Баронесса. Эхо забытой цивилизации

Глава 24. Орден Первородной

К моменту, когда мне пришло первое письмо из Ордена, дело со стекольным производством наконец сдвинулось с мертвой точки. Герцог Юстарион действительно не заключал никаких официальных соглашений с Теоденом Дрейгорном — как я и подозревала, — и без колебаний сдал мне небольшой участок земли в аренду. Единственное, что его удивило, — почему я не нашла место поближе к своим владениям.

Он лично даже не занимался этим вопросом — всё решали его верные помощники.

Идеально.

Проблемой, конечно, были долгие сроки доставки. Вместо одного дня песок теперь шел ко мне целых пять, но главное — запустить процесс и наладить регулярные поставки. Позже эти задержки перестанут иметь значение.

На тот момент я уже давно тестировала создание стекла из ужасного, низкокачественного речного песка. Для этого дела я переманила молодого, чуть старше меня, подмастерье, из керамической мастерской, которой теперь управлял сын Германна и Марисоль — мужчина по имени Бейрт. Месяц назад он нанял двоих рабочих — подмастерье в мастерскую и продавца — на нашу небольшую торговую площадь.

За то, что увела у него подмастерье, я извинилась и освободила семью Бейрта от налогов на три месяца, пообещав направлять к ним новых работников. К счастью, подмастерье и сам был весьма заинтересован в переходе ко мне, понимая, что это предприятие — нечто особенное.

Парнишку-подмастерье звали Йортайр. Он прибыл на эти земли в поисках лучшей жизни после того, как несколько месяцев назад его деревню разгромили беспощадные варвары с севера.

Слухи об этих набегах всё чаще достигали наших краёв.

Йорт оказался проворным, амбициозным и очень понятливым. Он готов был хранить секрет стеклоделия не только ради меня, но и ради себя, осознавая, что это знание может сделать его богатым.

Очень богатым.

Мастером.

— Думаю, мы можем добиться куда лучшего результата, миледи, — хитро улыбнулся он после нашей первой попытки, прекрасно зная, что это именно те слова, которые я хочу услышать. Однако в его глазах горел настоящий огонь восхищения, когда он смотрел на почти жидкое стекло — отвратительно мутное, испещрённое пузырями и тёмными пятнами.

Будь его воля, он и это бы продал. В условиях, когда люди ставили бычьи пузыри на окна, такое стекло показалось бы им чудом.

Многие в Синей Трясине уже знали: первые попытки редко бывают удачными, но результат со временем становится неузнаваемым. И я не оставлю их в покое, пока не добьюсь нужного мне качества.

— Обязательно добьёмся, — широко и уверенно улыбнулась я. — Прочисти песок и высуши его, увидишь, результат станет лучше. Хотя, скорее всего, мы ошиблись с температурой или пропорциями. Нужно добавить больше соды и известняка

Только неделю назад Йорт узнал, что сода может быть белой — мы добывали её из водорослей при помощи сложного и трудоёмкого процесса, который тоже следовало держать в секрете. За это дело отвечали две женщины из Тиховодья. Я знала, что сода и известняк должны составлять меньше трети общей смеси, и до изнеможения заставляла Йорта плавить, смешивать и снова плавить маленькие партии, даже с плохим песком.

Результаты были «великолепными»: треснутыми, полными пузырей, мутными и зеленоватыми. Но пусть пока тренируется, особенно в выливании стекла на плоскую поверхность и в охлаждении.

— Что ты собираешься делать с этим стеклом, Тали? — иногда к нам заходила Яра. Из всех жителей Синей Трясины только она имела доступ почти во все здания. Меня это не особенно волновало — она нигде не задерживалась надолго и не вникала в процессы. — Это уже можно продавать! Можно делать крохотные окна или даже украшения, блестящие и необычные. Или нашить его на одежду.

Надо же какие у Яры идеи. Йорт молчал, понимая, что меня качество того, что лежало перед нами, не устраивало.

— Забирай, если хочешь, — сказала я. — Если найдешь применение этим остаткам и неудачным образцам, цены тебе не будет. Только не порежься, умоляю!

— Так что ты собираешься делать с этим стеклом?

— Пока секрет, — хитро ответила я. — Прежде всего я хочу убедиться, что мы сможем добиться нужного качества.

На самом деле, я прекрасно знала, что собиралась сделать.

