Мне снился Другой Мир, место, где обитают монстры и ужасы. Я была там не в первый раз; как демономант, я давно привыкла контактировать с этим миром. Это место с приглушенными тенями, нарисованными серым, словно постоянно освещаемое только лунным светом. Хотя здесь нет ни луны, ни солнца, ни звезд. Я даже не уверена, что в этом месте есть небо. Полагаю, должно быть. Я никогда не видела никаких облаков, только более светлый оттенок серого над пейзажем.
Другой Мир невероятно огромен; я посвятила его изучению всю жизнь, и даже не начала исследовать его чудеса. Но при всей своей необъятности он на удивление пуст. Там есть кошмары, их много, но они мучают города и места, где собираются безмозглые монстры. Каким бы иным ни был Другой Мир и какими бы разными ни были его обитатели, они в чем-то странно похожи на нас. Они собираются в большие сообщества — как безмозглые звери, так и такие ужасы, как Сссеракис, обладающие коварным интеллектом. В то время я ничего этого не знала, наставники в Академии Магии Оррана были дураками, которые учили лжи и полуправде, но их лекции были всем, что я знала. Именно Сссеракис по-настоящему способствовал моему образованию, хотя я чувствую, что, возможно, видела все затуманенными глазами ужаса.
Я стояла на каменистом плато, слишком правильным, чтобы быть естественным, с острыми краями, ведущими к крутому обрыву. Здесь не было ни рыхлых камней, ни пыли, вообще никаких признаков эрозии. Передо мной раскинулся город, светящийся зеленым, по которому изредка пробегали вспышки света. Странно было думать об этом, но он напомнил мне кровь, пульсирующую в венах; как будто город каким-то образом ожил, и зеленый свет был его сутью. Город был построен из упорядоченных блоков, симметричных во всех отношениях. Он начинался с маленьких низких зданий, а затем продолжался могучими башнями и невероятным шпилем, уходившим в серое пространство над головой. Он был больше, чем любой другой город, который я до сих пор видела, хотя мне и не хватало опыта, и в нем царила оживленная жизнь. Даже издалека я видела, что дороги запружены, хотя я узнавала лишь немногих из этих существ. Некоторые из них были огромными неуклюжими чудовищами, другие — созданиями поменьше, шнырявшими вокруг своих более крупных собратьев. Там царил мир. Это казалось таким странным, возможно, потому что мы, Хранители Источников, всегда использовали обитателей Другого Мира для войны.
Это был сон, я это знала. Я много раз посещала Другой Мир с помощью демономантии и знала, что у Хранителя нет тела в этом мире. Он существует только как бестелесный дух, невидимый для всех, кроме самых могущественных ужасов. Но не в тот раз. Я стояла на том плато. Я могла видеть свои руки и ноги, свое тело, сплошные кожа и кости. На мне все еще были лохмотья, которые я принесла из Ямы, разорванные в клочья — они выдавали во мне заключенную. Преступницу. Я чувствовала камень под своими босыми ногами, а легкий ветерок шевелил мои спутанные волосы. Я бы солгала, если бы сказала, что это не было чем-то нереальным. Я никогда не слышала о том, чтобы кто-то из Хранителей Источников действительно посещал Другой Мир в качестве кого-то, кроме духа, но я была там. Воздух обжигал мои легкие, и я чувствовала себя тяжелее, как будто гравитация там была сильнее.
И я была не одна.
Рядом со мной стоял Изен. Но это был не тот Изен, которого я помнила. Суровый мужчина, красивый, несмотря на грязь и шрамы, исчез. Теперь рядом со мной стоял призрак. Тот самый призрак, который наблюдал, как я покидаю разрушенный город Джиннов. Он выглядел точно так же, как тогда. Его левая нога была разорвана, из раны сочилась кровь, мышцы вывалились наружу. Его правая рука была откинута назад, кость торчала сквозь кожу. Его лицо было изуродовано и разбито вдребезги, правая сторона была смята в том месте, где Джозеф ударил его о потолок, а потом об пол. Я не сомневалась, что меня бы вырвало от этого зрелища, но это был сон. Никого из нас там на самом деле не было. Землянин, стоявший рядом со мной, даже не был Изеном. Это был Сссеракис, одетый в окровавленный труп мужчины, который меня трахнул всего несколько дней назад.
