Целестина

4

Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга. Потом Андрусь шагнул к ней. Его руки скрывались в карманах пальто, но Целестина была уверена – в одной из них нож.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Андрусь.

– Учусь и помогаю.

– Все патриоты сейчас в подполье…

– Вот пусть там и сидят без меня!

– И нам нужна твоя помощь. Коммунисты нас обкладывают. Скоро всех возьмут.

– Ты ходил к бабушке?

– Она ничего не будет делать. Скажет, что поделом. Целестина, ты должна нам помочь.

– Эй, потише, – произнёс Сойкин. Он возник тут же, словно из-под земли, и сразу развёл руки, словно рефери на боксёрском поединке. – И нечего на барышню нож готовить, особенно если она твоя родственница.

Андрусь хмыкнул, но правую руку из кармана достал.

– Да, я её родственник, – произнёс юноша, глядя сопернику прямо в глаза. – А ты кто ей будешь? Кем ты ей приходишься, раз спасать вызвался? Друг? Любимый! Соратник по борьбе? Товарищ по партии?

– Ничего подобного, я просто с ней в одной гимназии учусь, – ответил Сойкин и добавил с гордостью: – Но я не могу пройти мимо такой косности и буржуазного национализма!

– Отойди, – бросила Целестина Сойкину, – это семейное.

– Ну и что, что семья! Цеся, я не позволю им на тебе ездить! Ты взрослая и свободная.

– Я ради тебя, – сурово произнесла Целестина, – от крови отрекаться не буду. Иди на урок. С родственниками я решу.

Сойкин перевёл дыхание. Потом сказал:

– Я не думаю, что у тебя получится. Но я уважаю твою смелость, – он повернулся к Андрусю. – Говори с ней вежливо и помни: за каждую её слезинку я выбью тебе один зуб.

– Да я тебя раньше застрелю, – просто ответил Андрусь.

– А мне в тебя и стрелять не придётся, – беспечно отозвался Сойкин. Прежде чем Целестина успела ему напомнить, что драться под окнами у директора не положено, он развернулся на каблуках и зашагал прочь от гимназии.

Целестина и её патриотически настроенный родственник остались наедине.

– Что скажешь? – спросил Андрусь.

Целестина усмехнулась ему в лицо. Она вдруг поняла, что не обязана отвечать. Оттолкнулась каблуками – и взмыла вертикально вверх, словно сигнальная ракета. Андрусь так и отскочил в сторону.

– Ведьма! – кричал он. – Ведьма! Такая же ведьма, как эта старая карга!

Надо же – так о бабушке отзываться…

Впрочем, Цеся ощущала такой восторг, что не могла на него сердиться – только смотреть и с трудом сдерживать смех при виде эдакого бессилия.

Андрусь не мог отвести от неё взгляд, продолжая уже без толку размахивать руками. Гимназистке даже показалось, что сейчас он схватит камень и попытается сделать ещё одну глупость. Но вместо этого Андрусь махнул другой рукой, словно отталкивал что-то невидимое, и побежал прочь – куда-то в сторону Лупашей.

Видимо там, среди пьянства и буераков, и тлели угли Сопротивления. А могло быть и так, что это было просто ещё одной маскировкой…

Гимназистка была готова добираться домой по воздуху. Но это было слишком опасно. Советские солдаты встревожены, город им незнаком. Увидят летающую гимназистку, подумают, что это очередное испытание немецкого сверхоружия, – и устроят панику со стрельбой. В такое полувоенное время лучше всего – летать по ночам, когда небо не интересно никому, кроме астрономов.

Так что Целестина медленно спланировала в проулок за ликёроводочным заводом. Там было пусто и тихо, словно в могиле. Целестина огляделась ещё раз, убедилась, что лупашинских рядом нет и улетать от опасностей больше не нужно, и зашагала в сторону дома.

Звонкое эхо её шагов отдавалось между стен, и Цесе стало немножко не по себе. Она шагала до неприличия громко – но продолжала свой путь.

