Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

Глава 37. Многоликая

С детства он мечтал увидеть её. Свою сестру. И пусть Деметра рисовала Кору хрупкой беззащитной девушкой, сломленной супругом-похитителем, мрачной тенью Подземного мира с безжизненным ничего не выражающим взглядом, Амфитеусу было всё равно. Он ждал встречи. Но шли годы, одно событие сменялось другим, интриги и планы, в которые к юности он невольно втянулся, начали увлекать, отговорки матери больше не трогали сердце. В какой-то момент Амфитеус заставил Ареса и Деметру поверить, что забыл свою детскую мечту, отказался от неё, и тем самым добился снятия запрета на перемещения. Ему позволили работать наравне с Деймосом и Фобосом. Амфитеус стал выполнять задания сначала простые, затем повышенной сложности, занимался связями, шпионажем, чужими тайнами — Арес видел в нём большой потенциал и поощрял его стремление к успеху, не замечая, что покорность притворна, а слова и поступки двусмысленны. Хотя вряд ли он действительно не замечал, скорее пребывал в уверенности, что сможет при любом раскладе подчинить Амфитеуса своей воле.

Одно из заданий, когда Амфитеусу было поручено проверить слухи о связи Гекаты и Гермеса, закончилось быстро — он наткнулся на них у храма Афины и сразу потерял интерес. Ему следовало бы уйти и доложить обо всём Аресу, но он остался. За много веков Амфитеус так и не понял, что заставило его тогда спуститься на равнину и пройтись по цветущему полю, заглянуть в глаза синей дали небес. С тёплым ветром и ароматом цветов в его сердце ворвалась и прежняя лёгкость, будто детство никогда не покидало его, будто утраченные мечты вернулись к нему первым лучом рассвета. Он прошёл по высокой траве, любуясь мерцанием солнечных лучей на лепестках и листьях, спустился вдоль ручья к цветущим персикам, не страшась покинуть бессмертные земли, и вдруг увидел её.

В ворохе лепестков она кружилась среди нимф такая живая и цветущая, будто сама весна явилась с Олимпа в мир смертных, чтобы даровать природе свою божественную красоту. Тёплый порыв ветра коснулся лица Амфитеуса, и он точным и ловким движением поймал за шкирку шаловливого Нота. Тот возмущённо сбросил его руку.

— Чего цепляешься?

— Есть вопрос…

Нот, недовольно цокнув языком, проследил за его взглядом.

— Что, деву выбираешь себе под стать? — оживился он, будто был заядлым сводником. — Смотри, вот Ника, красотка что надо, всё при ней, нежная и изящная, — Нот сложил пальцы у губ, а затем раскрыл ладонь, изобразив поцелуй. — А та, — он указал рукой на другую, — Лира, ещё дитя, но уже достаточно мудрая, чтобы понять твои желания. А это Эвредика, невеста сладкоголосого сына Аполлона… Чуть левее, с серыми прямыми волосами, Эхо… она в очередной раз с Паном разбежалась, но это же не проблема, да?

— А в центре кто? — не слушая, спросил Амфитеус. — Кто та темноволосая нимфа?

Нот недоверчиво хмыкнул.

— Не знаешь?

— Если бы знал, не спрашивал.

Нот взволнованно сглотнул, качнув головой, словно одно упоминание её имени могло низвергнуть его в Тартар.

— Я не уверен, что…

— Говори!

Нот не боялся Амфитеуса, но и начинать ссору из-за какого-то имени не пожелал.

— Это Кора, — сказал он. — Дочь Зевса и Деметры, богиня весны, супруга Владыки Мёртвых и… твоя сестра.

Амфитеус потерял дар речи. Невозможно было поверить, что эта жизнерадостная, живая и прекрасная нимфа может быть Корой. Той самой Корой, встречи с которой он ждал много веков. Той самой Корой, которую не иначе как сломленной тенью и представить было нельзя.

— Ты ш-штишь? — голос подвёл его, и ему пришлось дважды повторить последнее слово, чтобы оно звучало разборчиво. — …шутишь?

— Нет, — Нот был серьёзен, — я знал её ещё ребёнком и не могу ошибаться. Это точно она.

Амфитеус запустил пальцы в волосы, не находя в себе сил принять её такой и признать, что все до единого лгали ему, что всем было проще распускать слухи о ней, чем признать её настоящую. Он стоял там и смотрел, пока солнце не скрылось за горизонтом, а Кора не покинула это место вместе с нимфами.

Амфитеус так и не решился подойти.