— Это мой сон или твой? — В этом мире мой голос звучал как-то не так, как будто земному голосу там не было места. Я почти ожидала, что все твари и ужасы внезапно найдут меня и прогонят.
Есть ли разница? Губы Изена шевельнулись, чтобы произнести эти слова, но голос был не его. Это был тот самый голос, который я слышала в Яме, когда впервые встретила Сссеракиса. Это трудно описать, и я пыталась много раз в своей жизни. Я думаю, самое близкое — шипение из мешка, полного змей. Злых змей.
— Это твой дом. — Я знала, что это правда, даже когда это говорила. Это должно было подсказать мне, что мы с Сссеракисом связаны теснее, чем я думала. Я знала, что это дом ужаса, потому что он чувствовал себя здесь как дома. Несмотря на то, что это место казалось чужим, мне было там уютно.
Это мой дом, прошипел Сссеракис и указал здоровой рукой Изена на самую вершину огромного шпиля в центре города. До того, как меня похитили. Сейчас… Тело Изена прошло передо мной, заслоняя обзор, а затем остановилось справа.
Город изменился. Там, где раньше пульсировал странный зеленый свет, теперь было мертво и темно. Ничего, кроме серого камня, все еще искусно обработанного и симметричного, но уже не красивого. Оживление на улицах прекратилось. Существа, которые бродили по городу, исчезли. Он стоял пустой и безжизненный. Я не могу точно сказать почему, но я оплакала его потерю.
Я оторвала взгляд от мертвого города и обнаружила, что Изен исчез. Я стояла одна на плато; слабый свет, который там был, начал меркнуть. Точнее, вокруг меня сгущалась тьма. Мир мерк, пока я не погрузилась в пустоту. Я слышала только быстрое, полное страха биение собственного сердца. Ледяные когти сомкнулись вокруг него, и боль в груди стала удушающей. Стало больно дышать. Я была скована холодом, который проник так глубоко в мои кости, что я не могла дрожать.
— Проснись! — крикнула я в темноту. Я попыталась дотянуться и ударить себя по лицу, но у меня не было ни рук, ни головы. Я была ничем. Просто бестелесный голос, плавающий в пустоте. Я закричала.
Я проснулась с криком, схватившись за грудь. Хардт говорит, что никогда не видел меня такой испуганной. Как будто все ужасы и ночные кошмары, все страшные вещи, которые когда-либо существовали в этом мире, разом мне приснились. И, я полагаю, Хардту лучше знать. Он видел меня в лучшие и худшие времена. Он видел меня в Красных камерах под столицей Террелана; он видел, каким пыткам подверг меня император. Он был рядом со мной, когда я делала самый трудный выбор, невозможный выбор; он был свидетелем того, как я испугалась этого решения. Он был рядом даже в тот день, когда я умерла.
— Все в порядке, Эска, — сказал Хардт глубоким и успокаивающим голосом. Он обхватил мою щеку одной из своих огромных ладоней и заглянул мне в глаза; это был якорь, который вернул меня в реальный мир. Удивительно, что зрительный контакт может сделать то, чего не могут слова. — Это всего лишь сон. Теперь ты проснулась.
Он смотрел мне в глаза, пока мое дыхание не успокоилось и паника не покинула меня. Затем он кивнул и помог мне сесть, прислонившись спиной к шершавой коре чессопа. Я хорошо знаю этот тип деревьев; в конце концов, я провела свои первые шесть лет в лесу. У чессопа вместо листьев короткие иголки, и о он выдержит практически в любых погодных условиях. Они растут далеко друг от друга и в огне издают странный, земляной запах. Я почувствовала этот запах, и он пробудил во мне воспоминания о беззаботном времени до того, как орранцы превратили меня в оружие. До того, как терреланцы превратили меня в пленницу. Это тоже помогло мне успокоиться. Мысль о доме, которого я больше никогда не увижу. Воспоминания о нашем маленьком домике и кровати, которую я делила с братом, о том, как храпел по ночам мой отец, как мама готовила завтрак и меня будил запах овсянки.
Хардт кивнул и сел, найдя дерево, чтобы прислониться к нему. Я все еще не доверяла себе, поэтому сидела молча. Воспоминания о городе в Другом Мире, о страхе, который вселил в меня Сссеракис, все еще были на поверхности. Голос ужаса эхом отдавался где-то внутри меня.
