Где я?

Глава 2

После такого тоста Черов окончательно проснулся и даже попытался высказать возникшую в голове догадку. Впрочем, заговорили все.

— Мы подопытные! Я так и думал! — воскликнул Черов, обрадовавшись, что не он один видит подвох в предстоящей операции.

— А ты говорил, что я «отмычка»! — отвесил Денису подзатыльник Мельников.

— Что не так с бункером? — задал разумный вопрос Ломов, только для вида пригубивший виски.

— За шесть месяцев вы не нашли дверь, которую я должен открыть? — возмутился Тимофей, единственный из группы, верящий в силу науки.

— Значит транспондера в бункере нет? — сделал вывод Лишай и, поддев вилкой тонкий ломтик сёмги, принялся разглядывать его на свет.

— Песчаных червей тоже не нашли? — загрустил Сахраб и, как истинный мусульманин, долго проживающий в России, перекрестил рюмку, прежде чем выпить.

— Каких червей, любезный? — опешил Зорин, потеряв нить беседы, — Вы думаете, что в бункере снимается восемнадцатый сезон «Дюны»?

— Молчать! — грохнул кулаком по столешнице Ломов, сразу показав, кто в каптёрке хозяин, — Вы, уважаемый член корреспондента, пришли плакаться или вести конструктивный диалог?

— Я устал, — признался Георгий Львович.

Поник, вжав голову в плечи, словно рык прапорщика заставил его почувствовать себя пресловутой лабораторной мышкой. Только глаза с надеждой косились на распорядителя стола. Однако, в глубине души Гизмо таился садист. Он быстро смекнул, что потакать гостю — это путь в бесцельному пьянству. Такого себе не позволяли даже алкаши в забегаловках Отрадного. Пить, утверждали они, можно сколько угодно, но с тостами, достоинством и расстановкой.

— За что пьём? — злоупотребляя властью, возложенной на него обществом, ехидно поинтересовался Мельников, играя крышкой по резьбе бутылки.

Зорин нервно сглотнул, понимая, что надежды на беззаботную попойку рухнули. Лабораторные мыши не желали подчиняться великому учёному, а требовали отчёта.

— Мы в тупике, — промямлил Зорин.

— Это понятно, — понизив голос до приемлемого за столом уровня, сказал Ломов, — Попытаюсь кратко и доступно донести до вас нашу позицию. Здесь казарма. Мы военные люди. Если в ваших научных кругах бытует мнение, будто мы дегенераты, с отбитой напрочь башкой, то уверяю, это не так. Пессимизм и раздолбайство здесь запрещены уставом, потому как ведут к снижению боевого духа. Если желаете бухать, размазывая по щекам сопли от собственной беспомощности и получать сочувствие, в виде ответных дружеских похлопываний по плечу, забирайте пойло и дуйте к себе в коттедж. У вас полно коллег и даже горничная с поваром. Они вам и посочувствуют, и утешат. Если рассчитываете получить от нас помощь, изложите суть проблемы. Не знаете с чего начать? Начните с главного. Вам удалось классифицировать аномалию?

— Вы не понимаете! — вскинулся учёный, словно услышал какую-то глупость, — Чтобы классифицировать что-то… Местность, предмет или явление, нужно в первую очередь определить к какой группе это относится. Для этого, прежде всего, необходимо выявить главные отличительные признаки и сравнить их с имеющимися у других объектов. Нам не с чем сравнивать! Эта аномалия не имеет аналогов на Земле!

— Она внеземного происхождения? — задал уточняющий вопрос Ломов, предварительно кивнув Гизмо.

Тот хмыкнул и принялся развивать виски по стаканам.

— Ну, за аномалию! — провозгласил Родион, ловя на себе осуждающие взгляды сослуживцев.

Только он знал, что застрявший в горле академика ответ, без смазки не сдвинуть.

Все настороженно чокнулись рюмками и едва пригубили напиток. Кроме Георгия Львовича. Тот жадно вылакал содержимое и, поставив стакан, подпёр кулаком щёку.

— Вас совсем не информируют о ходе исследований?

— Не считают нужным, — признался прапорщик, — А вы часто делитесь с лабораторными мышами своими планами? Может, рассказываете им о предстоящих экспериментах, в которых будете расщеплять их на атомы, пытаясь телепортировать на Марс?

