Царство бури и безумия

Глава 32

Кайра

Через две недели после нападения Рахелы я просыпаюсь от настойчивого птичьего стука в мое окно. Смесь возбуждения и облегчения поднимает меня с постели в одно мгновение, я перепрыгиваю через новый ковер, который появился в моей комнате на следующий день после нападения — без сомнения, чтобы скрыть пятно крови, которое, я точно знала, не вымыть. Однако никто никогда не посещает комнату Терр, тем более в северной башне, так что никто не заподозрит, что Рахела была убита здесь, если только они не войдут и не почувствуют запах крови или не обыщут ее.

Я распахиваю окно, и птица приземляется точно так же, как и в прошлый раз, маленькими когтистыми лапками на перекрещивающуюся металлическую решетку. Я хватаю свиток с лапки и рассеянно глажу его клюв кончиком пальца, разворачивая его другой рукой и читая короткую записку, написанную там.

Вернулся в Ривьер. Требуется срочная встреча. — Р.

Я хмурюсь, глядя на написанные слова. Срочно? По сути, на языке Региса это означает «тащи свою задницу обратно к мадам Брион, пока я сам не отправился на охоту за тобой». Это потому, что он услышал, что произошло в Академии? Я облегченно вздыхаю и перестаю гладить птичий клюв достаточно надолго, чтобы подойти к своему прикроватному столику и зажечь стоящую там свечу. Пламя вспыхивает с новой силой, и я держу над ним свиток, позволяя ему сгореть дотла, пока набрасываю свой ответ. В нем всего одно слово:

Воскресенье.

Это будет единственный день, когда Руэн будет полностью свободен от тренировок или занятий, и я тоже, теперь, когда мои обязанности в библиотеке прекращены. Я готова потребовать свою услугу. Сворачивая записку и прикрепляя ее к лапке птицы, я замечаю моего короля пауков, ползущего по моему матрасу.

Птица взмахивает крыльями, отпрыгивая от окна, и ловит идеальный порыв ветра, который позволяет ей парить обратно в Ривьер. Я дрожу, закрываю стекло и делаю шаг назад. Тот теплый день, который мы пережили, кажется, был последним в своем роде уже довольно давно. Из щели окна в моей комнате я вижу легкий налет изо льда и снега на земле.

Отворачиваясь от отвратительного зрелища, я падаю на матрас и протягиваю руку к своему маленькому фамильяру. Король пауков заползает прямо ко мне на ладонь с новой легкостью, которой у нас не было при первой встрече. Я улыбаюсь и глажу его по голове.

— Думаю, у меня есть для тебя подходящее имя, — говорю я. — Просто дай мне знать, что ты об этом думаешь.

В ответ паук наклоняет свою маленькую головку, ударяясь ею о подушечку моего пальца в просьбе о большем поглаживании. Моя улыбка становится шире.

— Что ты думаешь о Рагно? — Спрашиваю я, с любопытством разглядывая существо и посылая ему свои мысли. Я жду, но ответных эмоций нет.

— Нет? — Я вздыхаю. — А если… Ксаксис?

По-прежнему никаких эмоций. Ни отрицательных, ни положительных. Я сжимаю губы, мои легкие поглаживания приостанавливаются. — Лацерта? — Я опускаю взгляд и морщусь. — Я не знаю, мальчик ты или девочка, — признаюсь я немного застенчиво.

Эмоции паука темнеют, а затем он подталкивает ответ обратно в мой разум. — Девочка? — Я моргаю. — Тогда, по видимому, королева пауков. — Меня мучает чувство вины за то, что я не распознала ее пол, но я достаточно быстро преодолеваю его, меняя свои идеи с именами и начиная выкладывать их одно за другим.

На каждое из них я либо не получаю ответа, либо получаю отрицательный ответ, а на одно, которое звучит слишком близко к названию птицы, моя маленькая королева пауков кусает меня.

— Ладно, — говорю я, пожимая протянутую руку. — Тогда уж точно не это. — Я глубоко вздыхаю и сажаю своего маленького друга на кровать рядом со мной. — Дай мне еще немного подумать, пока я одеваюсь, — говорю я.

Она сидит там, моя фигура отражается в восьми черных глазах, когда я снимаю ночную рубашку и надеваю черную униформу, которую до сих пор вынуждена носить большую часть дня. Перевязав мои груди и заправив последнюю ленту в верхнюю часть, меня осеняет. Я медленно оглядываюсь и смотрю через плечо на паучиху, которая сидит на моей кровати, как будто она греется в тепле комнаты и маленьком лучике солнечного света, который проникает внутрь.

