Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Глава 12

Ро'шан заполнил небо. Летающая гора парила над нами, заслоняя все вокруг и отбрасывая на нас такую густую тень, что казалось, наступила ночь. Я чувствовала возбуждение, нервное предвкушение, трепет, пронизывающий меня подобно молнии или нежного прикосновения нового любовника. Признаюсь, что вскоре это чувство сменилось усталостью, ужасом и пронизывающим холодом, который, я думаю, почувствовал даже Сссеракис. Но именно тогда, в тот момент, я была полна нервной энергии. Я была готова к восхождению.

Мы использовали веревку, чтобы связать себя вместе. Имико шла первой, утверждая, что знает, какие звенья самые твердые, и может проложить путь для остальных. Я была второй, затем Тамура и, наконец, Хардт. Имико сделала жгут из веревки и обвязала его вокруг наших плеч и талии, каждый из нас был разделен куском веревки длиной в два Хардта. Наконец, нам ничего не оставалось, как начать подъем.

Такой длинный и такой крутой. Так легко поскользнуться и упасть. Вы все умрете.

Я чуть было не повернула обратно. Стоя рядом с якорем, я казалась лилипуткой, и это было только начало подъема. Холодный металл уходил глубоко в землю. Над ним виднелись звенья цепи, которые не гремели, а стонали на ветру. Я посмотрела на ожидающий нас подъем и не смогла понять, как это возможно. Сотни звеньев тянулись вдаль. По сравнению с этим подъемом наши усилия в Яме казались легкими. Мне всегда нравилось лазать по деревьям, и большую часть своих ранних лет я провела, взбираясь на деревья только для того, чтобы взглянуть на небо. Есть что-то волнующее в том, чтобы быть так высоко, и иметь внизу смертельное падение. Определенное удовлетворение приносит и жгучая боль в мышцах, которые поднимают тебя все выше. Дикое возбуждение, когда ты натыкаешься на сломанную ветку, и тот краткий восторг, когда тело думает, что оно падает, прежде чем разум убеждает его в обратном. Несмотря на это, подъем, который ожидал меня, был, мягко говоря, пугающим.

Привязанная ко мне веревка натянулась, и я поняла, что Имико уже начала подъем. Она оглянулась на меня, покрасневшая и уже вспотевшая:

— Ты идешь или нет?

Не скажу, что первая часть подъема была самой трудной, это было бы ложью, но это определенно было нелегко. Я дважды оступалась в самом начале, прежде чем Хардт подался вперед, чтобы поддержать меня, подняв так, словно я ничего не весила. Вскоре я уже карабкалась по краю якоря, используя вмятины и ямки для зацепок. В некоторых моментах Имико направляла меня, и я возненавидела ее за это, хотя и поблагодарила за совет. Я понятия не имею, сколько времени прошло, прежде чем мы все четверо оказались на вершине якоря, глядя на цепь, протянувшуюся перед нами. Я до сих пор не уверена, какое из звеньев показалось мне самым пугающим — первое или последнее.

— Последний шанс отказаться, — протянула Имико, улыбаясь, потому что уже знала, что я не откажусь. Не то чтобы она хорошо узнала меня за прошедший день, но даже те, кто со мной только что познакомился, знают, что я терпеть не могу отступать перед вызовом. Особенно, когда есть кто-то, кто готов за это взяться.

— Просто поднимайся, — сказала я. Я смотрела на длинную цепь и гадала, испытывают ли остальные такие же опасения, как и я.

Даже больше. Разве ты не чувствуешь, как от них исходит страх? Разве ты не чувствуешь его на вкус? Я могла. Мне было неприятно это признавать, но я почувствовала вкус страха. Такой кисловатый вкус, который должен был вызывать отвращение, но вместо этого мне захотелось еще. Я хотела почувствовать ужас своих друзей, и это вызвало у меня отвращение.

— Всю дорогу на четвереньках, — сказала Имико. — Следуйте за мной изо всех сил и кричите, если попадете в беду. — С этими словами девушка опустилась на четвереньки и начала карабкаться по первому звену цепи.

Я дала Имико фору, убедившись, что между нами достаточно веревки, чтобы я не давила на нее. Может быть, я заколебалась, но тут я почувствовала, как чья-то рука сжала мое плечо, а затем услышала голос Тамуры у себя в ухе:

— Когда цель кажется такой далекой, сосредоточься на каждом шагу. Шаг. Шаг. Шаг.

— Будет ли от этого путь казаться короче? Легче?

Тамура рассмеялся. «Нет. Но, по крайней мере, ты будешь двигаться». Он легонько подтолкнул меня, и я впервые поставила ногу на цепь.

Я опустилась на четвереньки. И сразу ощутила, что цепь под моими руками — скользкая на ощупь; когда я посмотрела на нее, то увидела слой жировой смазки. «Замечательно», — простонала я прежде, чем начать карабкаться по первому звену.

