Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

Глава 41. Обитель Вечности

Гермес был одним из немногих богов, кто побывал в Обители Безликих Сестёр — согласие Зевса по вопросу Гекаты, которое он тогда передавал, требовало личной встречи, и сёстры, впервые за всё время их существования, на это согласились. Ананка явилась ему в храме Аполлона бесплотным духом, приказала найти пустынную рощу и выложить там три камня по трём сторонам света — белый, омытый водой старого океана, чёрный, добытый с вершин самой высокой горы, и бурый, из огненных песков за морем на юге — а, когда всё было сделано, призвала его. Гермес ещё помнил, как его увлекло в божественное перемещение, которое он не контролировал, и как после личной встречи в Обители Вечности, где не ощущалось течения жизни, он очнулся у подножия Олимпа уже с готовым ответом для Зевса. Однако, как найти Безликих Сестёр сейчас, Гермес понятия не имел. Та роща давным-давно была застроена высотками, да и пробовать старый способ казалось не лучшей идеей, Борей мог только на очень короткое время связать их, оставалось идти в храм. Он бы так и сделал, если бы у богинь Судьбы существовал храм. Кто в современном мире почитал Судьбу? Кто поклонялся ей, кроме богов? Мойры и Безликие Сёстры по уровню популярности среди смертных отличались от Аида лишь отсутствием чудовищной репутации, а в остальном, во многом, превосходили его. Смертные взывали к Судьбе, когда она казалась им немилостивой и жестокой, и мало кто из них благодарил её. Кого угодно, но не судьбу. Стоило ли упоминать, что имена богинь давно стёрлись из памяти смертных, и знали их только единицы?

От безысходности Гермес стал взывать к Безликим Сёстрам в поисках их Обители, но нигде не находил ответа, пока не вспомнил о разрушенном святилище Мойр в Коринфе. То место ещё обладало божественной силой, и Гермес не ошибся, выбрав его своей целью — там ему явилась Пифия. Он думал о ней, но идти в город бога, порабощённого Аресом, казалось ему немыслимым сейчас, когда так важно было остаться в живых, когда так важно было увидеть её снова. Пифия не произнесла предсказание, лишь указала на поселение, которое на карте старого мира значилось, как «Белый источник»*. Что бы там ни было, Пифия не могла лгать.

Гермес остановился и взглянул на луну — единственного его спутника и советника в это нелёгкое время — и с грустью вспомнил её тройственный облик над домом Гекаты. Сейчас она так же освещала крыши одинокой деревни, обосновавшейся у небольшой реки под холмом: несколько окон ярко горели во мраке, стрекотали сверчки, изредка переругивались дворовые собаки. Гермес переместился на окраину, к ближайшему дому и, приняв человеческий облик, вежливо постучал. Внутри долго стояла тишина, а затем раздались шаркающие шаги, и деревянная дверь скрипнула — хозяин открыл ему без страха, присущего обычным смертным, и уверенно посмотрел прямо в глаза. Он выглядел как старик: с седыми прядями отросших волос, впалыми морщинистыми щеками и глазами-бусинами под густыми зарослями бровей, — но Гермес чувствовал, что он моложе, чем кажется.

— Извините, что потревожил так поздно, — вежливо сказал Гермес, — я ищу кое-что. Не подскажете, здесь, у деревни, есть место, похожее, к слову, скажем, на… греческий храм?

Хозяин оценивающе осмотрел его, наклонился, заглядывая в небо из-под притолоки, и покачал головой.

— Входи… — он распахнул дверь шире и проворчал, причмокивая на каждом слове, — ночь жеш… вот занесло!

Они прошли на маленькую обшарпанную кухню, Гермес сел, хозяин налил горячий чай и поставил на стол тарелку с рисовыми печеньями.

— Экась в какую пору ты, — выдохнул он, тяжело опускаясь на соседний стул, и почесал плохо выбритый подбородок. — Как звать-то? Откуда будешь?

— Я Гер… — Гермес вцепился в чашку, — Герман, из… Москвы, я путешественник.

Хозяин пристально вгляделся в его лицо и вытер нос тыльной стороной ладони, громко шмыгнув.

— Ага. Путешественник, начица… — повторил он задумчиво и усмехнулся. — Некудышные у тебя учителя-то по брехне были. Молодой ты какой-то, а говоришь, как старик… Путешественник, хех, турист вроде? А вещи тогда где? Вещей вот нет. Брешешь начица?

