Баронесса. Эхо забытой цивилизации

Глава 2. В ловушке

Пять месяцев назад я, Талира Керьи, бастард графа Икариона Керьи, стала женой барона Кайроса д’Арлейна.

Жизнь на землях отца была не самой легкой, особенно после смерти старой Эспины, которая заботилась обо мне до шести лет. Родившись бастардом со спящей магией, я с самого начала настроила всех против себя. Отец считал, что, несмотря на то, что я родилась позже его наследника, Себастиана, я каким-то образом «отобрала» магию, которая должна была принадлежать ему.

Магия решала не всё, но многое в этом мире. Те, у кого она была, как правило, жили дольше, отличались крепким здоровьем и, конечно, могли пользоваться своими силами. Магия была интуитивной и, в зависимости от дара, позволяла людям чувствовать ложь, опасность, болезни, а некоторые счастливчики даже ощущали ценные металлы под землёй. Однако такие гены давно породнились с королем.

У моего отца, Икариона Керьи, был дар располагать и привлекать. Люди, особенно прекрасный пол, тянулись к нему, хотя и не могли объяснить почему.

На меня его дар тоже действовал.

То, что он отталкивал меня, собственного ребёнка, причиняло особую боль, и в детстве я не понимала, чем отличаюсь от Себастиана.

Мне быстро объяснили.

Бастардам в Ксин'тере было не просто. Институт семьи, поддерживаемый орденом Велирии, был незыблем, и хотя разводы случались, это происходило лишь в тех редких случаях, когда семья долгое время не могла зачать ребёнка.

Бастарды в Ксин'тере были постоянным напоминанием того, что люди предали волю Первородной. Поэтому их сурово карали — им запрещалось получать образование, женщин коротко стригли, а мужчин брили налысо, чтобы все могли сразу их распознать. Родители бастардов тоже подвергались осуждению. Им не позволялось просто отказаться от детей — они были обязаны содержать их до тридцатилетия. Однако, если это происходило в богатых семьях, бастардов часто отправляли жить в самые отдалённые деревни, подальше от посторонних глаз.

В редких случаях бастардов принимали в семью, но это требовало огромных затрат. Нужно было подать прошение в столицу, в главный храм Велирии, в присутствии огромного количества людей, что бросало ещё большую тень на репутацию семьи, открыто демонстрируя неверность одного из супругов. После этого бастарды получали право на образование и возможность отращивать волосы, хотя всегда находились те, кто напоминал им о прошлом. Привязка бастарда к человеку или месту истекала через три года после принятия.

На бастардах редко женились, но были и исключения — например, если у бастарда обнаруживалась магия.

Это происходило крайне редко, потому что магия передавалась старшему наследнику, и маги были очень осторожны, осознавая, что дар открывал многие двери.

Но Себастиан, мой брат, родился без магии. А во мне, родившейся несколько лет спустя, она была, хотя и спала.

Именно из-за этого отец не отослал меня в удаленную деревню, привязав к дому, где каждый меня ненавидел или презирал. Он знал, что рано или поздно кто-то предложит приличную сумму за возможность жениться на мне.

Разумеется, мне никто этого не объяснил. Я росла как ненужная ветошь, общаясь с детьми слуг, помогая им, от скуки, пока те не получали за это наказание. Мои унижения поощрялись семьёй: я видела, как Себастиан награждал тех, кто ставил мне подножки или бросал мои вещи в навоз.

Я особо не давала себя в обиду — как и большинство деревенских детей, я была драчливой и вспыльчивой.

Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, меня вызвали в поместье, где находились портниха и несколько крепких служанок. Без слов, буквально таская меня из одной комнаты в другую, они вымыли меня, а после переодели в самую дорогую одежду, которую я когда-либо видела, и повели в храм Первородной Велирии.

— Что происходит? — без конца спрашивала я, почти не сопротивляясь. Очевидно, меня наряжали не для того, чтобы унизить или побить.

Впрочем, драки с моим участием прекратились ещё четыре года назад, когда Себастиан и его друзья повзрослели и осознали, что нет ничего престижного в том, чтобы драться с тощей девчонкой.

— Молчите, не позорьте свою семью, — ответила одна из служанок, подтолкнув меня в спину. — Еще больше.

