Третий флот (СИ)

Глава 9

Жестко.

Наполеон чего-то подобного ждал, но всё равно подобрался, словно, его собрались бить. Когда же, заявление посла перевели на общедоступные языки, в приемном зале раздался нехороший гул: возмущена была даже стража, в обязанности которой не входило высказывание своего мнения.

— Я благодарю досточтимого… — генерал вопросительно замолчал, ибо до сих пор не знал имя посланника.

— Гияс-ага аль-Ахе, — гордо ответил посол.

«Точно мусульманин» — отметил Наполеон и продолжил.

— Досточтимого Гияс-агу за проявленную смелость, говорящую о верности своему господину. Свой ответ я дам позже. Пока же прошу тебя отдохнуть с дороги и посетить вечером приветственный ужин в твою честь. Ответ же я дам завтра…

— Единственный ответ, потребный Радже Тенге — это освобожденный Сингапур… — заявил Гияс-ага, но уже не так уверенно, но генерал его мягко перебил:

— Не будем спешить.

До вечера он многое обдумал. Малакки генерал не боялся — это был… недостойный противник для Армии Старого Владыки. Но внезапно в его голове возникла новая мысль: а если сделать так, чтобы Малакка сама напала на Сингапур? Результат у этой войны ожидаемый, но последствия могут оказаться совсем иные. Конкурента удастся знатно ослабить, но это не приведет к созданию антисингапурской коалиции! И у могучей империи Мин не появится явный повод отправить против него флот непобедимых баочуаней.

Мысль настолько завладела Наполеоном, что он вызвал к себе Полукровку, чтобы обсудить мысль с независимым разумом. Тот, в принципе, ее одобрил, но сразу указал на слабые места:

— Я не полковник, но слышал, что пороха в Армии Старого Владыки осталось на пару битв. Опять же, удастся ли принять бой и не допустить разоренияе острова? Последнее поломает все планы Даичи, а ведь ты сам, сиятельный, говоришь об их важности. И последнее: мы еще не знаем, кто шепчет на ухо молодому султану: умные люди или нет? Если нет, то они, конечно, кинутся на нас — и будет примерно так, как ты планируешь. А если умные? Султан начнет искать союзников, может быть, сразу пошлет гонцов в империю…

Обсудили. Решили, что нужно показать максимальную слабость Сингапура. Даже дерзкого «нет» послу говорить нельзя — чтобы не заподозрили наличие силы.

— В принципе, — рассуждал Наполеон. — Посол видел то, что надо: в гавани всего дюжина боевых кораблей, во дворце — всего один полк Ариты. Про возможности огнестрельного оружия тут еще никто не знает. Почему бы и не напасть на такого слабого врага?

Сообща, Наполеон с Мэем придумали, как и о чем говорить с послом. Причем, личность посла Полукровку неожиданно сильно заинтересовала.

— Посол-мусульманин! Он ведь явно при дворе сейчас не в фаворе. Нам нужно завязать с этим человеком крепкие отношения, генерал. Возможно, Гияс-ага может стать нашим человеком в Малакке.

…За ужином Наполеон излучал вежливость и заботу о после. Хмельное не подливал — все-таки вера запрещает — но лести в его сердце лил от души. Это одновременно показывало «трусость» Наполеона и увеличивало расположение Гияс-аги. Генерал рассказывал, как на новом месте заботится о безопасности и законности. Как искореняет пиратство и помогает местным земледельцам.

— Я, признаться, даже приказал восстановить старый храм, который мы обнаружили среди старых развалин. Всё прочее мы разбираем, а храм решили восстановить.

Это было правдой. К северу от дворца раджи располагались заброшенные остатки целого маленького городка. Они сразу превратились в главные каменоломни Сингапура — ибо стройка здесь велась сумасшедшая. Но храм Наполеон велел не трогать. А когда рабочих рук прибавилось — даже позволил его восстановить. Местные сообщили, что здесь молились четырехрукому богу — Вишну.

