Баронесса. Эхо забытой цивилизации

Глава 1 «Любящая» семья мужа.

До поместья я добиралась с трудом, едва справляясь с головной болью, от которой время от времени перед глазами всё темнело. Вместе с базовыми знаниями о «выживании и формировании устойчивой общины» мне дали и информацию о том, как эти знания должны быть усвоены — для здорового человека моего возраста рекомендовалось не более одной дисциплины в неделю. Кроме того, для каждого человека рекомендовали только те дисциплины, за которые он будет нести ответственность.

В теории я вообще не должна была получить все эти знания. Но кто-то стер стандартные настройки, ограничивавшие одного пользователя несколькими дисциплинами.

И теперь мой мозг почти кипел, пытаясь усвоить и осознать то, что мне было не положено, то, к чему я была совсем не готова, особенно, с учётом того, что я была совершенно необразованной. Даже по меркам этого общества.

Перед глазами мелькала ужасная дорога — разбитая, опасная и для людей, и для лошадей. Совершенно нелепые мысли о геотекстиле, выравнивающих и подстилающих слоях не помогали — такие технологии будут невозможны ещё долгие десятилетия. Но можно же было хотя бы сделать правильный уклон и кювет, чтобы постоянные дожди не уничтожали то, что уже было? Вместо этого прохожие месили мокрую грязь ногами, занося её в дома, вместе с болезнями и нечистотами, что оставались на их ботинках.

Об устройстве большинства домов даже думать было страшно.

Начался дождь, слегка облегчивший мою головную боль, но я почти сразу замёрзла. Длинные юбки волочились по ужасной дороге, и я сразу представила, как перекосит лица слуг… моих, в теории, слуг, над которыми у меня не было никакой власти.

Настоящая власть принадлежит тому, кому подчиняются люди. Если они выбрали этими людьми мать и сестру моего мужа, а не меня, несмотря на мой титул, я не могла их заставить.

На самом деле у меня нет никакого влияния, я не могу их уволить или прогнать. И это проблема.

Поместье тускло освещалось — в отсутствие хозяина слуги занимались только тем крылом, где проживали его ненаглядные родственники, и немного — своим собственным. Медленно подходя к двери и осматриваясь, я впервые в жизни замечала, насколько здесь всё плохо организовано.

Всё та же грязь — её было ещё больше, чем на дорогах, она была повсюду. Отсутствие планирования — хозяйственные постройки добавлялись со временем там, где было место, а не там, где было бы логично и эффективно для движения. Почти каждое строение было плохо построено и часто кренилось, хотя правильное строительство заняло бы меньше ресурсов — достаточно было добавить укосины в каркас.

Стоило об этом подумать, как голова вновь чудовищно разболелась, и я поторопилась в дом. Точнее, в отдельностоящее крыло, где я жила в отсутствии мужа — почти заброшенное, не навещаемое слугами, кроме Яры. Но сегодня это казалось мне благословением, потому что мне срочно нужен был отдых.

— Тали! — Яра подскочила ко мне, смугленькая, темноволосая и крепкая, как и все жители южных районов Ксин’теры, и такая непохожая на меня. Она была единственной, кому я полностью доверяла. — Где ты была? Тебя всюду сыщет миледи д’Арлейн!

Только этого не хватало. Больше всего мне хотелось помыться, поесть и лечь спать, но, судя по взволнованному лицу Яры, это случится не скоро.

— Какая из них?

— Старшая, и младшая тоже там жеж. Пойдем же, тебе нужно переодеться в дорогое платье, прежде чем тебя увидят гости.

Гости? Так вот почему Фирруза д'Арлейн, моя свекровь, хотела меня видеть. По протоколу, который так любили соблюдать в Ксин’тере, они не могли начать трапезу без приветствия «хозяйки дома», которой после замужества стала я, правда, только на словах. Думаю свекровь рвёт и мечет.

Я поспешила наверх, надеясь найти хоть одно целое платье, потому что показываться в том виде, в котором я была сейчас, было бы безумием. Мокрое тяжёлое платье было совершенно грязным, особенно подол, и даже в таком состоянии было видно, насколько оно не соответствовало моему статусу. Там же, наверху, в спальне, лежало единственное украшение, что у меня было, — подарок от мужа на свадьбу.