Готовое окно я планировала отослать… Его Величеству королю Эделгарду — минуя Кайроса, и, разумеется, совершенно бесплатно. Я собиралась заявить о себе, раз уж сюда едет делегация из Терезии.

Именно поэтому я с таким нетерпением ждала чистого песка из карьера.

Герцог Дрейгорн невольно многому научил меня.

Нужно защищать свои секреты. Нужно действовать на опережение.

Бояться нельзя. Нельзя быть уязвимой. Нельзя прятаться.

И потому письмо от Ордена я восприняла сначала как очередное препятствие на пути к отправке стекла королю, что могло изменить всю мою жизнь. Но посетив храм Первородной в Арлайне, я поняла, насколько всё было сложно.

— Это серьёзное обвинение, миледи д'Арлейн. Скорее всего, были свидетели, которые подтвердят, что вы продавали предметы с проклятых земель, — брат Зоринак встретил меня, как всегда, как только я вошла в величественный храм.

В последнее время я бывала здесь всё реже, но каждый визит сопровождался щедрыми пожертвованиями, благодаря чему мои отношения с храмом только укреплялись.

Вот только… это мне не поможет. Перед Первородной все равны, кроме, разве что, Его Величества.

— Основная жалоба на вас поступила в храм Калдерры. Деталей я не знаю,— сказал он, и я тут же вспомнила свою первую продажу серебряной пластины, прямо при герцоге Дрейгорне, а также большую сделку в день отравления Яры. Именно благодаря этим пластинам я смогла позволить себе Корицу и добраться до медицинской капсулы.. — Но я уверен, миледи, что храм Калдерры разрешит вам разбирательство на землях вашего мужа.

Вот это выбор!

Получить наказание в баронстве, где храм ко мне «дружелюбен», или в герцогстве, где я делала пожертвования едва ли дважды.

И в обоих случаях судьёй станет владелец земель — либо мой муж, либо герцог Дрейгорн.

— Уверен, ваш муж выберет для вас легкое наказание. Месяц в обители, и эти обвинения больше не коснутся вас, — попытался «утешить» меня брат Зоринак.

«Месяц в обители»…

Судя по тому, что я слышала об обители на Скорбном Хребте, нормальными оттуда не возвращались. Да и доверия к своему мужу и его семье у меня не было.

Потому что любая моя отсылка будет означать смену привязки на обитель. И за это время они могли бы собрать ещё больше доказательств моей «связи» с Тёмным Урго. Так, что я больше не вернусь.

Нет.

Я ни за что не могла оставить Синюю Трясину. Не могла бросить своих людей.

— Думаю, Орден оценит, если я не стану прятаться от ответственности. Я пройду разбирательство в герцогстве, в храме Калдерры.

***

Через две недели, босая, как того требовала Первородная, я ступала к судилищу — старому помосту на окраине Калдерры, где и проходили судебные дни. Именно здесь хозяин земель решал судьбы людей.

Своим судьёй я выбрала Теодена Дрейгорна. Оказывается, я доверяла ему больше, чем своему мужу.

Тёплое солнце резко контрастировало с угрюмой и мрачной атмосферой этого места. Шершавые доски помоста были местами запачканы засохшей кровью, но я запретила себе думать об этом. Вместо этого я смотрела на едва заметную скалу вдали, где виднелись высокие металлические двери неизвестного убежища. Мои знания из хранилища данных никак не затрагивали это место.

Толпа, собравшаяся здесь, тихо переговаривалась, шепталась и ахала, особенно заметив меня. Ещё бы, знатная леди, владелица Синей Трясины — меня давно узнавали по светлым волосам и ярко-красной ленте в косе. Ко мне относились с уважением: слухи о процветании Синей Трясины давно распространились по округе, и никто из «моих» никогда не жаловался на хозяйку.

Люди явно не ожидали увидеть сегодня моё публичное наказание.

Я лишь ободряюще улыбнулась толпе, которая пришла наблюдать за этим «судом», и гордо подняла голову, желая покончить с процедурой как можно скорее.

Всем телом, каждой клеточкой своей кожи я чувствовала тёмный, обжигающий взгляд справа — там, где стоял хозяин этих земель, герцог Теоден Дрейгорн.

Тот, кто с начала «расследования» Орденом написал мне множество писем, настойчиво требуя подать запрос на дополнительное расследование. Герцог предлагал встретиться, обсудить моё обвинение и найти способ обойти его.

