свобода слова имела свою цену в денежном эквиваленте. Извини за прямоту, но твоим измышлениям доверять не могу. Другая обстановка.

— Не думаю, что тактика силового давления за сто лет сильно изменилась, — продолжал напирать Золотарёв, не замечая, что командир уже встал в оборонительную стойку, намереваясь отражать все выпады попаданца из прошлого. В переносном, конечно, смысле слова.

— Вот и не думай об этом, — посоветовал Ломов, — Ты как тогда понятия не имел о военной тактике, так и теперь мало в этом разбираешься.

— Аномалия в аномалии — это, безусловно, круто, — хлопнул по плечу товарища Мельников, — Но, извини, наш номер шестнадцатый. Бери больше, неси дальше, а в промежутках отстреливайся. Другого не дано.

— Отвали, Гизмо, — нервно дёрнул плечом Тимофей, стряхивая руку сослуживца, — Я, всего лишь, взываю к здравому смыслу.

— Он сейчас на горе вместе с раком. Бросают жребий, кому свистеть первым.

— Псы группируются в дугу по обе стороны от воздушного марева до городских окраин, — раздался доклад Равхана, — Предполагаю, что манёвр связан с предотвращением нашей попытки прорваться в обход аномалии.

— Подтверждаю, — завизировал слова коллеги Ли, — Только почему марево? Это больше похоже на горизонтальные помехи на экране монитора. Сбой видеокарты.

— Нет, Лишай, — возразил старлей, — Это скорее напоминает перекрёстную рябь. Знаешь, как на реке, когда колыхание от течения, пересекается сильным боковым ветром. Кто-нибудь может это объяснить? Предлагаю спросить наших учёных. Это явно физическое явление, а они как раз эксперты в данном вопросе.

— Хороший совет, Сахраб, — одобрил командир, — Тем более, что я видел совсем иное. Мы находились в одной телеге, Сахраб, и должны были видеть одно и тоже. Получается, аномалия сильно изменилась за последние полчаса.

— Эээээ… Командир? — неуверенно проговорил Равхан, — Прошу уточнения. Я видел именно то, что вижу сейчас. Изменений не наблюдаю.

Подсадивший разведчика на крышу Танк, вышел из схрона.

— Разреши по новой разжечь костёр, — обратился он к Ломову, — Немного дров осталось, а огонь действует успокаивающе на гражданских.

Сержант скривил губы в ухмылке и указал большим пальцем себе за спину, намекая, что обращается по совету Сафоновой.

Вместо ответа Ломов попросил своего зама:

— Манюня, опроси учёных об их впечатлениях от увиденного. Быстро!

После короткой переклички стало понятно, что никто ничего необычного не приметил. Геворкян молился, закрыв глаза и полностью вверив свою жизнь в руки солдат. Остальные смотрели под ноги, боясь споткнуться и упасть.

— Я тоже ничего определённого сказать не могу, — подвела итог капитан, — Не заостряла внимания на атмосферных спецэффектах. Полностью сконцентрировалась на задании: пресекать любые попытки нападения с правого фланга. Если помнишь, там десяток собак размером с телёнка в этот момент находилось.

— Аналогично, — поддержал коллегу Ли, — Аномалию увидел только сейчас, забравшись на лестницу. Не до того было. Прикрывал левый фланг. И у меня, представляешь, тоже собаки слюной исходили. В трёхстах метрах.

— Ни черта не понимаю! — выдохнул в замешательстве Ломов, — Как такое может быть?

— Манюня, в каком состоянии АК-47 и Проф в данный момент? — спросил Ломов, задумчиво теребя подбородок и отпустив Танка заниматься костром.

— Немного в шоке, но в целом вменяемы.

— Поговори с ними. Кто-то должен подняться на крышу и лично оценить степень опасности от возникшей аномалии.

— Я согласна, — выпалила Забелина, демонстрируя то ли самообладание, то ли готовность пожертвовать собой ради общего дела.

— Вы, Гейша, лингвист, — жёстко отклонил командир, — Ваше мнение мне не интересно.

— Послушайте, Дмитрий Дмитриевич! Если уж мы все вместе обделались, то миссию экспедиции можно признать проваленной. В этом случае предлагаю вернуться к нормальным именам, а не обращаться к людям по кличкам. Мне это неприятно.

Ломов помолчал, обдумывая предложение девушки, потом сказал:

— Есть устав и регламент. Пока мы представляем из себя боевую единицу внутри чужеродной локации, правила будут действовать неукоснительно. Если вы признали своё поражение и готовы сдаться врагу, я вынужден буду применить параграф семьдесят шесть. Вам понятно?

— Вы меня застрелите?

— Это крайняя мера, — смягчил тон Ломов, — Вас введут в транс и доставят в бункер принудительно. Это будет трудно, учитывая наличие у нас потерь, но мы справимся. Мои люди и бойцы СОБРа готовы сражаться до последнего солдата. А уже последний избавит вас от унизительного плена у аборигенов.

