Пурпурные облака, мерцающие серебристой пыльцой, скрывали дом Морфея. Маки снова цвели под окнами, приятный аромат трав витал повсюду, Мёртвый ветер изредка касался воздушных, почти эфемерных тканей на окнах. На втором этаже в уютной мастерской с видом на дворец Аида вся измазанная божественной краской сидела Мирра. Она взмахивала длинной кистью, оставляя разноцветные вьющиеся ленты-мазки прямо в воздухе. Морфей тихо приоткрыл дверь и залюбовался ей, всерьёз думая, что Афродита не так уж и плоха, раз подарила ему возможность полюбить. Он улыбался, пока скользил взглядом по изгибам тела, волосам и тонким рукам Мирры, а затем посмотрел, во что сложились её ленты, и поник. Мирра снова рисовала её — Персефону — в этом изумрудном платье, короне, со скипетром в руке. Рисовала и, как обычно, не могла завершить картину. Морфей надеялся, что божественная сила Макарии останется с ними, что Мирра не начнёт вспоминать, но её связь с сестрой была намного сильнее любых божественных проявлений, а чувство вины лишь усиливало эту связь, несмотря ни на что… несмотря на все усилия Морфея это предотвратить. Лента Макарии на запястье Мирры бледнела с каждым днём.
— Почему ты не заканчиваешь рисунок? — спросил он, как и каждый раз до этого, в тайне надеясь услышать иной ответ.
Однако ответ прозвучал тот же самый.
— Здесь чего-то не хватает, и я никак не могу понять, чего именно.
Её голос заставлял сердце сжиматься от нежности, желать коснуться, обнять, вдохнуть аромат её волос. Афродита отплатила Морфею сполна, и только ему было известно, за что именно. Она сделала так, что все его чаяния, все амбиции насчёт трона царства Снов стали казаться сущим пустяком в сравнении с взаимной любовью. Морфей не сдержался и потянулся к волосам Мирры, чтобы убрать локон за ухо и этим скрыть своё страстное желание, но Мирра отпрянула.
— Не трогай меня!
По воле всё той же Афродиты Мирра оставалась холодна и никакой симпатии к Морфею не испытывала.
— Извини, я просто хотел…
— Не нужно, — Мирра отмахнулась от него и встала, да так и застыла в неоконченном движении с поднятой кистью. Её лицо приобрело зеленоватый оттенок, взгляд наполнился болью, а сама она посмотрела на Морфея, как на невиданное чудо. — Я поняла.
— Что? — с надеждой спросил Морфей, неверно поняв смысл её слов, но тут же разочарованно выдохнул, заметив, что лента Макарии побелела.
— Я нашла недостающую часть. Это… я.
Морфей потерял дар речи, и пока приходил в себя, Мирра уже сделала новый мазок, и тот сложился в недостающий элемент трёхмерной картины.
— Нет, — голос Морфея сорвался, и он схватил Мирру за плечо, — нет… то есть, почему ты так решила? — сердце болезненно сжалось, но теперь не от нежности, а от страшного предчувствия, которое немедленно Мирра и подтвердила.
— Я часть её силы… Она попала в ловушку. Боги погибнут, если я не приду к ней на помощь.
Морфей притянул её в объятья, оцепеневшую, прижал к себе, наконец-то, как и хотел. И она позволила. Позволила, потому что знала — это в последний раз.
— Если ты пойдёшь к ней, если вернёшь ей свою силу, то, что же останется мне? Ведь тогда ты… тогда ты… — он взял лицо Мирры в ладони и заглянул в глаза, — … ты погибнешь, тебя не будет.
— Но ведь меня никогда и не было, — спокойно ответила она, — я не должна была существовать, я божественная сила Персефоны, ставшая слишком самостоятельной. Я чувствую, что нужна ей, я должна…
— Я люблю тебя! — перебил Морфей. — Люблю. И если ты уйдёшь, моя жизнь утратит всякий смысл.
Мирра мягко убрала его руки и сделала шаг назад.