Последняя информация явно расстроила посла — а для проверки его реакции Наполеон это и рассказывал. И потому сразу перешел к важному:

— Хочу я также построить божий дом, в котором можно было бы молиться аллаху. Но среди моих людей нет никого, кто бы знал, как правильно такой храм строить. Почтенный Гияс-ага, я знаю, что в Малакке есть люди, верующие в этого бога. Не мог бы ты поговорить с таковыми, может быть, кто-нибудь согласиться приехать в Сингапур и построить такой храм.

«Вот и привязали мы тебя» — еле сдержался от ухмылки генерал, глядя, как энергично замахал головой посол. Даже забыл, что этого самого генерала в Сингапуре и духу не должно быть. Со всей его армией и флотом. В завершении вечера он завалил Гияс-агу подарками, изображая вхлам пьяного правителя, решившего проявить щедрость.

А для ответа встретились уже утром.

— Я отклоняю повеление великого султана, — ответил Наполеон, чуть ли не разводя руками от сожаления. Мол, и рад бы, да не могу. — Некуда нам больше идти, так что останемся здесь, надеясь на милость султана. К тому же, в пути повстречали мы высокочтимого тайцзяня империи Мин Чжэн Хэ (посол вздрогнул). И этот тайцзянь посоветовал нам обосноваться на одном из окрестных островов. Он сказал, что они никому не принадлежат.

Это была наглая ложь. Но пусть проверят!

— Так и сказал? — бледнея, уточнил Гияс-ага.

— Слово в слово. Вошел в наше положение и сказал, что, как только Парамешвара из Сингапура бежал, так эти земли и стали ничьими.

«Вот теперь султану-радже придется помучаться, — улыбнулся Наполеон, довольный их с Мэем выдумке. — Либо принять решение империи. Либо выбивать нас отсюда — но уже на свой страх и риск, не рассчитывая на поддержку Мин. Даже скрывая войну от императора».

Был и третий вариант: послать людей в Китай и уточнить. Но на это легко уйдут полгода. А за это время Наполеон был намерен многое сделать.

Посол в растерянности сделал неловкое предложение подчиниться султану Малакки и платить дань, как прежний раджа, но так глубоко прогибать спину Наполеон не собирался. А потому ответил гораздо более категоричным «нет» и отправил Гияс-агу домой. Напомнив лишь о желании построить мечеть на острове.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Работа кипела, торговцы потихоньку (ооочень потихоньку!) прибывали. Но покой полностью разрушился при следующем же шторме, который, по случаю зимы случился дней через десять.

Вспышка молнии озарила холодным светом клинки полковничьих кинжалов — а потом удары. Наполеон с криком сел в постели. Тот же сон. Абсолютно. Только во сне всё было, как в первый раз. Так же жутко. И так же напоминало что-то.

— Позовите полковника О, — коротко приказал «сиятельный Ли Чжонму», когда на крик вбежали стражники и дежурные адъютанты.

Тот ожидаемо приехал лишь поздним утром.

— Сиятельный! — Гванук поклонился сухо, лаконичным движением, но с должным почтением.

«Мальчик совсем вырос, — взгляд Наполеона потеплел. — Был мелкий, тщедушный мальчонка — но смог стать мне надежной опорой… Теперь вон как вымахал! Просто подпоркой быть неохота. Прости, малыш, я вижу, как ты рвешься в собственный полет… Но ты еще нужен мне».

— Скажи-ка, О, — начал он сразу после приветствия. — Есть у тебя на примете офицер, который мог выполнять обязанности командира твоего полка?

Крошка-генералмоментально вскинулся, окатив генерала подозрительным взглядом.

— Спокойно, парень! — рассмеялся тот, выставив перед собой руки. — Никто у тебя Головорезов не отбирает. Но мне нужна будет твоя помощь. Здесь. Твоя и еще с полсотни твоих людей.

Гванук быстро растянул губы в хищной улыбке. Когда она у него завелась? Ведь такой тихий паренек был в начале их знакомства.

— Нет, ты неправильно меня понял. Никаких походов и секретных операций. У нас другая проблема, которая всё больше усугубляется. В Армии и Эскадре служат люди, говорящие уже на дюжине языков. Местные жители только добавляют новых языковых проблем. Необходимо в короткий срок обучить всех солдат, моряков и хотя бы часть мастеров тайному языку.