— Печально, — заявил Зорин, уловив смысл шутки, — Я не знал.

— Вы закусывайте, профессор! — напомнила Мария, заботливо пододвигая гостю тарелку с сыром.

— Я — академик, сударыня! — то ли похвалился, то ли возмутился Георгий Львович, — Третий в истории академии наук!

— Вот бы ни за что не догадалась! — притворно всплеснула руками Мария, — Такой молодой мужчинка и уже академик!

— Говорю же, третий! Самым молодым, пожалуй, можно считать Гамова. Он в двадцать восемь стал членом-корреспондентом. Но в 1933 сбежал за границу. Второй, конечно, Сахаров. Андрей Дмитриевич стал академиком в тридцать два. А вашему покорному слуге присвоили сие звание в тридцать пять.

— Вот и прекрасный повод выпить! — провозгласил Гизмо, вновь разливая виски.

В этот раз он наполнил Зорину всего половину рюмки, а остальным только звякнул краем горлышка по ободку стакана.

— Значит, аналогов не нашли? — вернулся к вопросу Ломов, дождавшись когда академик прожуёт два ломтика сыра, заботливо засунутые ему в рот Сафоновой, — А как же порталы Геленджика?

— Ох, голубчик, что вы в самом деле, — отмахнулся Георгий Львович, — Вы о дольменах в ущелье реки Жане? Помилуйте, это естественные подпространственные проходы. Наши далёкие предки обладали исключительным чутьём и отмечали точки входа культовыми строениями. Они действуют исключительно в пределах земной географии и физики. Никаких отклонений. А здесь какая-то патология. Получается, что гермозатвор шлюзовой камеры является входом в иной мир, очень сходный с нашим по основным компонентам. Например, минералоги и геммологи в один голос утверждают, что грунт абсолютно идентичен земному. Разница только во влиянии внешних условий. Верхний слой подвергся воздействию высоких температур и напоминает раздробленные фульгуриты или агглютинаты реголита. Нечто подобное, археологи встречали в Индии. Так, например, в районе древнего города Мохенджо — Даро анализы грунта показали схожий результат. В древних книгах Махабхарата и Рамаяна даже имеются описания ядерной войны, произошедшей в Индии более двадцати тысяч лет назад. Но мы же учёные! Мы не станем верить легендам и мифам необразованных народов.

— Значит, учитывая наличие радиации, можно предположить, что в том мире, куда выводит портал, произошла ядерная война? — тактично, но с нажимом спросил Ломов, приобняв Зорина за плечи, чтобы тот не мог отвертеться и увильнуть от ответа.

— Помилуйте, голубчик! Ну, какая ядерная война? Ну, с чего вы это взяли? Ещё скажите, будто шлюзовая камера — это вход в параллельный мир. Полнейшая глупость! Мой коллега, профессор Геворкян, пытается навязать такую же точку зрения. Но это полнейшая чушь! Он такой же выдумщик, как ваш товарищ, спрашивающий о песчаных червях! Это типичная аллюзия! Когда, не сумев объяснить модель аномалии, начинаешь встраивать увиденное, соотнося его с каким-то известным вам событием из фильма или книги. Это профанация науки!

— Так мы никуда не приедем, — посетовал Лишай с истинно дальневосточной мудростью и отобрал бутылку у Мельникова.

Затем взял рюмку Зорина, перевернул донышком вверх и потряс.

— Вы согласны, Георгий Львович, что стакан сейчас пуст? — на полном серьёзе спросил он, ставя рюмку перед учёным.

— Это убогая философия, якобы призванная определить мироощущение человека. Её используют психиатры, а не физики с академическим образованием.

— Тем не менее, ответьте, — продолжил настаивать Лишай.

— В глазах человека, пришедшего выпить с соратниками, стакан пуст, — сказал Зорин и тут же, улыбнувшись, добавил, — А в глазах учёного он наполнен воздухом, ибо пустота синоним вакуума.

— Вот! — похвалил контрразведчик, наполняя стакан наполовину вискарём, — А теперь?

