Глава 63


Мне снилась любовь… Не помню что это был за сон, и что в нём происходило, но я отчетливо запомнила своё разочарование, когда поняла, что мне это лишь снится, и я просыпаюсь. Мне было так хорошо, нежность и нега окутывали моё тело, блаженство переполняло мою душу. Это счастье, владевшее моей душой, было таким знакомым и таким далёким, почти забытым. Потому что когда любовь уходит, уже ничто не может вызвать это ощущение, только другая любовь. Солнечный свет, голубые волны, зелень садов, яркие краски цветов, и ароматы, оставшиеся где-то в самых глубинах памяти. И мелодия, от которой расслабляется и тает душа. Я не помнила, кого я любила во сне, но само ощущение любви осталось со мной после ускользнувшего образа возлюбленного. И было так страшно, что и это ощущение исчезнет вслед за образом. И я снова останусь одна.

Золотистый свет согревал мои глаза. Подушка, на которой лежала моя голова, медленно приподнялась, и губ коснулся прохладный край стакана. Я почувствовала вкус вина, густого и сладкого. Я проглотила его, и тепло прокатилось по моему телу. Я облизнула губы и с удивлением обнаружила, что они сухие и потрескавшиеся. Веки были тяжёлые, и с трудом подняв их, я в первый момент ничего не увидела от яркого света. Но потом в этом свете проступили черты лица, усталые глаза, тревожно сдвинутые брови, сжатые губы.

— Слава Богу, ты очнулась, — шепнули они, и моя подушка опустилась на место.

Я лежала на широкой постели под высоким лёгким балдахином в красивой комнате. Солнечный свет лился в большое окно. Это был настоящий солнечный свет. Я, повидав сотни чужих звёзд, не спутаю его ни с каким другим. Зелёные ветви апельсинового дерева тянулись прямо в комнату и так чудно смотрелись на фоне итальянских фресок, покрывавших стены. На потолке были нарисованы фрукты в плетёных корзинах в обрамлении цветочных гирлянд.

С потолка я медленно опустила взгляд и увидела его, сидящего на краю постели. Это был он и не он, его лицо было моложе и тревожнее, чем когда-либо, длинные каштановые волосы собраны сзади в свободный хвост, конец которого лежал на плече. На мочке левого уха поблескивало золотое колечко. Он был в белой холщовой блузе с распахнутым на груди воротом, на бронзово загорелой груди тускло поблескивал старинный золотой крестик на кожаном шнурке. Чёрные штаны, высокие кожаные сапоги и вместо пояса вокруг талии обмотан широкий шарф из тонкой пёстрой ткани. Унизанные перстнями пальцы руки сжимают чеканный кубок.

Я снова посмотрела на потолок. Всё ясно: я умерла и попала в рай, вот только что здесь делает этот красивый мальчик, похожий на некоего демона? Может, это его сын или внук? А, может, брат, кажется, умерший от чумы, и за молодостью лет и безгрешностью попавший в рай?

— Ты меня слышишь? — негромко произнёс мальчик. — Ты меня узнаёшь?

Я покачала головой. И не желаю узнавать.

Он положил мне на лоб ладонь, тёплую и нежную, от которой исходило что-то такое, от чего мне сразу стало лучше, и по телу опять прокатилась тёплая волна.

— Только не говори, что я ещё жива, это не рай, а ты — тот самый демон.

Он улыбнулся, так, как не улыбался никогда в этой жизни: едва дрогнули уголки рта, но глаза так и заискрились весельем.

— Жаль тебя разочаровывать. На моё счастье ты жива, это — не рай, а я тот самый. Но лучше зови меня Джулианом, поскольку на Кратегуса я уже не тяну.

Я с трудом подтянула локти и, опершись на них, приподнялась.

— Где я и что происходит?

