— Значит, так, — сказал Лореотис, налив прозрачную жидкость из бутылки в две стопки, размером не очень уступающие стаканам. — На земле всё ровно. Мелаирим сидит. Я с ним поговорил — вроде чудить не собирается. Как-то даже посвежел с лица — не шибко ему, видать, нравилось в академии верховодить. Погнали, что ли?
Я поднял стопку. Не то чтобы сильно хотелось. Просто уже действительно было всё равно. Мы сидели в одной из многочисленных беседок в саду Искара. Бутылку Лореотис приволок с собой, и что-то мне подсказывало, что была она не единственной.
Самогон — а это, наверное, был он, — обжёг нутро, но я, как маг четырёх стихий, даже виду не подал.
— Таллена твоя сраная опять ревёт. Но теперь хотя бы есть, кому ей сопли вытирать, да благословят Стихии магические браки по любви.
— Чего ревёт-то? — удивился я, глядя, как наполняются стопки.
— Ну как — «чего»? Братик переехал, женится.
— Она, вообще-то, тоже замуж вышла.
— Да она не от ревности, — отмахнулся Лореотис. — Та дурь в ней, слава Огню, перегорела. Она теперь волнуется, что ты — маленький и беспомощный, без неё не сообразишь, куда и тыкаться-то.
— Приплыли! — возмутился я. — Она, вообще-то, младше меня на целых…
— А Талли? — перебил Лореотис.
— А, ну да… Блин, вот уж у кого каша в голове ещё хуже, чем у меня.
— Точно говоришь. Я быстро оттуда убежал, в общем. Давай, между первой и второй…
Выпили ещё раз. Тут вдруг на полянке рядом с беседкой появилась Акади.
— А я чувствую — где-то пьют, — сообщила она с улыбкой. — Вы берите, пожалуйста, мне одной этого очень много.
Она поставила на стол блюдо с бутербродиками, поклонилась, будто прислуга, и ушла.
— Великая женщина, — сказал ей вслед Лореотис. — Слыхал, разбежалась со своим. Думаю, может, потанцевать её на свадьбе твоей пригласить…
— Всего-то потанцевать? — усмехнулся я. — Что-то не верится.
— Брат мой, когда рыцарь говорит «потанцевать», он имеет в виду такое, от чего твой неокрепший юношеский умишко закипит и испарится. Хватит жрать, пей давай, кому наливаю!
После третьей я ощутил в голове шум и заставил себя съесть бутерброд. Хороший такой, вкусный, хлеб хрустящий, но уже напитался маслом, и с ветчиной приятно гармонирует, а уж огурец как хрустит…
— Ямос-то живой? — спросил я, просто чтобы разговор поддержать.
— Ползает, — заверил меня Лореотис. — Тоже по тебе грустит — деньги, видать, заканчиваются.
— Ой, да ладно! Я ему по три солса за убийство платил. Куда вообще можно спустить такие деньжищи? Да им с Тавреси на год безбедной жизни точно бы хватило. Ты знаешь, я в одной деревеньке, у Восточного моря, за обед солсом расплатиться хотел — так хозяин решил, что я у него избу покупаю.
— Ну, сравнил, — усмехнулся Лореотис. — У Логоамара-то курс — ого-го! Он сидит себе под водой, на людей и смотреть не хочет, те барахтаются, как умеют. Разумеется, они и денег-то нормальных не видели никогда. Хотя в Сезане тоже три солса — ничего такие средства. Но дружок твой тратить вообще не умеет. Рабыня его уже с кислой миной ходит — сама бы хозяйство вела, да тот же ни в какую. Он, дескать, мужик в доме. Дворянин, мать его… Кстати про деньги.
Лореотис пошуровал в сумке, которая висела у него на плече, и с натугой вытащил на стол приличных размеров сундук.
— Ваш выигрыш, — сказал он. — Кевиотес рассудил, что раз вы женитесь, так вам отдельно нет смысла присылать. Сами разберётесь.
Я отвернулся:
— Раздай бедным. Мне деньги стали отвратительны.
— Понял. Неудачный момент. — Лореотис убрал сундук обратно. — Завтра поговорим.
Я, моргая, смотрел на его сумку. Сумка казалась меньше сундука. Ну, по крайней мере, её должно было некисло так раздуть.
— Слушай, а как…
— А думаешь, у тебя одного нашивки с Воздушными рунами? А ты не думай. Ты пей давай, жри, да рассказывай, за что на деньги обиделся. И чего с твоей белянкой за чума.
— Натсэ пришла, — сказал я и опрокинул в себя ещё одну стопку. — Выходит замуж за Искара.
Ни слова не говоря, Лореотис разлил остатки и достал из сумки следующую бутылку.
Меня прорвало. Я высказал Лореотису всё, пока пустела вторая бутылка. Сначала — факты, потом — лирику, и уже под конец придавил философией:
— Я же — во! — Я показал Лореотису Воздушную руну. У него округлились глаза.
— Иди ты?! Четвёртая?
— Нутк…
— Вот отморозок… Говорят, Маг Четырёх Стихий обретает великую мудрость.
— Обрёл, да.
— И в чём мудрость?