Но я вместо этого признала свою вину — не только за продажу серебряных пластин стражнику в обмен на Корицу, но и за все другие сделки с товарами из схрона. Однако я сказала, что нашла пластины здесь, а не на проклятых землях, и использовала их так, как угодно Первородной.

Мой ответ герцогу был коротким: «Вы обещали спасти мою жизнь, если сможете. Я выбираю жизнь… и плеть.»

— Талира… — мне показалось, или в голосе Его Светлости прозвучало отчаяние? Мужчина стоял напротив меня, пока меня привязывали к столбу, очень крепко, чтобы я ненароком не поранила себя, дёрнувшись от удара плети. — Всё ещё можно изменить. Скажи, что не признаёшь своей вины, и мы найдём способ уничтожить все эти обвинения, слышишь меня?

— Я сделала это, Ваша Светлость, вы и сами видели продажу своими глазами. И если бы я могла вернуться в прошлое, я бы сделала это снова, сотни раз.

Яра была жива, и даже счастлива, и это было самое главное.

— К Урго что я видел! Как видел — так и забыл, и другие забудут. Я не потребую ничего за свою помощь, Талира, пожалуйста, позволь мне...

— Это не имеет к вам никакого отношения, — спокойно ответила я. — Вы обещали спасти мою жизнь, если сможете. Так сдержите своё слово.

Объяснять герцогу, что я просто боялась, что обвинения всплывут потом, уже на территории баронства, я не собиралась. Вряд ли он поверит, что мой собственный муж с лёгкостью мог бы отправить меня в обитель на Скорбном Хребте. Наказание плетьми сейчас было для меня спасением от возможных будущих расследований.

Я почти хотела этого.

Хотела закончить с этим и наконец вернуться к стеклу, которое у нас впервые получилось.

Не знаю, действовал ли кто-то из семьи мужа против меня, но они явно просчитались. Вряд ли они ожидали, что я выберу наказание у соседа и предпочту публичное истязание плетью долгим разбирательствам или месяцу в обители Первородной.

— Нет. Я не могу позволить этому случиться, — прорычал герцог. Его тёмные, полные ярости глаза смотрели на меня так, словно моё решение причиняло ему физическую боль.

Одно дело — загонять женщину в ловушку, и совсем другое — наблюдать, как её наказывают плетью по твоему приказу?

— Приступайте, Ваша Светлость. Сдержите своё обещание.

***

Теоден Дрейгорн

— Пять, — тихо отсчитывал рядом с ним мужчина, которого он не раз видел сопровождавшим Талиру. Кажется, его звали Сирил.

Сирил с ужасом наблюдал, как его хозяйку наказывали плетью, и похожее выражение страха застыло на лицах других присутствующих.

Женщин почти никогда не подвергали такому наказанию. В большинстве случаев они выбирали отправиться в обитель Первородной — хотя оттуда возвращались уже не теми, кем были прежде.

Зачем?! Почему она хотела этого?

Он мог бы отсрочить расследование, найти безумца, осмелившегося донести на баронессу, и…

Прежде всего, не убить его собственными руками.

— Четыре.

Сухой хлопок кожаной плети рассек воздух, и, со свистом опускаясь на тонкую женскую спину, заставил Талиру впервые вскрикнуть низким, надрывным голосом. Сквозь одежду он заметил кровь — её нежная кожа треснула.

— Остановитесь! — хрипло выкрикнул он, чувствуя, как внутри что-то умирает вместе с её криком боли.

Как? Как он мог позволить этому случиться на его землях? Женщина, которую он считал своей, о которой хотел заботиться, которую мечтал одаривать мехами и драгоценностями, сейчас была привязана к столбу, словно преступница, истекая кровью. Его письма, его просьбы — ничто не остановило этого момента, она в последний момент признала свою вину.

Теоден шагнул к столбу, приблизившись к Талире, и осторожно поднял к себе её маленькое лицо. Она почти безжизненно лежала на столбе, обмякнув от усталости и боли. В какой-то момент ему даже показалось, что она потеряла сознание.

Измученные синие глаза едва сфокусировались на нём, сквозь пелену боли. Она была вся в поту и мелко дрожала, светлые волосы прилипли к бледному лицу, и Теоден жаждал отвести их, дать ей воды, развязать её, унести от этого грязного, окровавленного помоста, далеко-далеко.