Гермес замялся. Ложь стоило придумать заранее, хорошо хоть не было нужды беспокоиться о языке и наречии собеседника, божественная сущность позволяла без особых усилий понимать любого человека на земле и отвечать ему.

— Да тут… мы тут с друзьями в поход пошли, — начал оправдываться Гермес, — на привал остановились. Я от палатки отошёл, а когда вернулся не нашёл никого. То ли заблудился, то ли свернул не туда. Пошёл, куда Мойр… — он откашлялся, — куда интуиция подсказала и вот, на деревню набрёл. Думал… тут помогут. Мне к храму надо, мы условились, если потеряемся, там встретиться… мне б туда до утра успеть.

Взгляд хозяина сделался подозрительным, но в следующий миг прояснился и подобрел. Старик хлопнул Гермеса по плечу.

— Да не лепечи уж, дед шутит. Раз забрёл, нужда, начица, привела. Брать-то у меня нечего, а коли заблудилси, так утром разберёмсь… Я Фомич, начица, такось и зови.

Гермес украдкой изучал его божественным взором. Фомичу, судя по всему, было чуть больше пятидесяти, старость раньше времени пришла к нему из-за одиночества и давней травмы, которая мучила его несколько лет.

— Что с вами случилось? — законы богов обязывали отвечать на гостеприимство вежливостью, и Гермес не мог позволить себе оскорбить хозяина спешкой. Так или иначе, о храме он узнает.

— Аййй! — тот махнул рукой. — Голова бедовая. Полез, начица, шифер на крыше подлатать, да неудержалси… а больница-то далеко, вот я и…

Гермес сверкнул взглядом и склонился к нему, будто невзначай касаясь руки.

— Я могу помочь, — конечно, он не был лекарем как Аполлон, но мог поделиться каплей божественной силы, — остаться и сделать всё, что нужно по дому и за его пределами. Это самое малое, что я могу дать за ваше гостеприимство.

Фомич накрыл его руку своей, не замечая, как золотой свет коснулся его кожи.

— Да шо ты, сынок, — он улыбнулся одними глазами, — бушь ещё силы и время на старика тратить. Мне уж жить два понедельника осталось, нечего меня спасать. О себе позаботься, — и когда заметил, что Гермес собирается возражать, поспешил сменить тему. — Можешь тут, начица, на ночь остаться, а завтра, так уж и быть, покажу тебе храм этот. Только нать он вам? Вечно вы молодёжь в какие-то развалины лезете, а там-то камня на камне не завалялось.

— Камня на камне? — Гермес почувствовал, что достаточно помог ему и убрал руки. — Храм в руинах?

— Дак почитай, сколько живу, столько и в руинах, но давеча… — старик с опаской взглянул в окно, будто боялся, что их в этой глуши подслушают, — давеча я как раз за хворостом вышел для печки сарайной, начица, смеркалось ужо. Иду я, начица, вдоль посадки у овражка, собираю ветки-то сухие, а внизу под склоном храм этот как раз, один каменный круг от него, начица. Уж не знаю, привиделось мне, али взаправду было, да только зажглись по кругу храма начица в сколах старых колонн огни красные, долго горели, а потом враз погасли, — он поёжился, — не зря Архиповна из Живописного-то калякала, что бесы там да бестии лютуют.

Гермес опустил голову, скрывая выражение лица. Значит, он действительно на верном пути.

— А что было дальше? Вчера?

— Вчера?.. А, так вот оно, начица, как было. Когда тучи-то разошлись, грохот раздался страшный, а апосля остатки храма под землю ушли, одни края каменные остались. Я глаз не сомкнул ночью, а днём побоялся идтить… в деревне народу почитай и нет, молодёжь вся в город подалась, а со стариков толку как молока с барана… мало ли, какая б беда приключилась…

От этих известий Гермес вскочил на ноги, не отдавая отчёта в своих действиях.

— Скажите точное место, это очень важно. Как туда добраться?

Фомич с недоумением взглянул на него:

— Вот те на, приспичило-то как! Ну, иди-иди, ворочать не буду, — он указал на окно. — Выйдешь из дома, начица, да по широкой дороге вниз пойдёшь, там, в конце, и увидишь. Не пропустишь.

