Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Глава 6

Звук натягиваемого лука. Некоторые звуки похожи на скрип корабельных балок на воде, отчетливые и безошибочные, другие больше похожи на шепот, обещание скорой смерти. Этот звук больше походил на последний, и он раздался сзади. Я застыла, едва касаясь одной ногой земли.

— Не двигайся, — произнес грубый голос откуда-то впереди нас. И тут я поняла, что мы окружены.

Была середина утра, солнце стояло высоко, лучи света проникали сквозь кроны деревьев. У меня изо рта вырвался пар, волосы на затылке встали дыбом.

— Держись поближе, — прошипел Хардт. Он застыл на месте, вертя головой по сторонам в поисках источника голоса.

Тамура был впереди меня, но тоже остановился. Он пристально посмотрел на то самое место, где из-за дерева, совсем недалеко от нас, вышел высокий мужчина. У охотников есть способ передвигаться по лесу, который маскирует их движения; мне так и не удалось освоить этот трюк. Этот двигался беззвучно, как рыба в спокойной воде, несмотря на то что под курткой у него было изрядное брюшко. Лука у него в руках не было, но я насчитала три ножа и небольшой топор, висевшие у него на поясе. Все они выглядели так, словно их можно было метать, и я сомневалась, что он промахнется. Некоторые люди производят впечатление компетентных. Все дело в том, что они держатся непринужденно и в то же время готовы действовать. Тогда я, конечно, выглядела не так; я была тверда, как скала, и дрожала от холода.

— Честно предупреждаю, вы у нас в руках, — раздался голос сзади. Я оглянулась через плечо и увидела мужчину гораздо меньшего роста и гораздо более стройного, который целился в Хардта из натянутого лука. — Пожалуйста, никаких угрожающих движений. — За все мои годы и учитывая все, чему я была свидетелем, не думаю, что когда-либо видела более непослушную, неопрятную бороду, чем у человека с луком. Я до сих пор удивляюсь, что такое количество волос не влияло на его способность попадать в цель.

Из-за спины первого вышел третий мужчина. Этот последний, с седыми прядями на висках, выглядел старше остальных, и он морщился на каждом шагу. Огромный, может быть, чуть меньше Хардта, но все равно очень большой. Отправившись в лес, ты, скорее всего, встретишь охотников и лесничих, и ни те, ни другие не живут легко. Они такие, какими их делает лес. Я полагаю, то же самое можно сказать обо всех людях: мы такие, какими нас делает наше окружение. Что ж, мой недавний опыт в Яме закалил меня, и одно это определенно сделало меня безжалостной.

Хардт поднял руки. Возможно, он пытался выглядеть миролюбиво, показать людям, что у него нет оружия. Проблема таких крупных людей, как Хардт, в том, что с высоко поднятыми руками ты кажешься еще больше, а крупные мужчины часто кажутся угрожающими, даже если они безобидны по сравнению с маленькой женщиной, рядом с которой стоят.

— Мы не желаем вам зла, друзья, — сказал Хардт. Он посмотрел на меня, явно ожидая, что я последую его примеру. Но я не последовала.

— Не помню, чтобы мы были друзьями, — сказал мужчина с седыми волосами. Из-за его акцента он слегка растягивал слова. Я приняла его за лесника, и у него была такая мускулатура, словно он привык бить чем-то тяжелым по чему-то твердому. Я видела много таких же, как он, в Яме, после всего это копания. — И не каждый день мы встречаем незнакомцев в лесу. Особенно таких странных, как вы.

— В моей семье нет ничего странного, — продолжил Хардт, не опуская рук. — Если не считать моего отца, Тамуру. У него есть признаки старости. Разум уже не тот, что раньше.

Тамура хихикнул:

— Разум — это то, что мы из него делаем. Слишком острый режет, слишком тупой ржавеет. Согни слишком сильно и можешь разбить. Вдребезги, как зеркало. Ты когда-нибудь пробовал собрать зеркало обратно?

— Хватит, старик. Заткнись. — Думаю, это была первая ложь, которую я услышала от Хардта. Помню, это казалось каким-то неправильным, как будто он всегда должен был говорить правду. Я всегда считала его единственным правдивым и честным человеком, которого когда-либо знала. Я решила поддаться на его уловку; в конце концов, он был гораздо более искушенным в жизни человеком, чем я.