— Всё — тлен. И безысходность. Счастья нет. Наш две тысячи седьмой навеки остался в прошлом. Жизнь — боль, Лореотис. Каори Миядзоно не выздоровела, Камина-сама погиб, Ягами застрелили — вот и мне чего-то нездоровится. Я устал. Я ухожу. Минуй нас пуще всех печалей Натсёнин гнев, Авеллина любовь… Вернусь в свою родную школу и буду бороться со злом, защищать слабых. У меня, вон, и плащ даже есть. И меч. И золото… Хрен с ним, давай золото! Буду как Бэтмен, богатым и загадочным, может, даже маску куплю.
— Вот, я ж знал, что про деньги ты не серьёзно, — подхватил Лореотис и вытащил сундук обратно.
Тяжёлый, зараза. Пришлось просить помощи Лореотиса — у меня руки уже отказывались делать что-либо осмысленное, и запихать такую здоровенную дуру под плащ категорически не получалось. Вдвоём управились. В Хранилище теперь числились два сундука с деньгами, помеченные как «большой» и «маленький».
— А раньше там была расчёска, — всхлипнул я.
— Какая такая расчёска?
— Это неважно. Наливай — и пошли.
— Куда?
— Факел… Я его подожгу, а ты трансгенрис… Трансгендер… Тьфу! Перенесёшься, в общем, туда и заберёшь, чтоб Искару не достался, вот!
— Так ты же сгоришь тогда, а не домой вернёшься, придурок!
— Ну, мы с тобой телами поменяемся, я ж заклинание знаю. А потом обратно. Да не боись ты, всё ровно будет, у тебя ещё и ранг подрастёт. У меня восьмой, у тебя — шестой, пополам — по семёрке будет.
Чем больше я говорил — тем больше воодушевлялся. Хотя, возможно, к этому имело какое-то отношение выпитое.
Лореотис поначалу был категорически против. Но чем меньше оставалось в бутылке, тем меньше он находил доводов. Когда мы допили остатки, он стукнул кулаком по столу.
— Мортегар, я тебя уважаю! Ты — мой брат. И если ты решил — идём!
Мы пошли, шатаясь по дорожке и матерясь на слепящее солнце. Напиваться днём — то ещё удовольствие, но иногда выбора не остаётся.
У входа во дворец нам встретилась Натсэ собственной персоной. Я не сразу сообразил, что это она, а не пьяное видение. Натсэ стояла рядом с Денсаоли и о чём-то весело с ней разговаривала. Наше появление заставило обеих замолчать.
Я планировал молча и гордо пройти мимо, чтобы уже больше никогда не вернуться. Но Натсэ вдруг заговорила первой:
— И куда это вы такие красивые собрались?
— Не твоё дело, женщина, — огрызнулся Лореотис. — Ты своё счастье упустила.
— Будешь так разговаривать — мечом по роже получишь, — тут же насупилась Натсэ.
— Мы не будем разговаривать, — заверил я её. — Мы уходим. Я ухожу. Ты ведь не хочешь меня видеть, да?
— Ты-то чего на меня дуешься? — от души изумилась она. — Нам-то с тобой о чём вообще говорить?
Я отвернулся, чтобы не показать своих слёз, и оставил вопрос без ответа.
— Да уж, — услышал я за спиной, как Натсэ обращается к Денсаоли. — Кое-кто явно поторопился с помолвкой…
Пошла она… Пошли они все! Я в паре минут от того, чтобы покинуть этот проклятый мир навсегда, мне помогает рыцарь Ордена. Я Маг Четырёх Стихий, к тому же практически трезв. Всё неизбежно должно получиться.
Обеденный зал я нашёл на автопилоте. Лореотис, шумно сопя, следовал за мной. Сначала мне показалось, что зал пуст, и я бодрым шагом прошествовал к факелу. Но там я чуть не споткнулся об Искара. Он ползал на коленках с кисточкой и банкой красной краски.
— А, сэр Мортегар! — обрадовался он, вставая. — А я как раз закончил. Вы не откажете мне в любезности проверить защиту серьёзной магией? А то у меня пока — смех один, сами понимаете.
Я, широко раскрыв глаза, смотрел на свежий круг из рун, опоясавший факел. Смотрел и, против всякой логики, чудом сдерживал смех.
Лореотис толкнул меня локтем в бок.
— Мы обосрались, да? — шёпотом спросил он.
Боевая магия Огня. Форма: копьё. Умножение. Усиление.
Ресурса я, не чинясь, вложил сразу пятьсот единиц. Происходящее в зале напоминало конец света. Сотня огненных копий, ревя и сжигая воздух вокруг себя, полетели в факел и врезались в невидимую преграду.
С минуту полыхал огонь, и ничего нельзя было разобрать. Но вот языки пламени исчезли, и я услышал, как Искар хлопает в ладоши.
— Браво! Браво мне! Теперь эта защита — совершенна!
Факел всё так же висел в воздухе, недоступный и непотревоженный. Навеки.
Тогда я повернулся к Искару и повторил заклинание, подогрев его ещё четырьмя сотнями ресурса. Армагеддон повторился, но, когда всё рассеялось, я увидел лишь спину Искара, который, насвистывая, выходил из зала и, кажется, вообще не обратил на мою атаку никакого внимания.
— Да, Лореотис, — вздохнул я. — Мы обосрались. Скажи, как рыцарь рыцарю: у тебя ещё есть?