Третий флот (СИ)

Глава 5

— Да и подавись своими пушками! — Гванук яростно хлопнул плоской стороной хвандо по бедру.

Старый Пёс Чахун отказался стрелять из пушек по стене дворца. Видите ли, генерал Ли сказал «если есть необходимость». И артиллерийский полковник посчитал, что необходимости нет. Да и дождь еще…

Дождь, конечно, раздражал. Со шлема постоянно натекало на лицо, Гванук уже замучался его обтирать. Он сам (да и все Головорезы) промокли до самой задницы… доспехи придется старательно чистить после боя.

Полковник повернулся к укреплениям. Конечно, стоило признать, что Чахун прав. Использовать пушки против этих чахлых стен, за которыми спряталось несколько сотен перепуганной челяди, было стыдно. Но и лезть через них в такую погоду, рисковать людьми, терять время тоже не хотелось.

— Ладно, черт с тобой, сами справимся!

Пятая и шестая роты пока выстраивались возле двух ворот, отвлекая на себя малочисленных местных защитников. Это были самые молодые роты, и, поскольку запасов пороха и гранат в Армии Старого Владыки практически не оставалось, Гванук вооружил и обучал их по типу Стеновиков Ли Сунмона. Только щиты небольшие и вместо копий прежние мечи, сабли, топоры и булавы. Такие отряды могли воевать, как прочие гренадеры, но могли выставить и какую-никакую стену щитов.

Еще одну — ветеранскую — роту Гванук увел к утесу, который плохо просматривался с высокой узкой башенки, что возвышалась над подворьем местного раджи.

— Пригнитесь! — рычал он на Головорезов. — Не отсвечивайте!

Подобравшись к глухой северной стене, «крошка-генерал» ее осмотрел. Высота в полтора роста, каменная кладка где-то до колена, а потом — кирпичи.

«Вот тут и ударим» — улыбнулся Гванук. За стеной изнутри, конечно же, особо не следили, он вскоре нашел удобную выбоину, в которую без труда запихал три гранаты. Сверху его бойцы ловко приладили несколько пальмовых листьев, чтобы хоть как-то защитить заряды от дождя. Длинный фитиль выделил запасливый старик-гренадер, опекавший былого «крошку» еще со времен Тиндэя.

— Всем отойти и лечь! — прошипел Гванук, выуживая из подмышки плотно замотанный кусок сухого трута.

— Дай уже я, командир! — влез заботливый старик.

— Думаешь, не справлюсь? — криво усмехнулся полковник. — Ты ж сам меня учил, дядя Тен.

И прибавил в шутейной грозностью:

— Исполнять приказ!

А потом, нависнув телом над трутом, резкими ударами выбил искру из кресала, запалил огонь и поджег фитиль. Убедившись, что тот точно разгорелся, и дождь его не зальет, кинулся к ближайшим каменным залежам.

Бахнуло сначала несильно, но почти сразу первый взрыв слился еще с двумя, окатив всех глиняной крошкой. Переждав пару вдохов, Гванук выскочил из-за укрытия: стена вздыбилась, просела и прямо сейчас плавно заваливалась наружу.

«Идеально! — обрадовался полковник О. — Так и на камень легче забираться будет».

Стена рухнула, рассыпаясь на осколки, и ветеранская рота с ревом кинулась на штурм. За стеной, конечно, никого не оказалось. Правда, через пять шагов атакующие уперлись в глухую стену какого-то здания.

— Ты — направо! Ты — налево! — он быстро раскидал людей, указывая направление атаки.

За зданием было уже людно. Испуганно завизжали какие-то женщины, бегали слуги и даже воины. Вот уже какой-то Головорез лихим косым ударом вскрыл чью-то грудную клетку, пуская первую кровь.

— Приказ генерала: брать больше пленных! — проорал Гванук на тайном языке, после чего послал большую часть роты к южным воротам, чтобы зажать их защитников с двух сторон, а сам, с полусотней воинов рванул ко дворцу.

Тот оказался каменным. Просторное здание стояло на высоком постаменте с широкой лестницей. Оно явно было очень старым и знало лучшие времена. Об этом говорила искусная каменная резьба, местами уже затертая, отколотая и густо заросшая мхом и прочей энергичной зеленью. Высокие тяжелые двойные двери оказались запертыми, но атакующие легко их выломали, сорвав одну створку напрочь. Гванук одним из первых ворвался в полумрак.

— Ухх!.. — впервые за весь день над головой ничего не текло. Но зато с особой силой стало заметно, насколько он промок. Как же старательно он просушится нынче вечером!