Дом. Я хочу вернуться домой.
Со всех сторон нас окружали деревья, маленькая рощица образовывала небольшую поляну, каким-то образом свободную от снега. В центре, всего в нескольких футах от нас, горел костер. Тепло согревало мои ноги, но проникало только до кожи. Я чувствовала холод внутри. Тамура сидел у небольшого костра, и его руки были скользкими от крови, когда он сдирал шкурку с маленького зверька, который выглядел так, словно когда-то был кроликом. Я до сих пор не знаю, как они поймали это существо и как им удалось найти сучья, достаточно сухие, чтобы разжечь костер. Один из многочисленных талантов Тамуры, скрытых за множеством слоев сумасшедшего старика.
— Вот, — Хардт подтолкнул ко мне мешок. — Ешь.
Я начала было протестовать, но как только я подумала об этом, то поняла, что ужасно проголодалась. Этот голод был сильнее, чем просто потребность в еде. Я снова посмотрела на свои руки и обнаружила, что они стали тонкими, а под кожей, похожей на грязную бумагу, видны кости. Я порылась в мешке и вытащила пригоршню грибов. Это был подарок от бесов из города Джиннов, и они уже кончались. А еще у них был вкус старого ботинка. Я рада признаться, что ела эти грибы в последний раз. Даже по сей день мысль о них вызывает у меня тошноту.
— Ты стала так выглядеть после схватки с Джозефом, — сказал Хардт, когда я запихнула грибы в рот и принялась без энтузиазма жевать. Он поставил нашу единственную глиняную чашку на землю передо мной, и я увидела, что она до краев наполнена водой. Справедливости ради, на земле, закутанной в снежное покрывало, легко найти воду. Эта была ледяной и освежающей.
— Хрономантия, — произнесла я с набитым ртом, жуя, и сомневаюсь, что это прозвучало правильно, но Хардт, похоже, понял, а выражение лица Тамуры говорило о том, что он и так знает это лучше, чем я. — Ускоряет работу организма, но обходится очень дорого. Вдвойне дорого, так как одновременно и старит человека, и сжигает ресурсы организма.
— Вот почему ты вдруг стала выглядеть намного старше?
Я кивнула. У меня все еще не было возможности посмотреть на себя. Зеркал вокруг просто не было. Но у нас была вода. Я взяла маленькую глиняную чашку, поднесла ее к лицу и глядела на воду, пока она не успокоилась. Я действительно выглядела старше. Дело было не только в изможденном лице и дряблой коже. На моем лице появились новые морщины. Неровный шрам на левой щеке выглядел обветренным. Я потеряла так много лет за такое короткое время! Возраст — странная штука. Чем больше у тебя лет, тем меньше тебе остается.
Я ничего не могла с этим поделать. Я поднесла чашку к губам и сделала большой глоток. Мне очень хотелось пить, и вскоре мы растопили еще одну чашку снега над маленьким костерком.
— Где мы? — спросила я, наевшись грибов. Не то чтобы я чувствовала себя сытой, но не думаю, что смогла бы съесть еще один. Кроме того, Тамура насадил кролика на вертел и занялся его приготовлением, и я почувствовала, как у меня потекли слюнки при одной мысли о настоящем мясе. И не у меня одной. Все время, пока мы были в Яме, мы ели черствый хлеб, холодную кашу и, в конце, грибы. Я пробыла там чуть больше полугода. Тамура пробыл там дольше, чем я прожила на свете. Я сомневалась, что он вообще помнил вкус мяса, и не только из-за своего помутившегося рассудка.
— Лес Десяти, — сказал Тамура. — Десять костров в ночи. Десять рыцарей, пытавшихся спасти десять девушек. Десять раз их отбрасывали с опушки леса. Десять раз они пытались. Когда наступило утро, раздалось десять криков, и десять девушек больше никто не видел.
Десять слез было пролито Локаром и Лурсой. Десять камней проделали дыры в земле. Десять единиц оружия нашли там, где раньше его не было. Десять братьев отправились на войну. Десять тысяч человек погибли на полях сражений, и в десять раз больше людей скорбели.
