— Прошу вас, госпожа эМ, — девушка в костюме стюардессы открыла дверь в кабинет и склонила голову.
Макария неуверенно сделала шаг вперёд, но вдруг резко остановилась и посмотрела на девушку.
— Ты… нимфа? — Макария отчётливо чувствовала её слабую божественную ауру. Ошибки быть не могло.
Девушка вздрогнула, почти втолкнула Макарию в кабинет и закрыла дверь изнутри.
— Простите, — она откашлялась, — здесь не принято об этом говорить. Смертные… они не поймут.
— Ой, — Макария, собравшаяся было возмутиться такому к себе отношению, покраснела, — прошу прощения, я…
Девушка поправила причёску и дежурно улыбнулась.
— Ничего, всё в порядке, — она указала на противоположную дверь. — Там вас ждёт сопровождающий с билетами и документами. Вся остальная информация на нём.
Макария подумала, что она, наверное, первая богиня, которая повела себя так глупо перед нимфой. Ей стало совестно, и она, скорее, чтобы успокоить себя, задала ещё один вопрос.
— И много вас работает вот так… на смертных?
— У всех своя работа, — девушка пожала плечами, не скрывая недовольства, — и каждая работа важна. Между Владыкой Олимпа и нимфой-стюардессой нет никакой разницы, ведь что бы мы ни делали, мы помогаем смертным.
Макария улыбнулась, чувствуя себя крайне неловко. Казалось, что если она ещё раз откроет рот, то скажет нечто такое, после чего ей останется вернуться в царство Теней и сгореть там со стыда.
— Если бы все думали так же, как ты, мир был бы куда лучше, — «Зачем она это сказала? О, Ананка!» Макария прикрыла глаза и едва вспомнила, зачем здесь стоит. Стараясь больше не смотреть на девушку, она подошла к указанной двери и повернула ручку.
За ней оказался кабинет, принадлежавший, судя по всему, какому-то местному начальнику. Светлая мебель, ровно расставленные на полках папки, несколько старых фотографий в рамках и яркий почти больничный свет. За письменным столом, сложив ногу на ногу, сидел мужчина в чёрном пальто, тёмной рубашке и брюках. Макария сразу узнала его и напрочь забыла о нимфе.
— Ты! — Макария на миг потеряла дар речи, но, когда мужчина встал и пошёл ей навстречу, сразу пришла в себя и накинулась на него. — С ума сошёл? Что ты здесь делаешь? Кто будет заниматься делами, Танатос?
— Гермес попросил меня сопровождать тебя. Сказал, что дела подождут, и разве я мог отказать? — Танатос раскрыл в руке веер из билетов и обмахнулся ими. — Тем более что Владыка дал разрешение на наш брак.
Макария очень долго в упор смотрела на него, затем выхватила билеты из его рук и убрала в сумку.
— Ты что просил у Аида моей руки? — спросила она, всерьёз считая эту идею безумной. — Ты ненормальный?!
— Я-то как раз нормальный. А вот что с тобой? Если ты ищешь причины для отказа, потому что не любишь меня, тогда зачем при коронации ты сделала выбор в мою пользу? Почему не ответила согласием Морфею? Или не предпочла… моего брата, например? Все наши признания, чувства, всё, что между нами было — иллюзия? Просто капризы взбалмашной царевны?
— Ты не понимаешь… — Макария покачала головой. Его предположения были безосновательными, оскорбительными и даже обидными. Она полюбила его, она успела полюбить его, но была уверена, что сейчас не очень удачное время для решения любовных дел. Ей нечего было сказать, и она развернулась, чтобы пойти к выходу.
— Да нет уж, прекрасно понимаю! — Танатос поймал её за локоть и развернул обратно, заставляя посмотреть на себя. — Даже больше, чем ты можешь представить! Разбалованная царевна! Думаешь, мне нужен был чёртов трон? Думаешь, я как твой Морфей, хотел власти?
— Да! — Макария отдёрнула руку. Её сильно раздражали обвинения, не имеющие ничего общего с реальностью, и она не желала оправдываться. — Думаю! И ты не ошибаешься! Я и есть царевна!
— Удивила! Я знаю. Аид сказал мне.