— Вот вы где! — Услышав этот голос, я похолодела. Я не успела подняться даже на один пролет. В дверях появилась Марис, а точнее, как она требовала, чтобы её называли, Мари, видимо, желая поддерживать женственный образ.

Ничего женственного в огромной высокой ключнице не было, но я была бы последней, кто критиковал людей за внешность. Вот только внешность Марис соответствовала её натуре, и её невероятная сила помогала добиваться всего, чего она хотела.

— Мы немедленно пойдём в западное крыло, хозяйка ждала вас два часа! Вам это не сойдёт с рук! — Марис подступила ко мне и схватила за руку так сильно, что я перестала чувствовать конечность.

Такое обращение служанки, пусть даже ключницы, с хозяйкой было бы немыслимо… если бы уже не было нормой в этом доме. Слуги меня не уважали, и они давно поняли, что за это им ничего не будет. Я жаловалась на такое обращение, но после этого ни одна из служанок, не была уволена или даже наказана. Тогда они окончательно поняли, что моё слово ничего не значит.

По сравнению с ключницей я была очень худой и слабой. В голове мелькнула новая порция знаний о том, почему это могло произойти, но тут же пришла головная боль — мне нужен был отдых, чтобы знания усваивались правильно.

От боли я упала на колени, но ключница даже не остановилась, волоча меня по грубым доскам.

— Встаньте! Мы опаздываем! — приказывала она мне, баронессе. — Яра, я приказала тебе немедля сообщить мне, когда она явится, но ты снова ослушалась. Две плети завтра, при всех!

Я никогда не давала Яру в обиду. И сейчас не позволю обидеть её.

Тяжело дыша от боли, я не двигалась, сидя на полу в грязном и мокром платье.

— Не смейте... так со мной разговаривать, — прошипела я, не собираясь вставать, пока вспышка боли не пройдёт.

Женщина удивлённо посмотрела на меня, но в целом это было для неё не в новинку — я и раньше сопротивлялась, пыталась оттолкнуть её и иногда повышала голос, утверждая, что она не имеет права так со мной обращаться, привлекая всеобщее внимание и подтверждая своё прозвище «Дикарки Керьи».

— У нас нет времени, мне велели немедленно вас привести, — с силой, которой у неё было в избытке, она подняла меня с колен, высоко держа мою руку, и повела в другую часть дома — туда, где было тепло и где находилось единственное окно со слюдой.

С этим нужно что-то делать.

Я должна либо найти способ изменить своё положение здесь, либо покинуть это место и жить там, где я смогу нормально развиваться, контролировать своё питание, пока не найду медицинскую капсулу...

Перед глазами мелькали тёмные коридоры. Я ещё пару раз падала, но ключница поднимала меня, как будто я ничего не весила. На запястье наверняка останется огромный синяк. Голова гудела всё сильнее, но я решила, что сейчас не время. Нужно просто пережить эти пять минут позора и вернуться в спальню, отлежаться, восстановиться.

Постепенно комнаты становились светлее и теплее — меня вели в крыло, за которым следили слуги, туда, где жила вдовствующая баронесса д'Арлейн, миледи Фирруза, со своей дочерью, Ариадной.

В гостиной на первом этаже было многолюдно — там находились гости, семья барона Марлоу, включая его симпатичную дочь и красивого, мужественного сына, наследника титула. Никто из них не мог приступить к трапезе, даже к лёгкой, без приветствия хозяйки.

Слуги стояли рядом, напуганные, с глиняными чашками для вина и воды и одуряюще пахнущей выпечкой. Прежде чем гости успели что-то заметить, ключница отпустила меня — они не хотели скандалов из-за жестокого обращения, — и слегка подтолкнула в спину, скрывшись в тени дверного проёма.

— Ну наконец-то, Тали, мы так волновались! — Публично обращаться ко мне по сокращённому имени было очень неуважительно. — Ты что же, опять решила гулять одна вечером? Разве ты забыла, что я предупреждала тебя о высоких гостях? — Голос Фиррузы д’Арлейн был сладким, как мёд. Она смотрела на меня с оттенком жалости, словно на городскую сумасшедшую.