— По тройкам! — крикнул полковник. — И в каждый закуток! Не забываем ставить стражу!

А сам кинулся наверх. Дворец был высокий, со вторым этажом, куда вела старая, рассохшаяся лестница. Сверху стекал насыщенный аромат: терпкий, сладкий, мускусный. Гванук не слишком удивился, наткнувшись за очередной дверью, на какой-то «склад» изысканных вещей. Всюду драпировка ярких тканей, блеск серебра и золота, тонкая резьба, изысканные фигурки из камня и металлов, дорогая посуда… И всё это расставлено так густо, что и ходить почти негде.

Гванук хлопнул дверью, и тут же в дальнем углу послышался сдавленный испуганный писк. Приложив хвандо к груди (чтобы не цеплялся ни за что в этой тесноте), он мягкими шагами пошел на звук. Огромная постель с балдахином скрывала целую горсть перепуганных женщин. Когда завоеватель резко одернул шелковую занавесь, они с визгом бросились в стороны.

Но одна осталась сидеть. В длинной узкой запашной юбке и короткой обтягивающей сорочке. Настолько короткой, что бесстыдно открывала взору Гванука слегка округлый живот с манящим пупком. Женщина выглядела очень богато: сложная прическа с диадемой, тяжелые серьги, монисто, полные запястья браслетов.

— Мой… господин… — грудным голосом проговорила она на неплохом имперском. Поджав колени и прикрывая одной рукой грудь.

— Я⁈ — Гванук аж рассмеялся, вскинув брови.

— Мой… новый господин, — страх метнулся в карих глазах, но быстро спрятался.

— О как… — Гванук небрежно вкинул клинок в ножны и коленями забрался на постель, подбираясь к жене раджи (а кто это еще мог быть?). — Нравлюсь я тебе, значит?

— Да, мой господин, — женщина очень хотела отползти от него назад, но сдерживала себя. — Ты могуч и прекрасен… Я жажду служить себе.

Гванук оглядел раджиху. Стара. Уже сильно за тридцать. Но хороша, тут ничего не скажешь. Одна нога выскользнула из разреза юбки, и… это была всем ногам нога! Лицо густо накрашено: огромные глаза жирно подведены сурьмой, бордовые губы слегка приоткрыты. Юноша с улыбкой подполз к ней еще ближе. Женщина медленно раздвинула ноги, пропуская его к себе.

— Хочешь мне служить? — Гванук навис над ней, специально придавливая пленницу своим тяжелым доспехом. Та морщилась от боли, но терпела, забавляя полковника О всё сильнее.

— Да, мой господин… Я… Я умею очень хорошо служить… Я сумею сделать тебя счастливым…

— Какое смелое заявление, — Гванук уже полностью навис над ней и бродил правой рукой по ее изгибам; неспешно, по-хозяйски. — Ты сумеешь сделать меня счастливым, как любая другая женская дырка? Или как-то по-особенному?

— По-особенному! — слишком поспешно ответила раджиха.

— Не сомневаюсь. Ты будешь нежна и заботлива. Будешь говорить мне нежные слова. Будешь клясться в любви и верности… — рука дошла до шеи. Замерла. И начала медленно сжимать податливую плоть. — А потом, когда я повернусь к тебе спиной — вонзишь в меня свой ядовитый нож! А⁈ Верно, сука⁈

Женщина захрипела, вцепилась своими ручонками в покрытую мокрым железом лапу захватчика, пытаясь освободить шею — но даже пошевелить ее не могла. Гванук же навалился всем телом, вминая раджиху в пышные перины. Насмерть перепуганная женщина хрипела, просила пощады, била его ладонями, лишь раня их о доспех.

— Вот! — торжествовал Гванук. — Вот теперь ты похожа на настоящую… Теперь я тебе верю. Ну! Давай! Покажи же мне свои черные змеиные зубы!!!

Как ни вовлекло в себя его новое развлечение, Гванук понимал, что кругом враги, и бдительности не терял. Он давно уже на своей шкуре познакомился с тем, что взгляд материален. И его можно почувствовать. Вот и сейчас полковник вдруг остро почувствовал на себе чужой взгляд. Он прямо жег его щеку! Резко повернув голову, он выдохнул и расслабился: слева на них смотрела одна из служанок. Она, видимо, спряталась за кроватью, но сейчас выбралась из-за нее, вцепилась в краешек одеяла и смотрела… Гванук никогда еще не видел такого жадного взгляда! Сидит мышкой: маленькая, смуглая, тощая, кожа на скулы натянута — а глазища просто горят вожделением, пожирая хрипящую и умирающую хозяйку.