В храме Велирии я никогда не бывала — бастардам запрещалось посещать воскресные службы. Когда я переступила порог, меня поразили величие светлых окон, высокие потолки и фрески с изображениями событий из жизни богини.

Некоторые присутствующие смотрели на меня с таким недовольством, будто само мое существование оскверняло священное место. Но чем ближе мы подходили к алтарю, тем сильнее билось моё сердце.

У алтаря стоял мужчина в дорогой зелёной робе, держа в руках клинок. Я не смогла сдержать улыбку, пока меня вели к нему. Рядом стоял мрачный отец — к счастью, сейчас он контролировал свой дар.

Мы оба понимали, что сейчас произойдёт.

Меня признают. Я перестану быть бастардом.

Я знала, как проходит ритуал — подслушала разговоры слуг о благословении Первородной для новорожденных.

Резкий порез, моя кровь капнула на алтарь и прислужник первородной громко произнес:

— Под взором Первородной Велирии да будет Талира Керьи благословлена силой вечного слова богини. Пусть растет, распространяя свет и мудрость её, живет, следуя заветам её, воплощая божественную волю через каждое деяние.

Вот и всё. Теперь я была официально признана Талирой Керьи и благословлена богиней. Но почему отец пошёл на это? Означает ли это, что теперь мне позволят учиться?

Ответ вскоре стал очевиден — через несколько дней начали шить моё свадебное платье. Имя жениха держалось в секрете не только от меня, но и от остальных. Было ясно, что тот, кто решился жениться на бастарде, пусть даже с магией, находился в отчаянном положении, хотя и был достаточно обеспечен.

Себастиан постоянно твердил, что для меня нашли старого, больного человека и эти слова подхватили его друзья, сёстры моей мачехи, кузены и кузины. Несмотря на изменение моего статуса, оношение ко мне осталось прежним: приказ отца не обучать меня и избегать со мной общения оставался в силе. Только Яра, как и всегда, игнорировала этот приказ.

Я искренне верила, что день моей свадьбы станет поворотным моментом в моей жизни — днем, когда всё изменится, когда у меня появится цель, возможности, и люди наконец-то начнут относиться ко мне по другому, начнут общаться со мной. Иногда среди деревенских даже гуляли слухи, что я сама буду хозяйкой.

— Готова раздвинуть ноги перед трясущимися стариком? — усмехнулся лорд Ленорос Бэй, лучший друг Себастиана. — Впрочем, нормальный мужчина на тебя и не взглянет.

— Все лучше, чем быть рядом с вами, — огрызнулась я в ответ. Как будто кто-то из них женится по любви! Хотя у них, по крайней мере, будет какой-то выбор.

Я настолько жаждала перемен, что даже перспектива брака с дряхлым стариком меня не пугала.

Но каково же было моё удивление, когда у алтаря меня встретил не старик, а невероятно привлекательный, высокий и молодой барон Кайрос д'Арлейн. Все присутствующие девушки в храме не могли оторвать взгляд от его мощной фигуры с широко расправленными плечами.

И мой взгляд не был исключением.

Впервые в жизни в моём сердце зародилась надежда, что мой брак может быть счастливым. Очевидно, благословение Велирии было не просто пустыми словами, если судьба подарила мне такого мужчину.

Кайрос коснулся моих губ и повесил на мою шею первое настоящее украшение в моей жизни — в этот момент я уверилась, что он позаботится обо мне. Моя тонкая, бледная ладонь лежала в его широкой смуглой руке, и мне до отчаяния хотелось прикоснуться к густым тёмным волосам, спадающим до плеч, или к мужественной груди.

Внезапно разговоры деревенских девиц, восхищающихся красотой других мужчин, включая Себастиана и его друзей, стали мне куда понятнее — раньше я считала их глупыми, потому что не испытывала подобных чувств.

Кайрос казался мне принцем, который вытащит меня из той серой жизни, что я влачила до встречи с ним.