И её взгляд повторялся в глазах гостей. Уставшие и голодные, они давно ждали закусок и вина, но по протоколу должны были дожидаться меня. Дочка барона Марлоу смотрела на меня с брезгливой жалостью, отметив моё мокрое, грязное платье и полное отсутствие украшений — скандал для аристократки, тем более замужней. Знак того, что собственный муж меня не ценит.

Это был не первый раз, когда меня вот так вытаскивали к гостям. В последний раз это случилось всего неделю назад. Тогда на подобное замечание я выпрямилась, стараясь держать осанку, и ответила свекрови, с достоинством, не желая выслушивать обвинений:

«Да я и не забывала! Вы никого за мной не слали, нарочно дождались, пока я с Ярой у стойл была».

Сейчас, вспоминая тот момент, мне было немного стыдно — моя манера разговора выдавала то, что я всю жизнь общалась со слугами и была необразованной. Я умела говорить лучше, но в тот момент переволновалась.

— Вы не предупреждали меня о высоких гостях, миледи, — вежливо ответила я. Интересно, какая была бы у гостей реакция если бы я сказала, что меня насильно притащили сюда, моя же собственная служанка, после того как за обедом мне запретили появляться в столовой из-за того, что у Ариадны испортился аппетит. — Будь я осведомлена, без сомнений, я бы незамедлительно поприветствовала гостей, как и подобает хозяйке этого дома. — На слове «хозяйка» я сделала особое ударение.

В комнате повисла тишина, и моя голова снова начала болеть — такая манера разговаривать была мне совершенно не свойственна. Я постоянно, даже не желая того, использовала новые знания, которым нужно было время, чтобы усвоиться.

Сквозь гул крови в ушах я почти не слышала слов окружающих, но всё ещё могла видеть взгляд Фиррузы — полный подозрения и сомнений. Она не понимала, почему я так говорю, и теперь искала способ воздействовать на меня.

Главной проблемой для Фиррузы были присутствующие здесь гости. Однако она уже привыкла к тому, что я почти всегда старалась сохранить остатки своей гордости и потому не вступала в открытую конфронтацию с ней — только со слугами.

Я изображала «баронессу» перед родственниками мужа, делая вид, что между нами всё в порядке, потому что верила: это мой единственный шанс на будущее. Даже когда Ариадна сказала, что у неё испортился аппетит при виде меня, я лишь гордо встала и ушла, понимая, что слуги не будут подавать мне еду, ведь именно этого желала сестра хозяина.

Но... это всё были иллюзии, в которых я сама себя убедила.

Если я ничего не изменю, моя жизнь здесь станет даже хуже, чем та, что была у отца.

— Что же ты, возможно, у тебя проблемы со слухом, Тали? Все присутствующие здесь слышали, как я тебе напоминала, — голос Фиррузы был полон показной заботы к неразумному дитя. Слуги сразу же одобрительно закивали, а во взгляде барона Марлоу мелькнуло недовольство.

Мужчина находился здесь уже почти час, и то, что совсем юная жена барона д’Арлейн, его уважаемого соседа, позволяла себе такие выходки, его не впечатлило.

Вот и ещё один человек, который потенциально мог бы стать моим союзником, приглашать меня к себе в гости. Мы с его дочкой были похожего возраста и могли бы подружиться, но, судя по её взгляду, этого уже точно не произойдёт.

Всё, лишь бы я не приобретала общественного веса, который наверняка дал бы мне больше власти и устойчивости в качестве баронессы д’Арлейн.

Раньше я не понимала, почему мать моего мужа так поступает. Но теперь меня осенило.

Хотя, конечно, мне нужно больше наблюдений, чтобы подтвердить свою теорию.

Фирруза д'Арлейн была баронессой последние тридцать лет. Она привыкла к власти, к тому, что поместье принадлежит ей, как и слуги. Она лично нанимала многих из них, украшала дом, разбила огромный цветник под своими окнами. Даже заказала окно, покрытое слюдой, для гостиной в своём крыле.