Он пообещал себе, что в следующий раз обязательно заговорит с ней, однако следующий раз случился у Тёмных Врат в конце осени, когда прекрасная дева обратилась тёмной царицей, величественной и гордой. В этом образе Кора была чем-то похожа на мать: властная, сильная, независимая, но в отличие от неё великодушная и искренняя. Разговор с ней мог принести много серьёзных проблем и навлечь гнев Аида, чего Амфитеус по многим причинам предпочитал избегать. Встреча снова не состоялась.

Амфитеус тогда подумал, что будет ещё много вёсен, которые смогут свести их, но и тут ошибся. В этом же году Арес привёл в исполнение свой план, разрушая едва возродившиеся мечты и стремления Амфитеуса, не оставляя ему ни выбора, ни свободы действий. Арес отобрал у него всё: мать, которой клялся сохранить жизнь, возможность встречи с сестрой и линию власти, которую Деметра обещала передать сыну, — только божественные зёрна и остались.

Пережив тяжёлый период утраты, Амфитеус собрал осколки разбитых иллюзий и снова позволил Аресу быть хозяином положения: он исполнял его приказы, помогал ему во всём, но при этом вёл и собственную игру. Амфитеус искренне верил, что завладев линией власти матери, сможет стать свободным, сможет покинуть Олимпийцев и зажить собственной жизнью среди людей, в мире, где о нём никто не будет знать, где он никому и ничего не будет должен. Амфитеус тщательно выстраивал план, умело используя приобретённые навыки для достижения собственных целей, не жалел ни сил, ни времени, ни даже чужих жизней. Всё его существование свелось к ожиданию, к бесконечной череде однотипных событий, которые — он знал — рано или поздно должны были привести его к нужному результату.

Время убегало сквозь пальцы — минуты превращались в дни, дни в года, года в тысячелетия. Олимпийские боги всё меньше действовали сообща, царство Теней дремало, окутанное мраком тайны, царство Моря совсем отошло от дел, а смертные, в отсутствие тотального контроля, подняли головы. Их города стали процветать и множиться, цивилизации расти — боги пытались сопротивляться, насылали потопы и смертельные болезни, но, в конце концов, поняли, что, убивая смертных, подвергают опасности не только себя, но и само мироздание. Как создатель, познавший, что его творение выходит за рамки воображения, боги не могли позволить себе полное уничтожение смертных, они предпочли следовать старым заветам и наблюдать со стороны. И сначала им с лёгкостью удавалось быть всеведущими наблюдателями, но затем они стали спускаться в города, защищать их, иногда вмешиваться в политику, иногда устраивать собственное благополучие. Так к двадцать первому веку боги слились со смертными и уже не видели себя отдельно от их многомиллиардного сообщества.

Амфитеус ничем не отличался от других них. Из века в век он жил в городах смертных, подражая богам, вливаясь в молодёжные тусовки, интересные компании, но всегда оставался одинок. Предвестники возвращения Персефоны вернули ему надежду на встречу, и он стал ещё активнее проявлять себя. К этому моменту Арес уже слишком сильно погряз в собственных проблемах, чтобы обращать внимание на подпольные дела одного из самых верных сторонников — подозрений было недостаточно, а искать подтверждения не позволяла основная задача. Амфитеус пользовался этим. Он всё отлично спланировал, но первый же приказ Ареса едва не пустил его план псу под хвост. Марк и Ариана. Он не мог отказаться от убийства, чтобы не выдать себя, но и действовать предложенными методами не стал — сделал всё так, чтобы их жизнь закончилась быстро, подарил им покой, поселив вину и беспокойство в собственной душе.

Второй раз Амфитеус ослушался Ареса, когда тайно выбрался из «Протекта», чтобы лично найти и схватить Персефону. Он ждал грандиозной встречи с великой богиней, а нашёл полнейшее разочарование. Девушка, проскользнувшая в комнату, при всей своей схожести с Персефоной, выглядела слабой и глуповатой — испуганный взгляд, истеричные вскрики после выстрела, странные ужимки. И ради этого его мать пожертвовала собой? Ради слабой неблагодарной выскочки, неспособной даже на малейшее проявление силы?

А потом эта неблагодарная выскочка чуть не убила его и этим ответила на все вопросы.