— Аранея?

При звуке имени паучиха поворачивается и смотрит на меня. Она поднимает две передние лапки и потирает их друг о друга, пока ее эмоции изливаются в мой разум. Ласка. Уют. Правильно.

Я улыбаюсь. — Тебе нравится?

Она снова сводит лапки вместе, и я заканчиваю надевать тунику через голову, прежде чем заправить ее за пояс брюк и, схватив пиджак, застегиваю его до шеи. — Тогда ты будешь Аранеей, — говорю я ей. — Я думаю, это красивое имя.

Интересно, знает ли она тоже, что это значит. Одной из немногих книг на древнем языке, которые Офелия хранила в своей личной библиотеке, было что-то вроде словаря. Я плохо разбиралась в древнем языке, но мне было любопытно, каким словом обозначался паук, и, к счастью, кто-то нарисовал маленькое существо прямо рядом с этим словом, и оно оказалось на первой странице книги.

Аранея просто означало «паук», и это то, чем является моя королева пауков. Она — это она сама, паук, королева, и это настолько просто, насколько это возможно.

— В это воскресенье меня не будет, — тихо говорю я, снова сажусь на кровать и натягиваю ботинки. Я вкладываю свои мысли в ее сознание, направляя ее посмотреть, что мне от нее нужно, пока меня не будет. Немного погодя она опускает две передние лапки на матрас, а затем убегает прочь, исчезая за кроватью и в другой дыре в стене. Скорее всего, она отправится поискать себе что-нибудь на завтрак, а потом соберет других пауков.

Как только я думаю об Аранее, добывающей себе завтрак, мой желудок урчит от голода. Проведя рукой по лицу, я встаю и направляюсь к двери, готовая провести остаток этой недели, чтобы воскресенье наступило как можно скорее.

Я направляюсь к Найлу среди толпы Терр, движущихся, как живые мертвецы, с полузакрытыми глазами и низко опущенными головами, пока все они тащатся по холоду в столовую Терр. Он одет в темно-серый пиджак, руки скрещены на груди, а ладони прижаты к бокам при ходьбе.

Несмотря на мою отличающуюся форму, сегодня, кажется, никого не волнует, с кем они идут рядом, когда я проскальзываю в их толпу, пока не подхожу к Найлу и толкаю его локтем. Он вздрагивает и смотрит по сторонам широко раскрытыми глазами, но когда видит, что это я, значительно успокаивается и даже слегка устало улыбается мне.

Я хмурюсь. — Ты в порядке? — С любопытством спрашиваю я.

Он кивает, но ответ прерывается громким, сводящим челюсти зевком, и мгновение спустя он моргает, как будто это испугало его. Качая головой, мы переходим в столовую и вздыхаем с облегчением, когда холод из пронизывающего и резкого становится лишь слегка неприятным.

— Я в порядке, — наконец отвечает Найл. — Я просто устал.

— Как и все, кажется, — замечаю я, многозначительно оглядываясь по сторонам, прежде чем снова сфокусироваться на нем. Он выглядит измученным, но он всегда казался гораздо более приспособленным к работе в качестве Терры, чем я. Что могло вызвать у него такое изнеможение?

— Зима означает более короткий световой день, но не меньше работы, — говорит он. — Я думаю, темнота делает нас всех более сонными, чем мы думаем.

— Ты уверен, что больше ничего нет? — Я настаиваю. — Тебе нужна помощь?

Найл избегает смотреть на меня, уставившись прямо перед собой, и качает головой. — Нет, больше ничего. Я в порядке. Мне не нужна никакая помощь.

Ложь.

Он определенно не в порядке. У него глубокие синяки под глазами, и они соответствуют многим другим. — Тебе дали дополнительные обязанности? — Спрашиваю я.

Он напрягается, а затем моргает, как будто что-то вспоминая. Он поворачивается и смотрит на меня. — Почему ты спрашиваешь об этом?

Отвечать вопросом на вопрос — один из самых древних приёмов ухода от ответа. — Найл. — Я встречаюсь с ним взглядом. Я останавливаюсь, и потому что он не хочет оставлять меня — потому что он просто такой человек, — он тоже останавливается. Даже в то время, как другие Терры ходят вокруг нас, некоторые бросают на нас неприязненные взгляды, а большинство открыто хмурятся на меня. Я удивлена, что никто не был груб с ним из-за меня, потому что мы с ним, похоже, такие… осознание поражает меня.

