— Попрыгай! — приказала Мария, подтянув два карабина на страховочном поясе Тимофея.
— Что ты со мной, как с дитятей неразумной нянчишься?! — возмутился парень, но пару раз подпрыгнул, демонстрируя, что больше ничего не болтается и всё снаряжение прочно закреплено, — Достали! Если я попал в ваше время из прошлого века, то мой мозг находится на уровне мадагаскарских лемуров?! Это хронорасизм, по отношению к попаданцам из прошлого!
— А ты и есть дитятко неразумное, — загоготал Гизмо, снимая происходящее на мобилу, — Ты кем был в своём двадцатом веке? Офисным планктоном? Думал, что став попаданцем, превратишься в нагибатора и альфа самца? Всё что ты умел в своём веке — это ныть! Летом жарко, зимой холодно. Весной грязь, а осенью депрессия. Мы из тебя пытаемся человека сделать!
Подошедший сзади Ломов отвесил профилактического леща Мельникову и поощрительно кивнул Марии.
— Закончить подгонку костюмов жизнеобеспечения! — приказал инструктор и добавил, предупреждая бывшего панкера, — Не вздумай выложить ролики в соцсетях.
Налысо остриженный Гизмо, скорчив страдальческую гримасу, кивнул:
— Я для себя, Дим Димыч! В облачный дневник. Понимаю же, что секретность и всё такое…
— Товарищ прапорщик опасается, что фраза о неразумности мадагаскарских лемуров, вызовет бурю протестов в рядах зоозащитников и завтра, из ближайшего Сити, прибудет толпа протестующих. Из секты поклонников короля Джулиана, — вмешался Черов, поднимая забрало шлема, — Помнишь, как было с борцами за права кур? Тех, что требовали ввести санкции против фермеров, потакающих похоти петухов.
Гизмо заржал в голос и закивал, утирая выступившие слёзы.
— Помню, бро! Я административку тогда схлопотал. «За незаконное выражение эмоций и агрессию в отношение активистов несанкционированного митинга». Достали, пардоньте за крепкое словцо, эти дебилы!
— Вот! — продолжил наставлять Черов, — Посмотрят твою запись адепты диснеевских мультиков и решат, что сравнение унижает достоинство мадагаскарских лемуров и приедут разбираться. Нам это надо?
За последний два года Черов сильно изменился. Не внешне. Выглядел он по прежнему типичным юнцом, так, что если встретится на городском пляже в плавках, то вполне сойдёт за городского интеллектуала, с наивным лицом мечтателя, пришедшего сочинить романтическую балладу своей возлюбленной. Этакий Даниил Петров из молодёжного сериала о кадетах лунного корпуса.
Изменилось содержание. Внутренний мир Дениса Черова. Во-первых, он перестал витать в облаках, теша себя надеждой, что обладает врождённым талантом, который непременно раскроется и посрамит всех хейтеров. Во-вторых, он научился не только критически относиться к суждениям других, прислушиваться к конструктивной критике, но и препарировать собственные идеи, вычленяя из них рациональное зерно. Что значительно ценнее.
Да и защитный противорадиационный комбинезон не способствовал видению в парне безусого простачка.
Единственно проблемой, по словам Марии Сафоновой, оставалось неумение контролировать свои эмоции. Стоило Черову глубоко задуматься, как на лбу проявлялись три неглубокие морщинки, а в момент принятия трудного решения уголки губ обрамляли, словно скобочки в тексте, две складки.
Мария шутила, что с такими характерными особенностями его никогда не возьмут в разведчики. Поэтому, лучше оставаться в МВД, чем писать прошения о переводе в Региональную Службу Безопасности или Внутреннюю Разведку.
Год назад группу собрали снова.
К тому времени отгремели громкие задержания среди верхушки бизнесэлиты. Полетели головы федеральных и региональных чиновников. Следствие неспешна, как и полагалось большой бюрократической машине, прокручивало свои шестерёнки и готовило материалы к судебному процессу, стараясь не ошибиться и не упустить из вида мелкую рыбёшку.
Восемь месяцев, минувших с момента бойни в «Нарьян-Маре», каждый из участников провёл по своему.
Черов вернулся к службе в родном УВД, сменив отдел розыска на отдел криминальной милиции подполковника Хлуцевича, в юрисдикцию которого и входило сопровождение дел потеряшек. Купил в местном торговом центре сувенирную модель «губозакаточной» машинки, проглотил амбиции и с головой окунулся в рутину новой работы.