Амфитеус помог поймать её, выполнил долг и вернулся к Аресу, где вместо благодарности получил небольшой, но суровый выговор, а вместе с тем и отказ передавать линию власти Деметры. Во вспыхнувшей ссоре они едва не вступили в бой, но Амфитеус не был глуп, потому взял и попросил прощения. Он не мог позволить на корню разрушить мост к свободе, который веками строил в тайне от всех. Притворившись покорным, Амфитеус стал разведывать то, что прежде было за пределами его досягаемости: навестил выбравшегося из Тартара Деймоса, успел заглянуть в архивное хранилище «Протекта», и так разузнал всё, что было необходимо. Вся его жизнь прошла сквозь призму полученной информации — по всему выходило, что цели приспешников Ареса не стоили ни драхмы, а новый мир, которым они так грезили, должен был стать их общим концом. Хотел ли он предотвратить это? Безусловно. Но только после того, как докопается до правды и получит линию власти матери. И путь к этой цели был только один — встретиться с сестрой.

Амфитеус осознавал все риски. Обиды, которые он успел нанести Персефоне за их короткое знакомство, могли стоить ему жизни, однако тайна Кристалла Душ оставляла надежду. Персефона точно знала, кто хранитель Кристалла, она не отправила бы к нему врага, тем самым подвергая его опасности.

Амфитеус вычислил время и место появления Артемиды и Аполлона, решив, что успеет сделать задуманное до того, как Арес признает его предателем.

— Амфитеус? — поражённо произнесла Персефона, когда он защитил её и обернулся.

— И снова здравствуй, сестра…

***

(Последний год Эпохи Противостояния)

Ночь близилась к завершению, а вместе с ней меркла и линия дороги Мёртвых. Гермес спустился на последний видимый перекрёсток и сошёл с тропы за грань бледного света, мгновенно оказываясь во власти Нюкты. Её чёрные одежды окутали его безмятежным мраком, окружили алмазной россыпью звёзд, обласкали и отступили, открывая путь к маленькому дому со скамьёй и одной единственной яблоней. У низкой изгороди горел факел, пламя которого трепыхалось от Мёртвого ветра, в небе над крышей висели яркими лампами три луны, а чёрные псы, спящие у дверей, навострили уши.

— Геката… — Гермес почти прошептал её имя, не смея идти дальше. — Геката, поговори со мной, — крылышки на его сандалиях и шлеме настороженно опустились, будто желая спрятаться от чужих взглядов. — Пожалуйста.

Гермес уже приходил к ней, искал её много лет, и вот сегодня она, наконец, позволила ему войти.

— Геката!

— Из могилы достанешь, — недовольно произнесла она прямо за спиной Гермеса, напугав его до остановки сердца.

Он резко обернулся и на миг замер, забывая, как нужно дышать. О, Ананка-судьба, кто бы знал, как Гермес был рад этой встрече, как сильно он скучал… Ему с трудом удалось справиться с чувствами и спрятать их за игривой усмешкой.

— Мои наставления не прошли даром, ты научилась шутить.

Геката одарила его ледяным взглядом и прошла к скамье под яблоней.

— Зачем Зевс так настойчиво шлёт ко мне Вестника Богов? — она села, изящно сложив руки на коленях — полумесяц, спрятанный в лучах её ободка, сверкнул отблеском алого пламени.

Гермес вздрогнул. Её тон был сродни божественному клинку, пронзившему сердце. Он думал, что сможет выдержать всё, что с лёгкостью заговорит с ней при встрече, но вот один её вопрос, и он уже чувствует себя юнцом, не знавшим женщины. Боль скрутила внутренности, поднялась к горлу и скопилась жгучими слезами в глазах. Гермес усилием воли подавил их и пошёл к Гекате — он хотел сказать так много, рассказать, как ему не хватало её голоса, её улыбки, но вместо этого прошептал:

— За что? В чём я повинен пред тобой? Разве не очевидно, что не Зевс был причиной моей настойчивости? Разве не очевидно, почему я так желал нашей встречи?

— Как ты смеешь спрашивать? Ты предал меня… ты сам.

— Как? — Гермес опустился перед ней на колени и потянулся к её рукам, но она резко встала и повернулась к нему спиной. — Скажи мне, как именно я тебя предал? Ты ушла без объяснений, просто исчезла на три Великих года… Я с тех пор места себе не находил, а ты, оказывается, считаешь меня предателем! Что я сделал?

— Ты был с Афродитой, с Калипсо и многими нимфами, ты…

Он вздрогнул, будто она ударила его — от несправедливости обвинений кровь вскипала в жилах.

— Это было до знакомства с тобой! Это было до того, как я понял, что люблю тебя.

— Лжец! — Геката развернулась, и полы её красного пеплоса взлетели и опустились, как лепестки цветка.

