— Что у нас в противоположном направлении? — пробурчал себе под нос Ломов, доставая и разворачивая на столе ламинированную карту местности, — Выйдем где-то посередине, между шахтами копателей и стойбищем кочевников. Бессмыслица какая-то.
Закончивший утренний моцион профессор приблизился к командиру, но не сел, а склонился, заглядывая в схему поверх плеча.
— Согласен с вами, Дмитрий Дмитриевич. Мы же пришли ранее к выводу, что собаки принадлежат копателям. Так? Следовательно, нужно двигаться в сторону отвалов. Уверен, что за ними обосновался временный городок шахтёров. Отсюда не видно, но предполагаю, что он представляет собой некое подобие земных поселений буровиков или геологоразведчиков. Работа осуществляется вахтовым методом. Смена живёт в бытовках или хорошо оборудованных землянках. Отработали пару месяцев и ротация. Думаю, нам туда.
— Мы прошли пятьдесят два километра, — вслух рассуждал Ломов, — До объекта «Шахты» ещё тридцать семь. До стойбища восемьдесят девять. Изначально мы должны были пройти тот же маршрут. Бегло осмотреться и вернуться в исходную точку. Я не верю в совпадения. Произошла либо утечка информации из штаба, либо…
— Либо наши аналитики правильно рассчитали маршрут рейда, — нагло перебил Геворкян, имеющий по табелю о рангах чин генерала запаса, — Решайся, командир! Прорваться через собачий кордон и вернуться назад, имея на руках только слухи и предположения, не великий подвиг. У нас реальный шанс вступить в контакт с одной из местных группировок. Это будет огромный прорыв в понимании и структуры Зоны, и расстановки сил.
— В вас говорит азарт исследователя, — покачал головой Ломов, — Хочу напомнить, что у нас минус три. Один двухсотый и два трёхсотых. С таким балластом продолжать разведку считаю нецелесообразно.
— Помните, вчера, когда Лишай хотел спуститься вглубь здания, вы пообещали ему, что в случае гибели, зароете в песок и оставите маячок, чтобы труп подобрала другая экспедиция? Понимаю, что это было сказано в сердцах, в минуту негативного порыва, но мы можем точно так же поступить с телом Данияра Артуровича. Наши писарчуки зафиксируют в журнале, что всё произошло с моего одобрения. Остальные подтвердят. Я правильно говорю, Георгий Львович?
Профессор обратился к Зорину, официально считавшемуся главой учёных, желая привлечь на свою сторону как можно больше авторитетов. Тот что-то промычал, то ли ещё не проснувшись, то ли не желая брать на себя такую ответственность.
— Мария Андреевна, голубушка, дайте академику какой-нибудь энергетик, чтобы наш главнокомандующий пришёл наконец в чувство, — вежливо обратился Геворкян, но все уловили, какая уничижительная насмешка прозвучала в его просьбе.
Сафонова не ответила, и профессор переключил внимание снова на Ломова.
— Я понимаю, что вас никто не осудит, если вы выведете отряд обратно к Бункеру. В любом случае у криминалистов, медиков и психологов будет масса работы на ближайший год. Аналитики вконец сломают голову, пытаясь встроить наши изыскания в существующую гипотезу. Следовательно, перспектива повторной экспедиции отдалится лет на пять, пока кто-то наверху не найдёт в себе смелости взять ответственность за риск. Всё так и будет, если мы не получим железобетонные данные, доказывающие безопасность повторного рейда в Зону. Мы сейчас здесь. Внутри локации и можем принимать решения самостоятельно. Мы сейчас демиурги, создающие реальность для будущих поколений! Вы же не бюрократ, Дмитрий Дмитриевич? От вашего решения зависит будущее проекта!
— Моя задача — обеспечить безопасность и вернуть всех живыми, — быстро сказал Ломов, но в голосе явственно ощущались нотки сомнений.
— Хотите, мы проведём референдум? — продолжал давить Геворкян, — Нас мало. Каждый сможет высказать своё мнение и проголосовать за один из вариантов. Предложений два. Либо прорываемся с боем к Бункеру, либо продолжаем рейд, согласно установленного маршрута. Даёте добро?
Почувствовав внутренние терзания командира, слово взяла Сафонова.
— Я понимаю ваш энтузиазм, Проф. Хотите почувствовать себя в шкуре первооткрывателя? Вроде Джеймса Кука? Высадиться на острова Полинезии и осенить туземцев благодатью своего присутствия? Не забывайте, что аборигены съели Кука.