Жуткое зрелище. И отрезвляющее.

«Неужели и я таким же безумцем выгляжу?».

Девчонка была настолько поглощена своей страстью, что даже не заметила, как ее обнаружили.

— Нравится? — усмехнулся Гванук. — Не любишь хозяйку?

Обнаруженная девушка испуганно ойкнула, а потом, потупившись, улыбнулась. Юноша невольно вздрогнул: больно жутко смотрелась эта улыбка на миленьком, в целом, личике. Он брезгливо отпустил шею раджихи, которая с хрипом втянула воздух и закашлялась. Раздосадованный, полковник нехотя сполз с постели: возбуждение в паху утекало безвозвратно. Но все-таки ухватил раджиху за монисто, намотал его на кулак и сбросил бабу с кровати на пол.

— Эй! — рявкнул он, выглядывая из опочивальни. — Есть кто, свободные?

В комнату споро вбежали пяток Головорезов, включая и дядю Тена.

— Главного не нашли еще?

— Нашли… Самоубился, старый хрен!

— Жаль. Ладно! Приставьте к дверям стражу — тут много ценного барахла. И вон ту тетку примите. Все цацки снять, а саму где-нибудь заприте. Это жена… вдова местного князька, вдруг сиятельному понадобится. Ну, а остальные… смотрите сами, — Гванук хлопнул по плечу ближайшего из резко повеселевших Головорезов… Но в дверях вдруг замер. — Дядя Тен… Ты прибереги вон ту, глазастенькую. Чтоб не попортили. Служанкой ее возьму.

…На новом месте обустраивались два дня. Те, кто не участвовали в штурме, занимались переноской всего имущества, которое перевозилось на кораблях. Остальные, правда, тоже не отдыхали: полки Ариты и Гванука, разбившись на крупные отряды, прочесывали весь остров (которые оказался не так уж и мал — 100 ли в поперечнике). Им был дан строгий приказ: не притеснять людей, не грабить. Только отбирать оружие, а, если кто-то оказывает сопротивление, то вязать и тащить в накопители. Всех людей раджи — арестовывать. Местных же старейшин, управляющих общинами, наоборот, со всем уважением привести пред очи сиятельного Ли Чжонму.

Работа оказалась не пыльная (никто на острове сопротивления не оказывал), но мокрая (проклятый дождь с редкими перерывами шел все два дня). Вот кого Гванук мог пожалеть, так это казначея Даичи Ивату. Ему и его помощникам генерал поставил задачу изучить и подсчитать все ресурсы, которые Армия заполучила на острове. Причем, не только богатства закромов покойного раджи, но и земельные, и жилищные, и лесные, и даже людские. Три десятка людей казначея сбивались с ног, даже помощь приданных им солдат мало помогала.

На малом совете, поздним вечером второго дня, Гвануку повезло побывать по старой памяти — как бывшему адъютанту генерала. Он уселся чуть позади Ли Чжонму и, в основном, слушал. Речь держал начальник разведки. Мэй долго хмурился, рылся в пачках бумаги, пока не заговорил:

— Почти сорок допросов, сиятельный… Прости, голова идет кругом. Говорить было с кем, но большая проблема языка. Нужно срочно готовить людей со знанием языка мелайю, оранг лаутов… говорят, и другие племена со своими языками есть. По счастью, некоторые знают речь империи Мин.

Он снова собрался с мыслями.

— Позволь начать издалека. Лет тридцать назад махараджа Маждапахита с Явы напал на Палембанг на Суматре. Эти острова издревле враждуют. Древний город захватили и разграбили. Бежал лишь принц Парамешвара с немногими. Он основал здесь, в Сингапуре, свое маленькое княжество. Но ненадолго. Местные рассказали мне легенду, что он обвинил одну из своих жен в измене и опозорил. А отец жены решил отомстить и привел сюда флот Маджапахита. Я так понял, всё это сказочки деревенские, просто Маджапахит прознал про беглого принца и пришел добить. Все упорно рассказывают, что прибыл флот в 300 кораблей, а на нем 200 000 тысяч воинов и моряков.

— По 700 человек на каждом корабле? — хмыкнул Гванук. — Сказочки… Прямо, баочуани какие-то!

— Согласен, полковник, — серьезно кивнул Полукровка. — Я бы число кораблей сократил раз в десять, а людей — в сто. Но война была, наши воины видели здесь развалины и следы давнего разорения. Ну, а Парамешвара бежал дальше на запад. Здесь же, в Проливе он основал Малакку на месте рыбацкой деревни. Откуда его уже не прогнали.