— Семья, да? — протянул седовласый мужчина. Я почувствовала, что взгляды обратились в мою сторону. Моя кожа покрылась мурашками.

Они в это не поверят. Они собираются убить вас всех. Прошло так много времени с тех пор, как Сссеракис разговаривал со мной напрямую, что я сама почти поверила, что это моя мысль. Но теперь я знала, что говорит ужас, и во второй раз этот трюк ему не удастся. И все же мне показалось, что от этих слов веяло правдой.

— От чего вы бежите? — спросил мужчина с седыми волосами.

— Мы ни от чего не бежим, — сказал Хардт. — Мы просто ищем место, где можно осесть. Новый город и новые корни, так всегда говорил мой отец. Он часто переезжал с места на место. До того, как сошел с ума. Теперь, я делаю то же самое. — Хардт продолжал свою уловку с усталой улыбкой и веселым смешком. С тех пор, когда я играла в кости и карты в Яме, я всегда знала, какую игру он ведет. Когда тебя ловят на блефе, у тебя есть два варианта: или сбросить карты, или удвоить ставку. Часто бывает лучше отступить, подсчитать свои потери и порадоваться, что тебя не обманули полностью. Но, если лесные жители поймают нас на лжи, я не видела никаких шансов, что это закончится для нас хорошо.

Я медленно протянула руку к поясу, нащупывая кисет. Должна признаться: в том, чтобы стоять рядом с таким крупным человеком, как Хардт, есть свои преимущества; он, как правило, отвлекает все внимание от реальной опасности.

— Что это? Долги? Преступление? — продолжил пожилой мужчина. — Не похоже, что у вас троих много чего есть. Вы, должно быть, от чего-то убегаете.

— Тюремное тряпье, — сказал толстый охотник, растягивая слова, как и его друг. — Они носят то же, что и те, кто сидит в Яме. Давненько я не заходил так далеко, но однажды я видел, как группу заключенных отправляли под землю. Они все были одеты так же, хотя и не в такие лохмотья.

Ну, они сообразили, что это ложь. Либо они убьют вас сейчас, либо отправят обратно. Проблема с голосом в глубине твоего сознания в том, что его очень трудно заткнуть. Другая проблема в том, что иногда он говорит правду, когда ты предпочла бы услышать ложь.

— Хорошо, это правда, — сказал Хардт, делая шаг вперед.

— Ни шагу дальше! — крикнул старший лесник. — Если он сделает еще хоть шаг, Дерил, ты пустишь ему стрелу в спину.

Левой рукой я нащупала кисет, привязанный к поясу, и начала копаться в нем пальцами. Я видела, как пожилой мужчина и толстяк тихо переговаривались, не сводя с нас глаз, но полагаясь на то, что Дерил будет наблюдать за нами из-за спины со своим луком. Без сомнения, они решали, что с нами делать. Мы были сбежавшими из тюрьмы заключенными, куда отправляют только самых отъявленных преступников, и они, вероятно, думали, что нас легче убить, чем поймать. Или, может быть, в местных деревнях уже развесили плакаты с моим изображением и надписью РАЗЫСКИВАЕТСЯ под ним. Я не сомневалась, что управляющий все еще охотится за мной. Как мало я знала; за мной охотились те, кто был похуже управляющего.

Хардт все еще стоял с поднятыми руками, застыв на месте и ожидая, какое решение будет вынесено. Но Тамура… Тамура больше не наблюдал за мужчинами; он пристально смотрел на меня. Я встретилась с ним взглядом, и он кивнул всего один раз. В Тамуре есть какая-то безжалостность. Он может показаться не более чем добрым сумасшедшим стариком, но он более способный человек, чем большинство людей, которых я когда-либо встречала, и он яростно защищает свою собственную жизнь. Жизни других мало что значат для него, когда его собственная висит на волоске. Я думаю, мы все в какой-то степени такие. Я знаю, что я такая.