Конечно, можно было перейти на Мицкевича, но ей было нужно побыть одной и хорошенько обдумать вопросы, которые задаст бабушке. 7. Мельница пани Гарабурды 1

Это случилось всё той же осенью 1939 года.

Да, стояла осень. В города пришли холода, но снег не успел ещё выпасть. Только холодный ветер дул по голым улицам.

Было воскресенье. Занятий сегодня нет. Чем будем заниматься – пока неясно. С начала войны дни стали непредсказуемыми.

Хотя откуда быть непредсказуемым дням в доме генеральши Крашевской?

За завтраком царило непроницаемое молчание. А когда все принялись за яичницу-болтунью с холодными маринованными огурчиками, за окнами прогрохотала какая-то незнакомая военная машина – но слишком быстро, и никто её не разглядел.

Да, есть такие дни, когда ты предчувствуешь напряжение. Видимо, у Целестины начала пробуждаться та сопричастность к тайне, которую люди, к тайне не причастные, называют чутьём и предвидением.

А может быть, и не было никакого предчувствия. Просто испуг окрашивает собой весь день – и после него, и до. Слишком невыносимо понимать, что такое большое событие может случиться в любой момент, а ты про него – ни сном, ни духом.

– Сегодня, Цеся, ты идёшь к Гарабурде! – объявила старая генеральша, когда все разошлись.

– Что-что? – Цесе показалось, что мимо неё проехала тачка, груженная камнями.

Ну и название! Местное наречие, хоть и было для неё понятным, всё равно продолжало её удивлять. Слово-то какое…

– Ты должна запомнить это слово – Га-ра-бур-да! – повторила Анна Констанция.

– Это… какой-то монстр? – осмелились спросить Целестина. – Вроде гидры или мантикоры?

– Отчасти ты права. Это фамилия моей двоюродной сестры, – пояснила Анна Констанция. – Её зовут Ядвига Гарабурда. У неё мельница есть в Адамково. Ты её, кажется, пока ещё не знаешь.

Целестина порылась в памяти. Нет, ничего такого. Даже если она и видела эту Гарабурду, в памяти ничего не осталось – ни места, ни облика, ни даже надписи.

…Значит, сестра. Двоюродная. Целестина подозревала, что в городе и вокруг могут жить и другие родственники генеральши Крашевской. И, конечно, нет ничего странного, что у них другая фамилия – а вот герб может и совпадать.

Если подумать, и то, что у Цеси и Анны Констанции одна фамилия, – тоже не больше чем случайность. Удивительно, что старуха вообще осталась Крашевской после брака с целым генералом. Все знают, что женщины в браке теряют свою фамилию, а мужчины свою фамилию только позорят – так было от начала времён и так будет.

– Чего такая красная? – спросила бабушка. – Влюбилась, что ли?

– Ничего подобного! – возмутилась Целестина и покраснела ещё больше.

– Вижу, что влюбилась. Стесняться не надо. Мне тоже бывало шестнадцать лет. Дело молодое, обычное.

Гимназистка попыталась сглотнуть ком в горле. А потом заговорила – и каждое слово давалось с трудом.

– Даже если и так… то вы, бабушка, наверное, видите и знаете, кто он. И сейчас скажете, почему у нас с ним не может быть счастья.

– Ничего я не вижу, – буркнула бабушка и принялась рыться в книгах. – Мне вообще нет дела до настоящего. Прошлое – важно, будущее – ещё важнее. А на настоящее никаких сил не хватит.

– Вы думаете, мне не стоит так много думать о мальчиках?

– Я думаю, тебе стоит думать о них побольше и поумнее. И стараться всё разузнать.

– По вашему, любовь – это что-то вроде шпионажа?