За свою жизнь я совершила очень много мучительных поступков. Я пересекла пустыню Серас, причем на моих ногах были одни мозоли, и я надеялась, что каждый мой шаг не станет последним и что скорпионы и змеи, которыми кишат дюны, не воспользуются случаем, чтобы напасть. Я стояла лицом к лицу с существами, которые старше, чем вся земная раса, и я выкрикивала им свой вызов. Я родила. Дважды. Но мало что может сравниться с этим восхождением.

Я попыталась сделать так, как посоветовал Тамура, не сводя глаз с цепи и с каждым дюймом продвигаясь по ней, но вскоре у меня перед глазами все поплыло. Какими бы большими ни были звенья, они не могли полностью заслонить вид на землю далеко внизу. Поначалу все было не так уж и плохо. Я видела зелень, кусты и поля подо мной. Но чем дальше мы продвигались по цепи, тем меньше и расплывчатее становилась земля. Стоило мне закрыть глаза, как становилось только хуже, и я обнаружила, что хватаюсь за металл подо мной с такой силой, что ломаются ногти. Горизонтальные звенья были достаточно устрашающими, но по сравнению с вертикальными они казались детской забавой. Для каждого из вертикальных требовался прыжок, после которого нужно было цепляться изо всех сил, чтобы забраться на его верх. Потом надо было удержать равновесие, и это заставляло меня так сильно сжимать зубы, что вскоре у меня заболели и челюсть, и голова.

Ты мог бы подумать, что для Сссеракиса это был идеальный момент напомнить мне о затруднительном положении, в котором я оказалась, но древний ужас молчал. Несмотря на это молчание, я чувствовала, насколько довольным он был, впитывая наш страх. И не только я подпитывала его. Нас словно окутало облако, и я чувствовала страх всех четверых. Даже Тамура был напуган во время восхождения, хотя я сомневаюсь, что он когда-нибудь в этом признается. Я даже не уверена, что он это помнит. Иногда я завидую способности Тамуры забывать.

Вскоре я уже дрожала от напряжения, а немного погодя и от холода. Если ты никогда не трясся и не дрожал от холода одновременно, могу сказать, что это не очень приятно, особенно когда ползешь по металлической петле, а под тобой — смертельная пропасть. Мне показалось, что мы ползем уже несколько часов, и я посмотрела вверх. Ро'шан, казалось, не стал ближе, чем был тогда, когда мы отправились в путь. Я была не настолько глупа, чтобы рискнуть и посмотреть назад. Я не хотела знать, как далеко мы ушли, потому что у меня было дурное предчувствие, что из-за этого оставшаяся часть путешествия покажется еще более невыносимой.

Имико поднималась медленно, то и дело оглядываясь. Иногда я замечала, что она смотрит в нашу сторону, и улыбка давно исчезла с ее лица. Возможно, она и в самом деле поднималась в Ро'шан раньше, но никогда еще не делала этого, привязанная к трем дуракам, которые понятия не имели, что делают. Я восхищаюсь ее мужеством в этом отношении. Сзади я слышала ворчание, но не слова. Тамура и Хардт продолжали работать в тишине, как и я.

Поднялся ветер. Я не уверена, было ли это из-за перемены погоды или из-за того, что мы высоко поднялись. Впервые я заметила это, когда случайный порыв ветра подхватил мое пальто и угрожал сорвать меня с цепи. Я распласталась на металле, прижавшись к нему, несмотря на смазку, которая осталась на моем лице и одежде. Кажется, я слышала, как кто-то звал меня по имени, но из-за шума в ушах было трудно сказать наверняка. В те несколько мгновений для меня существовал только скользкий холод цепи и ледяные порывы ветра, которые пронизывали меня насквозь, пытаясь найти, за что зацепится и утащить меня навстречу смерти. В конце концов, я снова оперлась на трясущиеся руки и продолжила ползти.

В какой-то момент Имико скомандовала привал. Мы остановились там, на пути вверх по огромной цепи, каждый на расстоянии звена друг от друга. Мы забились в расщелины, где сходились звенья, и стали ждать. Это был первый раз, когда я смогла как следует рассмотреть, как далеко мы ушли. Цепь тянулась позади нас, далеко, но недостаточно далеко. Было трудно оценить, но я предположила, что мы преодолели не больше трети пути. Рядом с огромным якорем стояла фигура, не более чем темное пятно, но я достаточно хорошо знала очертания этого человека. Хорралейн снова был на свободе и нашел нас. К счастью, он не смог до нас добраться. Даже это чудовище дважды подумало, прежде чем попытаться взобраться в Ро'шан.

Посмотрев в другую сторону, мимо Имико, я не увидела ничего, кроме горы, возвышающейся так высоко над нами — и очень далеко. Меня поразило, что мы зашли так далеко и еще так много предстояло пройти, и все же огромная каменная глыба уже заслоняла небо. Не думаю, что до этого момента я по-настоящему оценила длину цепи. Я изо всех сил старалась не смотреть вниз, но это все равно что просить кого-то не смотреть на рану. Он всегда снимает повязку, отчаянно желая взглянуть, хотя и не хочет ее видеть. Я могу сказать это с уверенностью. Не. Смотри. Вниз. У меня перед глазами все поплыло, и я отпрянула назад, проталкиваясь дальше по цепи и закрывая глаза от головокружения. Это не помогло. Возможно, я не могла этого видеть, но я знала, что пропасть была там, ждала меня. Он почти звала меня. Часть меня самой, это несмолкающее семя ненависти к себе и сомнений, которое сучка-шлюшка Лесрей Алдерсон посеяла во мне так давно, велела мне отпустить цепь и броситься в пропасть. Печальная правда моей жизни заключается в том, что мысли о самоубийстве никогда не покидали меня, и чаще всего они приходили мне в голову, когда была высота, с которой можно было спрыгнуть. Зов пустоты. Я боролась с этим. Я сражалась с ним всю свою жизнь. Я так устала.