— Да мне… — Макария оборвала себя на полуслове. Гнев, вспыхнувший в ней в этот момент, мгновенно угас, оставляя после себя лишь лёгкий дымок неверия. — Что? Аид сказал тебе, что я его дочь?
— Представь себе. Только тебе он об этом сообщать не велел. Откуда узнала?
Макария поджала губы и толкнула его в грудь.
— Загнал меня в тупик и доволен, да? Может быть, это и правда отговорки, чтобы не выходить за тебя? Может быть, я не вижу общего будущего с тобой?
Танатос склонил голову и тихо рассмеялся.
— Кто-то из нас лжёт, моя милая, и лжёт самой себе. Я хорошо помню наш разговор в саду Персефоны… тебе напомнить? — Танатос сложил пальцы правой руки вместе, собираясь воспроизвести воспоминание, но Макария перехватила его руку.
— Не надо. Нельзя использовать силу, нельзя проявлять свою божественность. Раз вызвался идти со мной, соблюдай правила…
Танатос сделал шутливый поклон.
— Разумеется, моя царица, — и добавил гораздо серьёзнее. — Я знаю, что тебе грозит опасность, и сделаю всё, чтобы тебя защитить.
***
— И тебя совсем не волнует, что Деймос сбежал?
— Нет. Он всё равно никуда не денется, зато поможет мне понять одну важную вещь… — Аид подошёл к Лине со спины и мягко взял её за плечи, меняя тему. — Почему ты не чувствуешь связи с линией власти Деметры?
Они стояли в саду Персефоны так близко друг к другу, что Лина чувствовала его дыхание на своей шее.
— Я не знаю. Я уже столько книг перечитала в твоей библиотеке и ничего не нашла. Может быть, божественная сила Деметры перешла кому-то другому? Кто-то другой отвечает за плодородие?
— Возможно. Когда мы разделили гранат второй раз, я предположил, что именно ты унаследовала её линию власти, но до сих пор я ни разу не почувствовал её в тебе.
— Значит, я была права, и силу матери взял Амфитеус?
Аид задумчиво хмыкнул.
— Нет, уверен, что нет… — Аид отпустил её и сделал шаг назад. — Ладно, всему своё время, мы отвлеклись. Сосредоточимся на твоей защите и оружии.
Лина покачала головой.
— Я не помню… могу сделать интуитивно, но не осознанно…
— Тебе не обязательно помнить, — его голос звучал мягко и настойчиво. Так терпеливый учитель в сотый раз объясняет ребёнку сложное правило, так хороший родитель из раза в раз повторяет одно и то же, чтобы его чадо, наконец, усвоило урок. Так говорит любящий супруг, рассказывающий жене о своей работе, в которой она ничего не понимает, и, возможно, не поймёт никогда. — Твоя божественная сущность помнит это, Персефона. Она помнит каждый твой шаг, даже если ты сама упускаешь детали неважных для тебя воспоминаний.
— Я устала, я не могу…
— Можешь. Можешь, Персефона, и сделаешь, потому что ты уже много раз делала это в нашем общем прошлом.
— Я…
— Хорошо… хорошо, — он почувствовал её волнение и стал мягче, — начни с простого. Попробуй вспомнить, какое оружие создал тебе Гефест.
Лина покачала головой.
— Не знаю… — она прерывисто вздохнула. — Я, правда, не помню. Зёрна матери перешли Амфитеусу. Что ещё? Лианы? Лепестки?..
— Лианы и Лепестки, — ответил Аид, — не были созданы Гефестом. Они проявление твоей силы, как моё пламя, эта морозная аура или тёмный туман. Должно быть оружие, — он показал Лине раскрытую ладонь, затем провёл ей по воздуху и выхватил из него скипетр, сделал паузу и, слегка разжав хватку на скипетре, обратил его в меч.
Лина восхищённо вздохнула.
— Я этого тоже не помню. Ты делал так раньше?
— Делал, и много раз…
— А у меня так было? Я тоже так могла?
— Нет. Меч был у меня изначально, символ власти появился позже, и он всегда сильнее любого божественного оружия. Чтобы изменять форму оружия, нужно, чтобы оно изначально было предрасположено к изменениям.