Мои пальцы коснулись Источника кинемантии, спрятанного в кисете, и я взяла его в руку, медленно поднесла к губам и отправила маленький кристалл в рот. Казалось, никто этого не заметил. Двое мужчин, стоявших перед нами, все еще спорили, а тот, что стоял позади, был сосредоточен на Хардте. Я напрягла горло и сглотнула, чувствуя, как Источник начинает сползать вниз и почти застревает. Меня чуть не стошнило, но я сумела его проглотить.

Чувство, которое возникает, когда у меня в желудке есть Источник, чем-то похоже на опьянение. Это больше, чем просто сила, хотя, признаюсь, я наслаждаюсь ощущением силы, которое он дает. Возникает чувство причастности к чему-то, что мне дорого. Для демономантии это связь с Другим Миром и всеми ужасами и чудесами, которые там есть. Для пиромантии это связь с огнем, льдом и всем, что между ними. Для кинемантии это, скорее, связь с самой собой, с моим собственным разумом. Наставники называли это психокинезом, способностью создавать волны силы как продолжение самого себя.

Я увидела, как Тамура улыбается мне, зная, что я сделала. Я думаю, Хардт все еще не осознавал этого, все еще надеясь уладить ситуацию без насилия. Сейчас я оглядываюсь назад и думаю, что он был прав. Эти люди не были ни солдатами, ни бандитами, пытавшимися ограбить нас. Они были просто лесовиками, охотниками, которые наткнулись на трех незнакомцев, бродивших по их лесам. Я думаю, что могла бы справиться с этим лучше. Но я всегда была из тех, кто нападает первым и использует дипломатию только в качестве последнего средства. Это, вероятно, многое говорит о моем недолгом пребывании в качестве королевы.

Оглянувшись через плечо, я увидела Дерила, человека с луком, который все еще наблюдал за Хардтом, стоявшим рядом со мной. Его взгляд на мгновение метнулся ко мне. Я улыбнулась ему. Иногда я задаюсь вопросом, знал ли он в тот момент, что произойдет. К счастью для Хардта, я оказалась проворнее.

Потребовался только щелчок моих пальцев, и невидимая волна силы ударила в лук мужчины, отбросив его в сторону как раз в тот момент, когда он выпустил стрелу. Думаю, мне повезло, что он стоял всего в дюжине футов от меня; у меня никогда не было такой дальнобойности, как у некоторых кинемантов. Он выкрикнул предупреждение, когда его стрела исчезла за деревьями. Я повернулась к остальным и толкнула обеими руками, вложив в удар всю силу, на которую была способна. Двое других мужчин были довольно далеко, и к тому времени, когда волна добрались до них, бо́льшая часть силы рассеялась. Бо́льшая, но не вся. Волна отбросила толстяка на дерево, а тот, что постарше, покатился по хвое, разбросанной по лесной подстилке.

— Эска, что ты делаешь? — Возражение Хардта осталось на его губах; он не сделал ни единого движения, чтобы меня остановить.

Я — оружие.

Я развернулась на уверенных ногах, как всего неделю назад учил меня Хардт, провела правой рукой по воздуху и послала ею волну силы. Взрыв обрушился на Дерила, словно сдвинувшаяся гора, и отбросил его к ближайшему дереву, пока он шарил в поисках второй стрелы. Безошибочно можно было различить треск ломающихся костей и брызги крови. Любая сила, способная расколоть дерево, достаточно сильна, чтобы убить человека.

Несмотря на то, что голова у меня кружилась от избытка энергии, я на мгновение подумала о том, что натворила. Тело Дерила, изломанное и окровавленное, было наполовину воткнуто в дерево. Это зрелище напомнило мне об Изене и о том, что сделал с ним Джозеф. Я думаю, Хардт испытывал то же самое, поэтому его голос сорвался.

— Эска?

Если кто-то из них сбежит, они тебя сдадут.

— Ты думаешь, я, блядь, этого не знаю? — Я прошипела эти слова себе под нос, но Хардт все равно их услышал.

Повернувшись к остальным, я увидела, что толстый охотник лежит на земле, мотая головой и изо всех сил пытаясь убрать руки под себя. Мужчина постарше, тот, что с сединой в волосах, уже вскочил и бежал, лавируя между деревьями, пытаясь скрыться. Я бросилась за ним, отбросив руки назад и выпустив волну силы, чтобы придать себе инерцию.