Гермес сердечно поблагодарил гостеприимного хозяина, трижды отказался от повторно предложенного ночлега и, наконец, покинул дом, после чего без промедления переместился к указанному месту. Луна хорошо освещала дорогу и широкий склон, под которым на большой равнине располагалось то, что осталось от старого храма. Повсюду валялись куски разбитых колонн — некоторые из них лежали здесь столь давно, что поросли травой или наполовину спрятались под плотным слоем земли, в центре храма виднелась глубокая зияющая пропасть. Гермес знал, что всё это лишь видимость для смертных, и взмахнул рукой, разгоняя иллюзию — впрочем, колонны на место не вернулись, как и пол храма. Иллюзия скрывала руины. Кеды, повинуясь мыслям Гермеса, мгновенно обрели крылья и взмахнули ими, готовые исполнять приказы. Гермес подошёл к краю обвала, сделал глубокий вздох и шагнул вниз.

***

Лина обрела полную силу, но не уверенность. Напутствие Персефоны не помогло, а усилило её сомнения, она волновалась, ещё больше не верила в собственные силы, не верила, что способна идти до конца. Руки тряслись, когда Лина надевала на голову шлем, внутренности скручивало от нехороших предчувствий. Ей то казалось, что всё идёт слишком гладко, то виделась куча собственных ошибок, которые она никогда не сможет исправить, — всё это так сильно подкосило её, что она едва не потеряла сознание от облегчения, когда шлем, наконец, подстроился под неё, и она слилась с окружающим миром.

Чувство было новым, будто она стала крупицей воздуха, способной затеряться в мириадах таких же крупиц, и необычным, словно ничто в мире не могло теперь потревожить её. Лина дала себе время привыкнуть к этим ощущениям, и незаметно для себя обнаружила, что на место сомнений пришла уверенность, на место тревоги — спокойствие, а на место волнения — решимость. Повинуясь провидению или чьей-то незримой подсказке, путь Лины оказался на редкость спокойным. Её не преследовали, божественная защита городов не реагировала на неё, а полубоги, случайно оказывающиеся рядом, не замечали. Так — быстро и без потерь — Лина добралась до невзрачного комплекса атомной электростанции, расположившегося на берегу широкой реки. Вода в это время казалась лазурно-голубой и невольно напоминала божественную силу Аида, пробуждая глубоко скрытые воспоминания. Одно только вносило разлад в эту прекрасную картину — война смертных. Где-то совсем рядом гремели залпы орудий, что-то взрывалось, гудело и падало, но станция оставалась нетронутой, защищённой до последнего строения.

«Я помню каждое слово, которое ты сказала».

«Я хочу, чтобы ты заняла место, которое принадлежит тебе по праву».

«Ты моя жена, перерождением этого не изменить».

Голос Аида так отчётливо, так ясно прозвучал в её голове, что Лина невольно прикрыла глаза. Она чувствовала собственное сердцебиение, течение божественной силы под кожей, слышала и мир вокруг, его дыхание и жизнь, ощущала пульсацию очень близкого невидимого защитного поля станции и его непривычно тяжёлую ауру… Сначала Лина не поняла, как могло случиться, что защитное поле обрело собственную ауру, а затем догадалась — это была не аура, а чистая божественная сила тех, кто создал и поддерживал это поле. Обычно силу для такой масштабной защиты пропускали через чьё-то божественное оружие и уже потом создавали из неё поле, но приспешники Ареса генерировали божественную силу напрямую, чем увеличивали прочность защиты, однако теряли шансы на выживание в случае её разрушения. Сколько же их должно было находиться на территории, чтобы провернуть такое?

Лина с опаской сделала шаг вперёд и тут же отступила, зло усмехаясь. Арес предусмотрел и это. Концентрированная божественная сила была настроена так, что шлем не справлялся, и тело Лины становилось видимым. Выбора не осталось. Пойдёт Лина к защитному полю в шлеме или без него, не имело никакого значения, ведь её всё равно увидят, ведь её всё равно ждут. Арес легко предугадывал её поступки прежде — так почему этот случай должен был стать исключением?