— Талира, прошу, остановись, скажи, что не согласна с наказанием. Я всё улажу, тебе не придётся ничего делать, — тихо шептал он.

Он никогда никого так не умолял.

Теоден не мог сам остановить наказание или взять его на себя. Она не была его вассалом, его женой или подопечной. Талира была женой его соседа и совсем мелким, независимым феодалом. И осознание того, что он не имеет никакой власти, уничтожало его изнутри.

Наконец, немного придя в себя, девушка только слабо, сквозь боль, улыбнулась и покачала головой. Только теперь он заметил слёзы, смешавшиеся с потом на её лице.

— Осталось только три, — сказала она, глядя куда-то за его спину. Но Теоден не оборачивался — он всё ещё надеялся уговорить её.

В его разуме раз за разом билась мысль, которая отравляла все его существо.

Если бы он не предложил ей ту сделку, возможно, сейчас она согласилась бы на его помощь.

— Талира, клянусь тебе, я не потребую ничего взамен. Я сделаю всё, что ты захочешь, отдам тебе земли под песок. Позволь помочь тебе.

Какая женщина отказалась бы? Кто не захочет остановить свои мучения, оставив всё на могущественного герцога?

— Отстань, — неожиданно резко ответила она. — Я приняла решение. Хочу побыстрее закончить с этим, а эти разговоры только всё затягивают...

Талира не закончила, но он и так всё понял. Прямо сейчас она теряла кровь, её мучила боль в спине и страх перед следующими ударами, и каждый его вопрос лишь продлевал её страдания.

Талира не изменит своего решения, как бы он её ни умолял.

Почему она была так ургово упряма? Ненормальная женщина, не зря её называли дикаркой!

Свист в воздухе, очередной сухой удар плети, и новый хриплый вскрик, раздирающий его на части, выжигающий что-то в сердце, выворачивающий всё нутро.

— Два, — услышал он голос Сирила, когда вернулся на своё место.

Почему она привела с собой только одного человека? Где её служанка, компаньонка, которая всегда сопровождала её? Или Талира решила пощадить их чувства?

Как только раздался последний удар, Теоден вновь рванулся к Талире. Одежда на ее спине была мокрой, разорванной, пропитанной кровью

— Ты искупила свою вину перед Первородной Велирией. Теперь ты очищена и свободна от греха, да благословит свет её твой новый путь, — рядом с девушкой оказался представитель Ордена, держащий в руках серебряную статуэтку Первородной.

После наказания за совершенно ничтожный проступок, истекая кровью, от виновного ожидалось, что он поцелует статуэтку Первородной, опустившись на колени. Теоден бросил зверский, почти дикий взгляд на представителя Ордена, и тот тут же отшатнулся от девушки, которая медленно сползла по столбу, потеряв сознание от боли.

Он сам отвязывал её, не дав упасть на шершавые, залитые кровью доски помоста. Как только освободил её из верёвок, тут же подхватил, поддерживая чуть выше колен, и прижал лицом к своему плечу. Он не мог взять её иначе — её спина была исполосована и выглядела ужасно.

Вокруг слышались охи, кто-то из женщин даже тихо плакал, жалея худенькую красавицу, которая отдала деньги, вырученные от продажи запрещённых предметов, не на роскошные украшения или дорогую одежду, а на создание процветающего поселка на болотах.

— Ваша Светлость, позвольте… Я отвезу миледи домой, — к нему подошёл Сирил, человек Талиры, протягивая руки, готовый взять её.

Теоден с трудом сдержался, чтобы не ударить его. Мысль о том, что он должен сейчас отпустить баронессу и отдать её другому, казалась ему дикой.

— Нет. У меня в замке есть хороший доктор, я вызову его в поместье. Вы поедете со мной, — ледяным тоном ответил он. После того, как его попытались убить Теоден действительно смог нанять толкового целителя.

И мужчина… кивнул, видимо, осознав, что в Синей Трясине действительно не было доктора.

— Ваша Светлость, — старший брат Улрич передал Теодену кружку с настоем, который должен был облегчить боль и немного усыпить Талиру. В отличие от других, он видел, что герцог кипел от ярости и вовсе не поощрял того, что только что произошло.