Но с женитьбой Кайроса она теряла статус хозяйки как поместья, так и столичного дома. Ей оставался лишь уютный вдовий надел, который, однако, не мог сравниться с владениями баронессы. И она... просто отказалась уезжать. Приехала сюда из столичного дома, вместе с Ариадной, и делает всё, чтобы мой статус баронессы не закрепился в глазах слуг и соседей. Уверена, если это продлится ещё полгода, ни один сосед не станет видеть во мне хозяйку дома.

— Тали? — она вновь обратилась ко мне по сокращённому имени, давая понять, что ждёт ответа, и бросила показательно извиняющийся взгляд на барона Марлоу.

— Приветствую вас, милорды и миледи, в нашем хозяйстве, милостью первородной Велирии. Пожалуйста, отведайте Зоряного Вина как знак того, что вам всегда рады в нашем доме.

Фирруза д'Арлейн вновь бросила на меня острый, взволнованный взгляд, услышав куда более формальное приветствие, чем то, что я говорила обычно. Я никогда раньше не предлагала вина, учитывая, что свекровь уже позвала слуг с кувшином и чашками.

«В среде, где присутствуют недоверительные или враждебные настроения, рекомендуется сохранять осторожность и наблюдательность, воздерживаясь от активных действий. Пассивное поведение и сдержанность могут сыграть на руку, создавая ложное впечатление слабости, что позволяет избежать излишнего внимания или конфронтации. Не демонстрируйте свои способности и намерения до тех пор, пока ситуация не станет более благоприятной для их проявления.»

Мысль пронеслась в моей голове, вызывая сильную боль, и явно была частью знаний из хранилища данных. Выжидание и сдержанность полностью противоречили моей натуре, но, вероятно, в этом был смысл.

Нельзя показывать свои резкие изменения или знания родственникам. Кто знает, может, они додумаются пожаловаться в орден, заявив, что во мне поселился тёмный Урго.

— Благодарю, миледи д’Арлейн, — ответил барон Марлоу, и в глазах свекрови на мгновение мелькнула ярость, но затем она быстро нацепила профессиональную улыбку.

Она ненавидела, когда ко мне так обращались.

Гости наконец приступили к еде и вину, и я заметила, что сын барона Марлоу, Эйдриг, кивнул своей сестре, прося её подвинуться на удобной скамье с подушками, покрытой шкурой, чтобы освободить место для меня. Вряд ли кто-то хотел сидеть рядом с промокшей баронессой в грязном платье, но Марлоу были вежливыми и следовали протоколу.

— Что это? — вдруг вскрикнула Ариадна, указывая пальцем на мою ладонь и одновременно с испугом глядя на сына барона Марлоу, словно он должен был защитить её. — Что это, Тали?!

Я посмотрела на свою ладонь — она действительно слегка распухла и заметно покраснела. Мой организм плохо реагировал на раны и грязь, почти всё вызывало аллергическую реакцию.

На лице дочери барона Марлоу отразились брезгливость и страх.

— Я упала. Как ты знаешь, Ари, мой организм плохо переносит внешние раздражители.

Ариадна покраснела от гнева — я впервые назвала её коротким именем. Это считалось крайне неприличным в присутствии малознакомых гостей и было приемлемо только среди близких друзей.

А Фирруза д'Арлейн бросила на меня ещё один подозрительный взгляд, в котором на этот раз примешивалась ярость.

Проклятье.

Сдерживаться.

Изображать пассивность.

Скрывать свои намерения.

— Думаю, мне будет лучше пойти, — по-простецки бросила я, надеясь, что это успокоит подозрения свекрови.

Её взгляд не отрывался от меня, но между узких, почти круглых бровей залегла тонкая морщинка — она начала сомневаться в том, что видела раньше.

— Конечно, Тали. Ты можешь идти, — с величественным кивком, словно общаясь со служанкой, она позволила мне удалиться.

Перед тем как уйти, я последний раз оглядела тёплую гостиную. Эта часть дома была построена из камня. В камине весело потрескивали поленья, на стенах висели гобелены и драпировки, создавая уют, а деревянный пол был чистым, хоть и холодным.

Впрочем, могло быть и хуже — в бедных домах полы обычно земляные.

