Царство бури и безумия

Глава 19

Кайра

Я смотрю на платье — если это вообще можно назвать платьем — как оно облегает моё тело, отражённое в высоком напольном зеркале, которое притащили сюда после того, как младшая из Терр закончила свои обязанности. Кончики пальцев леденеют, когда я провожу ими по глубокому вырезу. Меня вымыли, расчесали, выщипали, будто я чёртова курица, которую готовят к праздничному ужину. Косы расплели, и теперь волосы тяжёлыми волнами спадают по спине и плечам, закручиваясь на концах.

Те Терры, что с утра возились в покоях Даркхейвенов, давно исчезли — работа закончена. Я поджимаю губы и разворачиваюсь — в зеркале мелькает оголённое бедро, когда полупрозрачная ткань расползается вверх по ноге почти до самого пояса. Единственное, что удерживает её от того, чтобы полностью разойтись и выставить на всеобщее обозрение все мои интимные места — это золотые цепочки, соединяющие стороны платья.

Платье само по себе не было бы таким чертовски оскорбительным, если бы не было демонстративно сексуальным. Мне негде спрятать оружие. Наклоняясь, я касаюсь края одной стороны, хмуро глядя на мерцающую легкую ткань. Это красиво, но отсутствие подходящей подкладки, чтобы спрятать пару кинжалов, заставляет меня чувствовать себя уязвимой. Ошейник, охватывающий мою шею, — худшая часть. Это заставляет меня чувствовать, что я задыхаюсь, несмотря на его невесомость.

Из какого бы металла оно ни было сделано, его обязательно нужно покрасить. Настоящее золото никогда не бывает таким светлым. Мои пальцы тянутся к тому месту, где металл выгибается дугой вдоль моего горла со всех сторон, соединяясь на затылке мерцающими желтыми камнями, которые сливаются с чешуйчатой поверхностью. И как будто ошейника недостаточно, чтобы задушить меня, есть соответствующие украшения на предплечьях в том же чешуйчатом стиле, начинающиеся от запястий и доходящие чуть ниже локтей.

Это наполовину броня, наполовину цепи. Все это напоминает о моем месте.

Мне хочется сорвать это и бросить в огонь, пылающий в очаге в нескольких футах от меня. Как будто прозрачной ткани было недостаточно, чтобы сделать меня склонной к убийству, перевязь, которой я стягивала груди под туникой, исчезла, — украдена Террой.

Единственное, что удерживает меня от полной наготы под прозрачной тканью платья, — это золотые чашечки, которые свисают с воротника под тканью и обвиваются вокруг моей спины тончайшей цепочкой. Одно неверное или слишком быстрое движение, и они могут лопнуть. Подходящие золотистые стринги на моей нижней половине никак не сдерживают мою потребность в насилии и не заставляют меня чувствовать себя хоть немного прикрытой.

Я поворачиваюсь обратно, приподнимая длинные пряди своих волос и вытягивая их вперед, пока осматриваю свою спину. Отметины от порки хлыстом все еще там — заживают медленнее, чем я ожидала, но закрылись и теперь представляют собой более белые линии вдоль позвоночника. Еще несколько коротких недель и они полностью исчезнут. Я молюсь, чтобы подобных сюрпризов больше не было, потому что если Боги или Даркхейвены увидят, что у меня не осталось напоминания от этого наказания, возникнут вопросы, на которые я не смогу дать ответов.

— Вау. Ты выглядишь…

Оборачиваясь на звук задыхающегося голоса Теоса, я поднимаю руку, наполовину намереваясь прикрыться руками, но… какой в этом смысл? Я собираюсь выйти из этих покоев в ту же секунду, как сядет солнце, и последовать за Даркхейвенами на ту гребаную вечеринку, которую Боги решили устроить для себя. Я буду открытой и уязвимой, и меня увидит каждый человек в Академии.

Я опускаю руки и хмурюсь — не обращая внимания на то, насколько это грубо. — Я выгляжу как шлюха для Богов, — огрызаюсь я.

Позолоченные глаза останавливаются на моем теле, спускаясь по моим ногам длиннее среднего и округлым бедрам к сандалиям, которые защищают мои ступни от пола. Его пристальный взгляд на этом не останавливается, вместо этого он медленно скользит вверх по моим икрам, а затем по животу, останавливаясь на месте чуть ниже него. Моя киска едва прикрыта кусочком золотистого атласа того же чертова цвета, что и взгляд Теоса.

Меня будто вывернули на изнанку, и оставили с пустотой внутри, когда он, наконец, отвлекает свое внимание от этого места и поднимается вверх по моей груди, останавливаясь на горле. Темная тень пробегает по выражению его лица, прежде чем он, наконец, встречает мой гневный взгляд.

— Я знаю, тебе возможно неприятно, что тебя заставляют это носить, но ты действительно прекрасна, Деа. — Грубые нотки в его голосе поражают меня до глубины души. У меня пересыхает во рту. Глаза Теоса, кажется, не могут оторваться от изучения меня. То, как незаметно он перемещается и наклоняется, чтобы поправить свои штаны, должно настораживать.

Это не так.