— Как далеко от нас до Малакки?

— Около 500 ли, сиятельный (более 200 километров — прим. автора), — быстро ответил Мэй.

— Нормально, — расстояние генерала явно успокоило. — Это место чем-то особенно хорошо?

На этот раз Мэй Полукровка зарылся в бумаги.

— Я не знаю. Гавани хорошей там нет, корабли просто стоят у берега или в устье одноименной реки. В нем пережидают непогоду. Мне кажется, Парамешвара и его люди просто осели там, где их хорошо приняли. И Маджапахит за ними гоняться перестал.

— Почему? Это уже не владения махараджей с Явы?

— Насколько я понял, правители Маджапахита считают своим всё, до чего могут дотянуться. В те времена им покорилось много островов Нусантары. Но более двадцати лет назад началась большая внутренняя свара на самой Яве, — он взял исчерканный лист и прочитал. — против махараджи Ви-кра-ма-вард-ха-ны… выступил его сводный брат от наложницы… Ви-ра-бху-ми. Воевали много лет. А когда Ви-кра… ну, махараджа, в общем, укрепил свою власть, — Мэй развел руками с бумагами. — Сюда уже пришел наш великий Чжэн Хэ. Все, кто не хотел служить Маджапахиту, признали власть далекого императора. Палембанг, Бруней, Бони… еще какие-то…

— А что с Малаккой? — нетерпеливо оборвал его Ли Чжонму.

— А я к ней и веду, — улыбнулся Мэй. — Парамешвара тоже поспешил поклясться в верности императору Мин. Потому что на него насели с запада. Царство Аютия находится далеко на севере, если плыть вдоль берега. И Малайский полуостров оно считает своим владением. Чжэн Хэ и Золотой флот защитили Малакку. Одним своим видом. Вот… А Парамешвара осмелел и вспомнил про Сингапур. Объявил какого-то местного князька своим наместником. Но особой власти у Малакки тут нет. Нынешний раджа… уже бывший… как мне объяснили, племянник предыдущего. Он на острове уже сидел своей волей. Вроде и подчиняется султану Малакки, но дань высылал только если там уже настойчиво сильно «просили». А вообще, обычно, говорил, что людей пол его рукой почти нет, а те, что есть — крайне бедны.

— Думаешь, что султан Малакки даже не заметит, что мы отняли у них этот островок? — прищурился генерал.

— Думаю, да, сиятельный, — Мэй улыбнулся, как сытый кот. — Но по другой причине. Вдова раджи (которую наш доблестный полковник запугал так, что мне и мер никаких не пришлось применять) среди прочего рассказала мне интересную новость. Нынешний год оказался очень богатым на венценосные смерти. Умер император Великой Мин. Умер правитель Палембанга. Но и султан Малакки умер! Искандар Шах его звали. Тут путаница с ним у меня… Одни говорят, что это был сын Парамешвары или брат, другие — что это сам Парамешвара, только имя сменил, когда от старых богов отказался и в западного бога аллаха уверовал. Тут я не разобрался. Но он точно умер, а на престол взошел его сын — Мухаммад Шах. Только вот зовут его теперь иначе — Раджа Тенга!

Мэй хитро улыбнулся, как будто, что-то смешное сказал. Гванук недоуменно пожал плечами, а вот Ли Чжонму понимающе закивал.

— Отрекся от аллаха?

— Не просто отрекся. Через нового бога прежний султан привлек в Малакку индийских и арабских купцов. Но местный народ всё больше верит в Шиву, Вишну и прочих. И советник нового султана — бендахара — уговорил юного Тенгу вернуться к вере предков. Вдова рассказала, что в город с запада прибыл святой человек от аллаха Сайид Абдул Азиз. Проповедует на улицах, требует от неверных покаяться… мутит воду, в общем. Но его защищают мусульманские торговцы.

— Понимаю, — генерал Ли тер чисто выскобленный подбородок. — Смута в Малакке. И ты думаешь, им сейчас не до нас?

— Если мы не вызовем особых опасений, то будем пятым или десятым пунктом в их списке дел, — уверенно заявил Полукровка.

— Тогда так и постараемся сделать. Пусть Малакка не видит в нас большой угрозы. А полученную фору мы используем, чтобы хорошенько тут закрепиться.

Генерал повернулся к бывшему адъютанту.

— У меня к тебе важное дело, полковник О! Только чур условие: до конца дела хмельного не пить и с женщинами не спать!