Тамура уже направлялся к толстяку-охотнику, и я доверяла старику настолько, что оставила эту работу ему. Я побежала за седовласым, самым крупным из троих мужчин. На мгновение я спросила себя, почему я его преследую и представляет ли он все еще угрозу для нас, если двое его друзей мертвы. Но шепот Сссеракиса засел у меня в голове, убедив меня, что этот человек предупредит любого, кого встретит. Вскоре терреланская армия узнает, где я нахожусь, и они не успокоятся, пока я не буду либо поймана, либо мертва. Я настроилась на мрачную цель и сломя голову бросилась в погоню через лес, хотя едва могла разглядеть свою добычу.

Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз бежала по лесу. Когда я была ребенком, меня не волновали ветки, которые хлестали по мне, или иголки, впивавшиеся в подошвы ног. Но когда я гналась за тем лесником сквозь деревья, которые казались мне зелено-коричневыми пятнами, я обнаружила, что многое изменилось. Меня оскорбило, насколько неизбежно стало беречь лицо от веток низких крон, а задев корни пальцами ног, я почти решилась отказаться от погони.

В конце концов я потеряла его из виду и остановилась, согнувшись пополам, чтобы отдышаться. Спринт очень отличается от бега на длинную дистанцию, и я давно не занималась ни тем, ни другим. Где-то вдалеке, позади себя, я услышала, как Хардт выкрикивает мое имя. Маяк, который приведет меня обратно к моим друзьям. Я выпрямилась и в последний раз оглядела лес, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки присутствия старика. Не было ничего, ни звука, ни следа, а я никогда не была хорошим следопытом. Устало выругавшись, я повернулась на звук голоса Хардта.

Он здесь. Близко. Моя мысль или Сссеракиса, я до сих пор не уверена. Но именно странная сила Сссеракиса убедила меня в том, что это правда. Я почувствовала страх лесника.

Я двигалась медленно, стараясь ступать как можно тише. Я сосредоточилась на чувстве страха. Это трудно описать: ни запаха, ни звука. Я даже ничего не могла разглядеть. Но я знала, что там что-то есть. Впечатление, оставленное миру сильными эмоциями. Сссеракис впитал в себя страх, и я почувствовала прилив сил в своих уставших конечностях, странное чувство напряжения, как будто моему телу надо двигаться. Было трудно оставаться неподвижным.

То ли я еще не привыкла к этой силе, то ли Сссеракис еще не привык делить со мной свое тело. Возможно, это было и то, и другое, одновременно. Я чувствовала страх старика, но не могла определить, откуда он доносился. Я не могла найти запах. Я не могла найти старика. Вот почему я вздрогнула, когда он вышел из-за дерева прямо передо мной, уже занеся топор над моей шеей.

Я не сомневаюсь, что погибла бы там, если бы не тренировки Хардта. Мое тело уже двигалось, в то время как разум все еще проклинал свое невезение. Я поднырнула под удар и взмахнула рукой, выпустив волну силы, которая подкосила ноги мужчины. Затем я выпрямилась и опустила обе руки ему на грудь, дополнив это еще одним кинемантическим ударом. Он умер мгновенно; его грудная клетка сильно вмялась от удара.

Такие хрупкие. Их так легко сломать.

— Заткнись! — рявкнула я, мой голос был высоким от страха и потрясения. Я долго стояла там, глядя на тело седовласого лесника. Я не уверена, что его убило — воздействие моей магии или столкновение с землей, но он умер с открытыми глазами, уставившись в никуда. И — в этом не было никаких сомнений — его смерть была на моей совести. Крови было немного, только струйка вытекала из уголка его рта. Я думала, что будет больше, но не каждая смерть бывает кровавой.

— Я… — Я не смогла закончить мантру, так как к горлу подступила желчь.

Меня рвало завтраком на лесную подстилку, когда Хардт и Тамура меня нашли. Я сама убивала раньше и видела, как людей убивали самыми ужасными способами. Но в первый раз я убила кого-то своими собственными руками, и первый раз, когда я по-настоящему видела тело. Он не был солдатом, сражавшимся на войне и пытавшимся убить моего императора. Он не был преступником, живущим в наказание за преступления, более тяжкие, чем мои собственные. Он был человеком, пытавшимся выжить в своем лесу. Просто пытавшимся выжить. И я его убила. Забрала его из его мира, его леса, его семьи. Я его убила. Я даже не знала имени этого человека. За все эти годы я знала очень немногих по именам, я знала только, что это был седовласый лесник, и что он был бы все еще жив, если бы не я. Еще один череп, вымостивший дорогу позади меня.