Десять единиц оружия были утрачены и выкованы заново. Десять источников силы. Десять знаменитых артефактов скрыты от жадных глаз. Построено десять королевств, а затем еще десять. Десять войн завершены, десять империй сожжены. И теперь остались всего две.
— Одна, — сказала я с горечью в голосе. — Осталась одна империя. Террелан.
Тамура оторвал взгляд от вертела.
— Тогда десять видов оружия станут одним. Или, возможно, их снова утратят. — Затем он хихикнул и снова отпустил взгляд на вертел, широко раскинув руки. — Лес Десяти.
Я оглянулась и увидела, что Хардт смотрит в огонь.
— Ты испортил песню, старик. Ее поют барды и в ней десять куплетов.
Тамура пожал плечами:
— Истина подобна силе. Многие утверждают, что владеют ей, но мало кто на самом деле знает, что это вообще значит.
— Что? — спросил Хардт.
— Твои барды — дураки, — сказал Тамура и разразился диким хихиканьем.
Хардт вздохнул.
— Это всего лишь лес. Место, где мы можем спрятаться на некоторое время. Он скроет нас, пока мы будем идти, куда бы мы ни направлялись. — Затем он посмотрел на меня так, словно я должна была знать ответ. Я вывела нас всех из Ямы и провела через разрушенный город Джиннов, но здесь я была бессильна. Я ничего не знала об этой местности. Я никогда не видела карты с Лесом Десяти на ней. К тому же я была слишком утомлена, чтобы об этом беспокоиться.
— Пока что мы просто продолжим двигаться, — сказала я. — Джозеф сказал, что управляющий пришлет других, если он не вернется. А Йорин направлялся на запад, когда уходил. Если он продолжит в том же духе, то придет обратно в Яму, и они, вероятно, выпытают у него нашу историю. Мы просто продолжим. — Самое близкое к плану, что я смогла придумать.
— И что потом? Мы просто бежим? Продолжим бежать? — Было ясно, что Хардт хотел знать о моих намерениях прямо сейчас, и он не принял бы отказа. Я думаю, возможно, он хотел знать, за что умер его брат. Иногда я спрашиваю себя: если бы я дала другой ответ, мог бы он бросить меня и уйти в одиночку, как Йорин. Может быть, он захотел уйти, услышав мой ответ.
— Потом мы вернемся и отплатим Пригу, Деко, управляющему и всем остальным, кто превратил нашу жизнь в ад там, внизу. — Холодная ярость придала остроту моим словам. Я взглянула на Хардта, пронзив его ярко-голубым взглядом. — И императору. Но сначала мне нужна сила. Мне нужны Источники, которые меня не убьют.
Тогда я была наивна, даже глупа. Я думала, что несколько Источников в моем желудке все изменят. Я даже не задумывалась о том, как мало это изменило, когда рушилась империя Орран. Нет, тогда я понятия не имела, что такое настоящая сила. И я понятия не имела, что на самом деле означает сила. Некоторые уроки усваиваются дольше, чем другие. За некоторые знания приходится платить ужасную цену.
Хардт замолчал. Внезапно он стал выглядеть старым. Он сидел, прислонившись к стволу чессопа, его рубашка давно потерялась в когтях Про́клятых, а тело было покрыто маленькими красными царапинами. Я спросила себя, когда он перестал бриться? Пух на его лице начал скручиваться и слипаться. Мне кажется, я видела, как он беззвучно плакал, как крупные капли воды, отражавшие свет костра, стекали по его лицу. Я хотела его утешить. Но не знала как. Мы оба совсем недавно потеряли брата, и я знала, что никакие слова не смогут помочь. Я даже не была уверена, что имею право предложить какое-либо утешение. В конце концов, это мой брат убил его брата. Вместо этого я отвернулась от его горя и подавила свое собственное. Было легче не чувствовать этого, чем противостоять буре эмоций.
— У нас есть вот это, — сказал Тамура, и я, посмотрев поверх костра, увидела, как он играет с двумя маленькими кристаллами, каждый не больше мраморного шарика, и каждый покрыт кровью. Источники. Источник хрономантии из глубин города Джиннов. И Источник кинемантии, данный Джозефу управляющим. На обоих Источниках была кровь Джозефа.