— Ты в том замке, где и была до этого. И в настоящий момент уже ничего не происходит, — он вздохнул, поставил бокал на резной столик возле кровати, развернулся, и, щурясь от яркого света, взглянул в окно. — Всё обошлось как нельзя лучше.

— Что обошлось? Что вообще произошло? — я с трудом села и увидела далеко за окном голубую гладь моря. Это было тёплое, мерцающее миллионами искр южное море. — Ты уверен, что мы в том же замке?

— Я никуда не переезжал, — пожал плечами он.

— Где Джексоны и Эльвер?

Он снова вздохнул и обернулся ко мне.

— Я не знаю. Можешь мне не верить, но это правда. Когда Астмос вдруг проявился в этом старике-маге и выпустил в тебя импульсный шар, я едва успел помешать тебе упасть внутрь зеркала. Мне показалось, что ты мертва, — он отвёл глаза и, закусив губу, покачал головой. — Я здорово испугался в тот момент, понимаешь? И сильно разозлился. Я выхватил меч и кинулся на него. Мы бились долго, я был вне себя от ярости, но не мог победить его, хоть он и слабее меня в фехтовании. Что происходило вокруг, я не видел. Вспышки от разрядов, дым, снопы искр… Всё это отвлекало. А потом вдруг пол задрожал, а с ним и стены, с потолка посыпались осколки плит. Астмос завопил и замер, я вонзил в него меч, и вдруг, словно кто-то схватил и сжал моё сердце. Я уже забыл, где оно. Это была боль, какой я не чувствовал никогда. Что-то прижало меня к полу, пытаясь раздавить, и в то же время вытягивало мои силы. Я чувствовал, как они стремительно бегут вверх и уходят… Дальше я ничего не помню. Я очнулся на полу, с трудом поднялся. На улице был день, цвели розы, журчала вода в фонтане, пели птицы. Потолок в зале был цел и вообще весь зал и дворик рядом были в полном порядке. У стены стояло зеркало, а возле зеркала лежала ты. Я перенёс тебя сюда. Несколько дней ты была без сознания. Вот, в общем-то, и всё.

— И что это значит?

— Не знаю точно, — он неопределённо покачал головой. — Возможно, пока я бился с Астмосом, Джексоны и Эльвер вошли в зеркало. Возможно, их мечты стали реальностью. Может быть, и Новая Луизиана уже вернулась на своё место. Я, правда, не знаю. Этот замок преобразился, словно с него сняли заклятие. Там появилось море, а с другой стороны в долине — довольно симпатичный городок.

— С людьми?

— Не с гоблинами же… Любимый собор Астмоса пропал, на его месте стоит совсем другое здание, немного помпезное.

— А что за стенами этой великолепной крепости? Я не имею в виду симпатичный городок. Что дальше, где все эти кельтские чудовища, дикие всадники, злобные боги?

— Я не выезжал из замка, — перебил он. — Я не мог оставить тебя одну. Ты же могла умереть!

— А ты не мог просто изгнать мой недуг? — я выразительно взмахнула рукой. — Ты же повелевающий недугами и властвующий над болью!

— Теперь уже нет, — быстро и тихо ответил он, поднялся и подошёл к окну.

Я сидела на постели, задумчиво уставившись на его спину. Мне послышалось? Или у него шутки такие. Я слезла с постели и только тут обнаружила, что одета в белую тонкую рубашку до пола.

— Кто меня переодел?

— Ты была вся в крови, — проворчал он.

— Я не в претензии, — я подошла к окну. Вид великолепный. В нескольких метрах от стены был обрыв, а внизу — золотая полоска пляжа, и море, огромное синее, тёплое. Уютная бухта, окружённая с двух сторон высокими скалистыми мысами. В этой бухте примерно в миле от берега стоял парусник с огромным дощатым корпусом и высокими мачтами, не слишком красивый, но всё равно симпатичный. Этакая плавучая крепость. К сожалению, самые красивые высокие парусники начали строить только во второй половине девятнадцатого века.