— Только тебе решать, что составляет смысл твоей жизни. Но даже если и так… пусть это будет твоим наказанием за те бессмысленные попытки возвыситься, стать тем, кем ты не являешься. Подумай о том, кто ты, и поймёшь, что я всего лишь…
— Мирра! — Морфей потянулся к ней снова, но она, раскрыв ладони перед ним, подула, и исчезла во взлетевшем ворохе серебристой пыльцы.
— Прости… — её голос ещё звучал, когда пыльца рассеялась, а Морфей, поймав пустое пространство, безвольно осел на пол.
***
Амфитеус смотрел на Персефону, наполненный несвоевременным чувством победы над судьбой и над теми, кто желал ему помешать. Они встретились — сбылась мечта его юности — встретились по-настоящему. Чего ещё было желать? Персефона стояла перед ним в свечении божественной энергии, восхитительная и величественная, какой могла быть истинная богиня. Путы её силы текли в каждом корне, в каждой частице земли, она была во всём — богиня двух миров: тьма и свет, смерть и возрождение, начало и конец. Скипетр сиял зелёными отблесками божественной силы в отражении глаз Персефоны, скрывая лавину разнообразных эмоций, многие из которых Амфитеус не мог постичь. Единственное, что он понимал — это нежелание Персефоны уступать. Она была готова к битве и не собиралась упускать возможность из-за замены противника. Амфитеус ощущал это в её ауре, в её взгляде и мимике. За мгновение до того, как он попытался с ней заговорить, из-под земли взметнулись божественные лианы и устремились к нему, окружая. Он демонстративно скрестил руки на груди. Лианы, поднявшись на уровень его груди, остановились и стали покачиваться в воздухе, как змеи, которым играют специальную мелодию на флейте. Амфитеус ухмыльнулся и уверенно встретил взгляд Персефоны, сцепив руки за спиной.
— Собираешься напасть на своего безоружного спасителя?
Из-за свечения лиан было трудно рассмотреть выражение лица Персефоны, но слова её звучали отчётливо и жёстко.
— Охотник, отогнавший других охотников от добычи, чтобы самому загнать её, спасителем не является.
— Я не охотник.
— Неужели? А Марку и Ариане ты то же самое сказал?.. — она выдержала небольшую паузу и добавила. — Когда убил их!
Амфитеус облизал пересохшие губы и покивал своим мыслям. Он не хотел ей лгать.
— Ты стала причиной смерти моей матери, я убил людей, которых ты любила. Всё честно…
— Честно будет, если я испепелю твою божественную сущность, чтобы таких, как ты…
— А ты сможешь? — Амфитеус тихо рассмеялся. — Серьёзно? Сможешь? — он мысленно одёрнул себя — злить Персефону не стоило, тем более что победа заранее была в её руках — но ничего не мог с собой поделать.
Персефона провернула скипетр в руке и, прежде чем Амфитеус понял, что произошло, переместилась к нему и замахнулась. Он едва успел выхватить пистолеты, преобразовать их в трость и блокировать удар — треск, скрежет, вспышка, и вот его трость ломается надвое и исчезает из рук. Что может оружие из зёрен Деметры против символа власти? Что может бог второго поколения против одного из Владык?
— Стой! — Амфитеус успел поймать скипетр за зубцы, когда Персефона безжалостно замахнулась снова. Кожу обожгло, ледяная корка покрыла пальцы, но Амфитеус не мог позволить себе проиграть… по крайне мере, не раньше, чем поговорит с ней.
Персефона крепче обхватила рукоять и надавила сильнее — зубцы прорезали плотную ткань одежды Амфитеуса и замерли в миллиметре от последнего удара. С обледенелых рук на траву упали первые капли мерцающего золотом ихора.
— Линия власти Деметры у тебя? — сразу спросил Амфитеус, страшась, что она не станет слушать долгих предисловий.
Персефона удивлённо моргнула и вздёрнула подбородок.
— Да, но чтобы получить её, ты должен меня убить, — она приподняла уголок губ. — Значит, ты всё же за этим здесь? — скипетр опасно дёрнулся вперёд, заставляя сердце Амфитеуса пропустить пару ударов.