— Вы что-то путаете, милочка! — засмеялся Геворкян, — Капитана Кука никто не кушал. Он погиб на Гавайских островах, решив поучаствовать в местной войнушке.
— Это вы путаете, проф! Вы предлагаете нам поучаствовать в местном конфликте, забывая, что нас ждёт в итоге. Мы не имеем права вмешиваться, нарушая паритет сил в пользу одной из сторон. Наше мнение может оказаться предвзятым, что изменит ход истории. Вы проснулись и внезапно почувствовали себя Богом? Или, начитавшись либеральной белиберды, захотели стать прогрессором?
— Единственное, что я чувствую, — это антипатию к моему предложению. В вас, милочка, говорит инстинкт самосохранения. Взгляните на ситуацию с точки зрения науки.
— Прежде всего, я вам не милочка, а капитан внутренней разведки. Моя подготовка указывает на недопустимость необдуманного вмешательства в местные разборки. У нас нет сведений о сторонах конфликта. Мы не знаем их целей. У нас нет возможности анализировать происходящее. Голосование считаю бесполезным. Во-первых, вас меньшинство, во-вторых, у нас не демократия. Призоры такие же военные, как и мы. У них есть свой командир и свой приказ, выполнять который они обязаны. И обращайтесь ко мне согласно установленной формы.
— Извините, Мария Андре… эээээ… Манюня, я не хотел вас обидеть…
Геворкяну не дал закончить фразу Танк.
— Пешня, разреши обратиться?
— Обращайся, — взяв себя в руки, сказал Ломов.
— Бойцы СОБРа закончили чистку своего оружия, — сержант приблизился к командиру, нависнув над профессором как утёс над пляжем, — Сейчас соберу пукалки учёных и дам команду почистить их. Разрешите выполнять?
Сержант намеренно напомнил всем, что он и его люди, являются бойцами спецподразделения, а не какими-то цириками из службы исполнения приказаний.
— Разрешаю!
— Гражданин Геворкян, предъявите закреплённое за вами ружьё «Сайгак».
Заглядывающий, через плечо Ломова в карту, профессор вздрогнул и боком выбрался из-под утёса.
— Следуйте за мной, Танк. Я покажу, где ружья научного состава.
Собрав оружие из отдельной пирамиды, Танк вернулся и вывалил дробовики на край стола.
— Разбирайте, — скомандовал он своим бойцам.
— Личное тоже не забудьте, — напомнил Ломов, доставая из нагрудной кобуры «Ворон». Затем отстегнул с бедра тяжёлый «СТ» седьмой модели, созданный исключительно для комсостава, и приступил к более ювелирной работе.
Геворкян к столу не вернулся. Сначала попробовал растормошить своего вечного оппонента Зорина, но тот категорически отказался вступать в альянс с профессором. Он ещё был под впечатлением смерти Савостина и понимал, что по возвращении с него спросят за гибель минералога. Спросят, конечно, со всех. Прежде всего с командира «Песчаных Эф», однако Савостин был в непосредственном подчинении его, Зорина, и то, что он недосмотрел, обязательно аукнется.
Потом Геворкян попытался уязвить академика, вызвав на научный спор. Видимо, профессор решил, что на этой почве самолюбие Зорина восстанет и стряхнёт с себя апатию, замешанную на чувстве вины.
Этот манёвр тоже не сработал, и профессор уселся на свой коврик, демонстративно отвернувшись от всех.
В половине седьмого Забелина заёрзала на своём месте, с недоумением разглядывая сопящих от напряжения мужчин. Видя, что её возня никого не привлекла, поинтересовалась:
— Мы завтракать сегодня собираемся? Если все заняты, могу сама приготовить чего-нибудь вкусненького. Дмитрий и Вазген помогут. Да, мальчики?
— Отставить! — тихо, но внушительно произнёс Ломов, — Сейчас закончим и Манюня выдаст каждому по протеиновому батончику. Запьёте тонизирующим травяным сбором, с небольшим химическим ингридиентом. Для снятия тревоги и придания мышцам нужного тонуса.
— Пендалин называется! — раздался в динамиках хохот Мельникова.
Хохмачу надоело молчать и он решил напомнить о своём существовании.
— Отставить, Гизмо! Соблюдать режим радиомолчания.
— Командир! — дурашливо захныкал Родион, — Вы же не хотите, чтобы мой ствол заклинило в бою? Готов принять чистый и смазанный, а свой передать на клининг в ваши опытные руки.
Ломов улыбнулся и сказал:
— Попаданец, Лишай, приготовиться к приёму смены.