Муж почти не разговаривал со мной, постоянно отвлекаясь на других, но это не уменьшило моего восхищения. Я смотрела на него влюблёнными глазами всю дорогу до его земель. И тогда, когда он привёл меня в великолепные покои баронессы и сказал, что они принадлежат мне. Я не глядя подписала все документы, которые он подал, и молча, с улыбкой, выполнила все требования для «привязки» к новому месту — поместью д'Арлейн.

Со смущением я поприветствовала его мать и сестру, истово молясь Велирии, чтобы я им понравилась. Моя речь наверняка была полна ошибок, но я повторяла то, что слышала от других высокородных дам.

Даже утром, после нашей первой брачной ночи, я всё ещё смотрела на Кайроса влюблёнными глазами и улыбалась. За ночь он взял меня пять раз, очевидно, желая получить ребёнка с магическим даром. Было больно, но боль казалась терпимой — в детстве, в драках, мне приходилось терпеть и худшее.

Моя улыбка померкла лишь тогда, когда я узнала, что он уехал, даже не попрощавшись.

— Тали! — голос Фиррузы д'Арлейн вырвал меня из раздумий. — Я собираюсь всё рассказать сыну. Уверена, он будет разочарован твоим поведением. Как ты могла осмелиться обвинить меня во лжи при гостях? И как ты посмела назвать Ариадну сокращённым именем? Как мне справится с твоим невежеством? Вы не подруги, это недопустимо перед знатными гостями!

— Вот именно, — подтвердила я. Они постоянно называют меня сокращённым именем, даже сейчас.

— Ты обязана обращаться ко мне «Ваша Милость», Тали! Ариадна никогда не давала тебе такого права! А у тебя хватило наглости произнести это при наследнике барона Марлоу!

— Я тоже никогда не разрешала никому из вас называть меня сокращённым именем, — ответила я холодно.

Фирруза посмотрела на меня цепким взглядом, в котором мелькнуло подозрение. Я все ещё спорила.

Проклятье.

Сдерживаться.

Изображать пассивность.

Скрывать свои намерения.

Впервые в жизни я понимала, как оказалась в этой ситуации, и уже начинала разрабатывать план, как выбраться. Но своими ответами, пусть и вежливыми, я лишь усложняла себе жизнь.

— Я немедленно расскажу всё Кайросу. Уверена, он не одобрит твоё поведение. Он мечтал о молодой, кроткой жене, а ты позоришь его семью перед соседями!

Она говорила громко, чтобы все слуги могли услышать.

— Вот, смотри! — Она протянула мне перо и пергамент, на котором было выведено аккуратное письмо моему мужу. — Даже такая, как ты, не сможет обвинить меня в обмане. Изучи письмо.

Фирруза подняла голову высоко, словно делала мне одолжение своим благородным поведением. Я смотрела на пергамент, долго изучая его.

Я понятия не имела что она написала в этом письме.

Или в предыдущем.

Она постоянно писала обо мне мужу, я сама согласилась на это, в день его отъезда.

Я не умела читать, но почему-то была уверена, что её версия событий не совпадает с тем, что происходило на самом деле. И не сомневалась, что она давно поняла мою неграмотность.

— Тали! — окликнула меня Фирруза, настаивая. Я едва сдержала себя, чтобы не потребовать немедленно прекратить называть меня сокращённым именем.

— Хорошо, отправляйте, — буркнула я, и взгляд Фиррузы потемнел от недовольства.

— Такое поведение не должно оставаться безнаказанным, Тали. Я уже писала Кайросу, и он согласен, что тебя нужно немного ограничить. Думаю, ты и сама понимаешь, что ограничение в хлебе и кашах — справедливое и лёгкое наказание за то оскорбление, что ты нанесла вчера Ариадне. Тем более, что это еда простолюдинов.

Я почувствовала, как внутри меня вспыхнула ярость, но сдержалась. Хлеб и каши были единственным, что точно не вызывало у меня аллергию. Они знали, что всё остальное приведёт к тому, что моё лицо покроется некрасивыми красными пятнами и опухнет.

Мне не хотелось спорить, мне хотелось уйти. И поэтому я согласилась, радуясь, что они не решили запереть меня и «дать время подумать о своём поведении».

— Если на этом все, я удал… Можно мне пойти? — я быстро поправила себя, задав грубоватый вопрос, за что получила ещё один осуждающий взгляд. Но в глазах Фиррузы мелькнуло удовлетворение — она считала, что «поставила меня на место».