Помучившись со шлемом, Лина уменьшила его до необходимых размеров и спрятала, а сама взяла в руки скипетр и, не позволив себе начать снова сомневаться, пошла вперёд. Воздух сгустился. Божественная энергия стала клубиться золотыми и серебряными всполохами, застилать глаза, всё больше и больше напоминая песчаную бурю, однако за несколько метров до купола божественной защиты исчезла. Мир обрёл ясность, небо сверкнуло чистейшей синевой, когда перед куполом один за одним стали появляться воины — сильные, суровые, с оружием разных мастей и видов, они заняли позицию напротив Лины и сомкнули ряды. Её губ коснулась едва заметная улыбка.

Арес всерьёз выставил целый легион против одной женщины? Он что, хотел потешить её самолюбие, намекнуть таким способом, что боится её? Лина надеялась, что ей представится случай узнать. Скипетр вспыхнул божественной энергией, Лина провернула его в руке, другой рукой подготовила лианы к атаке, и напала первая.

***

Подобно перу божественной птицы, Гермес опустился на дно обвала и легко коснулся земли. Свет его ауры замерцал ярче, высвечивая отдельные участки Обители — то, что он увидел, привело его в ужас. Здесь прошло самое настоящее сражение: вздыбленная, расколотая земля, каменная кладка, вывернутая наизнанку, жуткие сколы и срезы, почерневшие от божественных вспышек, — но кто посмел напасть на Безликих Сестёр? Кто мог позволить себе нарушить покой богинь Судьбы? Гермес затаил дыхание, не в силах поверить, что чувствует её. Она, Геката была здесь. Часть её силы ещё наполняла воздух, и он хотел бы собрать её по крупицам, лишь бы понять, насколько всё плохо. Жива ли она? Не ранена ли?

Никогда прежде, за всю историю богов, Гермес ни за кого так не волновался. Никто не лишал его способности потешаться над жизнью, дерзить Судьбе и богам. А Геката смогла. Если с ней что-нибудь случилось, если хоть один волосок с её головы…

Эту мысль ему закончить не дали. Кто-то сильный накинул на него божественные путы и натянул их на шее. Нападавший с лёгкостью мог бы преуспеть, если бы не совершил одну ошибку — он не прощупал ауру и не понял, что перед ним бог. Путы лопнули и отразились мощным ударом божественной силы — мужчина, оказавшийся охотником Ареса, влетел в упавшую колонну и сполз по ней на пол. Гермес внимательно рассмотрел его лицо — незнакомое, морщинистое, с явными следами старения. Наследник…

— Кто ты? И что здесь делаешь?

Охотник сплюнул кровь, скривив губы.

— Сам Вестник, ну, надо же… кого-кого, а тебя точно не ждал. Но оно и к лучшему…

В глазах Гермеса блеснула сталь. Если бы кто-то из близких увидел его в этот момент, то не узнал бы прежнего Гермеса — это был бог, способный разрушать миры, способную уничтожать одним взглядом.

— Я задал вопрос! Или слово богов ничего для тебя не значит?

— Боги! — охотник хмыкнул. — Богам пора на свалку, смертные давно забыли вас, и нам вы ни к чему. Этих грёбаных прях давно пора отправить в Тартар, в Ад, в Преисподнюю, ко всем чертям! Во что там ещё верят эти смертные? Хватит с нас богов, их вселенского управления, этих нитей судеб!

Гермес нахмурился.

— Без них не будет и мира, и твоей жизни. Я ещё раз спрашиваю. Кто ты такой? — голос Гермеса, усиленный в несколько раз отразился от сводов и многократным эхом вернулся к нему.

Охотник оскалился и, подняв полный ненависти взгляд, вдруг плюнул Гермесу под ноги. Это стало последней каплей. Движения Гермеса были стремительны и неуловимы, когда он повёл рукой, извлекая божественной оружие. Жезл с двумя змеями провернулся, преобразуясь в меч, и устремился к мужчине — тот напрягся и вытянул шею, когда меч застыл в паре сантиметров от его горла.

— Я спрашиваю… — медленно начал Гермес, заставляя остриё меча всё сильнее и сильнее впиваться в шею охотника.

Мучительная пытка под искрящейся аурой истинного бога стала непереносимым испытанием, и охотник сдался.

— Ладно-ладно, я скажу, скажу… — он глубоко вздохнул, будто собирался выдать чистосердечное признание, но вдруг выхватил лук, отбил им меч Гермеса, вскочил на ноги и, переместившись на удобное расстояние, выпустил стрелу, созданную божественной энергией.