Мой Источник кинемантии лежал на лесной подстилке, покрытый желчью и полупереваренными кусочками мяса фазана. Орудие моего убийства. Я схватила его и лихорадочно вытерла, как будто это могло как-то скрыть преступление, которое я только что совершила. По сей день это единственный случай, когда мое тело отказалось от Источника без помощи спайстравы.

— Тебе не обязательно было их убивать. — Первые слова Хардта после того, как он догнал меня. Не слишком утешительно.

Выбор был: ты или они.

Я почувствовала необходимость оправдать свои действия: «Они бы выдали нас или убили. Даже если бы они нас отпустили, они, вероятно, сообщили бы властям. Хардт, управляющий все еще охотится за нами. Мы не можем позволить ему нас поймать». Кого я пыталась убедить?

Какое-то мгновение Хардт молчал. Вероятно, он обдумывал мои слова. Хотя, зная его, я думаю, что он искал предлог, чтобы согласиться со мной. У Хардта вошло в привычку оправдывать даже самые отвратительные мои поступки.

— Три жизни за троих. Равноценный обмен, — с ухмылкой сказал Тамура, опускаясь на колени рядом с лесником и принимаясь обыскивать тело. Я заметила, что на нем уже было новое пальто, а наш мешок с пожитками выглядел значительно полнее, чем утром.

— Это не просто обмен жизнями, — возразил Хардт. — И это не игра.

— Трактат о войне Белмороуза с этим не согласен. — Тамура начал бороться с ботинками лесника. — Любая война — это торговля. Сражение — это всего лишь акт торга за то, сколько жизней будет потеряно. Вот. — Он протянул первый ботинок Хардту, который просто посмотрел на него с отвращением.

С тех пор я прочитала Трактат о войне Белмороуза. В моей библиотеке есть экземпляр, хотя, должна признаться, он в довольно плохом состоянии, и я загнула уголки многих страниц. В последующие годы Тамура цитировал его много раз, и в конце концов я решила, что, возможно, стоит пролистать отдельные разделы. У Белмороуза были странные взгляды на военное искусство, а также некоторые по-настоящему тревожащие. Я помню одну цитату, которая была особенно важна для Хардта в тот день: Никогда не отказывайся от хорошей пары ботинок.

— Вы видите это? — спросила я, указывая на восток. Сквозь просвет в деревьях мы видели опушку леса, а за ней зеленые поля, пару довольно широких холмов и сарай. За сараем лежало первое, что я увидела от цивилизации после падения Оррана. Деревня. На мгновение я почувствовала, что у меня поднимается настроение. Затем я поняла, что это, вероятно, дом трех мужчин, которых я только что убила.

Той ночью Сссеракис разбудил меня кошмарами о том, что меня преследует неведомый ужас. Я бежала по лесам и полям, городам и полям сражений, заснеженным горам и шахтам, скрытым глубоко под ними. Я так и не увидела то, что гналось за мной, но я знала, что оно было там, преследовало меня на каждом шагу, за пределами моего поля зрения. И я знала, что произойдет, если оно меня настигнет. Думаю, что я ненавидела эти сны больше всего остального. Больше, чем воспоминания о том, что я сделала, больше, чем видения монстров не из этого мира. Ужас от того, что меня преследует неясный враг, осознание того, что это никогда не прекратится, и я никогда не смогу от него оторваться. Осознание того, что, если я остановлюсь хоть на мгновение, он меня настигнет. Эти сны пугали меня больше всего.

Я проснулась, дрожа то ли от страха, то ли от холода. Костер уже почти потух, но все еще потрескивал. Тамура с любопытством наблюдал за мной, что-то пережевывая. Он был не единственным, кто наблюдал за мной. Старый лесник тоже был там. Он стоял чуть в стороне от света костра, пока тот не сменился полной темнотой. Его глаза смотрели прямо перед собой, не фокусируясь, но наблюдая за мной. В ту ночь я больше не спала.