— Ты кое что забыла, Тали.

— Можно мне пойти... Ваша Милость? — спросила я без эмоций.

— Иди, отпускаю. Не попадайся мне на глаза сегодня.

С удовольствием.

Выдохнув, я направилась прочь, надеясь найти Яру и исчезнуть на сегодня из поместья. Я понимала, что в Арлайне, самом крупном городе баронства, меня узнают, и никто ничего мне не продаст. Заработать деньги тоже не удастся.

Значит, придётся изображать другого человека.

***

Яра изначально отказалась идти со мной в Арлайн на весь день — ей уже выдали задания и пригрозили двумя ударами плетью, но я настояла. Настоящая её хозяйка — я, хотя мы скорее были подругами.

Разговаривать с Марис об отсутствии Яры тоже буду я.

Когда мы покидали графство Керьи, муж милостиво разрешил мне взять служанку из отцовского дома, если она сама захочет. Я ухватилась за эту возможность — Яра была единственным близким мне человеком, и я знала, что она тоже хочет уехать.

Яра была такой же необразованной, как и я, и полной сиротой. Её отношения с семьёй тёти, которая взяла её под опеку, не сложились. Однако, в отличие от меня, она зарабатывала на жизнь, служанкой, хотя её доходов едва хватало на одежду и мелкие вещи.

Я чувствовала себя немного лучше — голова всё ещё болела, но знания, переданные мне хранилищем данных, теперь приходили чуть легче. Я была безумно голодна, но чувство голода давно стало мне привычным: и дома, и в поместье д’Арлейн я часто оставалась без еды, либо сама отказывалась, зная о своей реакции, которая оказалась обычной аллергией.

— Куда мы идём, Тали? Ты чего-т, совсем иная стала, даже говоришь по другому.

Я вздохнула с тоской, понимая, что, когда встану на ноги, обязательно организую для Яры обучение, даже если она будет сопротивляться. Если мне удастся стать самостоятельной и зажиточной, как я и планировала, нужно будет пересмотреть наши отношения. На сегодняшний день я баронесса, а она — служанка, и Яру нужно будет обучать и поднимать на новый уровень.

Но сейчас мне предстояло сделать первые и самые тяжёлые шаги, не вызывая подозрений. Если кто-то узнает, что я побывала в пещере за проклятыми дверями, меня могут объявить отродьем тёмного Урго, а после отправить в отдалённый храм Первородной, лишив права на владение деньгами и имуществом. Тогда моё прошлое бастарда покажется мне самыми счастливыми днями.

— Тали, ну что же мы будем делать?! — спросила Яра, пока мы шли по дороге. Я прятала своё лицо под широким отрезом серой ткани. — Ты как там? С утра-то совсем плохо выглядела, может, тебе лучше остаться, отдохнуть?

Мы будем продавать, Яра. И получать деньги, потому что без них никуда.

Но я не могла пока сказать ей, что именно мы будем продавать. Потому что и сама этого ещё не знала.

У меня в голове было множество идей о том, как улучшить нашу жизнь, хотя многие из них были лишь поверхностными — требовалось около двух недель покоя, чтобы знания полностью усвоились.

Но для реализации этих идей нужно было две вещи: место, куда можно вкладываться, и изначальные вложения.

Я жила в месте, в которое не видела смысла вкладываться. Мне не нужно было родовое поместье д'Арлейн. Будь у меня возможность, я бы сбежала в другое королевство и начала жизнь с чистого листа. Кроме Яры, меня здесь ничто не держало. Все те ограничения, в которые я верила всю свою жизнь, словно внезапно исчезли.

Но я была привязана к поместью, к Арлайну и баронству, на ближайшие два с половиной года. Я могла покидать территорию, но не дольше, чем на несколько дней.

Изначальных вложений, с которых можно было бы начать производство, у меня тоже не было. Продавать свои знания я не могла — по крайней мере пока. У меня не было ни репутации, ни связей, которые могли бы помочь. Более того, это могло бы привлечь внимание Ордена.

— Тали, ну скажи уже!