Стрела рассекла ткань на плече Гермеса и задела кожу, оставляя глубокую рану, которая сразу же и затянулась. Этой бравадой нельзя было ранить бога, но вполне можно было его оскорбить. И Гермес оскорбился. Он отбросил все условности и переместился к охотнику, хватая его за горло — наследники могли принимать божественную форму, но она не шла ни в какое сравнение с формой истинного бога — Гермес был сильнее. Он поднял его, задыхающегося, над полом и медленно проговорил.

— Где она? Что здесь случилось?

Взгляд охотника наполнился злой неподдельной решимостью, а в следующий миг что-то хрустнуло, и Гермес, разжав пальцы, отшатнулся, запоздало понимая, что произошло. Охотник затрясся, повалился на бок, выпуская изо рта сначала пену, потом кровь… через долю секунды, показавшуюся Гермесу вечностью, охотник затих и больше не пошевелился. Гермес обречённо уставился на тело. Он хотел бы чувствовать злость, ненависть, испытать жажду мести, но вместо них в душе царило отчаяние. Гермес не знал, что с Гекатой, не мог предугадать исход событий, не видел будущего, и Пифия не видела его. Если напали на самих богинь Судьбы, то кто вообще теперь мог ручаться за будущее? Без них всё пойдёт прахом, мир вернётся в состояние хаоса и более никогда не станет прежним.

Алый блик отвлёк Гермеса от мрачных мыслей. Алый блик, огонёк надежды — маленький рубин, наполненный знакомой божественной силой, выкатился из расслабленной руки охотника. Зачем бы этот человек ни был здесь, как бы ни скрывал свою миссию и имя, рубин выдал его тайну. Наполнять силой драгоценные камни придумала Гестия, но чаще всего этот приём использовала Геката: так тот, кто брал такой камень с собой из дома, всегда возвращался домой.

Гермес кинулся к рубину, вспоминая тот первый раз, когда получил такой от Гекаты, и схватил его вместе с горсткой каменной пыли.

— Ты мой дом, — прошептал он, — я всегда выбираю тебя.

Алое сияние окутало его и утянуло в божественное перемещение.

Вспышки, удары, крики — битве не было конца и края. Воины Ареса прибывали с таким постоянством, словно где-то было запущено их конвейерное производство. Лианы вились уже на несколько сотен метров во все стороны, скипетр атаковал, окутанный ворохом божественных лепестков. Лина сражалась. Она не чувствовала усталости, не чувствовала и страха, ей только хотелось поскорее покончить с этим и попасть внутрь. Любой ценой. Против неё вышел целый легион, и о том, чтобы победить его в одиночку, даже обладая третьей частью Власти, не приходилось и мечтать. Но Лина мечтала, убеждала себя, что сможет. Живая или мёртвая она обязана туда войти.

Скипетр снова вернулся в руку, но на этот раз как-то слишком сильно. Лина пошатнулась. Она начала уставать, хотя ещё секунду назад могла бы с уверенностью отрицать это. На помощь рассчитывать не приходилось. Все отправились за Зевсом, и если сейчас кто-то и мог помочь ей, так это братья-Ветра. Они могли бы отвлечь врагов, тем самым давая ей время на восстановление и передышку, однако они находились слишком далеко. Воздух словно застыл, наполненный божественной энергией — ни травинка, ни листик не пошевелились за всё время.

Удар справа, сзади, сверху, слева — Лина теряла концентрацию, становилась невнимательна к деталям, к мелким перемещениям противника. Она пропустила четыре удара из шести, и на пятом пропущенном потеряла собственную защиту — ещё совсем недавно казавшаяся такой прочной, божественная защита раскололась на мелкие осколки, будто хрустальная ваза, и застыла вокруг Лины, чтобы тут же рухнуть к её ногам. Лина собрала её из последних сил, но так и не смогла вернуть в прежнее состояние — защита не простояла и минуты. Следовало искать другие варианты и искать быстро. Если она не справиться, если хоть на миг растеряется, всё будет потеряно. Всё будет кончено. Подгоняемая этими мыслями, Лина провернула скипетр в руке и с силой воткнула его зубцами в землю — скипетр вспыхнул божественной энергией и раскрыл купол собственной защиты. Теперь можно было продержаться ещё немного. Лина призвала лианы и заставила их сомкнуть кольцо вокруг неё — даже при повреждении защиты скипетра, с лианами она смогла бы сражаться достаточно долго, чтобы эта армия либо прекратила попытки убить её, либо отступила.