— Что ты только что сказал? Насчёт…

Я щёлкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, но он итак понял. Он стоял у окна, выпрямившись, и мрачно вглядывался в серебрящийся солнцем горизонт.

— У меня забрали силы, — наконец, произнёс он.

— Все? — я присела на подоконник.

— Чтоб закурить мне теперь придётся воспользоваться зажигалкой.

— Курить вредно.

— Особенно для меня теперь.

— Теперь?

Вместо ответа он взял мою руку и приложил ладонью к своей груди слева. Кожа у него была гладкая и горячая, и я вдруг ясно почувствовала биение его сердца.

— Ты смертный? — ошалела я.

— Можешь меня задушить. Теперь это не сложно.

Он был расстроен. И его характер не стал лучше.

— Здорово, — кивнула я. — И кто теперь вернёт меня домой к моим детям?

Он медленно перевёл взгляд на меня. Похоже, в этот момент ему самому захотелось меня задушить. Он, понимаешь, утратил бессмертие и могущество бога, прошу прощения, демона, а я о своих личных, можно сказать, меркантильных проблемах.

— Если ты этого очень хочешь, то отправляйся к Зеркалу Желаний. Только смотри, не уничтожь ненароком всё зло во Вселенной, а то не у дел останешься.

— Не останусь, — усмехнулась я. — Буду разводить сады на пустынных планетах и разводить на них самых красивых животных.

Мне не хотелось к детям, мне не хотелось спасать миры и создавать планеты-заповедники. Мне хотелось искупаться.

— Ты такой хорошенький, когда злишься, — сообщила я.

— Очень жаль, — ледяным тоном ответил он.

— Почему?

Он вздохнул и печально взглянул на меня.

— Я не могу долго на тебя злиться.

В этом замке было не только вино. Кто-то накрыл в одном из двориков стол. Пусть скатерть была грубая и слегка желтоватая, но еда была выше всяких похвал. Впрочем, после нескольких дней невольной голодовки я съела бы и жареного мамонта, как это ни вредно для фигуры. После обеда мне купаться расхотелось, и я отправилась бродить по замку, ничуть не сомневаясь, что он увяжется за мной. Какое ещё занятие может быть у демона, который больше не демон, как ни бродить за прекрасной дамой?

Лишь к вечеру мы вышли из замка через боковую калитку и по крутой тропинке спустились к пляжу. Я и не думала, что он такой длинный и к тому же его украшают такие дивные пальмы.

Где-то звучала гитара, и щёлкали кастаньеты. Странно, чему они радуются? Солнце быстро летело в море алым лепестком, упавшим с огромной розы, и натягивало на небо звёздное синее покрывало. С моря повеял лёгкий бриз, воздух был тёплым и бархатным, наполненным теми самыми ароматами, которые снились мне в далёком сне.

Мы сидели на песке под двумя стройными пальмами и смотрели, как на небе зажигаются звёзды. Он откинулся назад и протянул руку вверх:

— Вон Гончие псы.

— Точно, — кивнула я. — Они гонятся за двумя медведицами Большой и Малой, — я улеглась рядом на песок и начала пальцем обрисовывать контуры созвездий.

— Они ничего не замечают, — подхватил он игру. — Они следят за Цефеем и Кассиопеей. Интересно, чем занимается эта парочка?

— Не подглядывай! — я хлопнула его по руке. — Смотри, вон Рысь охотится на Жирафа.

— Рысь на Жирафа? — рассмеялся он. — Скорее, уж Жираф на Рысь.

— Потому что он больше?

— Нет, потому что так смешнее.

Я тоже засмеялась. Он поймал на лету мою руку и прижал к губам. Его губы были нежными, а пальцы так осторожно и ласково перебирали мои. Где-то неподалеку с тихим плеском волны накатывали на пляж. Я перевернулась и, опершись на локоть, посмотрела на него. Почему мне казалось, что он не в моём вкусе? Он был очень красив: высокий гладкий лоб, прямой нос, нежные губы, глаза… Он смотрел на меня, и кончики его ресниц серебрились. И глаза опять смеялись, только глаза.