Я осмотрелась. Справа от дороги к Арлайну был крутой изгиб реки. Вода подступала вплотную к дороге, а затем почти полностью разворачивалась, утекая в сторону владений другого барона. Именно здесь, если верить полученным данным, должен находиться схрон.

Вообще-то, это место считалось идеальной точкой для будущего строительства: лес, залежи полезных ископаемых и, главное, доступ к свежей воде. Но община тут уже была, и не в этом месте.

— Яра, следи за дорогой. Я вернусь через пятнадцать минут. За мной не ходи. Если кто-нибудь появится, скажи, что ждёшь брата, который отлучился в кусты, — сейчас важнее было отвлечь Яру, чем следить за появлением кого-то. — Если увидишь знакомого, кричи, что испугалась оленя. Почувствуешь опасность — сразу беги ко мне.

Дорога в город была короткой, и я не ожидала никаких проблем — Яра ходила этим путём сотни раз.

— Какого оленя? — не поняла Яра.

— Никакого, это просто кодовое слово, — её реакция меня развеселила, несмотря на головную боль, но я сдержала смех, оставаясь серьёзной.

— Какое ещё кодовое слово? — не унималась она. Яре было семнадцать, но сейчас она напоминала мне ребёнка.

— Всё, Яра, жди. Я скоро вернусь, — если объяснять каждый шаг, мы никогда не сдвинемся с места.

Оставив её, я направилась к обрыву высотой с человеческий рост и, оценив расстояние, мягко спрыгнула на мелкую гальку у берега реки. Забираться обратно будет проблематично.

Головная боль усиливалась, а ведь прошло всего несколько часов с моего пробуждения. Мне срочно нужна была еда, но для этого требовались деньги. И не только для этого…

Я растерянно оглядывалась в поисках схрона. Высокие металлические двери в скалах всегда слегка светились, благодаря особенному металлу, которого здесь не было, но они были такими огромными, что их нельзя было не заметить. Я надеялась, что схрон тоже, устроен таким образом, что будет заметен издалека.

Течение было слабым, вода приятно журчала, но эта картина не успокаивала меня. Я боролась с головной болью и усталостью, а внутри росла лёгкая тревога — что, если я не найду схрон? Это усложнит мой путь к первому заработку, но всё же не сделает его невозможным.

Почувствовав лёгкое головокружение, я присела на гальку. Если я не найду знаков схрона в ближайшее время, придётся вернуться ни с чем.

Может, стоит попросить денег у Яры? Хотя у неё их, конечно, немного. Но, этого хватило бы на создание какого-нибудь простого товара, который мы потом могли продать намного дороже — например, красивого мыла или лечебного эликсира на основе местных трав, о которых здесь никто и не слышал. А ещё можно было бы украсть с кухни поместья животный жир и сделать свечи. Свечи были редкостью и стоили дорого, большинство домов использовало масляные лампы или факелы.

Эти мысли немного успокоили меня, и я поднялась. Причин для уныния не было, хотя я и надеялась на серьёзную сумму, на возможность продать то, что находится в схроне.

До меня доносился звонкий голос Яры, весело разговаривающей с прохожими на дороге. Пора.

Но, только приготовившись карабкаться по склону, краем глаза я заметила отдалённый блеск. Оглянувшись на реку, я прищурилась, присмотрелась...

И увидела очень тонкий серебряный луч, исходящий прямо из середины реки и уходящий высоко в небо. Он был почти незаметен, и если бы я не провела последние десять минут, всматриваясь в воду, точно бы его не увидела.

Я не сомневалась, что этот луч указывает на местонахождение схрона. А это означало…

— Проклятье, — выругалась я сквозь зубы, стягивая с себя одежду.

Плавала я отлично.

***

Слегка дрожа, я заставляла себя терпеть и не натягивать одежду, позволяя осеннему солнцу высушить капли воды на теле. Голова болела ещё сильнее, но я почти не замечала этого — настолько была взбудоражена тем, что нашла.

В моих руках был ящик схрона, который я подняла со дна реки, борясь с течением и нехваткой кислорода. Возможно, это было глупо, особенно для баронессы, но я никогда не отличалась склонностью к долгим размышлениям.