— Послушайте, любезный, я не понимаю ваших намёков! — вспылил гость, — Ждёте, что я, уподобляясь пессимистам, скажу, что что стакан наполовину пуст? Не дождётесь! Я — рационалист! И как прагматик скажу, что не знаю объёма налитого виски. Если вы без мензурки плеснули ровно двадцать пять миллилитров, то передо мной пол стакана. С другой стороны я не биолог, чтобы определить пол стакана, поскольку не видно ни первичных, ни вторичных половых признаков. Мало ли с каким гендером идентифицирует себя стакан!

— А вы, оказывается, юморист, — рассмеялся Ломов, — Я сейчас объясню. Лишай, поставь свою рюмку рядом с рюмкой гостя. Видите? Его стакан визуально пуст. Как и наши представления о возникшей в бывшей нейролаборатории зоне. Давайте договоримся. Вы наполняете наши стаканы знаниями об аномалии, а мы наполняем ваш стакан отличным пойлом из Ирландии. Как вам сделка?

Академик шмыгнул носом, будто подросток, которого обманули с мороженым, поскрёб кадык, прикидывая уровень ответственности за разглашение секретов и, смирившись с потерей авторитета, махнул рукой.

— Объясните мне, только честно, почему вы верите своему руководству и упорно продолжаете готовиться к рейду в Зону? От вас же скрывают правду! Ни один нормальный человек не будет доверять кому-либо на таких условиях.

— Дело совсем не в доверии. Это весьма субъективное чувство. Мы твёрдо убеждены, что нас не кинут в пекло наобум. Да, там может быть опасно. Скорее всего так и будет, но руководство просчитает все риски и доведёт до нас все возможности их избежать. Именно поэтому мы ещё в лагере, а не внутри аномалии. Доходчиво?

Академик задумался. Ломов подмигнул Родиону и тот быстро наполнил все рюмки до краёв.

— Предлагаю выпить за паритет в наших отношениях! — прапорщик встал, протягивая рюмку в направлении гостя.

Остальные тоже поднялись, почувствовав серьёзность момента. Георгий Львович крякнул, аккуратно чокнулся со всеми по очереди и выпил свою порцию. Никто не увиливал и тоже опорожнили рюмки до дна. Здесь вопрос принципиальный. Оставлять, хотя бы каплю виски, значило замышлять коварство супротив партнёра. Это понял даже далёкий от мирских дел учёный.

— Я думал, что вы идеалисты и легко примите мои суждения, — огорчённо проговорился гость.

— Перефразирую для всех, — вмешалась Сафонова, — Наш дорогой учёный думал, что мы тупые бараны и легко пойдём за новым вожаком. Нет, Георгий Львович. Похоже, наше руководство также не доверяет вам и не торопится отдавать приказ.

— Что вы хотите знать? — окончательно сдался Зорин.

— Ну, вот! — обрадовался Лишай, — Совсем другой разговор. Какой диаметр Зоны?

— Про диаметр нет смысла говорить. Это скорее объём.

— Другими словами, аномалия представляет собой некую полусферу?

— Скорее всего полноценную сферу. Профессор Геворкян предложил термин «пузырь», поскольку мы не в состоянии определить точные границы. Он считает, что образование дышит, периодически то расширяясь, то сжимаясь.

— Объясните, — потребовал Ломов.

— Как? У нас не было возможности провести точные измерения, а без этого наука превращается в метафизику, базируясь на допущениях и теориях.

— Значит правда, что техника сбоит, выдавая неверные данные?

— Не совсем так. Сбоит электроника. Аналоговые приборы показывают достаточно точные результаты. Проблема в другом. Мы не можем протащить в Зону, скажем, полноценную буровую установку, чтобы определить общую толщину грунта. Вы были внутри и видели размеры гермозатвора. Теоретически, конечно, можно разобрать вышку на элементы и собрать внутри как конструктор, но это безумно долго, дорого и нет гарантии, что сфера не схлопнется при попытке бурения. Так же нет возможности запустить вверх полноценную ракету. По тем же причинам. Те, что запускали, достигали границы тропосферы и выходили в стратосферу…, но это не точно. Только на основании визуального наблюдения в обычный оптический телескоп. Дроны, поднимаясь на высоту порядка двухсот метров, теряли связь с оператором и падали обратно.

— А на сколько километров простилается Зона от шлюзовой камеры?