Но всё оказалось напрасно.

Воины Ареса обладали поистине огромной силой — не той, что присуща обычным полубогам и наследникам, а другой, способной сдвигать континенты, менять местами горы и океаны, силой, подвластной лишь немногим из богов. Лина в полной мере осознавала, что против владельца другого символа власти она будет бессильна. Каждый наносимый по ней удар, каждая атака подтверждала причастность кого-то из братьев Аида. Посейдон или Зевс? Кто из них? Сердце ухнуло вниз и забилось где-то в районе живота, когда защита скипетра пала, а за ней и лианы начали исчезать.

Судя по положению солнца, прошло более четырёх часов, а количество её врагов не уменьшилось ни на йоту. Лина опустила руки, наблюдая, как последние крупицы её защиты разлетаются золотистой пылью по ветру, время замедлилось, и мысли застыли в форме одного единственного вопроса: что дальше?

Золотистая пыль последних лиан коснулась лица — Лина прикрыла глаза, замечая, как в её сторону метнулось копьё, сверкнувшее солнечным бликом. Вдох-выдох. Вдох… Она уже чувствовала такое однажды, когда зубцы скипетра пронзили её тело, и она готова испытать это снова. Если нет способа победить, стоит принять поражение достойно. Выдох…

Всплеск божественных сил потревожил её волосы, а в следующий миг солнце накрыла чья-то тень, земля вздыбилась от приземления, и взрыв разметал воинов Ареса на десятки метров вокруг. Лина распахнула глаза.

«Не может быть»! — промелькнуло у неё в голове. — «Неужели снова?!».

Она не успела произнести ни звука, как тот, кто встал на её защиту, обернулся, накрыв их большим божественным куполом — губы его расплылись в довольной ухмылке.

— Амфитеус…

— Что? Эвр передал твою благодарность, и я подумал, что стоит увеличить твой долг…

Лина покачала головой, не способная дать хоть какой-то вразумительный ответ. Он снова спас её?

— Почему… — не удержалась она от первого пришедшего в голову вопроса, — почему ты пришёл? Решил, что я солгала о линии власти?

Ухмылка Амфитеуса стала шире, в глазах мелькнул и исчез лукавый огонёк.

— Не льсти себе, дорогая сестра, я уже знаю, что ты не солгала, причина в другом…

Лина взволнованно вздохнула.

— Тогда в чём? — голос сорвался и охрип. — Почему ты снова спасаешь меня?

Амфитеус достал золотые пистолеты и сформировал из них два божественных лёгких клинка, какими обычно пользовалась Ариана.

— Уходи. Отплатишь мне, когда вернёшься, — проигнорировал вопрос сказал он.

У Лины помутилось в голове.

— Уходить… отплачу… что? ЧТО? — она бесцеремонно схватила его за руку. — Что бы нас ни связывало, ты… — Лина развернула его к себе и ткнула пальцем в грудь, — здесь не останешься. Кем ты себя возомнил?! Ты не выстоишь и часа!

— Я сильнее, чем ты думаешь! Пока Арес не нашёл меня, я обладаю частью великой силы… — он осёкся, будто чья-то неведомая рука сдавила ему горло, и тряхнул головой, сбрасывая это ощущение.

Лина не поверила.

— Амфитеус! Ты погибнешь!

В защиту врезались первые божественные стрелы, но Амфитеус не обратил на них внимания. Он словно оцепенел и не мог найти в себе сил даже моргнуть или скрыть блеск глаз, который без всяких слов выдавал его чувства. Она произнесла его имя с таким искренним беспокойством, с каким никогда не произносила мать… На миг Амфитеус представил себе мир, где всего этого не случилось, где они могли бы стать настоящей семьей, но новые удары, сильнее прежних, сотрясшие божественную защиту, вернули его с небес на землю. Она должна уйти, ей необходимо уйти! Он вздохнул и гневно заявил:

— Какое тебе дело, что будет со мной? Иди, куда шла!

— Я…

Он убрал оружие и, схватив Лину за плечи, встряхнул её и оттолкнул от себя.

— Пошла вон! Геройствовать будешь в другом месте. Убирайся!