— Я сказал, что не собираюсь тебя убивать! — вспыхнул Амфитеус и усилием воли оттолкнул от себя скипетр. Раны на руках стали затягиваться, но слишком медленно для того, чтобы боль прошла сразу. — Передай мне её, и разойдёмся мирно.
Персефона очень серьёзно посмотрела на него, а потом вдруг тихо рассмеялась. При одном взгляде на неё становилось ясно — с их последней встречи случилось слишком многое, что безвозвратно изменило её.
— За столько веков ты не смог узнать, что воля богов ничего не значит при передаче линии власти? Ты окружён ложью, вся твоя жизнь сплошная ложь!
Она знала, куда бьёт, но Амфитеус желал доказать обратное, поэтому улыбнулся в ответ.
— А твоя жизнь? Не ложь? Целая армия богов управляет твоей жизнью, ты пешка, игрушка, которой суждено проиграть. Даже я знаю, куда ты идёшь и почему так злишься! К НЕМУ, да? Но ты ведь уже догадалась, что Аресу помогает кто-то из них. Не думала, что это может быть ОН?
— Заткнись! — прошипела она. — Даже если это так, я не отступлю, я должна его найти.
— Так отдай мне линию власти! И я помогу…
— Ты не слушаешь! Линию власти нельзя передать, понимаешь? Она переходит сама после исчезновения связанного с ней бога. Я бы с удовольствием избавилась от неё, но не горю желанием жертвовать собой ради твоей прихоти!
До Амфитеуса, наконец, дошёл смысл её слов. Его обманули. Мирозданием нельзя управлять, контролировать всё не могут даже бессмертные. Значит, чтобы заполучить линию власти, он должен остаться единственным наследником Деметры, но избавиться от Персефоны… Нет! Он не хотел её убивать.
Амфитеус стоял к Персефоне боком, чуть повернув к ней голову, она совершенно прямо, уверенно глядя ему в лицо.
— Что? — Персефона неверно восприняла выражение его глаз. — Да, я бы избавилась от неё! Думаешь, я этого хотела? Думаешь, мне всё это было нужно? Эта боль, эта свалившаяся мне на голову сила! И Аид… Я жить хотела, уйти к смертным и забыть об Олимпийцах! А не вот это всё…
Амфитеус сглотнул. Её слова поразили его до глубины души. Она тоже хотела уйти и забыть Олимпийцев, тоже во всём сомневалась и действовала по обстоятельствам, защищая себя.
— Я тоже, — голос сорвался и охрип так, что ему невольно пришлось повторить, — я тоже.
— Что? — Персефона выглядела удивлённой. — Что ты сказал?
— Я тоже хотел забыть Олимпийцев, и я… — он сглотнул ещё раз и, не дав себе времени подумать, добавил, — всегда хотел встретиться с тобой.
На миг Амфитеусу показалось, что Персефону тронули его слова, но недоверие и презрение в её глазах, которые она не могла и не хотела скрыть, говорили об обратном.
— В каком же ты отчаянии, раз пришёл ко мне? — сказала она. — Я знаю, что ты предал Ареса. Тебе не уйти, тебе не избежать его мести.
Он не предал. Амфитеус так не считал, потому что никогда по-настоящему не служил Аресу. Это не было предательством, только выбором собственного пути, следованием за истинными желаниями сердца. И всё же разубеждать её не стал.
— Допустим. Но он пока об этом не знает.
— Это ненадолго…
— Верно. Это дело времени… — Амфитеус вздохнул. — Вообще-то я думал, заключить с тобой сделку… жаль, что ты не можешь помочь. — Он и сам не знал, зачем сказал ей это. Может, чтобы поддержать разговор, а может, понять, не лжёт ли она ему о линии власти.
— Сделку? — она усмехнулась. — Ты перепутал меня с кем-то более значимым, я не заключаю сделок. Ни с тобой, ни с кем бы то ни было ещё.
— М-м-м… — протянул Амфитеус, — и не заключила бы сделку на обмен информацией? Например, — он стукнул себя пальцем по носу несколько раз, раздумывая, — если бы я открыл часть плана Ареса или… может быть, ответил бы на твои вопросы.