Тимофей Золотарёв, дождавшись решения апелляционного суда, переехал в Отрадный и поселился с матерью в новом микрорайоне. КРБ сочинил ему легенду и выделил деньги на адаптацию. Вместе с компенсацией за полгода нахождения в плену и выплатой, как носителю гостайны, это составило приемлемую сумму, позволяющую начать жизнь на новом месте.
Честно говоря, никто не знал, что с ним делать, а вышестоящее начальство помалкивало, решая более насущные задачи.
Мария Сафонова вышла замуж за Андрея и благополучно родила дочку. К моменту восстановления группы находилась в декретном отпуске, но с радостью согласилась участвовать в предстоящей операции. Первые полгода числилась внештатным экспертом, а, отлучив Алёнку от груди, сбагрила на мужа, заставив его уйти в отпуск по уходу за ребёнком.
Родион Мельников пережил самый кошмарный отрезок своей жизни. Формально он вернулся в Службу Контроля и даже начал мотаться по прежним маршрутам. Только это продолжалось недолго. Подписка о неразглашении душила не хуже петли в охотничьей ловушке, мешая вырваться на свободу и поведать приятелям и коллегам всю правду о своих приключениях. Он стал угрюмым и часто срывался на товарищах. Те, заметив его слабое место, с удвоенной силой принялись подкалывать, сочиняя истории и про сотрудничество с милицией, и про шашни с беременной Марией, и про больничный. Доходило до того, что некоторые приписывали раны, полученные в стычке с мерками, побоям, полученным от рассерженного мужа Сафоновой. В итоге Родион уволился и забухал. К моменту, когда в Отрадный вернулся майор Дерюгин и объявил о сборе группы, Гизмо выглядел типичным синяком с частного сектора. Помятый, опустившийся затворник. Дементор оказался для него не высасывающим радость призраком, а ангелом-спасителем. Две недели в БСМП, где эскулапы пичкали его всевозможными капельницами и секретными эликсирами по списку майора КРБ, если не вернули прежнего панкера, то сделали его более покладистым и спокойным.
Новое подразделение получило нейтральную формулировку: «межведомственная следственная группа». Попробуй догадаться, чего, где и под эгидой кого они расследуют.
Правда без эксцессов не обошлось. Где-то через месяц, после возвращения в строй Мельникова, Денис подкараулил его возле дома и, прижав к забору, потребовал отказаться от участия. Вернуться к прежней работе инспектора Службы Контроля и, забыв о бункере, спокойно мотаться по объектам Агрохолдинга.
— Отвали, Деня! — сказал тогда Родион, отмахиваясь от попыток Черова, совершить насилие и порвать ворот футболки, — Это мой выбор! Сам знаешь, как скучна житуха в родном аграрном раю. Мне ваши секреты побоку — душа жаждет приключений.
— Ты идиот, Родя? — настаивал Черов и, решив во что бы то ни стало спасти товарища, рискнул поведать правду, скрываемую от него начальством, — Тебя включили в команду, только по причине твоей патологической болтливости. Боятся, что лишённый контроля, наговоришь лишнего! Хлуцевич и Дерюгин надеются, что сунешь свою дурную голову куда-нибудь и её оторвёт к чертям собачьим. Тебя хотят использовать в качестве «отмычки». Помнишь, я рассказывал про сталкеров? В этой аномалии что угодно может произойти. Никто, кроме меня, за тебя вписываться не собирается! Сдохнешь — спишут на боевые потери и закроют вопрос с утечкой информации. Только для этого тебя включили в команду!
— И чё? Думаешь, я сам об этом не догадался? — невозмутимо фыркнул Мельников.
Затем оттолкнул Черова, державшего его за грудки и разгладил смятую ткань футболки. В уже опустившихся на город сумерках, Денис хорошо разглядел, как блеснули глаза панкера, то ли от азарта, то ли от восторга.
— Может орден дадут, — на полном серьёзе заявил Родион, — Батя уважать начнёт, а не материть, обзывая конченным панком. Какая у меня перспектива в Службе Контроля? Занять место бригадира выездной смены? Без образования выше не прыгну. А тут спецподготовка и доплата, как носителю гостайны. Я всё продумал. Потом можно резидентом РВСР устроится. Здесь или в курортной зоне. В том же Лазурном. Я узнавал.
— Нет, ты точно дебил, — вздохнул Черов и махнул рукой.
— А ты? — ухмыльнулся Мельников, — Возомнил себя крутым сыщиком, потому что прочитал кучу книжек, сделал четыре нейрофильма и окончил школу милиции?
— Я ещё юридический закончил, — напомнил Черов, но как-то вяло, потому что запал иссяк и спорить совершенно не хотелось.