— Другие Терры просили тебя выполнять их работу? — Я требую ответа.

Он краснеет и опускает голову. — Я действительно проголодался этим утром, Кайра, — говорит он. Еще одна уловка. — Не могли бы мы, пожалуйста, поторопиться, пока все вкусное не разобрали?

Я хватаю его за плечи. — Кто? — Спрашиваю я.

Найл тут же переводит взгляд на кого-то за моим плечом и снова опускает его. — Никто.

Я оглядываюсь, но здесь слишком много Терр, чтобы я могла понять, кого из них он искал своим красноречивым взглядом. Я поворачиваюсь к нему. — Скажи мне, кто тебя беспокоит, Найл, — приказываю я, сжимая достаточно сильно, чтобы показать, насколько я серьезна.

— В этом нет ничего особенного, — возражает Найл. — Я просто помогаю нескольким Террам, которые не успевают…

— Нескольким? Это скольким?

Найл зажмуривает глаза, когда румянец поднимается по его лицу, заливая щеки и шею. — Это… — Он открывает глаза и бросает на меня умоляющий взгляд. — На самом деле это неважно. Пожалуйста, мы можем встать в очередь? Вчера вечером я был слишком занят, чтобы поужинать, так что сейчас я голоден.

Слишком занят, чтобы поужинать? Моя верхняя губа раздраженно приподнимается.

Прежде чем я успеваю сказать «нет» и возразить, Найл отстраняется, и мне приходится отпустить его, иначе я рискую причинить ему боль. Он одаривает меня легкой грустной улыбкой, а затем поворачивается, следуя за последними оставшимися Террами, которые вошли в обеденный зал. Я смотрю ему вслед, и у меня внутри все сжимается.

Я смотрю на него, чувствуя, что отпустить его — неправильно, но я не знаю, что еще я могу сделать. Мои руки сжимаются в кулаки, и я еще раз оглядываюсь через плечо, осматривая комнату из стороны в сторону, пытаясь найти какие-нибудь лица или какие-нибудь подсказки относительно того, кто мог быть ответственен за эти темные круги под глазами Найла.

Вот почему я не завожу друзей на миссиях. Мне должно быть все равно. Потому что, когда я все же подпускаю кого-то к себе, для меня это становится слишком важным.

Я так и не выяснила, кто из других Терр виноват в очевидном истощении Найла, но все же, я убеждаю кое-кого сказать мне, где находится здание для Вторых Уровней, в котором живет Мейрин, и какая комната принадлежит ей. Несколько денз, которые я протащила с собой в Академию, и Терра, которая задержалась внутри, когда очередь за едой подходила к концу, была слишком счастлива взять мою монету и поделиться информацией. Я выскользнула до того, как Найл получил свою еду или увидел, с кем я разговаривала или куда пошла.

Во-первых, мне нужно рассказать ей, что происходит с Найлом, и как целительница, она могла бы сделать для меня кое-что еще.

Сейчас, когда все остальные Терры завтракают в относительном тепле столовой, я бегу через кампус к зданию общежития. Конечно, мне просто повезло, что она оказалась в южной башне, как можно дальше от северной башни и зданий Терр.

Хотя я и разгоняю ноги в беге трусцой, я не могу позволить себе роскошь воспользоваться дополнительными способностями. Не на открытом воздухе. В поле зрения появляется южная башня, и, в отличие от северной башни, она выглядит гораздо более ухоженной, с виноградными лозами, растущими подо льдом по круглому камню, который, кажется, регулярно моют и ухаживают за ним. В этой башне тоже есть еще несколько окон, не только массивные наверху и прорези для остальных кладовых северной башни, к которым я привыкла.

Я все жду и жду, держась подальше от дверей, ведущих в башню, и когда несколько незнакомых мне женщин Второго Уровня выходят парами, я крадусь вдоль каменных стен и ныряю к двери, пока она не закрылась.

Четвертый этаж. Седьмая комната направо. Четвертый этаж. Седьмая комната направо. Я мысленно повторяю эти слова, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Я останавливаюсь на третьем этаже, когда из коридора за углом доносятся женские голоса, но мне негде спрятаться.

Черт. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Пот скапливается у меня на затылке, и тупая ноющая пульсация, которая почти всегда сопровождает меня, теперь начинает отдаваться быстрым глухим стуком в основании моего черепа.