— Есть и другой вариант, — Персефона как-то странно улыбнулась и провернула в руке скипетр, тем самым отвлекая внимание Амфитеуса, пока лианы сворачивались у его ног, — я свяжу тебя и узнаю всё, что мне нужно.
Амфитеус ожидал такой ход и вовремя подготовился — его божественное оружие, обратившись прочной золотой лентой, обвилось вокруг него и преградило путь лианам, не позволяя им впиться в тело. Нет, он не сдастся ей, как бы сильно не восхищался, как бы сильно не желал подражать. Персефона подошла, и скипетр зловеще сверкнул в лунном свете.
— Мы поменялись местами, сын Деметры, одно касание скипетра, и вся твоя защита…
Вероятно, она подошла слишком близко, а может, случилось что-то ещё, но в этот момент золотая лента прочнее сцепила Амфитеуса и, метнувшись сквозь лианы, обвилась вокруг руки Персефоны, связывая их. Персефона потеряла дар речи. Амфитеус тоже. В следующий миг их окутал поток сильного ветра, закрутился и взвился настоящим ураганом вокруг, отрезая от мира, от поля и леса.
— Что… — «ты сделала»? — слова застряли в горле, и Амфитеус пошатнулся, а вместе с ним и мир. Образ Персефоны задвоился, померк, снова стал чётким, и всё рухнуло во тьму.
…Амфитеус открыл глаза, обретая возможность дышать и видеть, но не двигаться. Золотая лента по-прежнему связывала его с Персефоной, вокруг цвели цветы, пахло мокрой землёй, где-то журчал ручей. Сердце болезненно вздрогнуло, потому что не узнать это место — значило забыть себя самого. Небесный Храм Деметры. Неизменённый, такой, каким Амфитеус запомнил его. Статуя Деметры стояла на коленях, с прижатых к лицу ладоней капала вода.
Так вот, что произошло на церемонии — Деметра начала плакать, когда гранат раскрылся. Плакала ли она когда-нибудь из-за него? Из-за своего сына?
Как только эта мысль сформировалась и освоилась в голове Амфитеуса, по воздуху прошла рябь, и статуя Деметры вздрогнула, треснула и поднялась на ноги, стряхивая с себя внешний слой. Амфитеусу до ужаса хотелось взглянуть на реакцию Персефоны, но он не мог пошевелиться, как, вероятно, и она сама. Где они? Что происходит? Почему его божественное оружие стало действовать таким образом? Амфитеус был уверен, что Персефона задаёт себе те же вопросы прямо сейчас.
— Дочь моя…
Голос Деметры болью отразился в сердце Амфитеуса. Он не помнил, чтобы мать обращалась к нему с таким теплом, с такой неприкрытой нежностью — от неожиданности он, разрушив часть сдерживающей его силы, посмотрел прямо на Деметру, хотя никогда прежде не смел смотреть на неё в полном божественном облике. А она даже не оглянулась. Ни тогда, ни сейчас Деметра не воспринимала сына всерьёз. Только Персефона, только её маленькая драгоценная Кора, в которой она упрямо не желала видеть состоявшуюся богиню.
— Милая, — Деметра коснулась щеки Персефоны, не замечая скопившихся на ресницах слёз. — Я знала, мне так жаль… жаль, что тебе пришлось это пережить… — она смахнула слезу со щеки и прикрыла глаза, — мне жаль, что я не смогла спасти тебя, что упустила самое важное…
Амфитеус дёрнулся. Арес всё знал, знал и вмешался, изменив его оружие, заставив его показывать им видения — эта встреча с Персефоной была предопределена, как и всё в его дьявольском плане.
— Мама, — Амфитеус отметил неискренность Персефоны, в полной мере вложенную в это слово, — ты знаешь, кто помогает Аресу?
— Аресу? — золотой облик Деметры, прошитый всполохами божественной энергии, затрепетал, когда она поправила длинные волосы. — До того, как вернул мне частицу твоей души, Арес работал один… — она вдруг сделала ещё один шаг к Персефоне и обняла её. — Я не знаю, на каком ты этапе своего пути, и что с тобой происходит после раскрытия зерна души, но я верю, что тебе не угрожает опасность, что ты отказалась от идеи быть с тем, кого я всей душой ненавижу.