До городского поместья они добирались долго — Теоден не хотел гнать лошадь, опасаясь навредить ещё больше. Талира была у него на руках, укрытая его тяжёлым плащом. В какой-то момент она ненадолго очнулась, промычала что-то сердито, прямо у его шеи.

Горячее дыхание коснулось его кожи.

От осознания того, что он мог беспрепятственно вдыхать её запах, осторожно гладить ее, что она наконец была там, где ей и положено, что не могла убежать или оттолкнуть его, герцога пронзило совершенно преступное, постыдное удовольствие.

Как же это было неправильно! Ей требовалась помощь целителя — она только что пережила унизительную и болезненную порку, на глазах у всех, словно преступница, а он наслаждался каждым мгновением, когда она была в его руках.

В поместье его сразу встретила встревоженная ключница.

— Приведите ко мне Январа, срочно.

— Но он в...

— Найдите его! Если через час он все еще будет в замке с моей матерью, все слуги там будут уволены!

Его мать постоянно жаловалась на сердце, с тех пор, как он отправил своего брата, её любимого сына, на границу герцогства, и полностью урезал его содержание. Ей следовало радоваться, что он и вовсе не казнил брата за предательство, а вместо этого она бесконечно умоляла вернуть его в столицу герцогства и упорно требовала настоя, который помогал ей расслабляться.

Ключница, испуганно кивнув, поспешила выполнять приказ, а Теоден направился в гостевую комнату, осторожно неся свою драгоценную ношу.

— Ваша Светлость... — с ним вновь заговорил Сирил, пытаясь забрать свою хозяйку, которая так и не пришла в себя, находясь под воздействием обезболивающего. — Миледи не понравится, если я не выполню её приказ. Да и неприлично это...

— Тогда отнимите её у меня силой, — холодным, леденящим голосом ответил Теоден. — Её репутация не пострадает, все видели, как вы уходили с миледи д'Арлейн.

На Сириле даже была узнаваемая многими синяя рубашка с вышитым домиком.

Теоден аккуратно уложил Талиру на бок, стараясь не повредить её изуродованную спину, и приказал служанке принести воду и чистые тряпки. Затем осторожно, остриём кинжала, разрезал её платье.

Низкий, хриплый стон девушки заставил его остановиться. Он не решился продолжать без целителя — любое неосторожное движение могло причинить нанести ей больший вред. Конечно, если бы это был он, он просто содрал бы материю, не думая, но с Талирой так поступить он не мог.

— Когда уже прибудет Январ?! — рявкнул он на ни в чём не повинную служанку так, что та вздрогнула, а Сирил рядом с ней напрягся.

— Я проверю, — пробормотала девушка, передавая ему миску с холодной водой и тряпки, и поспешно убежала. В дверях теперь мялась другая служанка.

Теоден не дал никому касаться Талиры — сам обтёр её лицо и шею, наслаждаясь каждым моментом контакта, одновременно мучаясь от того, что в присутствии посторонних не мог сделать большего — обнять её, вновь и вновь целовать её лицо, утешать её, шептать, что всё будет хорошо.

Он винил её магию за то, что испытывал это непреодолимое, почти болезненное желание обладать ею. Лучше не становилось даже на расстоянии. Это чувство заставляло его совершать жестокие поступки, даже в отношении самой Талиры, и в стремлении завладеть ею он готов был пойти на многое. Почти на всё.

Целитель прибыл через час, но присутствие доктора не облегчило ту всепоглощающую тьму, что разрасталась внутри герцога. Наоборот, он пристально следил за руками врача и боролся с внутренним желанием самому делать всё — снимать с неё одежду, касаться её воспалённой, растрескавшейся кожи, промывать раны, поить её целебной настойкой. Вид мужских рук на спине Талиры вызывал у Теодена вспышки почти неконтролируемой ревности, и он, стиснув зубы, покинул комнату, приказывая себе успокоиться.

Это был Январ — молодой, но способный целитель, и именно ему сейчас надлежало прикасаться к Талире, а не Теодену, который, несмотря на все усилия, не мог освободиться от своих темных желаний, даже зная, что баронессе необходима помощь доктора.

Герцог быстрыми шагами направился в гостиную, смежную с его спальней, налил себе кружку вина и жадно сделал несколько глотков, пытаясь заглушить бурю в душе. Все его силы уходили на то, чтобы не вернуться в комнату, не выгнать всех оттуда и не подпускать к ней никого.