Ящик был тяжёлым, мне потребовалось несколько минут, чтобы его открыть. Очень сложный замок — я не видела таких в наше время. Он состоял из нескольких тугих рычагов, возможно, из-за того, что ящик был водонепроницаемым.

Внутри оказалось множество подписанных упаковок, которые я пока решила не трогать. Я знала что здесь должны были быть еда, вода, медикаменты и даже ценные металлы и реагенты.

Но самое важное — в ящике лежали плотные тяжёлые пластины, похожие на серебряные. Возможно, у них было другое предназначение, но я надеялась, что смогу продать их за приличную сумму. Не все, конечно.

— Тали, ну сколько мо… Почему ты раздета?! — Яра, не выдержав, подошла ко мне и увидев меня в одной сорочке, всплеснула руками.

Вскоре мы вновь двигались в сторону города, и хотя я ещё немного мёрзла, не до конца высохнув, меня согревало предвкушение предстоящей сделки. Я планировала найти ювелиров — серебро выглядело качественным, но я даже примерно не представляла его настоящую ценность.

Я знала, что хорошую породистую корову можно купить за двадцать золотых, а хлебную лепёшку — за две медные монеты. Была ли эта серебряная пластина дороже коровы? А если да, то насколько? Возможно, это серебро было особенным и стоило в сотни раз больше обычного, я ничего не знала о чистоте серебра, с которым работали здешние ювелиры.

Яра возбуждённо обсуждала предстоящую сделку — её роль была важной, без нее наш план мог провалиться. Она сразу узнала серебро и уверяла, что за одну такую пластину можно выручить четыре-пять золотых монет, основываясь на цене украшений благородной девицы, которой она прислуживала в графстве. Это меня обрадовало — я умела считать до десяти.

Подруга даже не спросила, откуда у меня пластины, решив, что я нашла их на дне реки. Она не видела самого ящика, и я оставила его на берегу, предварительно закрыв. Мне нужно будет изучить его содержимое позже, медленно и основательно. По какой-то причине ящик, как и огромные металлические двери в скалах, был невидим для других.

Мы добрались до Арлайна, когда солнце стояло высоко в небе, и почти сразу попали на городскую ярмарку — сегодня была суббота. Вокруг было многолюдно, люди ругались, толкались, гнали коров и коз, зазывали в свои лавки.

Ярмарка была плохо организована, пробраться через ряды было трудно, и, скорее всего, давка здесь была привычным делом. И, конечно, под ногами не было каменного или хотя бы деревянного покрытия, которое обеспечило бы хоть какую-то чистоту. Нет, вместо этого мы, по традиции, месили ногами грязь.

По пути сюда я заметила, что большая часть населения жили в домах из дерева и глины, но ближе к центру архитектура становилась более изящной: встречались даже двухэтажные каменные дома, украшенные яркими цветами. В конце широкой главной улицы, где и располагалась ярмарка, возвышался храм Первородной — величественный, каменный, с огромными окнами из слюды.

Покрепче закрепив ткань, которая скрывала мое лицо и волосы, кивнула Яре. Мы разделились, направляясь к разным ювелирам, к которым присмотрелись заранее.

Я волновалась, что меня могут обвинить в воровстве или обмануть, поэтому собиралась использовать жадность как средство воздействия. Я даже готова была продать пластины дешевле, лишь бы всё прошло безопасно.

Вещи из схрона нужно было использовать тайно, и я надеялась, что с первыми деньгами смогу организовать более естественное «производство». Если свекровь узнает о странных серебряных пластинах, она точно сдаст меня Ордену.

— Чего тебе, мелюзга? — грубовато спросил ювелир. Меня даже не воспринимали как взрослую.

— Вот, — пробормотала я из-под ткани, протягивая ему пластину. — Чистое серебро. Мама попросила продать, она плохо себя чувствует.

Ювелир молча изучал пластину, долго её рассматривая. Я бросила взгляд на Яру — она уже начала разговор с другим ювелиром, как мы и планировали. Наконец, мужчина снова посмотрел на меня, на мою бедную, слегка влажную одежду и закрытое лицо.

— Слышал я такие истории… Ещё и лицо прячешь. Сразу говори, у кого стащила? Может, у меня? Я сейчас позову стражу!