— Дело не в моём браке или чувствах, мама. Твои бывшие союзники горят желанием меня убить, и всё указывает на то, что кто-то из детей Кроноса стоит за этим.
Всплеск божественной силы Амфитеуса от этих слов был столь сильным, что ему удалось почти полностью снять путы. Связь ослабла, и он рухнул в траву, отчётливо понимая, что нельзя допускать полного разрыва связи, нельзя оставлять Персефону одну. Амфитеус, конечно знал, что Арес заключил божественную сделку с сильным союзником, но и подумать не мог, что это один из детей Кроноса. Невозможно! Немыслимо! Как Деймос, Афродита или он сам не узнали ауры бога или богини Олимпа? Как такое возможно?
— Если кто-то и может проворачивать такие дела в тайне от всех, так это Аид, — ответила Деметра, чуть отстранившись, но оставив ладони на плечах Персефоны.
— Аид бы не стал вредить мне, ты это прекрасно знаешь. Ты причина кошмара, который я переживаю сейчас, и кошмара, который я испытала в прошлом.
— Нет, — Деметра покачала головой, — я всего лишь хотела, чтобы ты осталась жива, но ты упрямилась. Мне жаль, что мы не поняли друг друга, и что я пошла на поводу у богов в вопросах, в которых сама должна была принимать решения. Прости меня.
— Я не это имела в виду. Уже слишком поздно просить прощения, скажи, как это исправить!
Их взгляды встретились на мгновение и тут же разошлись.
— Я не знаю, к чему привели мои действия, мне остаются лишь сожаления и возможность сказать тебе на прощание всё, что должна была сказать до того, как он убил тебя!
Амфитеус почувствовал, как вскипела аура Персефоны. Будь они там, на пустынном поле у леса, она бы выхватила скипетр, но тут это было невозможно.
— Не он убил меня, я сама пожертвовала собой ради мира в войне, которую развязал Арес. Это не я упряма, а ты, твоё желание лишить меня счастья с супругом, с тем, кто по-настоящему и искренно любил меня.
— Любил!? — со злой усмешкой Деметра схватила Персефону за подбородок. Амфитеус узнал этот жест. Мать всегда делала так, когда злилась и собиралась высказать своё недовольство. — Любил? Аид? Я знала его за много веков до твоего рождения, до рождения мыслей о тебе, дитя моё. Он не способен ни на любовь, ни на жалость, ни на какое другое чувство. Он чудовище, верно избравшее свою участь. Чёрная овца в белом стаде нашего племени. Рядом с ним ты погибнешь!
— О, — Персефона сверкнула взглядом, — так значит, поэтому такие уважаемые и могущественные боги, как Гипнос или Геката примкнули к нему?
— Они просто глупцы! — выплюнула Деметра, но вдруг изменилась в лице и с подозрением спросила. — Уж не думаешь ли ты вернуться к нему и остаться навсегда? Уж не думаешь ли ты…
— Именно, мама.
Несколько минут назад, там, на пустынном поле, в сражении с Персефоной, Амфитеусу показалось, что он смог зародить в ней сомнение насчёт Аида, а теперь что же? Она лжёт? Делает это назло матери? Эта мысль восхитила Амфитеуса — сестра нравилась ему всё больше и больше.
Деметра отдёрнула руку, словно обожглась, и отвернулась, изображая вселенскую обиду. Её золотое свечение померкло.
— Видимо, это неизбежно… — она обняла себя за плечи. — С моим окончательным уходом, часть моей божественной сущности может остаться тебе… разумеется у тебя есть своя сила, изначальная и та, которую ты уже успела накопить, но дарованная мной очень важна, и в моих силах отнять её. Я сделаю это, если ты выберешь его… — она снова посмотрела на дочь и ткнула ей пальцем в грудь. — С ним тебя ждёт смерть, так пусть её принесу тебе я… пусть это буду я… — Деметра всхлипнула и безвольно опустила руки, принимая для себя решение. — Если решишь быть с ним, то обещаю, ты пройдёшь этот путь босыми ногами по раскалённым углям, ты отдашь всё, что имеешь и умрёшь, так и не достигнув желаемого. Всё, что тебя ждёт на этом пути, забвение…
— И пусть!