Я все еще в ярости. Мои вены полны едкого ада этой эмоции, но его словам все равно каким-то образом удается проскользнуть сквозь мою защиту. Как будто у него есть тайный путь, известный только ему, чтобы избежать моего гнева. Мои плечи медленно опускаются, и я выдыхаю, прядь моих вымытых и завитых волос отбрасывается с моего лица при этом.

— Он делает это нарочно, — тихо говорю я. Это еще одно наказание от Долоса. Так и должно быть. Кто-то может подумать, что это ироничное наказание за то, что я сделала с Теосом, но Долоса не волнует, что я трахалась с ним.

Никому в Академии нет до этого дела, кроме Теоса, его братьев и, возможно, меня. Многие Терры склоняются перед своими хозяевами. Мое преступление заключалось не в этом, а в моих действиях, игнорируя правила Академии — входить во внутренние дворы, куда смертным вход воспрещен, и вести себя неуважительно по отношению к тем, кого они считают выше меня.

Теос ненадолго закрывает глаза, а когда снова открывает, сильное возбуждение в них угасло. — Да, — соглашается он. — Вероятно, так и есть. Однако, если тебе станет от этого легче, ты будешь не единственной, кто одет так… — он морщится, когда его внимание возвращается к тому, что можно считать лишь жалким подобием одежды, — похотливо.

— А другие будут одеты так же, как это? — Я указываю на свой наряд, как будто он не провел последние несколько минут, трахая меня глазами.

— Этот наряд на самом деле довольно скромный по сравнению с некоторыми нарядами, которые я видел на подобных мероприятиях, — признает Теос. — Наказание заключается в том, что ты обязана присутствовать. У большинства Терр сегодня выходной, и присутствовать должны только избранные.

Как бы я ни была шокирована его словами, у меня нет времени ответить, потому что дверь за читальным столом открывается и выходит Руэн. Его рука прикрывает одну из сверкающих серебряных запонок в форме миниатюрной волчьей головы на запястье, поправляя ее на ходу. Когда он останавливается и поднимает голову, его взгляд падает на меня, и вся непринужденность, которую приносит присутствие Теоса, испаряется. Красное жаркое пламя лижет мою обнаженную спину, когда цвет его глубоких океанических глаз колышется от осознания.

У меня перехватывает горло, но я все равно пытаюсь дышать, грудь вздымается от усилия. Вена на его подбородке оживает, пульсируя в такт моему учащающемуся сердцебиению. Я снова не прикрываюсь от его взгляда. Однако, в отличие от Теоса, взгляд Руэна не опускается дальше воротника, стягивающего мое горло.

Темно-синие и фиолетовые пряди появляются по краям его волос, как будто сила утекает из него, и он не может контролировать ее порывы. Тепло распространяется, пойманное в ловушку внутри моего тела, когда оно проплывает сквозь меня, ища, где бы закончить свое путешествие.

Теос переводит взгляд между нами, его брови хмурятся, когда он чувствует перемену в воздухе. Это нетрудно распознать. Напряжение подобно живому потоку молний, текущим между нами.

— Руэн?

При звуке своего имени Руэн качает головой и делает глубокий вдох. Как будто его собственное дыхание наконец-то запускает мое собственное, мое горло снова открывается, и воздух снова начинает поступать. Руэн отворачивается от меня, практически поворачиваясь ко мне спиной, когда смотрит вверх по лестнице, где дверь в третью и последнюю комнату брата Даркхейвен остается закрытой.

— Где Каликс? — спрашивает он.

Теос пожимает плечами. — Он еще не спустился.

— Мы опоздаем, если он не поторопится.

Я точно не ожидала никакой похвалы или комплимента от Руэна, вот почему раздражение, которое пронзает меня, когда он топает к концу лестницы и полностью игнорирует меня, расстраивает гораздо больше.

Мой взгляд возвращается к Теосу и скользит по его одежде. И он, и Руэн одеты гораздо роскошнее, чем я когда-либо видела раньше. Их брюки черного цвета, но на этом сходство заканчивается. Теос одет в бордовый пиджак поверх белоснежной рубашки, которая распахнута, обнажая золотистую плоть в верхней части груди. Двубортный пиджак украшен двумя рядами золотых пуговиц, идущих спереди по груди, от того места, где на талии закреплен соответствующий пояс. Верхняя правая сторона пиджака откинута назад, открывая золотистый атлас изнутри с красивым узором в виде шипов красного цвета, расползающихся по краям.

Это действительно несправедливо, что ему разрешают носить так много одежды, в то время как меня заставляют носить салфетки. Скривив губы, я прекращаю разглядывать его дальше и бросаю взгляд туда, где стоит Руэн, призывая Каликса поторопить свою задницу у подножия лестницы. В отличие от Теоса, в официальном наряде Руэна вообще нет красного цвета. Это заставляет меня думать, что каждый из этих костюмов был специально создан, чтобы соответствовать их личностям, а также их предпочтениям, несмотря на запоздалое уведомление.