Он будет ждать, пока Январ не скажет, что Талира в порядке и что её можно навестить. Они должны поговорить. Он не должен касаться её, пока она без сознания — это неправильно, это недостойно.

Теоден знал, что ничто уже не будет как прежде.

***

Через три часа раздался стук в дверь, и герцог резко обернулся, надеясь, что это служанка с новостью, что Талира пришла в себя и её можно навестить.

— Милорд… — служанка выглядела испуганной. Ещё бы, она редко видела герцога таким. Обычно он был холоден и сдержан, но сегодня рычал на всех, из-за того, что привёз в свой дом, на руках, бесчувственную красавицу-баронессу из Синей Трясины. Слухи о её публичном наказании уже достигли поместья и скоро разлетятся дальше, даже до Арлайна. — К вам посетитель… посетительница. Она назвалась Ярой.

Яра... знакомое имя.

Талира часто произносила это имя с любовью, и казалось, ни к кому она не относилась с такой теплотой, как к своей служанке... подруге?

А Яра всегда называла Талиру сокращённым «Тали».

Он повторил это имя про себя, ощущая, как оно плавно перекатывается на языке.

Красиво.

— Пожалуйста! — как только он увидел Яру, та бросилась к нему. Она выглядела очень смущённой, но боролась со своим страхом перед герцогом. — Нам нужно вернуть Тали домой, немедленно!

— Присядьте, — холодно бросил он, кивнув служанке, чтобы та принесла воды или вина. — Миледи д'Арлейн сейчас под присмотром доктора. Она потеряла много крови, и я не думаю, что перевозить её — разумная идея.

— Вы не понимаете! У Тали привязка к поместью д'Арлейн. Если она не вернётся домой, это начнёт её убивать.

Привязка…

Теоден слышал об этом, но сам ни разу не сталкивался. Древний ритуал, выполняемый магами Ордена, привязывал бастарда к месту или человеку — чаще всего к мужу или отцу. Он был уверен, что, переехав в Синюю Трясину, Талира убедила мужа сменить привязку на её вдовий надел, но, судя по словам Яры, это было не так.

А значит, каждый раз, приезжая в Калдерру, Талира подвергала себя опасности.

— Конечно. Я посоветуюсь с Январом, и мы отправимся с вами. Именно поэтому она не могла жить на своём вдовьем наделе в столице?

Яра, заметно успокоившись, поспешно шла за ним.

— Что? Нет, конечно! Тали еще с первого дня подписала кучу документов... Она не умела читать, — просто сказала Яра, не подозревая, что таким образом раскрывает секреты своей госпожи. Талира, вероятно, не одобрила бы этого. Но Теоден жадно вслушивался в каждое слово — он хотел знать о скрытной баронессе всё. — Не зная, подписала и отказ от содержания, и договор сдачи дома в столице, и то, что весь доход со сдачи её вдовьего надела будет уходить его милости, милорду д’Арлейн.

***

Январ собирался сменить льняные повязки, перевязать Талиру иначе — для поездки, раз она не могла задержаться в Калдерре хотя бы на несколько дней.

И Теоден воспользовался этим временем с умом — расспрашивал Яру об их пребывании в поместье д'Арлейн, не позволяя себе выдать ни тени эмоций.

Рассказ Яры звучал дико, почти невероятно. Теоден не мог себе представить даже доли того, что пережила Талира, из какой бездны она вытащила себя.

Сама.

Служанка… подруга Талиры оказалась настоящим кладезем информации и совершенно бесхитростной. Она, похоже, не считала нужным скрывать это, и с невинной простотой рассказала ему, как их выселили из баронского крыла на следующий же день после приезда. Оказалось, что баронессе не предоставили ни горячей воды, ни дров, ни минимальной мебели, ни одежды – порой её ограничивали даже в еде, оставляя лишь то, на что у Талиры была аллергия.

Баронессу никогда не представляли слугам как хозяйку, а мать барона делала всё возможное, чтобы никто из прислуги не осмелился проявить к ней заботу.

Если бы сама Талира когда-нибудь рассказала ему об этом, даже по его приказу, он, возможно, не поверил бы — настолько безумным и жестоким казалось такое отношение к жене, даже если она была бывшим бастардом. Но Талира никогда не жаловалась, и всю правду он узнал от Яры. При этом, когда герцог начал расспрашивать о Синей Трястине, Яра сразу напряглась, замкнулась и больше не отвечала на его вопросы.