— Ну так и шёл бы работать юрисконсультом на птицефабрику! Тебе же все уши об этом прожужжали!
Мельников был уверен, что удар пришёлся в самое больное место. До последних событий, Денис зарделся бы пунцовым румянцем, смутился и принялся оправдываться. Подобное часто случалось с ним в школе и на уличных разборках. Теперь же он с сожалением посмотрел на одногодка и спокойно произнёс:
— Я — офицер. При получении приказа, мне положено искать возможности его исполнения, а не жевать сопли, жалуясь на слабую физическую подготовку. Я сейчас за тебя переживаю! Об этом думай. Пойми, своей пустой башкой, что тебя сливают, как неудобного свидетеля.
Тогда переубедить Мельникова не удалось и Черов больше не возвращался к этой теме. Использовать Настю, чтобы она попробовала переубедить брата, посчитал бестактным. Во-первых, Родион не стал бы слушать сестру. Во-вторых, Настя, сложив два и два, сообразила на сколько новая служба опасна и присоединилась к маме, требуя уволиться и перейти в юридическую контору, под крыло дяди.
Едва он представил картину, как мама и жена на пару выедают ему мозг, так тут же пришло осознание, что и самому не следует заниматься мозгоклюйством. Хочет Родион сложить буйную голову в песках бывшей нейробиологической лаборатории, значит так тому и быть. Не маленький, чтобы за ручку переводить через дорогу.
К тому же, если быть до конца откровенным, присутствие Родиона подстёгивало его самолюбие. Где-то в глубине души, он сам паниковал от перспективы отправиться в рейд по локации неизвестной аномалии. Не потому, что трусил. Просто в команде, если открепить Родиона, именно он становился самым слабым звеном. Другие, кроме юношеского желания рисковать, доказывать что-то себе и другим, имели соответствующие навыки, а также моральную и физическую подготовку. С Гизмо в одной упряжке, Денису было гораздо спокойнее. Тем более, тот сам напросился.
Сейчас, когда после воссоздания группы минул ещё год, Черов относился к своему участию иначе. Сказывались и тренировки, под бдительным руководством Дим Димыча, и регулярная смена задач, постановкой которых занималось загадочное руководство. Первоначально планировалось, что после полугодовой муштры, группа выдвинется в условную точку, где Попаданец сыграет роль ключа, открыв или закрыв некую дверь, через которую проникает в мир чужеродная аномалия.
Поиском этого места занимались учёные. Никто не собирался посылать разведчиков наобум, как в дурацких фильмах Ридли Скотта. Руководство полагало, что полгода достаточно, чтобы исследовать и просканировать всю зону, возникшую взамен нейро-биологической лаборатории.
Однако, шесть месяцев не изменили ситуацию. Сроки рейда постоянно сдвигались, а цели менялись как в калейдоскопе. Никто, конечно, не паниковал и не шептался о срыве планов, но оптимизма в занятиях на полигоне заметно убавилось.
Зашипела гидравлика и, с глубин шахты, поднялась огороженная платформа с дневной сменой техников. Трудяги подняли прозрачные забрала герметичных шлемов, шумно вдохнули свежий воздух соснового леса и, вполголоса делясь впечатлениями, заспешили в сторону палатки медицинского контроля.
Поляна вокруг бункера больше не напоминала заросшую разнотравьем лужайку. Красоту девственной природы урбанизировали всеми доступными, для техногенной цивилизации, способами. Выкосили газонокосилками, нанесли люминесцентную разметку и, в строго определённом порядке, расставили модули походного лагеря.
Каждый занимался своим делом, стараясь не обращать внимание на соседей.
Техники, одетые в тёмно-синие комбезы, модернизировали систему жизнеобеспечения. Другие, прозванные «шахтёрами», имели цвета коричневых оттенков. В их иерархии никто не разбирался, но знали, что парни пытаются пробиться на нижние уровни и, по слухам, добрались до четвёртого. Учёные различались светлыми тонами, как желтки в курином яйце. От сигнального до янтарного. Поэтому их звали «цыпами».
Сами бойцы невидимого фронта имели комбинезоны, выкрашенные в цвета пустынного камуфляжа, отчего выглядели на фоне зелени лесной поляны не менее чужеродно, чем портал бункера. За расцветку получили прозвище «песчаные эфы». Красивое, на первый взгляд, имя портила заложенная в него насмешка. Эфы — змеи из семейства гадюковых. Следовательно, шутник, придумавший прозвище, подразумевал «гадюки из песочницы». Ну, да ладно. Хотя бы приятно сознавать, что данная змея входит в десятку самых ядовитых особей. Это не какие-то там «цыпы».