– Это дело вкуса. Но я, хоть и вдова генерала, считаю, что пусть лучше шпионаж, чем война. На свидание с ним сходи, поспрашивай, выясни, что его беспокоит кроме желания. Почему люди гуляют вместе? Чтобы узнать получше друг друга. Когда парень влюбляется – или наоборот, – он видит девушку только с хорошей стороны. Потому что плохо её знает. А потом он с ней разговаривает и со временем узнаёт её совсем с другой стороны. И понимает, что влип.

– Так вот в чём смысл свиданий…

– Да, в этом весь смысл. Потому что лучше сразу узнать, что не подходите друг другу, а не через десять лет и двоих совместных детей.

– И всё-таки, что вы об этом думаете? – настаивала Целестина. – Я уверена, вы уже обо всём догадались.

– Ничего я не думаю. Стара я уже в гимназистов влюбляться. Всегда лучше, если товары потребитель, а не старая бабушка оценивает.

– Как вы думаете, мы будем счастливы?

– Думаю, что счастья вам пока не видать.

– То есть он вам не нравится?

– Цеся, ты что, с этими амурами последнюю голову потеряла? Я тебе про счастье, а ты мне про мальчишку, которого я знать не знаю.

Целестина опустила глаза и вздохнула.

– Я совсем не понимаю вас, бабушка… О чём вы?

– А ты газету почитай! Хотя бы первые две страницы. Война началась, и уже третий месяц идёт! И, насколько я вижу, идти будет ещё очень долго. А теперь подумай: какое тебе может быть счастье, если война идёт?

– Но мы же… капитулировали.

– Если говорить точно, капитулировали не мы, а правительство, – отчеканила бабушка. – Я вот лично ни перед кем не капитулировала. Но это уже не исправишь, так что дело прошлое. Лучше скажи, Цеся, вы в гимназии по истории Древний Рим уже прошли?

– Проходим. Пан Хондж нам его по Моммзену читает.

– Ну, раз проходите, то спроси у пана Хонджа, что значит «горе побеждённым». Но не сейчас спрашивай, потом. Сейчас – к пани Гарабурде. Запомнила? Не на свиданку – а к пани Гарабурде!

Целестина поднялась, но не выдержала и остановилась в дверях.

– Я хочу спросить насчёт того, чему вы хотите меня учить.

– Это чему я тебя обещала учить? – нахмурилась бабушка. – Тебя что, в гимназии недостаточно учат?

– Я говорю о тайне.

– Какой тайне?

– Ну, той, которой вы занимаетесь. Например, когда меня летать научили.

– А, это… А что таинственного в полётах? Это любая птичка умеет.

– Но за этим стоит какая-то магия?

– Можно и так сказать.

– Вы будете меня ей учить?

Бабушка надвинула очки повыше и посмотрела очень сурово.

– С чего это ты взяла?

– Ну, я читала, ведьма перед смертью должна передать своё знание наследнице.

– А я что, по-твоему, помирать собираюсь? Смерти моей хочешь?

– Никак нет, бабушка, никак нет. Вы и на ведьму местную не похожи.

– Следи за словами, Цеся, – генеральша снова склонилась над книгой. – Слово может многое.

– Так всё-таки, бабушка, что с тайной? Вы будете меня ей учить?

– Тебе так этого хочется?

– Не знаю. Но было бы полезно. Хотя я беспокоюсь, не связано ли это с Врагом Рода Человеческого.

– В ад попасть боишься?

– Не боюсь. Но зла в мире и так слишком много.

– Скоро ты увидишь, что зла в мире намного больше, чем ты думаешь, – уверенно заявила старуха, перелистывая страницу. – Но тайна тут ни при чём. Тайна – это просто часть природы. Как эта, как её… – Анна Констанция перелистнула на несколько страниц назад, – гидродинамика.

– Но в гимназии нам ничего про неё не рассказывают.

– Вам в гимназии и про гидродинамику ничего не рассказывают. А между тем плотины на реках стоят, а корабли по морям ходят. И ты, Цеся, тоже – иди-ка поскорее к пани Гарабурде. А то так ведь до вечера в дверях и простоишь.