Он положил мою руку себе на грудь и накрыл ладонью. Я чувствовала стук его сердца.

— Я останусь здесь, — тихо произнёс он. — В этом мире. У меня немного времени, может лет тридцать, от силы сорок. Я могу лечить людей. В сущности, я всегда хотел заниматься только этим. Я доживу свою жизнь до конца, а потом начну сначала. Может, тогда мы встретимся.

— А почему бы тебе не вернуться со мной?

— Чтоб меня перекроили ваши высокомудрые медикологи? — он приподнялся и сел. — Не хочу. Я итак жил слишком долго. Сейчас мне нужна амнезия. Я хочу забыть всё, — он взглянул на меня. — Кроме тебя. Тогда я буду счастлив. Как Данте с мечтами о своей Беатриче, как Петрарка с печалью по своей Лауре. Для средневековья это нормально.

— Только грустно.

Он пожал плечами.

— Зато жизненно. Впрочем, изменить что-либо только в твоих силах.

— Ах, ты змей, — усмехнулась я. — Ты опять пытаешься меня соблазнить.

Он улыбнулся, и его белые зубы блеснули жемчугом.

— Почему опять? Я только начал. Мы здесь одни, у нас есть волшебный замок, парусник и целый океан. И я совершенно безопасен для тебя.

— Да уж, прямо такой беленький и пушистенький. Так и хочется взять с собой в кроватку.

— Нет, ты не знаешь, — возразил он, — здесь так не делается. Честные девушки так не поступают. Тут всё делается постепенно, после долгих ухаживаний, букетов, подарков, серенад, ночных свиданий посредством балкона. Случайный взгляд из-под мантильи, лёгкое прикосновение руки, потом краткий и целомудренный поцелуй…

— Можно подумать они жили по пятьсот лет, — фыркнула я. — Тратить время на такие игры.

— Ты меня просто дразнишь? — уточнил он. — Или не понимаешь, что я имею в виду?

Конечно, я всё понимала. Чем ещё можно заполнить жизнь здесь, как не восхитительной, лёгкой и красивой игрой, в которой часы ожидания вознаграждаются минутами мимолётного и тем более сладостного свидания, вдохновенная серенада удостаивается лучезарной улыбки, один долгожданный, случайно сорванный поцелуй дороже долгих ночей в супружеской постели?

— Ты романтик.

— Я влюблён, и моё сердце, наконец-то, бьётся в такт любви. Ты побудешь со мной немного? Я не стану удерживать тебя, если ты хочешь уйти.

— Разве можно уйти от таких глаз, — томно вздохнула я и потянулась.

Мир был где-то далеко. Где-то далеко остались мои скитания, мои битвы, мои терзания. «Всё кончилось, — твердило сердце, — успокойся, отдохни. Этого ты хочешь, а вовсе не возвращения на бесконечный круг погони за злодеями, которые не кончаются. Этого ты хочешь, и пока ты хочешь этого, пути назад нет. Хоть раз проживи свою жизнь с кем-то до конца, не бросая и не убегая. Какие-то тридцать, от силы сорок лет…»

Я смотрела на звёзды, и моя душа тихонько пела в такт их едва слышному звону. Да, я снова слышала, как звенят звёзды, как вздыхает море, как шепчет ветер, как плачет гитара. Он склонился ко мне и его взгляд гладил моё лицо.

— Ты остаёшься?

Я опустила ресницы и снова подняла их.

— Выполни мою просьбу, — попросил он немного жалобно. — Назови мое имя…

— Джулиан, — произнесла, как пропела, я.

Он улыбнулся и медленно склонившись, коснулся губами моих губ.


Загрузка...