Время шло, терпение лопалось, словно шарики на свадебных гирляндах, предсказывая конец праздника и начало скучных будней.
«Цыпам» не только не удалось установить размеры аномалии, но и понять её природу. Используемая для обследования техника либо сбоила, либо выдавала такие фантастические результаты, что учёные нервно скребли себя в самых неожиданных местах. Затылок и подбородок были самыми невинными. Те кто курил, смолили сигареты одну за другой, а всеми уважаемый «цып», чей комбинезон был самого цыплячьего оттенка, запил на нервной почве и бомбил руководство заявлениями о форсировании подготовительного этапа. Когда руководство, в очередной раз, отклонило предложение о разведывательной миссии в аномалию и отказало в переводе в группу «змеиной песочницы», решил вербовать сторонников лично.
Припёрся под утро в модуль, оборудованный Ломовым под казарму, принёс собой три бутылки виски и пакет деликатесов, почитаемых в научной среде.
Восстановленный в должности инструктора Дим Димыч не стал поднимать тревогу, разумно решив, что следует выслушать «цыпу», прежде чем принимать решение о его дальнейшей судьбе. В конце концов, учёный был скорее пьян, чем безумен. В таком состоянии человек опасен только обывателю, мирно прогуливающемуся в парке. Такой может, разве что, заблевать ботинки, а после довести до бешенства бесконечными попытками извиниться.
Тем более что визитёр начал с представления и перечисления всех регалий, щедро отсыпанных ему научным сообществом. Ломов не безусый салажёнок, вроде Черова, любившего, в бытность работы оперуполномоченным, демонстрировать командный голос. Он понимал, что отказавшись от беседы с Георгием Львовичем, действительным член-корреспондентом РАН, рискует взамен получить сухой отсчёт Дементора о пресечённой попытке разглашения научных данных, являющихся государственной тайной. Пусть уж, товарищ начальник, дрыхнет в своей барокамере, а он посплетничает с академиком. Ведь нет лучшего источника информации, чем подвыпивший физик.
Правда обуздать раздухарившегося учёного не получилось. Выпив за знакомство и облобызавшись, Георгий Львович зачем-то затянул «Дубинушку», объяснив свой выбор тем, что она, якобы, считается неформальным гимном физиков аж с советских времён. Учитывая, что песня исполняется басом, с надрывом и болью, эффект, от завывания в коптёрке, произошёл мгновенно.
Первым, профессионально учуяв пьянку, как сомнамбул, пропёрся Гизмо. Потом подтянулись Сахраб и Лишай, чей профессиональный нюх контрразведчиков подсказывал, что в коптёрке можно получить не только духовную пищу, для развития интеллекта, но и пожевать чего-то материального. Тимофей, а ныне агент с позывным Попаданец, явился из солидарности. С той же целью притащил упирающегося Черова. Денис сильно выматывался на полосе препятствий, мечтая обрести необходимую для спецназовца форму, поэтому умудрялся засыпать даже во время чистки зубов. Примостившись на стул возле Тимофея, он склонил на его плечо голову и мгновенно вырубился.
Последней, из женской половины казармы, явилась Мария. Её разбудило и привело природное чутьё и понимание, что мужиков оставлять наедине с алкоголем нельзя. Ладно, если напьются и устроят мордобой. С традициями бороться невозможно. Но, ведь, наслушавшись радикальных советов учёного, могут взбунтоваться и потребовать немедленно начать рейд в пустыню искусственной аномалии. Поэтому взяла на себя роль контролирующего органа.
Роль распорядителя принял Мельников. Быстренько порезав помидоры и огурцы на правильные дольки, он вскрыл упаковки с нарезкой и, словно факир, сотворил восемь стаканов. Правда не из воздуха, а из-за упаковок сменных фильтров для респираторов, где прятал заначку.
Когда все подняли рюмки, а Черова разбудили, намочив кончик носа виски, Георгий Львович сказал тост, заставивший всех задуматься о смысле жизни.
— Предлагаю выпить за лабораторных мышей, без которых любая наука осталась бы сухой теорией! Здесь и сейчас мы бессильны, пытаясь понять природу феномена. Только вы, исполнив роль лабораторных мышек, может сдвинуть нашу работу с мёртвой точки. Возьмите меня в свою команду! Я хочу с вами шагнуть в неизвестность и лично пощупать аномалию за яйца!
После он залпом опустошил рюмку и грустно прошептал:
— Начальство отклонило уже третье заявление о переводе.