Я открываю глаза и выпрямляю спину, поднимая голову. Если спрятаться негде, то я не буду прятаться, решаю я. Большинство людей игнорируют окружающих, и если ты ведешь себя так, будто ты одна из них, то в их глазах так и есть. Высоко держа голову, я поднимаюсь по ступенькам, теперь по одной за раз, медленно и обдуманно. Осталось пройти всего один этаж. Я веду себя так, словно делала это миллион раз — поднималась по этим лестницам, ходила по этим коридорам, — и когда девушки выходят из-за угла, у меня перехватывает дыхание.

Однако ни одна из них не смотрит в мою сторону, когда они наклоняют головы ближе друг к другу. Та, что слева, одета в платье кремового цвета и говорит что-то, что заставляет другую, одетую в такие же черные брюки, как у меня, и темно-зеленую тунику, смеяться, проходя мимо меня, даже не поднимая взгляда в мою сторону. Однако я все еще задерживаю дыхание, пока не спускаюсь по коридору третьего этажа, а затем на лестничную клетку четвертого.

Выдыхая, я снова начинаю подниматься по две ступеньки за раз и, оказавшись на четвертом этаже, осматриваю двери по обе стороны коридора. Седьмая комната справа. Я бегу к ней и останавливаюсь, наполовину подняв руку.

Подожди! Голос логики останавливает меня. Что ты делаешь? Ты не можешь быть здесь. Ты не Терра южной башни. Ты не Терра Мейрин, а Найл. Но… Мейрин хотела бы знать, что с Найлом так обращаются. В тот день на тренировке она ясно дала понять, как сильно ценит его, и я видела, как она на него смотрит. Она не видит в нем просто еще одного человека, слугу.

Я стискиваю зубы, споря со своим внутренним голосом. Затем, прежде чем успеваю передумать, трижды стучу в седьмую дверь. С другой стороны раздаются шаги, а затем дверь открывается, и огненно-рыжие волосы заполняют мое поле зрения за долю секунды до того, как появляется ошеломленное выражение лица Мейрин.

— Кайра? — Она выглядывает в коридор, переводя взгляд сначала в одну сторону, потом в другую. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она. Ее взгляд опускается на мою форму, и прежде чем я успеваю ответить, она задает другой вопрос. — Ты ушиблась? — Она делает шаг вперед и кладет тыльную сторону ладони мне на лоб. — Ты раскраснелась, заходи.

Я все еще пытаюсь набрать воздуха в легкие, когда она затаскивает меня в свою спальню и закрывает за нами дверь, в горле першит от того, как быстро я дышу. Тепло в ее комнате сильно отличается от холодного воздуха снаружи или даже от слегка влажного воздуха в коридоре. Оно проникает в мои кости и заставляет меня вздыхать с облегчением, когда мои мышцы расслабляются. Я поворачиваю шею в сторону и оглядываю комнату Смертной Богини Второго Уровня.

Стены здесь каменные, как и в северной башне, но разница между спальней Мейрин и покоями Даркхейвеном огромна. Вместо одной большой общей комнаты и отдельных спален, комната Мейрин больше похожа на обычные покои господинов, в которые я много раз пробиралась раньше. Они довольно большие для комнаты с арочным окном — всего одно окно среднего размера, перед которым стоит скамья, заваленная стопкой книг. Мой взгляд перемещается с нее на кровать с балдахином и зеленый гобелен на единственной стене, на которой нет окна, кровати или камина.

— Входи, — настаивает Мейрин, направляясь к тележке возле камина, не такой большой, как у Даркхавенов, но и не такой маленькой, как в кабинете Гейла. — Присаживайся. — Она указывает на кровать, единственное место, не считая скамеечки для чтения у окна.

Я прохожу дальше по комнате. Над головой висит хрустальная люстра с маленькими чашечками для огоньков, которые освещают комнату после захода солнца. Аромат трав и сандалового дерева пропитывает пространство. Это расслабляет. Мейрин останавливается перед тележкой, и бокалы звенят, когда она передвигает предметы, открывает бутылки, которые не похожи на ликер, и нюхает их, прежде чем поставить на стол и потянуться за другой.

— Уже прошло слишком много времени после твоей порки, чтобы в твои раны могло попасть заражение, — бормочет Мейрин. — С ними что-то случилось? Они открылись снова? Я могу взглянуть, позволь мне принести тебе что-нибудь, чтобы облегчить боль — возможно, мне придется прикоснуться к ранам, чтобы посмотреть, не они ли…

— Нет, — быстро говорю я, поправляя ее. — Нет, со мной все в порядке. Температуры нет. Я здесь не для исцеления.