— Не слишком жёстко, командир? — тихо спросил Золотарёв, округляя глаза, — Мы не оккупанты. У нас гуманитарная миссия.

— Ты опять путаешь, Попаданец, причину и следствие. Это аномалия каким-то образом вторглась на территорию нашей страны. Мы, достаточно гуманно, пытаемся понять её структуру, обстоятельства возникновения и оценить степень опасности для Земли. С гуманитарной миссией это не имеет ничего общего. Гуманитарные миссии направляются в зоны катастроф, природных катаклизмов или районы, пострадавшие от боевых действий. Ты видел в кузове телеги контейнеры с гуманитарной помощью? Я тоже. Потому что их там нет. Мы осуществляем разведывательный рейд, а значит, внутри группы действует военная дисциплина. Ещё вопросы есть?

Черову показалось, что это был постановочный спектакль, с целью показать гражданским, как они должны себя вести. Такое частенько разыгрывали между собой ветераны «Песчаных Эф», желая ненавязчиво, на личном примере, показать норму поведения и избежать прецедентов в будущем. Однако, сейчас возмущение Тимофея выглядело слишком натуральным. Он реально не понимал, почему командир приказывает готовиться к обороне, вместо того, чтобы отступить и выполнить условия аборигенов. Черов объяснил это тем, что парень из другого времени и запутался в понятиях общественной морали, сравнивая со своей эпохой.

«Ничего, — подумал Денис, — Естественный интеллект тем и отличается от искусственного, что не имеет заданного алгоритма, а умеет приспосабливаться к любой ситуации. Сейчас Тим прокрутит ещё раз в голове весь расклад и сделает правильный вывод. Иначе быть не может. Мы представляем здесь не себя, а всё человечество. Если дрогнем, то местные сделают вывод, что нами можно манипулировать. Навязывать то, что неприемлемо для людей. В будущих переговорах это сыграет ключевую роль.»

Между тем, Сафонова вкрадчиво, без давления и понукания разговаривала с физиками. Можно, конечно, спросить о готовности по рации, но Ломову было важно, чтобы капитан, как психолог, оценила моральное состояние учёных визуально. Человек может находиться на грани приступа панической атаки, но в микрофон машинально ответить, что с ним всё нормально и он готов. Какой от него прок? Тревога усилится и он в ужасе сиганёт с крыши.

— Проф готов, — лаконично доложила Сафонова.

— Давайте пойду я! — неожиданно воскликнул Хачатурян, — У меня ещё нет степени, но кандидатский минимум я защитил два года назад. Я тоже физик. И гораздо моложе!

— Молодой человек! — отозвался Геворкян, — Попрекать возрастом — это низко. Ты ещё незрелый юнец. Роди сначала сына, а потом рискуй собой сколько заблагорассудится.

Ломов возражать не стал и, войдя в схрон, дал отмашку Танку. Первым встав на подставку из крепких рук здоровяка. Затем сержант подсадил профессора, а командир помог ему забраться на крышу.

Песок вокруг пролома в панели перекрытия сильно утоптали, образовав дорожки к местам наблюдения, напоминающие солнечные лучики на детских рисунках.

— Не высовывайся, Проф, — предупредил Ломов, одной рукой прижимая тело физика к реголиту, другой указывая направление для движения.

— Предлагаю сменить концепцию, — заявил Геворкян не двигаясь, — Стар я, чтобы ползать по крышам.

— Что сменить? — не понял Ломов.

— Не знаю, как это у вас, военных, называется, но глупо прятаться. Ведь стрелять в нас никто не собирается. Так? Они думают, что напугали нас, заставив в панике бежать и прятаться. Так? Давайте покажем им, что не испытываем страха. Открыто подойдём к парапету и начнём нагло разглядывать в бинокль, будто это не армия противника, а ножки балерин в Большом театре. Я слышал в кино, что если вывести из себя противника, то он начнёт совершать ошибки.

— Это работает только в кино, но подход мне нравится.

Ломов встал сам и помог подняться профессору. К парапету они подошли прогулочным шагом, после чего командир передал свою оптику Геворкяну.

— Ну, что думаете, Проф?

Самвел Каренович неприлично долго разглядывал в бинокль тёмное пятно, висящее в полуметре от края бархана, словно это действительно была ножка танцовщицы. Затем опустил и, восторженно глядя на Ломова, прошептал:

— Это глаз змеи. Клянусь яйцами Бредли, такое видел только на кадрах с дифракторной решётки в камере телепорта.

— При чём здесь мошонка какого-то физика? Объяснитесь, Проф!

— По всем нашим прикидкам, подобная локация может перенесена только через квантовое туннелирование. Это не физический объект, который можно разложить на атомы, а потом собрать в другом конце Солнечной системы используя эффект квантовой запутанности. Поверьте мне, на сегодняшний день по другому невозможно! Но то, что я вижу перед собой, указывает именно на колебательную мембрану начала волны, вхождение в которую осуществит наш перенос в пространстве-времени.