В комнате царила дружелюбная атмосфера. Барон Марлоу обсуждал что-то с Фиррузой д’Арлейн, а трое молодых разговаривали между собой. Ариадна старалась сидеть прямо, выпячивая свою немаленькую грудь, словно желая привлечь внимание, она часто поправляла волосы, перебрасывая толстую тёмную косу с одного плеча на другое. Все гости сидели на удобной мебели с подушками и шкурами.

Барон Марлоу выделялся. Его одежда была украшена цепью, пересекающей грудь по диагонали, на которой висели три красные утяжеленные ленты — почетный знак того, что в добавок к семьям, которые жили на их территории со времён его отца, три новые свободные крестьянские семьи выбрали его своим сюзереном и заботились о значительном независимом хозяйстве. Женщины тоже могли быть сюзеренами, даже если у них был крошечный надел земли — в таком случае, красные ленты вплетались в сложные косы.

Никаких кос с красными лентами у моей свекрови не было, хотя она могла бы заниматься землёй вдовьего надела. Но нет. Она предпочитала оставаться баронессой и цеплялась за поместье, в котором была хозяйкой так долго.

Я вышла из комнаты и сразу почувствовала холод. Зубы сжимались от головной боли, и я думала о том, что даже если бы осталась, это не изменило бы мнение лорда Марлоу обо мне. Новые знания подсказывали, что какой бы дурной я не показала себя сейчас, если бы от меня что-то действительно зависело, он всё равно, скорее всего, продолжил бы со мной общение. И какой бы красивой, чистой и приличной «баронессой» я не была, поняв, что у меня нет никакого влияния, он сразу бы потерял интерес.

Люди ценят тех, кто полезен, и тех, у кого есть власть.

Вернувшись в своё крыло, отделённое от основного каменного здания, я с тоской посмотрела на тонкие деревянные стены. Некоторые из стен были слегка накренившимися, а полы не мылись уже давно. Холодный ночной воздух проникал через щели, и здесь не было ни единого украшения.

Конечно, Кайрос не жил в этом крыле. Но ту часть поместья, где он обитал, заперли, на следующий день после его отъезда, а меня выселили из покоев, положенных баронессе.

— Мы не хотим, чтобы что-то пропало во время отсутствия хозяина, — сказала тогда Марис. — Милорд в курсе, что вы живёте в другом месте, и он поддержал это решение.

Поднявшись в свою комнату, ничем не отличавшуюся от остальных, я позвала Яру.

— Не переживай, я не дам тебя в обиду, — сказала я ей, вспомнив слова Марис.

Буду кричать, бороться, драться, но не позволю обидеть подругу. Не изобьют же они меня?

— Я не смогла добыть тебе еды, Тали. Кухню закрыли, ключи у Марис, и она уже ушла спать, — Яра выглядела по-настоящему расстроенной.

— Не переживай, — сказала я, хотя на самом деле была очень голодна. Для того чтобы знания усвоились правильно, мне нужен был хороший отдых, включая обильное питание.

Но всё, как и всегда, упиралось в одно и то же — у меня не было никакого влияния на тех, кто здесь жил.

— Но я принесла три ведра воды! — Яра явно ждала одобрения, и я горячо поблагодарила её, хотя и поёжилась от одной только мысли о холодной воде. Конечно, никто не станет нагревать её для меня, а о ванне я могла только мечтать.

Ничего. Завтра мы медленно начнём менять нашу жизнь.

Мне нужно отправиться в город, добыть денег, хоть каких-то, своих, — думала я, обтираясь мокрой холодной тряпкой и содрогаясь от холода.

Нужно хотя бы немного улучшить свое положение: найти тёплую шкуру на кровать или, ещё лучше, выбить себе матрас из пуха вместо соломенного мешка. Найти еду, которая не вызовет у меня аллергии.

А потом разработать план собственной свободы и независимости...

С такими мыслями я уснула, а проснулась от громкого грохота — дверь ударилась о стену, и в комнату без стука вошла Марис.

— Хозяйка немедленно желает вас видеть. Она пишет письмо хозяину, — заявила ключница, высоко задрав нос.

Понятно. Видимо, на меня собираются жаловаться.