— Пусть? Хорошо же, — Деметра отошла от дочери, по-прежнему не глядя на сына, — но неужели ты не поняла, что все препятствия, все страдания, которые ты пережила — это знак тебе, предупреждение об опасности?
— Никакой бы опасности не было, если бы боги занимались своими делами, включая тебя, мама, и не лезли в мою, кстати, вполне счастливую жизнь!
Деметра подняла руку, вызвав этим улыбку Амфитеуса. Да. Это была его мать, которая за невозможностью победить в споре, закрывалась, уходила в себя и поступала по-своему.
— Я не хочу ничего слышать! Это наша последняя встреча, и я больше не смогу тебе помешать или помочь, — она направила ладонь на Персефону, — но и оставлять часть дарованных тебе сил не желаю, если ты собираешься к нему. Последний раз спрашиваю, Персефона, ты готова пожертвовать всем ради того, кто, в конце концов, погубит тебя, или отказаться от него и выжить?
Амфитеус наделся, что Персефона достаточно умна, чтобы солгать снова, но она сказала честно и открыто — я выбираю его — обрушивая на себя гнев матери.
— Нет, — прошептал Амфитеус, когда тело Персефоны вздрогнуло и вспыхнуло светом, который стал втягиваться в ладонь Деметры. Амфитеус понимал, что веками формировавшаяся в зерне души божественная энергия матери, уже давно неотделима от Персефоны: такое извлечение если и не убьёт её, то ослабит так, что ей останется только умереть. — Нет! — повторил он громче, разрушая последние путы. Золотая лента, связывающая его с Персефоной, стала распадаться, и Амфитеус, позабыв обо всём, что делал и думал прежде, схватился за неё, дёрнул на себя и воскликнул так громко, как мог. — Отпусти её!
Лента рассыпалась и исчезла, но не раньше, чем Амфитеус поймал Персефону за руку. Деметра склонила голову, с любопытством осмотрела свою ладонь и резко обернулась. Нет! Это была вовсе не Деметра, а лишь их общий кошмар, обернувшийся чудовищем.
— Защищаешь её?! — ледяные когти впились в шею Амфитеуса, омуты чёрных глаз притягивали и усыпляли бдительность. — Думаешь, она примет тебя как брата? Думаешь, можешь убивать по приказу, а потом начать жизнь праведную и светлую? Нежеланный ребёнок богини, ненужный своему отцу, отвергнутый и обманутый наставником… Почему ты решил, что существует кто-то, кому ты нужен? Она бросит тебя так же, как бросила меня, ведь семья для неё ничто!
Рука Персефоны дрогнула в руке Амфитеуса и выскользнула. Связь окончательно распалась. Пальцы на шее сжались крепче… Ещё недавно Амфитеус мечтал убить сестру, сгорал от ненависти к ней, затем проявил интерес, и вот, в момент, когда, казалось бы, следует спасать свою жизнь, он спас её… Амфитеус прикрыл глаза, ожидая справедливых последствий принятых решений, но вместо них пришло освобождение.
…Яркая вспышка, словно клинок, рассекающий путы, вернула их обратно на пустынное поле, ветер поднялся сильнее прежнего, дышать стало легче, только глаза заслезились, и сразу открыть их не получилось. Рядом был кто-то ещё. За несколько секунд Амфитеус успел придумать самых кошмарных врагов от охотников Ареса до самого Ареса, а затем открыл глаза. Персефона стояла на коленях, тяжело дыша — разметавшиеся по плечам волосы, опущенная голова, пальцы, впивающиеся в землю, и божественная энергия, утекающая из груди.