Когда мы снова начали подниматься, я увидела, как последние лучи солнца исчезают за западным горизонтом. Локар и Лурса, постоянно трущиеся друг о друга, были высокими, яркими и давали нам новый свет для работы. Это было время господства Локара, его голубизна приглушенно сияла на фоне неба, и я утешала себя тем, что, по крайней мере, мы вряд ли попадем под внезапный лунный дождь. Постепенно мы стали подниматься медленнее. И цепь только холодела. Не раз я отдергивала руку и оставляла на металле кусочек кожи, примерзший к нему. Боль от этого была невыносимой, но она обостряла мои чувства и прогоняла коварные пальцы сна, которые норовили пробраться в мой разум.

Я чуть не поскользнулась и не упала, когда в первый раз положила руку на кусок льда. Обжигающий холод заставил меня вздрогнуть, и я отдернула руку, по телу пробежала дрожь ужаса. Я почувствовала, что заваливаюсь набок, и опустила руку обратно, схватившись за намазанный жиром металл. К тому времени я уже не могла унять дрожь.

По мере того, как сгущалась ночь, я все чаще и чаще поглядывала вверх. Ро'шан казался темным пятном на фоне ночного неба, заслонявшим звезды. Теперь он был таким большим, что я не могла понять, почему мы еще не добрались до него. Звенья цепи тоже двигались сильнее, стонали и скрежетали, натыкаясь друг на друга. Чем ближе мы подходили к Ро'шану, тем отчетливее становились эти движения. Бывали моменты, когда мы все четверо изо всех сил цеплялись за звено, а ветер бил нас изо всех сил.

Мы снова остановились, когда Локар и Лурса были уже высоко над нами. Я села, дрожа, закутавшись в свое засаленное пальто. Я оглянулась на цепь и пожалела, что мы не можем прижаться друг к другу всем телом, чтобы согреться. С Сссеракисом внутри меня мне никогда не было тепло, но там, наверху, на ледяных звеньях… Раньше я использовала пиромантию, чтобы замораживать людей. Иногда я спрашиваю себя, чувствовали ли они то же самое, когда их сковывал лед. Ощущали ли они дрожь и летаргию, которые сопровождают это. Я почти не заметила, как Имико крикнула нам, чтобы мы снова двигались. Завывал ветер, и мой разум терялся от холода. Я думаю, если бы мы подождали там подольше, я бы больше не двинулась с места. Какой бы это был конец для великой и ужасной Эскары Хелсене: она бы замерзла на полпути к Ро'шану. Интересно, разлетелось бы мое тело вдребезги, когда оно ударилось бы о землю, или, может быть, я бы примерзла к огромной цепи, приклеившись к ней навечно. Памятник моей собственной глупости.

Говорят, страдание любит компанию, но там, наверху, привязанная к остальным веревкой, я чувствовала себя одинокой. Казалось, весь мир перестал существовать. От него остались только цепь, холод и я. Я ползла вперед, и мой разум уводил меня туда, куда я не хотела попасть. Сначала я подумала, что это Сссеракис пытается напугать меня, обманом заставить меня упасть. Но вещи и люди, которых я увидела на этой цепи, не имели ничего общего с ужасом. Я увидела лицо Джозефа, плывущее в пустоте. Я увидела его живым и счастливым, улыбающимся мне, как раньше. Я почти потянулась к нему. Я уверена, что немедленно бы свалилась. Но воспоминания о смерти моего друга нахлынули на меня, и вместе с ними пришла горькая решимость выжить.

Внезапно меня окружили десятки крошечных огоньков. Вокруг нас взметнулись бумажные фонарики, натыкаясь на цепь. Некоторые из них дрогнули и погасли, упав обратно на землю, в то время как другие продолжали всплывать, подхваченные ветром. Я хихикнула. Возможно, ты никогда не слышал, чтобы кто-то хихикает, дрожа от холода до мозга костей. Звук далеко не радостный, скорее жуткий, словно призрак насмехается над живыми.

Сквозь вой ветра я услышала крик сзади. Это был стон, за которым последовал крик ужаса. Какой-то инстинкт подавил мое желание оглянуться и посмотреть, что происходит. Вместо этого я прижалась к цепи и обхватила ее руками и ногами, обнимая ее так крепко, как только могла. Затем веревка натянулась, и Хардт с Тамурой попытались сорвать меня с цепи, увлекая за собой вниз, навстречу смерти.