Мейрин поднимает голову и медленно поворачивается ко мне лицом, широко раскрыв глаза. — Ты не больна?

Я качаю головой. — Я здесь из-за… — Черт, Найлу бы это определенно не понравилось, но есть очень мало людей, которые мне на самом деле нравятся, а еще меньше волнуют настолько, чтобы зайти так далеко. Я уже здесь. Слишком поздно. Я делаю еще один вдох и смеряю Мейрин мрачным взглядом. — Я думаю, что другие Терры донимают Найла, — сообщаю я ей.

Она моргает, а затем ее взгляд тоже темнеет. — Как донимают? — Она медленно произносит эти два слова, в ее глазах читается возмездие. Нет никакого вопроса о том, верит она мне или нет. Что должно означать, что я уже пропустила и другие признаки.

— Вы подозревали, — я полагаю.

Мейрин на мгновение замолкает, но затем кивает. — Он плохо спит и остается… — Она прикусывает губу и отводит взгляд в сторону.

— Он подолгу остается в ваших покоях, как будто не хочет возвращаться в общежитие Терр. — Я бы сказала, что это еще одно предположение, если бы не была абсолютно уверена в своей правоте.

Она кивает. — Я вылечила его руку несколько дней назад, — признается она. — Он никогда не просит исцеления — говорит, что с ним все в порядке, но я видела, что ему было больно, и я давила на него, пока он не показал рану. Он клялся, что упал, когда нес сумки с бельем, но мне потребовалось больше времени чем обычно, чтобы залечить простой синяк. Я почти уверена, что у него была, по меньшей мере, сломана рука. Я подозревала, что кто-то толкнул его, но он был слишком горд, чтобы сказать об этом.

Гордость или нет, какими бы ни были причины Найла держать свои проблемы при себе, у меня внутри все бурлит от насилия. — Я… — Я замолкаю, осознав слова, которые вот-вот не сорвались с моих губ. Черт. Я отворачиваюсь. Я собиралась рассказать ей о своих планах покинуть академию? Я качаю головой и хлопаю себя ладонью по виску. Мне нужно взять себя в руки. Дело даже не в Даркхейвенах, так что я не могу винить в этом их и то, как они выбивают меня из равновесие.

— Кайра? — Мягкий голос Мейрин звучит растерянно, когда она произносит мое имя.

Я сдерживаю следующий вздох и снова поворачиваюсь к ней лицом. — Извините, — говорю я. — Я просто хотела поделиться с вами своими подозрениями и попросить — поскольку, похоже, он вам небезразличен — быть начеку, так как… ну, я не живу в общежитии, как другие Терры, поэтому я не могу…

— Тебе не нужно ничего объяснять, — говорит Мейрин, поднимая руку, чтобы остановить мой поток неловких объяснений. — Конечно, я присмотрю за ним. Я действительно забочусь о нем, Кайра. — Ее брови хмурятся, когда она медленно опускает руку. Половина меня хочет просто кивнуть и уйти, но есть причина, по которой я пробралась в общежитие Смертной Богини. Причина, по которой я случайно оказалась там, где, как я знаю, меня быть не должно, и меньшее, что я могу сделать, это выслушать все, что она так явно хочет сказать, если я все равно собираюсь попросить об одолжении.

— Ты знаешь, что не все Смертные Боги похожи на наших родителей, — тихо говорит она. Я напрягаюсь, на долю секунды думая, что она говорит обо мне, но затем она продолжает, и я снова расслабляюсь. — Я могу понять, что ты осторожна — я удивлена, что среди людей, больше нет, таких как ты, но я обещаю… Я действительно не хочу причинить вреда Найлу. Он хороший. — Затем я слышу, как она тихо бормочет: — Слишком хороший для такой, как я.

Я чуть не фыркаю от насмешки. Должно быть, это часть генетики Смертного Бога — либо быть чересчур самовлюблёнными, либо полными самоненависти. Золотой середины у них почти никогда не бывает. Если только ты не я, конечно, потому что даже я могу признать, что иногда во мне уживаются и чрезмерная гордость, и самобичевание — одновременно. Что она там сказала на своей тренировке? Что мы не такие уж разные? Она понятия не имела, насколько она на самом деле права.

— Спасибо, — тихо говорю я, не подавая виду, что слышала последнюю часть. Без сомнения, она не собиралась произносить это вслух, и, возможно, если она все еще думает, что я человек, она не ожидала, что мои уши уловят это.