Амфитеус выругался и, не позволив себе начать сомневаться, ринулся к ней, но не сделал и двух шагов, как врезался в плотную стену воздуха. Стена пошла серебристо-золотой рябью, проявляя в месте удара древние надписи. Амфитеус выругался снова. За ними пришли не враги, не охотники и даже не Арес, а союзники Персефоны, те, кто почувствовал угрозу её жизни и посчитал нужным помочь. Впрочем, одного было очень легко узнать. Никто не ставил столь искусный защитный барьер, ограничивающий уровень сил врага, никто не мог так незаметно и так прозрачно намекнуть незваному гостю о неуместности его появления, кроме Эвра — Восточного ветра, одного из Анемов.
— Тебе здесь не рады, — шептали травы, — убирайся, пока жив, — вторил бледный свет луны, — уходи, — добавлял лес, угрожающе качая ветвями.
Амфитеус посмотрел на Персефону и вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Она с трудом оторвала руку от земли и почти потянулась к нему, когда внутрь защитного купола просочился другой божественный свет и сформировал богиню. Амфитеус её не знал. Худенькая, сероволосая, почти прозрачная, она приникла к Персефоне, обняла её со спины и отчётливо сказала.
— Я задолжала тебе, Лин, прости меня.
— Лана, — голос Персефоны сорвался, — постой…
Но та не услышала её и рассеялась белым светом, который окутал Персефону и исчез в ней. Раны Персефоны мгновенно затянулись, энергия перестала утекать из груди, и она смогла самостоятельно подняться на ноги. Амфитеус едва заметно улыбнулся и сделал шаг назад. Он больше не мог оставаться здесь. Отчего-то ему показалось крайне важным уйти прямо сейчас, сбежать подальше и разобраться в причинах случившегося, в своих поступках и в себе. Он прикрыл глаза, вздохнул и переместился наугад, зная, что прямо сейчас Персефона снова взглянула на то место, где его уже не было.
***
Гермес поднялся вслед за Афиной в мастерскую и устроился у стены, подальше от остальных, где выражение его глаз скрывал полумрак. Шутить не хотелось, и он был уверен, что не сможет — без неё не могло быть радости, без неё не получалось ничего. Геката ушла, и оказалось, что свет, который он нёс в себе всё это время и считал своим, был светом её любви.
В мастерской стояла тишина, которую не нарушали тихие разговоры. Амфитрита и Афина что-то полушёпотом объясняли Гере, Гефест давал наставления Максу и Клесс, Гестия водила пальцем по карте, созданной божественной силой, разложив её на столе, Эос и Астрей тоже о чём-то шептались. Гермес скрестил руки на груди как раз в тот момент, когда у входа возник Посейдон, по обыкновению стряхнул воду с рыжих волос и прошёл к столу.
— Медлить больше нельзя, — сказал он, привлекая внимание, — защита царства Теней ослабла. Боюсь, у нас слишком мало времени, нужно отправляться за Зевсом.
— Что случилось? — Афина на шаг опередила Гермеса, задав тот же вопрос, что возник и у него.
Посейдон провёл ладонью по лицу и, едва заметно коснувшись руки подошедшей Амфитриты, сел за стол рядом с Эос.
— Защитники городов на вторых по величине материках предали нас, у смертных массовые беспорядки, а те остатки полубогов, что ещё верны своему делу, не справляются. Предавшие нас полубоги и наследники атаковали защиту царства Теней, и Гипнос больше не может дать так необходимое нам время.
Афина обвела всех взглядом. Она не могла позволить боевому духу пасть, пусть их останется даже единицы против огромного войска.
— Это небольшая проблема. На защиту городов мы можем отправить амазонок, кентавров, сатиров и нимф. Им достаточно будет одного полубога или наследника для активации защиты, чтобы с лёгкостью поддерживать её. А Гипносу может помочь Гестия.
Гестия кивнула.
— Это правда. Если у меня получится снова открыть божественную связь с серебряным тополем, я смогу направить его силу на поддержку защиты царства Теней.
Гермес не выдержал и, наконец, вклинился в разговор — они пытались решить проблему, забывая, что стоит начать с причин.
— Замечательно, что у вас есть решение, но зачем царству Теней вообще понадобилась защита? Насколько я помню, она никогда не имела определённого источника, как у небесной или земной защит. Разве что… — его осенила догадка, о чём он немедленно и сообщил, — царство Теней покинул кто-то ещё?