Всё вставало на свои места. И тот факт, что у Талиры было лишь одно украшение, и то, как она выглядела, когда он увидел её впервые…

Он ясно вспомнил, какой встретил Талиру: в убогой одежде, истощённую, с короткими волосами, запавшими щеками и шеей настолько тонкой, что её можно было обхватить одной ладонью. Никто не станет выглядеть так по собственной воле. Как он мог решить, что Талира сбежала из-за глупых капризов? Как осмелился насмехаться над её проблемами на свадьбе виконта Гримсби, после того как семья её мужа, та, что издевалась над ней, лишила её средств на существование, потребовала от неё же извинений перед любовницей барона?

Теоден сгорал от ярости, приказывая себе не совершать поспешных поступков. В его сознании раз за разом проносились образы того, что можно сделать с камергером Его Величества…

Как Кайрос д’Арлейн мог так обращаться с собственной женой, той, кто была в его полной власти?! Он был ответственен за неё! Как мог позволить слугам пренебрегать ею? И даже это не всё — при дворе о Талире ходили ужасные слухи, и Кайрос ни разу их не опроверг. Её называли чудовищем, завидующим красоте миледи Муради, и было ясно, что эти слухи распространяет любовница барона.

Но Теоден… он и сам был не намного лучше.

Баронесса уже была в ловушке, а он лишь загонял её в ещё большую, одержимо стремясь сделать её своей. Его мысли, в основном, вращались вокруг того, как оказаться между её светлых бёдер, утопать в её теле, сходить с ума, сгорать, вместе. Он мало задумывался о её проблемах, не особо вникал в причины её поступков, предпочитая находить простые объяснения в собственной голове.

Сколько раз за эти недели он был близок к тому, чтобы перекрыть ее дорогу?

Отголоски вины царапали его разум, но страх… страх был сильнее. Теперь он знал, что вокруг неё множество недоброжелателей, и когда-нибудь она может оказаться в серьёзной опасности — и его не будет рядом.

Ничто уже не будет как прежде.

— Миледи готова, Ваша Светлость, — к ним подошёл Январ, и Яра тут же вскочила, бросившись в комнату к Талире. — Вдовствующая герцогиня…

— Это не обсуждается. Ты работаешь на меня, а не на неё, и она не может тебя уволить, — холодно отрезал Теоден. С матерью ему ещё предстояло поговорить. Если она продолжит подтачивать его власть, её тоже отошлют — подальше от его брата.

Войдя вслед за Январом в комнату, где лежала Талира, Теоден почувствовал, как у него перехватило дыхание. Она лежала на боку, перевязанная, такая маленькая, слабая, всё ещё спящая. Только сейчас он осознал, насколько она одинока. Её окружали друзья, но никто из них не мог разделить её ношу, взять хотя бы частичку ответственности на себя.

Герцога терзало чувство вины за то, что теперь она ожидала подвоха и от него, полагая, что он способен причинить вред её Синей Трясине. Вина царапала ему грудь и душила тяжёлым сожалением.

Но в то же время… он знал.

Знал, что не остановится. Её одиночество, отсутствие защитников делали её уязвимой.

Доступной для него.

Затхлый воздух не мог быть полезен больной — Талира слегка вспотела, и даже этот запах пробуждал в нём почти ненормальное желание ухаживать за ней, обтирать, как она это делала для него, убедиться, что ей комфортно, хорошо, лучше.

Словно он был животным.

— Повозка готова, — пробурчал Сирил, с недовольством наблюдая за герцогом и тем, как тот смотрит на миледи Талиру.

Сирил шагнул вперёд, желая сам отнести хозяйку до повозки, но, разумеется, не успел. Массивная фигура герцога обогнала его, без труда подхватив Талиру на руки. Сирил не решился сказать что-либо; тем более, старательный молодой целитель находящийся рядом тут же проверил повязки на спине миледи и осторожно накрыл её плащом.

На крытой повозке, их повозке, в которую была запряжена послушная кобылка Талиры, был установлен матрас из герцогского поместья. Его Светлость с великой осторожностью опустил на него бесчувственную девушку.