Затем повернулся к Танку.
— Выбери двух бойцов. Пусть лезут на крышу и наблюдают за обстановкой.
Танк кивнул. Указал на Кинолога и Бродягу. Затем присел под проломом и сцепил ладони в замок. Оба призора, получив ускорения снизу, оказались подхваченными с крыши и вскоре, под уползающими в точки наблюдения телами, зашуршал песок.
Сверху свесилась голова Ли Шаня. Осмотрелась, рассчитывая траекторию спуска, чтобы не задеть никого в помещении. После чего сам боец, словно завершая движение подъёма — переворота, спрыгнул на песок. Следом, в точности повторив действия товарища, явился Золотарёв.
— Кинолог на месте, — раздалось в динамиках, — Приступаю к наблюдению.
— Бродяга на месте, — продублировал напарник, — Приступил к наблюдению.
Указав на место за столом, Ломов вышел из схрона.
— Гизмо, — позвал он, — Оставь позицию и выдвигайся в сторону убежища. Сахраб, прикрой парня.
— Есть, — отозвался араб на «Лестнице в небо», — Куда тебя понесло, Гизмо? Вернись, придурок, я всё прощу!
По последним словам Ломов понял, что старлей шутит, хотя в схроне многие напряглись.
— Контрольный обход, — доложил Мельников, — Разрешите высказать свои соображения?
— Валяй, парень, — разрешил командир, — У нас централизованная демократия.
— Вчера и ночью, ощущалось постороннее присутствие. Едва рассвело оно пропало. Сейчас проверил — это не ночные страхи. Чётко видны следы огромных собачьих лап.
— Точно собачьих? — уточнил Ломов.
— Обижаешь, командир! Я потомственный охотник. Знаешь, чем волчий след отличается от собачьего?
— И знать не хочу! — отрезал Ломов, — Бегом в расположение!
Мельников вернулся минут через пятнадцать. То ли плёлся подобно ленивцу, отсрочивая нелюбимую им чистку оружия, то ли курил, спрятавшись за остатки кладки. Хотя, последнее мало вероятно. В отличие от Черова, в поход сигареты не брал, заявив, что таскать лишний груз не собирается. Пару раз стрелял сиги у товарища, сетуя, что забыл прилепить антиникотиновый пластырь.
Зайдя, хулигански присвистнул и изобразил свободной рукой некий приветственный салют.
— Всем здрасьте! Чё такой воздух спёртый? Словно скунс заходил в гости. Проветрили бы!
— Разговорчики! — возмутилась Сафонова, — Приступай к клинингу своего ствола. Только не перепутай случайно.
— Как можно? — наиграно удивился Родион, — На комбезах ширинки нет!
Минут через сорок Ломов дал знак Сафоновой, и она, раздав упаковки протеиновых батончиков, принялась колдовать над трёхлитровой бадьёй, заменяющей чайник.
Командир, присев на корточки перед Якобинцем, несколько раз пощёлкал пальцами перед его лицом, внимательно разглядывая реакцию глаз. Ни глухой звук, издаваемый перчатками, ни движения пальцев не привлекли внимания парня.
— Как, говорил, его звать? — обратился Ломов к Танку.
— Марат Большунов.
— Отец, говоришь, известный историк? Не слыхал такой фамилии.
— Можно подумать, ты много историков знаешь, — вздохнул сержант.
— Ну, кино про трёх мушкетёров смотрел. А ещё помню, разбирали вопрос, отчего так ловко немцы обошли линию Мажино и как парижские таксисты помогали подвозить подкрепления с юга.
— Ни фига себе, — изумился Танк, — А при чём здесь таксисты?
— Я же школу прапорщиков заканчивал при внутренней разведке. Нас учили опираться на гражданские структуры, привлекая сознательную часть населения. Политика, мать её. Никогда не любил эту хрень.
— Намекаешь, что если пойдём к шахтам, придётся делать выбор в пользу какой-то стороны?
— Ты всё правильно понял. Не моё это.
— Значит, будем прорываться к Бункеру. За моих орлов не волнуйся.
Закончив с кормёжкой, Сафонова принесла пайки командирам.
— Гизмо говорил, что после зомбирования мозг умирает. Так? — поинтересовался Ломов у единственного специалиста в области психологии.
— Гизмо начитался стакерских сказок. Мозг слишком сложный орган, чтобы какой-то ментал смог повредить его структуру безвозвратно. Уверена, что с нашим оборудованием его удастся привести в чувство. Надо только оперативно доставить в лабораторию.
— А Нестор? Его можно включить сейчас?