Некоторые из присутствующих непонимающе переглянулись, и Посейдон решил пояснить.
— В последнюю войну, когда Аида пленили, а его сторонникам на тысячу лет запретили покидать царство Теней, Зевс создал правило, связав защитный барьер царства и богов, оберегающих его. Тот, кто посмел бы выйти через Тёмные Врата, взял бы на себя ответственность за ослабление защиты, беглых пленников и теней, покинувших свою обитель. По истечении тысячи лет этот запрет так и не был снят, и только… тогда я думал, что это дело рук Гипноса, но теперь понимаю, что именно Макария… только у неё получилось ослабить эту связь. Теперь боги царства Теней могут беспрепятственно покидать свои владения, но не все вместе и не в большом количестве. Сегодня произошёл отток силы, которая и способствовала ослаблению защитного барьера.
— Но разве был нарушен баланс? — сердце Гермеса снова сжалось от воспоминаний о Гекате. — Всегда предполагалось, что четверо без всякого ущерба могут покидать царство Теней. Четверо и покинуло. Как же произошёл отток силы?
— Шестеро, — Посейдон показал раскрытую ладонь и один палец на второй руке, — помимо уже известных нам богов, царство Теней покинула Мирра, новая богиня девичьих грёз. Морфей отправился следом и пропал. Возможно, он присоединился к нашим врагам.
— Тогда мне точно следует оставить вас, — невпопад ответил Гермес. После разговора с Афиной, он всё думал над её словами, пытаясь принять решение. Новость о Мирре и Морфее избавила его от сомнений. Он должен был уйти. — Это не мой путь. Я не сражался в ту войну и не стану в эту.
Гестия снисходительно улыбнулась.
— Так куда же ты отправишься, Вестник? Куда тебе идти?
— В Обитель Вечности, — ответ явился сам собой и показался настолько правильным, что Гермес удивился, почему сразу не прислушался к Афине.
— К сожалению, я тоже ухожу, — поддержала Афина. — И мой путь идёт в другую сторону, но я приду на помощь и вступлю в бой, если на то будет крайняя необходимость. Всё, что пожелает Владыка Посейдон, я оставлю.
Посейдон развёл руками.
— Кто-нибудь ещё хочет высказаться?
— Да, отец, — Клесс улыбнулась, увидев его изумление, — под нашим началом божественная стража Зевса, поэтому считаю целесообразным отпустить Гаргон и дать им более важное задание. Пусть они помогут на континентах.
— Это хорошее решение, — поддержала Амфитрита, — на помощь Зевсу я отправляюсь с вами, моя стража и стража Геры присоединиться к нам.
Посейдон не оценил этой идеи, но когда собрался спорить, его перебил Гефест, понявший всё по-своему.
— Хочешь сам остаться на страже городов, Владыка? Не лучшее решение. Этим займусь я, твоя помощь пригодится братьям… кто знает, что придумал Арес…
Одна из точек на карте Гестии сверкнула ослепительно яркой вспышкой, и лицо Гефеста внезапно озарилось пониманием.
— Персефона… — прошептала Гестия.
— Что ты там сказал об оттоке силы, Владыка? — так же тихо произнёс Гефест.
— Мирра покинула царство Теней, — спокойно ответил Посейдон и вдруг вскинул голову, встречаясь с Гефестом взглядом. — Она воссоединилась с Персефоной!
Афина поджала губы.
— Слишком много… для этой Персефоны слишком много. Если она не передаст часть силы в ближайшее время, мы не сможем победить, она просто погибнет.
Посейдон вздохнул, сжал кулак и легко стукнул им по столу, как бы закрепляя этим ударом свои слова.
— Она не погибнет! Мы сильны по отдельности и тем более сильны вместе. Я отправлюсь за Зевсом, а затем мы отправимся к Персефоне и поможем ей. Любой ценой. Три царства не падут, ибо само мироздание будет против этого, Мойры не оставят нас.
Гермес поднял на него взгляд, наполненный решимостью и верой.
— Да будет так.
— Да будет так, — повторили все остальные.