Я услышала над собой голоса. Я не разбирала ни слов, ни тембра. Просто кто-то говорил. Мне было холодно и больно. Я не чувствовала тела, но оно болело. Это было странно и, наверно, жутко, но я не думала об этом. Я вообще ни о чём не думала. Я медленно всплывала из чёрного омута небытия к холоду и боли. И к голосам.
Я открыла глаза. В ногах моей кровати с дурацким балдахином стоял Фарги, и устало смотрел на меня.
— Она пришла в себя, — проговорила Лия, сидевшая на стуле рядом с постелью.
Стоявшие рядом Эльвер, Альмер и ещё какой-то масунт подались вперёд.
Я смотрела на Фарги. Он — на меня.
— Как вы себя чувствуете? — бодро осведомилась Лия.
«Я умираю», — подумала я.
— Может быть, — ответил он и, обойдя угол кровати, присел на постель рядом. — Мне не нравится эта рана.
«Лабелла, — мысленно ответила я, — знаю, от этого умирают. Мне очень плохо, но я не готова умереть. Что произошло?»
— Я тебя потерял, — пожал плечами он. — Как три года назад. И как три года назад нашёл, когда было уже поздно. Мне удалось внушить этим детям, где тебя искать. Они привезли тебя сюда. Но больше они ничего не могут сделать.
«Кратегус?»
— Я не знаю, что с ним и где он. Мне не до этого.
Я перевела взгляд на тёмный полог над кроватью. Дышать было трудно, почти невозможно. Лия о чём-то спорила с Эльвером. Ах да, они спорили о том, стоит ли пригласить ко мне доктора.
«Того красивого командора Ордена Госпитальеров», — мечтательно подумала я.
— Если б всё было не так хреново, я бы сказал, что жить будешь, — невесело рассмеялся Фарги.
«Убери их отсюда», — потребовала я.
Он задумчиво взглянул на меня и перевёл взгляд на Эльвера.
— Брысь отсюда! — прикрикнул Фарги, словно прогонял расшалившихся котов.
Эльвер вздрогнул и передёрнул плечами. Потом гневно взглянул на Лию.
— Нечего здесь орать. Давай продолжим разговор за дверями.
— Я не могу её оставить одну! — возмутилась она.
— Много от тебя пользы! — фыркнул он и вышел.
За ним выскочил его безымянный приятель. Следом, оскорблённый в лучших чувствах, устремился Альмер. А потом вышла и Лия, осторожно прикрыв за собой дверь.
Фарги склонился ко мне, взял мою руку в свои ладони и спросил:
— У тебя есть идеи?
«Меня можно спасти».
— Как?
«Не помню, но я сама делала это. Я точно знаю, что один Воин может спасти другого, поражённого лабеллой».
— Ладно, — кивнул он. — Если это возможно, я это сделаю.
Его ладонь легла на мой лоб, и я расслабилась. Вернее, расслабилась моя душа, отделившись от заледеневшего тела. Нежная теплая ладонь друга касалась моего лба, и взгляд чёрных ласковых глаз проник в мою память. Осторожно и заботливо он листал как книгу мои воспоминания, ища затерянный ключ к моему спасению.
— Нашёл, — тихо прошелестел надо мной серебристый шепот. — Я знаю, я спасу тебя.
Я окунулась в золотистый свет и оказалась на лепестках огромного лучезарного лотоса. Холод, сковывающий моё тело, медленно растворялся, превращаясь в мерзкую чёрную грязь, заполнившую меня как сосуд. И руки, такие же сияющие, как лотос, касаясь меня, вытягивали её и выплескивали прочь лёгкими изящными движениями. Я с тревогой наблюдала за тем, как чёрные прожилки начинают струиться по этим добрым рукам, потому, что злобный яд, скопившийся во мне, проникал и в них. Но они неутомимо очищали меня от тьмы и холода, хоть движения их были уже не так легки. Они устало стряхивали яд в бездну, темнея с каждым разом.
— Довольно! — хотелось крикнуть мне, но я не могла. Сил не было.
И тьмы во мне тоже. Усталые, но такие же тёплые руки легли на мой лоб и моё сердце, и вспыхнули золотым Светом, который рекой хлынул в тело. Я чувствовала любовь к себе, это было невыразимое ощущение счастья оттого, что я кому-то нужна, что меня любят, обожают, заботятся обо мне, меня лелеют и ласкают в чьём-то чистом и благородном сердце. Я была на пьедестале и в нежнейших объятиях, я ощущала сладость поцелуев и нежность восторженных взглядов. Я наполнялась этими проявлениями любви, как сосуд наполняется вином. И я оживала, взлетая вверх, с лепестков лотоса прямо к сияющим Небесам…
У меня кружилась голова, когда я открыла глаза. Я едва не мурлыкала, как кошка, которую чешут за ушком. И я увидела Фарги. Он сидел, устало склонив голову на руку. И я узнала руку, которую недавно видела пронизанной чёрными отравленными прожилками.
— О, боже! — вздрогнула я. — Что я сделала! Лучше было промолчать.
Фарги отвёл руку от лица и хмуро взглянул на меня.
— Дура, — беззлобно проворчал он. — Думаешь, мне сейчас было бы лучше, если б ты умерла? Я пошёл отдыхать, а ты не дёргайся. Тебе ещё лежать и лежать, пока оклемаешься. Веди себя хорошо.
Он нагнулся и поцеловал меня.
— Я тоже тебя люблю, — шепнула я.
Он улыбнулся.
— Я знаю, родная.
И он исчез. Он был вымотан, но я была жива. И я знала, что благодаря его любви, уже не умру.