Я бы солгала, если бы сказала, что не испытывала к ним тяги. Не так давно Источник хрономантии чуть не убил меня, и не так давно Джозеф чуть не убил меня при помощи Источника кинемантии. Я знала, что, если я проглочу любой из них, они завершат работу. Источники никогда не предназначались для употребления людьми; даже те, кто настроен на их магию, страдают от них и, в конце концов, погибают. Единственный способ остановить это — извергнуть Источник до того, как будет нанесен слишком большой ущерб. Но мое тело никогда не любило отказываться от силы, когда та находилась внутри. Только спайстрава позволяла мне извергать Источник, и я использовала то немногое, что у нас было, чтобы остановить Джозефа. И все же, даже зная, что они меня убьют, я их хотела. Я знала, что, сколько бы грибов я ни съела, мой голод никогда не утолится, пока у меня в желудке не окажется Источник. Видишь ли, это зависимость присуща всем Хранителям Источников. Чувствовать внутри себя силу, наполнять свое тело магией… это не сравнить ни с чем. Это не удовольствие и часто причиняет боль. Это все равно, что подставлять лицо солнцу после долгой холодной ночи. Набивать желудок после года голодания. Не удовольствие и не боль, а утешение. Чувство правильности.
Думаю, я, возможно, слишком пристально смотрела на них. Жажда силы всегда была сильна во мне, и никогда еще она не была так сильна, как тогда, когда месть бушевала в моем сознании. Когда я думала, что у меня нет собственной силы, и хотела ее, нуждалась в ней, чтобы сжечь всех, кто причинил мне зло. Тамура поднес Источники к лицу и показал мне язык. Несмотря на все, через что я прошел, или, может быть, из-за этого, я рассмеялась. Затем Тамура открыл рот и засунул внутрь один из Источников.
— НЕТ! — закричала я, наклонилась вперед и опрокинула маленькую чашку. Думаю, Хардт был сбит с толку, возможно, он подумал, что я снова заснула и мне приснился еще один страшный сон. Но все было гораздо хуже. Только Хранители могли владеть магией Источников, любой другой был бы поглощен этой силой в считанные минуты, и его смерть была бы далеко не приятной. Тамура только что, блядь, покончил с собой!
Сумасшедший старик хихикнул, его челюсть задвигалась. Затем он выплюнул Источник обратно в руку. «Этот для тебя». Он бросил Источник через огонь. Мне немного стыдно признаться, но я кинулась за ним. Мне еще более стыдно признаться, но я с трудом подавила желание проглотить его. Вместо этого я прижала его к груди, словно опасаясь, что кто-нибудь снова попытается отнять его у меня.
— Это…
— Кинемантия, — сказал Тамура, понимающе кивнув. — Сила, способная двигать предметы. — Это самое точное описание, которое я когда-либо слышала. Точное и очень короткое.
— Что только что произошло? — спросил Хардт.
— Мне кажется, Тамура только что определил тип Источника по вкусу. — Честно говоря, я была удивлена, слегка. В академии нам говорили, что нет способа определить тип Источника, пока его не проглотит Хранитель Источников, пока не получит доступ к его силе. Нас проинструктировали запоминать данные нам источники: их размер, форму, плоские поверхности, грани, дефекты. Все, включая мельчайшие детали. Таким образом, мы могли понять, какой из наших Источников проглотили, даже будучи слепыми.
— Вкус как река; всегда течет, всегда прокладывает свой собственный путь. — Тамура улыбнулся и продолжил поворачивать вертел, как будто не сказал чего-то совершенно безумного.
Я спросила себя, могу ли я доверять ему, доверять его суждениям, его памяти. Его вкусу. Признаюсь, я подумывала о том, чтобы взять в рот Источник, чтобы самой попробовать его на вкус. Я никогда раньше даже не задумывалась об этом, я всегда проглатывала Источники как можно быстрее. Сама мысль о том, что у них может быть вкус, была мне чужда. Именно тогда я поняла, что не могу быть уверена в том, что не проглочу его, и вместо этого положила Источник в маленький кожаный кисет для нюхательного табака, привязанный к веревке, заменявшей мне пояс.
— Этого недостаточно, — сказала я. Я была настроена на шестью различных видов магии, и даже если бы у меня был Источник для каждой из них, этого все равно было бы недостаточно. — Мне нужно знать, как сражаться. Мне нужно, чтобы вы меня научили.