— Здесь как обычно. Двадцать-тридцать километров. Пробовали поднять телескоп на вышку, собранную из подручных материалов, расстояние увеличилось до пятидесяти. Но это предел, связанный с естественным искривлением земной поверхности. Возможно, по мнению профессора Геворкяна, шлюз выводит на аналог нашей планеты, где когда-то в прошлом, произошла ядерная война. Моё мнение, что Зона представляет собой квантовый скачок во времени. Мы видим будущее. Вероятно, после ядерного армагеддона. Не войны между странами, а следствие солнечной активности. Вы же понимаете, что Солнце не вечно. Оно относится к категории жёлтых карликов и со временем превратится в красного гиганта. Поглотит Меркурий, Венеру и нас. Растопит ледяные планеты на краю Солнечной системы… Печально, конечно, но это неминуемо случится… Не завтра, а лет эдак через пять миллиардов. К сожалению, пока не нашли каких-либо подтверждений ни его, ни моей теории.

— То есть мы имеем дело с временным порталом?

— Таково моё мнение. Профессор Геворкян считает иначе.

— Хорошо, — кивнул Ломов, — Оставим физику. Рассмотрим вопрос с точки зрения обывателя. Совершить пеший переход вглубь зоны возможно?

— В том-то и дело! Не вижу препятствий. Внедорожник или вездеход внутрь не пропихнуть, но лёгкое багги или кроссовый мотоцикл, вполне. Даже обычная механическая тележка подойдёт, чтобы поклажу на себе не тащить.

— Двигатель бензиновый?

— Не обязательно. Абсолютно любой. Хоть паровой. Мы запускали БПЛА. Эксперименты указывают, что электродвигатели работают в нормальном режиме. Вот только связь пропадает на удалении более трёхсот метров.

— Из-за радиации?

— А чем она может помешать радиосигналу? С Луной, с Марсом, со спутниками у нас устойчивая связь. А уж в космосе радиации полно. Что-то другое. Напоминает работу РЭБ, но системы постановки радиопомех легко определить, вычислить источник и заглушить. Мы даже пытались устанавливать на датчики защиту. Не получилось полностью обезопасить приборы. Дальность работы увеличилась, но любая электроника постепенно выходит из строя. Причём это не направленный сигнал. Что-то в самой атмосфере влияет на электронные связи внутри приборов.

Ломов кивнул Гизмо и тот наполнил стаканы.

— За удачу в познании нового мира! — предложил Черов, распрощавшись с остатками дремоты и получив дозу адреналина от рассказа академика.

После того как все выпили, Ломов поинтересовался:

— В общих чертах ситуация понятна. Как и ваше нетерпение. У меня вызывает недоумение только одно: зачем вам мы? Проводить вглубь Зоны, чтобы вы собрали коллекцию минералов? Какие-то признаки жизни в этой аномалии есть?

— Более чем, — заявил Зорин, забрав с тарелки последние ломтики сыра, — Жизнь, во всём её многообразии, с поправкой на перенесённую Землёй катастрофу. Я бы сказал, что мы получили уникальную возможность воочию наблюдать последствия природного постапокалипсиса.

— Стоп! — Ломов прервал очередной поток пропагандистских лозунгов, — Мы договаривались о конкретике. Что тараканы перенесут ядерную катастрофу знают даже дети, а меня интересуют детали и подробности. Крупные млекопитающие имеются? На сколько живые существа мутировали?

— Понимаете, — вновь замялся учёный, — Это, как раз, и является наибольшим секретом. Разглашение подобной информации строжайше запрещено.

— Дорогой, Георгий Львович, — ласково проворковала Мария, поглаживая академика по сгибу локтя, — Вы уже сказали А, так что наберитесь смелости и произнесите Б.

Мельников, оценив важность момента и не дожидаясь подсказки прапорщика, мгновенно наполнил рюмки. Затем метнулся к холодильнику. С щедростью гостеприимного хозяина, выгреб из него вакуумные упаковки с белорусским хамоном и вологодским пармезаном. Банку маринованных опят и пластиковый контейнер с малосольными огурчиками. Следом, величественным жестом сомелье самого элитного ресторана, продемонстрировал две запотевшие бутылки пива.

— Бог с ними, с животными, — обречённо беря стакан, вздохнул Зорин, — В аномалии живут люди.