— Я не лгу! Ты надумываешь поводы, избегая называть истинную причину. Объяснись. В чём я предал тебя? Что я сделал?

Она шумно выдохнула и покивала своим мыслям.

— Ну, хорошо… Ты призывал убить Аида и его сторонников, поддерживал идеи Деметры и Артемиды. Знаешь, я понимала твоё стремление защищать цели Олимпа, но не понимала, почему ты не сказал мне этого в глаза. Когда сообщили, что ты погиб в Сицилии, сражаясь с тёмной стражей, я поклялась навсегда разорвать все связи с Небесным городом, но ты оказался жив. Я успела оплакать тебя, прежде чем увидела снова… ты стоял подле Зевса на его колеснице, живой, невредимый и… совершенно чужой.

— Подожди… — Гермес и сам не понял, как поднялся на ноги. — Я никогда ни с кем не сражался, я не участвовал в войне и ни к чему не призывал, я не делал ничего из этого. Кто тебе всё это наговорил? — он провёл руками по пёрышкам крыльев на шлеме и нахмурился. — Тогда, на колеснице, я сказал, что собираюсь жениться на тебе, напомнил отцу, что Вестник всегда свободен и не подчиняется Олимпу в той мере, в какой подчиняются другие Олимпийцы… Я…

— Ты попросил моей руки у Зевса? — не поверила Геката. — Я подчиняюсь только Аиду, к нему нужно было идти!

Гермес внутренне расслабился — то, что Геката сделала акцент не на факте предложения, а на Зевсе, уже давало шанс на положительный ответ — но в то же время, почувствовал себя последним идиотом. Это была его ошибка. Геката с самого начала была права, никто на Олимпе не желал ещё прочнее связывать царство Теней и Небесный город, второй подобный брак они бы не потерпели — естественно, что кто-то попытался это предотвратить. Ему следовало раньше вспомнить об этом.

— Да… я сглупил, но идти к Аиду всё равно было не лучшей идеей. Он ведь запретил Персефоне возвращаться. Да и ты сражалась на стороне Аида, как я мог быть уверен, что ты не направишь на меня оружие?

Геката изогнула бровь.

— Нет, Аид не при чём… Персефона не вернулась домой. Это Зевс по просьбе Деметры похитил Персефону и выдвинул ультиматум. И… думай, что говоришь! Я бы никогда не направила на тебя оружие, — она глубоко вздохнула. — Зачем ты просил моей руки, если настолько не доверяешь мне?

— Никто не похищал Персефону, — возразил Гермес, — ни Деметра, ни Зевс этого не делали. Мы думали, Аид начал войну, а получается, кто-то просто…

— Лжет нам, — закончила за него Геката. — Кто-то натравил их друг на друга, но кто?

Они встретились взглядами. Затянувшееся молчание заставило их по-новому взглянуть на многие вещи и друг на друга — так чувствуют себя люди, годами жаждавшие мести за свои идеалы, а потом осознавшие бессмысленность такой мести.

— Прости, — первой сказала Геката, — я не знала, мне следовало проявить большую бдительность в делах с Олимпом… Мне следовало поговорить с тобой лично…

Гермес робко улыбнулся, шагнул к ней и обнял, притягивая к себе так стремительно, что перехватило дыхание. Геката обняла его в ответ.

(наши дни)

Гермес тяжело вздохнул и смахнул со щеки непрошеную слезу. Он прибыл на Лемнос несколько часов назад и теперь стоял в захламлённом хранилище мастерской, уединившись в ожидании Посейдона, без которого никто не хотел начинать. Здесь повсюду валялись неудавшиеся изделия, неточные или непонравившиеся богам статуи, старые или сломанные вещи и инструменты — у статуи Гекаты, например, неудачно вышел хитон, но её лицо, изгибы плеч и лучи ободка передавали всё в мелких деталях. Гермес заглянул ей в глаза.

— Что мне делать без тебя? Ты всегда давала хорошие советы… — он оборвал мысль на полуслове, застыв в неоконченном движении. Ему показалось, что рядом кто-то всхлипнул.

Это было пугающе и странно. Кто мог одновременно с ним спуститься сюда, чтобы предаться своим печалям? Когда всхлип прозвучал второй раз, Гермесу осталось только пойти на звук. Он осторожно обошёл гору хлама, стараясь издавать как можно меньше шума, но оступился и свалил кучу глиняных горшков. Кто-то вскрикнул, затопал в его сторону… Гермес едва не выставил защиту, когда разглядел знакомое лицо.