— Кто? — спросил Хардт.
— Вы оба.
Тамура хихикнул.
— Ты не создана для того вида боя, которым я занимаюсь, — сказал Хардт, печально покачав головой.
— Тогда я стану сильнее. — Решительности у меня было в избытке. Решительности и неустанного стремления добиться того, чего я хочу. В моей жизни было много случаев, когда я убеждала людей без серьезных аргументов — они просто уставали мне сопротивляться. Хардт никогда долго не сопротивлялся. По крайней мере в том, что касалось меня. — Мне нужно знать, как себя защитить. — Я не стала уточнять, что речь шла скорее о том, чтобы научиться причинять боль другим. Иногда нужно подстраивать аргументы под конкретного человека.
Хардт медленно кивнул. «Помни, ты сама потребовала». Он переглянулся с Тамурой, который только хихикнул. Это было решено, но мои тренировки не могли начаться в тот вечер; мы все слишком устали.
Есть три способа справиться с горем, и, не сомневайся, я горевала так же сильно, как и Хардт. Я могла бы разорвать все отношения с Джозефом еще в Яме, оттолкнуть его и оставить все чувства там, но я его любила. Я чертовски его любила. Он был моим лучшим другом и братом во всем, что имело значение. Моей безопасностью и моим утешением. Без него я чувствовала себя не так, как раньше, словно лучшая часть меня была перерезана вместе с его горлом. Но оттолкнуть кого-то — это не то же самое, что смотреть, как он умирает. Я видела, как жизнь покинула его глаза. Я видел, как из него хлынула кровь. Даже если бы я ненавидела его — ненавидела по-настоящему, а не просто пыталась убедить себя в этом, — я бы все равно горевала о потере.
Первый способ справиться с горем — это противостоять ему, встретиться с ним лицом к лицу и принять его как часть себя. Это, безусловно, самое трудное, что можно сделать, но и единственный способ по-настоящему его пережить. Я хотела бы поделиться с тобой мудрым пониманием этого процесса, но я никогда не умела противостоять своему горю. Хардт, с другой стороны, настоящий мастер. Его скорбь по Изену проявлялась в течение некоторого времени, как в слезах, которые он проливал, так и в улыбках, которыми он делился. Он рассказывал нам истории о младшем брате, который повсюду следовал за ним, подражая ему, когда он рубил дрова или набирал воду из колодца. Я думаю, именно так он справился со своей потерей и пережил ее, вспоминая хорошие времена. Я не могла не заметить, что все истории, которые он рассказывал, были из их детства, и ни в одной из них не было даже упоминания об их отце.
Второй способ — погрузиться в него. Поначалу он может показаться похожим на первый. Оба, безусловно, содержат много пролитых слез и еще больше выпивки. Но главное отличие в том, что те, кто противостоит своему горю, идут дальше; в конце концов, они выходят за рамки горя, оставляя боль, скорбь и слезы позади. Те, кто погружаются в него, даже не пытаются двигаться дальше. Может быть, это из-за жалости, которую они взвалили на себя и которую отнимают у других. Может быть, внимание вызывает привыкание, или, может быть, у них просто нет сил, необходимых для того, чтобы избавиться от своих страданий. Я не знаю. Я никогда не выносила людей, которые слишком долго предаются горю; их боль и слезы вскоре начинают раздражать. Или, что еще хуже, они замыкаются в себе и отказываются что-либо чувствовать. В этот момент они становятся не более чем големами из плоти и крови. Терпеть не могу нытиков.
Третий способ справиться с горем — и я считаю себя одним из великих последователей этого способа — убежать от него. Вместо того, чтобы позволить себе чувствовать боль и страдание в сердце, я с головой погружаюсь в деятельность. Я использую желание убежать от своего горя, чтобы стимулировать себя. Некоторые из самых успешных периодов моей жизни произошли потому, что мне нужно было убежать от своих чувств. В Лесу Десяти я поступила именно так. Я заставила Хардта и Тамуру учить меня, чтобы отвлечь и разум, и тело, потому что было легче довести себя до изнеможения, чем смириться с тем фактом, что Джозеф мертв и часть меня умерла вместе с ним.