Лина, потрясённая сменой его настроения, таким явным, таким откровенным отпором, действительно отступила, выдохнула и растворилась в божественном перемещении. Какие бы цели ни преследовал Амфитеус, важно было лишь то, что он помогал ей прямо сейчас — сейчас, когда не на кого было надеяться. Пусть за этим последует буря, пусть они погибнут или уничтожат мир. Пусть! Лина ни за что не пожалеет, о том, что ушла. Она точно не пожалеет.

***

Гермес попал прямо в Обитель Мойр, в полумрак под высокие своды античного дворца, врезанного в скалу. Рубин растворился, успешно выполнив свою миссию, и тем самым подтвердил, что Геката находится здесь. Гермес едва успел осознать это, как мимо него метнулся чей-то божественный меч — пролетел в паре сантиметров от головы и воткнулся в камень, за небольшим водопадом. Вода скрадывала звуки, но в скрытности не было нужды, прямо перед Гермесом, у подножия короткой лестницы шла громкая потасовка, и даже если бы Гермес стал кричать, за звуками боя его никто бы не услышал. Гермес подобрался поближе, чтобы посмотреть, и с облегчением выдохнул.

Геката была жива.

Она держала божественный барьер, который плотной стеной загораживал вход в зал, опутанный нитями судеб. Вся божественность этого места словно улетучилась, а сама Обитель обратилась невзрачным домом, покрытым паутиной и пылью. За спиной Гекаты в совершенно человеческом воплощении стояли Мойры, а рядом растерявшие свою силу Ананка и Тюхэ — Гермес сразу понял, они выдохлись, слишком много потратили сил. Вероятно, богини Судьбы давно знали о неизбежности этого события, и призвали Гекату, чтобы она стала щитом для них, той защитной стеной, которая выстоит под напором даже высших божественных сущностей.

Гермес оценил обстановку. Геката держалась из последних сил, Мойры в спешке собирали в защитный кокон свои нити, уже не надеясь на счастливый исход… Гермес подумал, что ситуация была бы безвыходной, не появись он тут, а потом вспомнил — Мойры когда-то свели их вместе, Мойры попросили Афродиту и Эроса связать их судьбы. Его и Гекаты. Всё было предопределено. Гермес явился, чтобы спасти Гекату, но на самом деле он был тем, кто должен был спасти их всех.

Небольшой отряд нападавших полностью состоял из наследников и полубогов и не должен был нести значительной угрозы для богинь такого уровня, но сила отряда превосходила все мыслимые пределы. Кто-то помогал им. Гермес подгадал момент, подкрался и напал на полубогов со спины — недостойно для воина, но вполне сносно для Олимпийского бога — вся мощь его божественной силы обрушилась на них из мрака разрушенного помещения. Сразу стало очевидно, что никто не ждал такого сопротивления и тем более не был готов к появлению одного из двенадцати. Шестеро погибли на месте, остальные потеряли сознание, вероятно, на очень долгое время, и только двоим удалось ускользнуть в божественное перемещение. Золотое сияние их аур ещё мерцало в воздухе, а Гермес уже забыл о них, перемещаясь к Гекате. Он успел вовремя, как раз, когда она, потратив остатки сил, покачнулась и потеряла сознание. Гермес подхватил её у самого пола и опустился на пол вместе с ней, заменив её алую божественную защиту своей, золотой.

— Геката! Геката! — он нежно убрал упавшие на лицо тёмные волосы. Геката не отреагировала. Тогда Гермес положил ладонь ей на сердце и сделал то же самое, что несколько часов назад сделал для старика-смертного, указавшего ему дорогу. Божественная сила заструилась из-под пальцев в тело Гекаты.

— Вестник… — произнесла Ананка так, будто он опоздал на важную встречу.

Гермесу не хотелось проявлять к ним никакого почтения, единственное, что он мог, хотя и понимал, что это неправильно — обвинять их в состоянии своей супруги.

— Как до этого дошло? — ему не удалось скрыть эмоций, голос дрогнул. — Как великие Судьбы дожили до того, что едва не погибли? Что с вами?

— Вестник! — попыталась возмутиться Лахесис, но Атропос остановила её.

— Ты помог нам, мы благодарны тебе, мы вернём тебе этот долг…

— Вернёте? — продолжая помогать Гекате, спросил Гермес. — Что вы хотите вернуть? Разве не вы управляете миром и судьбами? Разве не под вашим чутким руководством я явился сюда? Разве не в ваших силах прекратить то, что происходит сейчас на земле?