— А…
— Не задавай вопросов. Сосредоточься. Сначала ты должна вспомнить его истинную форму, и тогда вспомнишь остальное. Закрой глаза…
Лина послушалась и затаила дыхание, полностью погружаясь в ощущения. Когда Аид заговорил, его голос зазвучал успокаивающей мелодией.
— Взгляни внутрь себя, в самую глубину, туда, где концентрируются твои силы. Увидь скопление своей божественной энергии, приблизь его, осмотри, если нужно… И найди форму оружия. Она прямо перед тобой, прямо там…
Лина отрицательно качнула головой. Она ничего не видела, могла лишь почувствовать, интуитивно нащупать ту или иную способность, но представить физическое воплощение божественного оружия не получалось.
— Скажи… — взмолилась она, — скажи, ты же знаешь, как оно выглядит. Скажи, и может, тогда я смогу представить…
— Скажу, и ты годами будешь искать его в себе, а у нас времени только до Совета. Ты должна быть готова защитить себя. Пожалуйста, попробуй ещё.
Лина замолчала. Она взяла себя в руки и сосредоточилась на желаемом. Божественная энергия переплеталась в ней, струилась под кожей золотым потоком…
— Я вижу! — вдруг воскликнула Лина, вся напряглась и медленно подняла руку. — Вижу… — осторожно шепнула она, будто боялась спугнуть находку. Её тонкие пальцы согнулись и резким движением что-то выхватили из воздуха. — Вот он!
Перед Аидом в мерцании золотых искр медленно проявилась трость средней длины, сделанная столь искусно, что не всякий божественный мастер взялся бы повторить. Переплетение высохших стеблей, прошитое зеленью листвы, венчал невиданный по своей красоте бутон гранатового цветка — волшебная палочка лесной феи, сказали бы смертные.
— Твоё божественное оружие, — сказал Аид. — Теперь ты почти готова.
***
Дневной свет просачивался сквозь полуприкрытые жалюзи и полосами ложился на перевёрнутые офисные столы, разбросанные стулья и группу мужчин у стены. Мужчины стояли там почти недвижимо, словно восковые фигуры, одетые в зелёную чешуйчатую броню и плотные тканевые шапки. Один из них, совсем юный на вид, поигрывал шариками нестабильной божественной энергии, вальяжно скрестив ноги — он подкидывал шарики с кончиков пальцев и ловил в ладони, как падающие с ветки яблоки. Лицо его озаряла расслабленная улыбка.
— Какой шанс, что нас убьют, ребят? — насмешливо спросил он.
Никто не ответил. Слова юноши прозвучали как зачин на глупую шутку, от которой компания должна была разразиться хохотом, но этого не случилось. В глазах его соратников сверкнул призрачный блеск, смысл которого он понял мгновение спустя, когда что-то холодное коснулось его шеи. В воздухе прорисовалось белое божественное оружие — рыболовное копьё с изогнутым коротким остриём.
— Очень большой шанс, Кир, — елейно произнесла Клессандра, возникшая справа от него. — Очень большой.
— Клесс!
— Морская устрица тебе Клесс! — она убрала копьё и стукнула Кира по руке так, что шарики божественной энергии подлетели и растворились в воздухе. — Мы, по-твоему, где? В клубе? Нимф развлекаем?
— Я… — если ещё мгновение назад у юноши и были сомнения в серьёзности намерений дочери Посейдона, то теперь их не осталось.
Клесс не дала ему оправдаться.
— Ты понимаешь, что подставляешь сейчас не только себя, но и своих товарищей? Всё очень серьёзно! Мы не на отдыхе! Кто-то из вас может не вернуться домой! А может, не вернёмся мы все…
— Перестань, — на этих словах подоспел Макс и прервал её возбуждённую речь, — перестань, Клессандра. Всё не так уж и плохо, не пугай свою команду.
Несколько секунд её взгляд горел так, будто она сейчас выскажет Максу в лицо всё, что думает, но она вдруг выдохнула и кивнула.
— Ладно… ладно, но, Кир… — Клесс строго указала пальцем на нарушителя, — больше никаких фокусов. Мы и так все должны быть начеку из-за ваших способностей, не доводи до того, чтобы нас ещё и раскрыли.