— Афина!

— Гермес!

Афина могла убить любого, кто видел её слёзы, но не Гермеса. Гермес был особенным, Гермесу позволялось многое хотя бы потому, что он делил с ней вино и праздное веселье все прошедшие после войны века. Стоило ей только посмотреть ему в глаза, как она тут же сменила гнев на милость.

— Что с тобой?

— А с тобой?

Гермес не хотел ничем делиться и думал, что Афина тоже предпочла бы оставить всё в тайне, но ошибся.

— Как ты думаешь, отец мог лгать нам о перерождении нимф? — спросила она.

Он поперхнулся.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — Афина неопределённо пожала плечами и часто заморгала, — я видела Палладу* на площади во втором подвластном моим наследникам городе. Я видела её так же отчётливо, как тебя сейчас. Но когда я спросила об этом отца, он проигнорировал меня, а затем и вовсе изгнал с Олимпа со скандалом, начатым из-за моих претензий к Аресу.

— Так ты из-за этого покинула Олимп? Из-за Паллады? — сипло спросил Гермес и откашлялся. — Как ты могла её видеть? Она же…

В глазах Афины появился и исчез металлический блеск.

— Ты мне не веришь?

— Сомневаюсь, что ты стала бы в этом лгать… — он провёл ладонью по золотым кудрям. — А ты никогда не говорила об этом с кем-то помимо отца? С… Аидом?

Афина покосилась на него.

— О, ну конечно, Аид же всегда горит желанием поделиться делами своего царства! В прошлом я спрашивала его много раз, но не получила ни одного определённого ответа, зато теперь увидела воочию.

— Ты точно не обозналась? Девушка могла быть просто похожа на Палладу, и… я имею в виду, она может быть смертной…

— Я не обозналась, а даже если так, я всё равно должна выяснить правду. О последствиях мне известно. Если существует малейший шанс, что это Паллада, я сделаю всё, чтобы вернуть её и… защитить. Мне нужно найти её снова до того, как всё случиться.

— К чему такая спешка? Смертная или бессмертная Паллада часть мира, который без Зевса… сама понмиаешь. Сначала помоги вернуть его, а потом, обещаю, я помогу тебе найти её.

— Нет, Гермес, я однажды уже потеряла её и больше не хочу. Если она смертная, рядом со мной ей будет безопаснее, если же бессмертная — её помощь будет мне необходима.

Гермес покачал головой.

— Так не должно быть. Ты мудрая, ко всему подходишь рационально, с чего вдруг сейчас ты стремишься следовать за чувствами? Геката ушла к Безликим сёстрам, Гера потеряла силы, Зевс, Афродита и Макария пропали… Я не верю, что твои желания продиктованы исключительно чувствами. Что-то происходит, ведь так? Что-то помимо надвигающейся угрозы?

Афина зло фыркнула.

— Именно! Догадливый ты плут! Кто-то уже очень давно и методично устраняет сильнейших богов, лишая их возможности сражаться, сея ложь везде, где есть хотя бы зачаток разума. Деметра, Гера, Зевс, Аполлон и Артемида… — она прокрутила золотой браслет на запястье. — А теперь подумай, кто за этим может стоять и кто на такое способен?

— Хочешь сказать, кто-то из детей Кроноса работает с Аресом?

— Так и есть. И хочу верить, что только кто-то один. Я специально пришла к Гестии, чтобы проверить её… и не добилась ничего. Теперь поступлю иначе. Я оставлю Посейдону всё, что необходимо, и уйду, буду наблюдать со стороны, а в этом Паллада, как бы не претило мне использовать её, отличное прикрытие. Я сделаю два дела сразу и вмешаюсь в случае необходимости, — она внимательно посмотрела ему в глаза, — и тебе тоже советую. Мойры не зря просили Афродиту устроить ваш союз с Гекатой… думаю, тебе нужно следовать за ней.

Гермес отвёл взгляд в сторону, не замечая, как напряглись крылья на его бейсболке.

— Я думал об этом… в любом случае, как и в прошлый раз, я не намерен сражаться.

___________________________________________________

*Паллада — нимфа, дочь Тритона (сын Посейдона и Амфитриты) и близкая подруга (названная сестра) Афины. Согласно одной из версий мифа, Афина и Паллада вели дружескую боевую тренировку, когда Гелиос (вероятно, не случайно) направил лучи в глаза Афине и она смертельно ранила Палладу. Когда Паллада умерла, Афина почтила её память, взяв вторым именем имя своей названной сестры.