— Полегче, Проф! — предупредил Ломов, — Если хотите, чтобы я вас понял, возвращайтесь к нормальному языку. Чем это нам грозит?

— Понятия не имею, — восхищённо прошептал Геворкян, превращаясь в экзальтированную даму, допущенную до тела своего кумира, — Подобное видел только в стационарных камерах силовых ускорителей. Я не представляю, как такое можно создать в атмосфере. Без оборудования, инерционной блокады и силовых генераторов. Сейчас пытаюсь вспомнить все подходящие гипотезы, блуждающие в мировой научной среде. У нас, как и везде, альтернативно одарённых гениев хватает. Порой такое предлагают… создавая безумные теории по квантовой телепортации. Ничего не могу припомнить. Никто даже теоретически не рассматривал атмосферу, как полигон для возмущения волнового поля. Мы либо идём не тем путём, либо зациклились на матричной механике, необходимой для изменения координат объекта. Мы в упор не видим других перспектив! А они их просчитали и создали естественный телепорт! Это вызывает у меня восторг и трепет!

— Держите себя в руках, Проф! Мы не на международной конференции с чествованием лауреатов, — сквозь зубы попросил Ломов, пнув в бок Сахраба, лежащего возле парапета, — Ты чего-нибудь понял?

— Если это оружие, то предлагаю ударить по нему термобарическим зарядом.

— Ничего не выйдет, — счастливо улыбаясь, будто пациент психушки, заявил Геворкян, — Поле просто поглотит заряд и разложит на элементарные частицы.

— Что же предлагаете, Проф?

— Может моим мнением поинтересуешься, Пешня? — спросил Ли, добавив в голос щедрую порцию иронии, — Это моя епархия. Я два месяца выслушивал лекции этих умников, прежде чем начальство утвердило мою кандидатуру. Забыл, с какой целью меня прикрепили к команде?

— И каково же твоё мнение? — ничем не выдав волнения по поводу своей внезапной амнезии, поинтересовался Ломов.

— Это бред, — безапелляционно заявил азиат со своего НП, — Я не про терминологию, технологию и гипотезы. Предлагаю остановиться на версии наведённой галлюцинации.

— В каком смысле? — не понял Ломов.

— Логика, командир, логика. Отбрось восторженные речи Профа и сконцентрируйся на том, что видишь сам. Опиши то, что наблюдаешь.

— Тёмный овал, — начал Ломов, — Очень ровный. Похож на зеркало. Знаешь, моя жена купила такое на Авито. На подставке, но крутится во всех направлениях. И по горизонтали, и по вертикали. Бриться удобно. Тут ещё по контуру периодически возникают вспышки. Одни похожи на электрические разряды от перебитого кабеля, другие на сварочную дугу.

— Я видел изображение «Глаза змеи» в отчётах для КРБ. Изображение с дифракторной решётки действительно напоминает глаз пресмыкающегося с вертикальным зрачком. А теперь сравни с тем, что видишь сам. Разве есть что-то общее?

— Я вообще наблюдаю, будто воздух потёк, как вода, а перпендикулярно дует ветер, дробя волны, — задумчиво проговорил Сахраб, отрываясь от бинокля, — Без оптики тоже самое, только мутновато из-за расстояния. Хорошо было бы посмотреть на эту хрень в цифровой бинокль, с нормальным зумом и прочей приблудой. Линзы не дают нужной чёткости.

— Согласен, — кивнул Ломов, перемещая взгляд с аномалии на профессора и, через Равхана, обратно, — Другими словами, Лишай, ты намекаешь, что это такой же мираж, как и тот, что мы наблюдали в начале похода?

— Именно, — подтвердил Ли, — Мы тогда не пришли к однозначному выводу, но согласились, что объект искусственного происхождения. Возможно, наведённая проекция.

— Они нас за дураков что ли держат? — возмутился Равхан, — Считают, будто не сможем провести аналогию и не допетрим, что нам показывают диафильмы?

— Если твой вывод верен, то есть логическое объяснение, — вклинился в разговор Черов.

— Давай, опер, не тяни сестричку за косичку, — подстегнул Ломов, — В отличие от киноведа, тебя я испытал в деле.

— Если это не просчёт и не наша ошибка, то напрашивается единственный вывод: мираж города нам показывали одни, а данная проекция дело рук других. Причём, технологии этих более продвинутые. Там мы все видели одно и тоже. Здесь каждый видит что-то своё. Разрешите подняться на крышу и взглянуть лично? Чем больше участников эксперимента, тем ценнее результат.

— Отставить, Нестор! — приказал командир, — Ты стоял в телеге, а не бегал, глядя себе под ноги. Хочешь сказать, что ничего не видел?

— Никак нет, Пешня. Что-то я определённо видел, но значения не придал. Я в оптику смотрел. Высматривал цель. Когда ты дал заднюю, переключился на собак.

— Вот и не забивай себе голову. Хватит с тебя экспериментов.