Мойры переглянулись и не ответили. Клото повернулась к Ананке.

— Ах, госпожа Неизбежность, не просветишь ли ты этого ребёнка? Его любопытство…

— Любопытство — не порок, — встряла Тюхе.

— До беды доведёт! — проворчала Ананке.

— Не в этом случае, — пропела Клото, — его любопытство должно быть вознаграждено, — она посмотрела наверх, взмахнула руками, приводя оставшиеся нити судеб в движение, нити потянулись друг к другу и стали сворачиваться в последний слой огромного кокона. Общих сил Мойр хватало только на такие манипуляции.

Гермес даже не обратил внимания, хотя это, пожалуй, было самое потрясающее зрелище из тех, что он когда-либо мог видеть.

— Неизбежное зависит от Ананки, случайности от Тюхэ, — продолжила Клото нараспев, — мы придумываем судьбы, создаём их и отпускаем в мир. Но есть и кое-что ещё, — она снова взглянула на Гермеса, — есть одна общая линия судьбы, она принадлежит самому миру, и ей мы не в силах управлять. Мы только используем всё, чтобы защитить себя, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями…

Геката кашлянула и что-то пробормотала, но не очнулась. Гермес склонил к ней голову, наблюдая, как вздрагивают её ресницы.

— Что вы хотите сказать? Что больше не в состоянии подчинить себе судьбы богов и смертных? Не знаете, что будет дальше? Не можете взять нить и…

— Не можем, — ответила Атропос. — Точка невозврата пройдена. Существуют моменты в судьбе мира, которые нам не подвластны, мы с самого начала знали и готовились… Мы приняли свою судьбу, но не перестаём делать всё, чтобы изменить её. Мы призвали вас ради защиты… вы здесь, а значит, мы на шаг ближе к итогу всего.

Гермес передёрнул плечами.

— Итогу всего? Что может случиться?

Мойры переглянулись.

— Разрушение и созидание, — ответила Клото, — смерть и возрождение… конец всего и новое начало…

Гермес посмотрел на неё и сглотнул.

— Одним словом, нас всех ждёт забвение и вечная тишина?

Клото собралась ответить, но Атропос перебила её, взмахнув рукой.

— Позже об этом, ещё будет время. Лучше приложим усилия, чтобы ничего не случилось, — она обвела взглядом сестёр и уставилась на Гермеса. — Наш общий враг явился сюда за Сердцем Геликона, наша смерть была лишь сопутствующим, ничего не значащим для него приказом. Твой путь не заканчивается здесь…

— Ты должен отправиться к Гелиосу, — продолжила Лахесис за сестрой, — только он может исполнить нашу просьбу. Скажи ему, мать Гея должна ответить на зов.

— Спеши, Вестник, — тихо сказала Тюхе. Она подошла к Гермесу и протянула руки к Гекате. — Не волнуйся, мы позаботимся о ней, она наша сестра. Ты должен идти.

Гермес прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Он только что спас их, чтобы тут же оставить без защиты? Одних?

— Разумеется, спешу позаботиться о Сердце Геликона! — съязвил он. — Только кто тогда позаботится о вас? Что если на вас снова нападут? Кто встанет на вашу защиту?

— Этого не случится, — произнесла Ананка, — твой путь определён. Чем скорее ты встретишься с богом Солнца, тем скорее завершишь то, что так желаешь завершить. Наш враг не явится, если ты прислушаешься к нам.

«Наш враг», — эти слова пронзили Гермеса огненной стрелой, и он вскинул взгляд на Ананку, не в силах поверить своим догадкам. Предупреждение Афины, нападение на Мойр… Всё это указывало на то, что не все дети Кроноса замешаны в делах Ареса, а кто-то из трёх братьев. Только и только владельцы символов Власти способны были уничтожить сопротивление богинь Судьбы.

— Наш общий враг — это ведь Арес? — голос Гермеса сорвался. — Но, кто на самом деле стоит за ним? Кто хочет убить вас? Вы знаете?

Мойры переглянулись, Тюхэ отвернулась и отошла в тень.

— Желание избавиться от нас принадлежит Аресу, — сказала Ананка. — а тот, кто стоит за ним, не ведает, что творит. Ты всё узнаешь, но позже. Мы ещё встретимся.

______________________________________

*Согласно мифологии, богини судьбы обитали в пещере у источника, из которого текла белая вода. Белый источник.