Мейрин кивает мне, а затем с любопытством склоняет голову набок, как будто наконец осознав, что с моей стороны маловероятно приходить сюда и рисковать быть пойманной и допрошенной только ради того, чтобы попросить ее присмотреть за моим другом. — Для чего еще ты здесь, Кайра? — спрашивает она мгновение спустя, подтверждая мои подозрения.

Встречаясь взглядом с ее потрясающими нефритовыми глазами, я делаю шаг дальше в комнату. Она отходит от тележки, мы вдвоем шагаем синхронно, обходя друг друга, пока не оказываемся у края ее кровати. — Возможно, мне понадобится ваша услуга, — говорю я ей.

Она наклоняет голову в противоположную сторону. — Это связано с исцелением? — спрашивает она.

Я киваю. Хотя я не могу быть уверена, внезапный отъезд Региса из Ривьера беспокоит меня. Поскольку Карсел уже на пути сюда, Регис обычно не брался за дополнительную работу. Тот факт, что он это сделал, может означать только одно — это как-то связано с его пропавшим братом Греллем.

Даже спустя почти десять лет преданность Региса поиску своего брата остается такой же сильной, как и в тот день, когда я его встретила. Но если бы он это сделал, то, без сомнения, были бы вещи, с которыми даже моя Божественная Кровь не смогла бы помочь брату Региса. Греллю, если он все еще жив, несомненно, понадобится опытный целитель, и если я была права, то такая Божественная целительница, как Мейрин, могла бы сделать больше, чем залечивать внешние раны, но потенциально и эмоциональные.

И Регис, и я знаем, какие извращенные и жестокие вещи Боги вытворяют со своими игрушками. Возможно, было бы лучше, даже милосерднее, если бы брат Региса умер давным-давно, а не переживал все это. Под постоянным каблуком какого-то злого Бога, которому нравилось ломать и без того слишком хрупких людей ради удовольствия.

— Если мне потребуется ваше исцеление, — медленно начинаю я. — Сколько мне будет стоить ваше молчание?

Зелёные глаза, усыпанные золотистыми и карими крапинками в изумрудной глубине, мерцают в… я замираю… нет, не может быть, это же не обида, правда? Маэрин моргает — и эмоция, что бы это ни было, тут же исчезает.

— Мое молчание нельзя купить, — холодно заявляет Мейрин.

— Если это денза… — Надеюсь, у мне хватит. Конечно, даже Смертным Богам нужна эта монета, но Мейрин снова поднимает руку, останавливая мои слова.

— Как я уже сказала, — она смеряет меня тяжелым взглядом, — мое молчание нельзя купить. Его можно заслужить.

Зерно уважения набухает в моей груди. Даже если бы у меня была хорошая защита ее заявления, я бы проглотила это в этот момент. Я киваю, понимая. — Понятно, — говорю я просто потому, что понятия не имею, что еще можно сказать.

— Я буду присматривать за Найлом независимо от твоих дальнейших действий, — быстро говорит Мейрин, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти. — Моя дружба с ним не касается тебя точно так же, как его дружба с тобой не касается меня.

Я останавливаюсь, не доходя до двери, и оборачиваюсь, бросая на нее взгляд через плечо. Мои губы приоткрываются, и прежде чем я успеваю обдумать слова, слетающие с моих губ, они уже там. — Я думаю, в другой жизни мы были бы хорошими подругами, Мейрин. — Возможно, если бы моя мать сообщила о моем существовании, мы были бы не просто хорошими подругами, а лучшими. Живя вместе в этих самых зданиях, которые сейчас кажутся мне тюрьмой.

Поведение Мейрин на тренировочных площадках напоминает мне, что они являются тюрьмой не только для меня. Не каждый Смертный Бог думает, что они гадят здесь золотом. Некоторые осознают, в каком шатком положении они все находятся. К ним могли бы относиться лучше, но, в конце концов, мы все носим невидимые оковы, которые наложили на нас Боги.

Я поворачиваюсь обратно к двери и поворачиваю ручку, украдкой оглядывая коридор, чтобы убедиться, что путь свободен, прежде чем выскользнуть. Надеюсь, что бы там не случилось у Региса, мне не нужно будет возвращаться за Мейрин. Я пока не знаю, чем заслужу ее молчание, и что могу рискнуть — вдруг ещё кто-то в этом, богами забытом, месте узнает правду.