Из-под воротника его пиджака выглядывает черная рубашка, какую я видела только на ассасинах из Гильдии. Она облегает его плоть, как вторая кожа, и выгибается дугой вверх по горлу, останавливаясь в нескольких дюймах под подбородком, скрывая лишнюю плоть, которая обычно была бы обнажена.

Что он прячет под одеждой? — Рассеянно гадаю я.

Даже когда это любопытство наполняет меня, мои глаза продолжают изучать. Пиджак, который он надел для этого вечера, насыщенного фиолетово-индиго, пурпурно-синего королевского цвета. Запонки в виде волчьей головы сверкают на его запястьях, когда он чертыхается, а затем достает из карманов пару черных перчаток без пальцев.

Он натягивает их как раз в тот момент, когда дверь наверху распахивается и у перил появляется Каликс. Моя голова запрокидывается, а внутри все сжимается. Даркхейвен, которого я всегда считала самым опасным просто потому, что он непредсказуем и садистичен во многих отношениях, ступает на верхнюю ступеньку, а затем спускается по лестнице, когда Руэн отступает назад. Губы Каликса изгибаются в жестокой ухмылке. Он наслаждается этим, ошеломленным молчанием, которое остальные из нас, кажется, не могут нарушить.

На нем облегающая черная рубашка, как трико. Она мало чем отличается от рубашки, которая облегает фигуру Руэна, поскольку она простирается от шеи Каликса и заканчивается только у запястий. Однако, в отличие от Руэна, рубашка была застегнута от шеи вниз, обнажая загорелую плоть и мышцы, которые кажутся смазанными маслом. Жилет из чистого оникса, который на нем надет, поблескивает черными драгоценными камнями.

Его ноги в сапогах опускаются на первый этаж и не издают ни звука, пока он обходит Руэна, не останавливаясь, пока не оказывается передо мной. Моя голова откидывается еще больше назад, когда он, наконец, останавливается, когда его грудь касается моей. Изумрудные глаза сверкают открытой злобой. Ему это нравится.

Каликс поднимает руку, как и в то утро, протягивая ее мне. Мой взгляд падает на него и я замечаю серебряные и черные цепочки, перекрещивающиеся на его груди и бедрах. Это похоже на какую-то сбрую, темную, красивую и простую. Я моргаю, когда что-то еще привлекает мое внимание. Находясь так близко, я наконец-то вижу вышитое изображение в центре его груди, чуть ниже того места, где вырез переходит в ключицу. Это змея. Одно из ядовитых маленьких существ, не такое уж маленькое на изображении, ползет вверх по его груди и вокруг задней части плеч, вновь появляясь с другой стороны и возвращаясь, чтобы расположиться над его сердцем.

— Ну что, маленькая воровка?

Я уже поднимаю руку, чтобы взять его в свою, когда до меня доходят его слова. Я замираю. — Что?

Сверкают зубы, и, клянусь, я замечаю клыки. Каликс хватает меня за руку, прежде чем я успеваю отдернуть ее, и притягивает меня ближе, наклоняя голову и прикасаясь губами прямо к моему уху.

— Я знаю твой секрет, маленькая воровка, — бормочет он тише, чем я когда-либо слышала от него прежде. Достаточно тихо, что кажется, даже Руэн или Теос не могут расслышать. — Или мне теперь следует называть тебя — моя маленькая лгунья?

У меня кровь стынет в жилах, но Каликс не дает мне шанса ответить. Он смеется и использует свою хватку на моих руках, чтобы вывернуть меня из своих объятий, а затем вернуть обратно. — Она выглядит так, что ее хочется съесть, не так ли, братья? — спрашивает он, обращая свое внимание на остальных, стоящих с нами в комнате.

Я едва слышу его. Глухой рев в ушах заглушает все остальное. Ужасный, пробирающий до костей страх проникает в меня. Мои внутренности разжижаются. Мой разум замирает.

Нет. Нет. Нет. Этого не так. Этого не может быть.

Меня снова крутит, и мои ноги подкашиваются. На этот раз это не притворство. Никакого притворства, просто настоящий, неподдельный ужас сжимает мне горло.

Он знает. Он не может знать, но знает.

Когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с Каликсом, когда он перестает кружить меня, и трепещущая прозрачная ткань моего платья снова опускается, он выгибает бровь, а его улыбка остается на месте. Мне следовало знать лучше, чем думать, что я смогу это сделать. Я была высокомерна. Самоуверена. Глупа.

Каликс возвращает меня к себе и поднимает свободную руку к моему лицу, поворачивая меня, чтобы я посмотрела на Теоса и Руэна, у обоих напряженные выражения лиц. Ясно, что они понятия не имеют. Пока нет. Как долго это продлится? Сколько мне осталось?

— Скажи мне, маленький человек, — произносит Каликс с насмешкой в последнем слове. Я закрываю глаза, когда его дыхание касается моего лица. — Каково это — принадлежать трем самым могущественным Смертным Богам? Ты сама чувствуешь себя могущественной, когда тебя окружают все мы?

Мои глаза снова открываются, но я не могу пошевелить губами. Ответа не выходит. В этот момент никто из них вообще не выглядит смертным. Они выглядят как молодые и могущественные Боги, и я, их Божественная жертва, нахожусь в их власти.