— Договорились, — Кир поджал губы, будто у него забрали последний шанс на веселье. — Скорей бы уже сигнал.
***
В кольце гигантских исполинов-колонн, покрытых золотом такого тёплого оттенка, что от одного их вида становилось тепло на душе, витал туман. Только не тот устрашающий туман царства Теней, а молочно-белый, перистый и пушистый, такой, что напоминал сильно взбитую пену на кофе или облака в голубом небе. Над ним, будто сотканный из солнечных лучей, возвышался золотой трон, на котором сидел бог с россыпью золотых волос, одетый в золото — царь царей, владыка всего сущего и тот, чьё имя было известно каждому. Зевс. Он подпирал кулаком подбородок и смотрел вдаль — взгляд его был безэмоционален и пуст, но лишь до тех пор, пока у колонн напротив не возникла статная мужская фигура. Зевс немедленно узнал гостя.
— Я привёл стражу отец, как ты и просил, — доложил Аполлон. Вместе с его приходом солнечный свет, казалось, стал ещё ярче.
Гермес опоздал на несколько секунд и, заметив Аполлона, безропотно уступил ему первенство. Впрочем, он сделал это скорее с корыстной целью, нежели из добрых побуждений. Никто, кроме дерзкого Вестника Богов, не осмелился бы на подобный поступок, не осмелился бы даже допустить такую мысль, но Гермесу всё сходило с рук, и он без зазрения совести решил подслушать разговор. Скрыв ауру, насколько было возможно, он спрятался за колонной и затаил дыхание.
— Какую стражу? Почему именно ты? — спросил Зевс после довольно долгого молчания.
— Я… — Аполлон растерялся. — Разве не ты просил меня привести божественную стражу для твоего путешествия на Совет?
Зевс поднялся, и Гермесу пришлось сжаться, отступив в тень, чтобы сохранить в тайне своё присутствие.
— Я ничего не просил, — Зевс не смотрел на Аполлона, всем своим видом излучая беспричинную враждебность. Аполлон, видимо, не принял это на свой счёт, и бесстрашно возразил.
— Но, отец, ведь раньше божественная стража всегда сопровождала тебя на Совет, они созданы для этого, им единственным можно доверять.
— Я сам решу, кому можно доверять, а кому нет. — Зевс злился, и Гермес не мог понять, что такого натворил Аполлон, что не только к нему самому, но и к его страже нет доверия.
Аполлон был удивлён не меньше и к тому же обижен. Отец веками оставлял за ним право заниматься его охраной и защитой, сам призвал божественную стражу, а теперь отказывается от неё.
— Получается, ты отправишься на Совет без стражи? Посейдон и Аид не будут столь безответственны…
— Никто не приведёт божественную стражу! — гулкий голос Зевса пронёсся над залом, и туман сгустился до состояния грозовых туч, наполняясь сверкающими мини-молниям.
Аполлон случайно коснулся одной из молний и отдёрнул руку — болезненный укол был таким же неприятным, как и тон отца.
— Совет будет охранять стража Ареса, — продолжил Зевс, — и это не обсуждается. А ты отправляешься к сестре, на Геликон.
У Гермеса отвисла челюсть. Аполлон встал абсолютно прямо, свет, обычно окружавший его, померк.
— Ты… изгоняешь меня с Олимпа? — Аполлон хотел казаться спокойным, но его уязвлённое самолюбие оказалось сильнее. Голос его дрогнул. — Я так и знал… так и знал, что с Аресом что-то не так, когда Афина…
— Не смей произносить её имя в Небесном городе! — крикнул Зевс. Прежде имя Афины заставляло его улыбаться, теперь же вызывало в нём лишь раздражение и гнев. — Не смей обсуждать мои приказы и оспаривать мои просьбы! Я уже сказал, что ты должен делать. Убирайся!
Эти слова были сродни пощёчине. Аполлон хотел ответить, но не нашёл слов, кивнул и, гордо развернувшись на месте, стремительно покинул зал. Он столкнулся с Гермесом, но даже не обратил на него внимания и не извинился, как делал раньше, просто ушёл. Гермес посмотрел ему вслед и задумчиво погладил подбородок.
— Что здесь происходит?