Маленькое лицо баронессы капризно нахмурилось, послышался жалобный всхлип, и Талира попыталась перевернуться на спину, явно стремясь унять раздражение в спине. Но твёрдая рука герцога остановила её. В итоге Теоден остался в повозке, не отпуская девушку, и Январ смотрел на это одобрительно, не желая, чтобы его старания пропали зря.

Яра же напротив, таращилась на него с подозрением.

Она уже поняла, что в отношении Его Светлости к Талире не было ничего нормального или правильного. Его было слишком много в их жизни; такому, как герцог, не подобало уделять столько внимания мелкому феодалу вроде Талиры, задавать столько вопросов. Яра только надеялась, что это всё связано с тем, что Талира вытащила его с проклятых земель.

— Вы завершили строительство поместья? Хотя бы одного здания?

— Нет, мы всё ещё живём в том доме, что вы видели, — осторожно ответила Яра, не понимая, к чему был этот вопрос.

— Почему так долго? Я пошлю к вам профессионалов, они сразу же сдвинут дело с мёртвой точки.

Но в ответ Яра замялась и покачала головой, заработав удивлённые взгляды Январа и Теодена.

— Тали этого не позволит. Вы явно её не знаете. Она лично контролирует стройку. Это... необычное поместье. Она не даст посторонним… — Яра не закончила, умолкнув под хмурым взглядом герцога.

Синяя Трясина встретила их пением птиц, шелестом высоких деревьев и гомоном людей, до которых уже дошла весть о случившемся с хозяйкой. Они бросались к повозке, предлагая помощь, расспрашивая Яру и Сирила, что произошло.

Мешая повозке продвигаться дальше.

— Разойтись! — рявкнул на них Теоден. — Где помощник миледи д'Арлейн?! Приведите его к дому, где живёт баронесса!

Ответные взгляды были растерянными, хотя почти все узнали герцога Дрейгорна, а те, кто не узнал, были быстро проинформированы.

Но толпа не спешила выполнять его приказ.

Настолько преданы своей хозяйке?

— Марисоль, позовите, пожалуйста, Олешана. Тали придёт в себя, наверное, через несколько часов, — тихо попросила рядом с герцогом Яра, и её мягкий голос подействовал на собравшихся куда лучше резких приказов Теодена.

Подойдя к дому, в котором он уже бывал той ночью, когда предложил Талире стать его, в обмен на клочок земли, не представлявший для него никакой ценности, герцог вновь поднял её на руки и занёс внутрь, сразу направляясь в её спальню на втором этаже. За спиной он слышал, как Яра тихо переговаривалась с Январом, который, вероятно, искал льняные повязки, тёплую воду и место для своих настоек и трав.

Комната Талиры была безупречно чистой — ни пылинки, хотя она убиралась здесь сама. На столе лежала груда чертежей и небрежно разбросанные документы. Ничто в комнате не говорило о том, что её хозяйка — женщина: ни шкатулок с украшениями, ни предметов рукоделия, ни отрезов тканей. Лишь грубый деревянный гребень с несколькими светлыми волосками.

Положив её на кровать, Теоден наклонился к шее девушки, вдыхая её аромат, понимая, что ещё долго у него не будет возможности остаться с ней вот так наедине. Он отстранился, кончиками пальцев провёл рукой по лицу Талиры, убирая прилипшие пряди, а после опустил взгляд на её ладонь — всю в мозолях и царапинах. Похоже, она поранила их ещё больше, вцепившись в столб во время наказания.

Его собственная рука по сравнению с её ладонью казалась огромной. Мысли невольно перескочили к кинжалу, который он всегда носил в сапоге.

Возможно, сейчас — лучший момент?

Она спит и не почувствует, не заметит…

Снизу донеслись шаги — люди явно направлялись на второй этаж, закончив свои дела. Герцог усмехнулся себе под нос: сейчас не время, но оно настанет совсем скоро.

Теоден надеялся, что ей понравится его подарок.

Мужчина наклонился к девушке, запустил руку в её пушистые волосы на затылке, притянул к себе и коснулся пухлых губ, вдыхая жадно, наслаждаясь вкусом и запахом. Освободив её светлые пряди, он начал мягко массировать её голову, на что Талира ответила низким, едва слышным стоном.

— Вот так, птичка моя, — прошептал он в самые соблазнительные на свете губы, чуть отстранившись.

И наткнулся взглядом на яростные синие глаза.

— Не смейте поить меня усыпляющим ещё раз, — прохрипела Талира.