— Да. Я просто погрузила его в сомнамбулическую стадию гипноза. Думаешь, при прорыве лишний ствол нам не помешает?
— У нас два снайпера, — принялся рассуждать Ломов, — Сахраб будет стоять за турелью, а второй, получается, спать в кузове. Плохо. Если за линией собак действительно охранники с пулемётом, то снайпер нам нужен как воздух.
— Поняла, командир, — равнодушно передёрнула плечиками капитан, не видя в сомнениях Ломова большой проблемы, — Погуляйте.
— Пошли, Танк, — позвал Дим Димыч, — Я подгоню телегу вплотную к схрону. Твои люди займутся погрузкой вещей, а мои разместят бедолаг в кузове. Выступаем через час.
Ровно в восемь по хронометру, Ломов в последний раз придирчиво осмотрел ударную группу.
Всё оборудование, запас продуктов и воду выгрузили и сложили в схроне. Якобинца, пристегнули возле открытой кабины, а труп Савостина принайтовали к ящику с ремкомплектом. Сахраб, соорудив из страховки висячую корзину, расслабленно откинулся на ремнях, одной рукой держась за ложе пулемёта. Черов просто зафиксировал себя двумя шнурами к силовой дуге, чтобы не свалиться от резкого манёвра, но иметь свободу движений. Рядом положил трубку РПО, зарядив термобарической гранатой.
Остальные выстроились по бокам и сзади, следуя приказу командира.
— Вперёд! — скомандовал Ломов, и из голоса исчезла неуверенность предыдущего часа.
Телега плавно обогнула убежище и выехала на оперативный простор. Манюня возглавляла группу бойцов справа, компактно двигавшихся тактикой городского спецназа. Лишай слева. Попаданец и Кинолог зажали с боков четверых цыплят, заставив сбиться в кучу. Гизмо подгонял эту отару, тыча стволом в спину отстающих.
Геворкян, пристёгнутый к сидению в телеге, монотонно бубнил то ли молитву, то ли готовил оправдательную речь перед руководством Бункера.
Первые сто метров не вызвали какой-либо ответной реакции собак. В цепи их находилось порядка двух десятков, и они растянулись длинной шеренгой, держась друг от друга на расстоянии десяти — пятнадцати метров.
По мере сокращения дистанции, строй псов дрогнул и начал распадаться. Они словно просчитали точку, куда направлен таран землян, и теперь медленно отходили в стороны, скаля зубы и приседая на задние лапы. Хвосты, подобно мощным пипидастрам нервно обмахивали тела, что указывало на агрессию.
Тем более странным показался отход от столкновения. Это походило на рациональное отступление на заранее подготовленные позиции.
— Нас заманивают в определённое место, — пробасил Ломов, удерживая ногу на педали газа в статичном положении. Любой другой на его месте уже вдавил бы педаль, стремясь поскорее выбраться из ловушки. Сохранять присутствие духа командиру помогало дыхание бегущих рядом товарищей. Именно по нему он ориентировался, устанавливая темп движения телеги.
— Сахраб, Нестор — приготовиться! Собаки расходятся, но они пассивные наблюдатели. Пока пятятся, по ним не стрелять. Прямо по курсу предполагаю появление людей. Вероятно, пулемётное гнездо, пушка или пусковая ракетная установка. Нестор, если расстояние окажется меньше пятисот метров, термобарический заряд не применять. Самих накроет. Ясно?
— Так точно! — зычно ответил за двоих Сахраб.
Чем ближе подходил клин боевого строя, тем быстрее начинали расходиться в стороны псы, сбиваясь в две своры бродячих собак.
Те, кто находились на телеге и имели возможность видеть всю картину целиком, смутно почувствовали опасность. Так не бывает, чтобы готовый к бою противник, демонстрирующий перед этим полную решимость, внезапно ретировался, не предприняв даже видимости атаки.
Воздух, по ходу движения, словно уплотнился. Настолько, что видимость уменьшилась втрое. Образовалось что-то вроде растянутого поверх барханов эллипса, на контурах которого заискрили электрические разряды.
— Стоп! — внезапно выкрикнул командир и нажал тормоз, — Это ловушка. Не меняя строй, возвращаемся в исходную точку.
Он перевёл рычаг в положение заднего хода, и телега медленно двинулась в обратном направлении, в точности следуя по собственной колее.
Сложнее всего было остановить и развернуть цыплят. Но Гизмо и Попаданец с этим справились. Теперь они гнали учёных обратно в лагерь, следя, чтобы те не угодили под колёса телеги.