— Но тогда он не будет тайным.

— Увы. Я помню, для чего мы завели его. Но сейчас важнее единый язык для общения. И я не хотел бы, чтобы этим языком стал китайский.

Гванук понимающе кивнул. Он всегда был проницательным; даже, будучи, совсем мелким.

— Я знаю, что в твоем полку этому языку обучены практически все. Мне нужно, чтобы ты распространил свой опыт на всех. Отбери с полсотни Головорезов, хорошо владеющих тайным языком и — главное — умеющих учить. Найди таких в других полках. Наладь систему занятий, систему их проверки знаний.

— Мой генерал, — Гванук сделал выводы сходу. — Проверки мало помогут. Если ты хочешь, чтобы все быстро выучили язык — просто переведи на него всё управление флотом и армией. Сейчас у нас мирное время, можно рискнуть и устроить кратковременный хаос. Зато после этого все сразу начнут учить. Со старанием.

За полчаса они набросали план, по которому первым делом начнется обучение всех офицеров. Солдат, моряков, работников станут учить позже и лишь базовому минимуму. Но как только всё руководство покажет какой-то уровень владения французским — Армия и Эскадра сразу перейдут на новые команды. А обучение станет массовым и интенсивным.

— Принимается. До завтра отбери учителей и назначь себе заместителя в полку. Да, — Наполеон сделал тон максимально небрежным. — И захвати еще своего формозского шамана.

— Токетока? — Гванук изумился. — Ну, он как раз плохо говорит на тайном.

— Ты все-таки захвати его.

…Токеток с хрустом жевал жареных кальмаров. Совершенно спокойно, как будто, ужинать один на один с главнокомандующим ему доводилось чуть ли не ежедневно. Наполеон смутно помнил этого шамана еще по Формозе. Местный колдун сам вышел к ним и сдался, после очередной схватки, и взгляд его был таким безумным, что генерал тогда предпочел бы прибить опасного врага, заявившего, что он теперь друг. Только сумасбродный Гванук не дал ему реализовать свою задумку.

Сейчас Токеток тоже не выглядел особо вменяемым, и встречаться с ним взглядом по-прежнему не хотелось. Но время все-таки показало правоту крошки-генерала. За минувшие годы этот шаман не раз выручал Армию Старого Владыки. Его знаменитый бурдюк пополнялся всё новыми пленными духами (изначально он в нем принес на поклон собственных божков). Неясно, как это проворачивал формозец, но любое племя, над которым Токеток проводил ритуал, почему-то безоговорочно верило, что чужак забирал их потусторонних покровителей. Наполеон слышал, что Головорезы весьма уважали своего колдуна, хотя, солдатом тот был посредственным.

Генерал всё никак не решался начать разговор, хотя, сам пригласил Токетока к себе.

— Дядька Тен не раз рассказывал, — неожиданно завел разговор сам формозец. — Что раньше (еще до того, как вы приплыли на мою землю) ты, генерал, был совсем седым и толстым стариком.

— Не таким уж и толстым, — обиделся Наполеон. — А почему ты это спрашиваешь?

Токеток пожал плечами, тщательно прожевал очередной кусок кальмара и лишь после этого ответил:

— Непонятно мне. Непонятно, что за сила делает старика воином. Иногда я гляжу на тебя, генерал, и вижу духа. Но иной раз, его нет. Он не ушел — духи, даже уходя, оставляют след. Но его просто нет и не было. Или не дух это.

Наполеон поежился. После роковой встречи с колдовским котом, оказавшись в этом времени, он совсем иначе стал относиться к мистической стороне жизни. В общем-то, и самого себя он, в какой-то степени, начал считать духом в теле чосонского генерала.

«А может, этот шаман меня и видит? — испугался он. — Меня самого — в теле генерала».

— А каков этот дух?

— О… Не скажу. Нет слов в тайном языке, чтобы описать это… И в языке пайвань нет, — он пристально, знаменитым безумным взглядом, оглядел своего предводителя. — А не бывает ли с тобой, генерал, чего-нибудь странного и необычного?

— Я, если честно, для того тебя сюда и позвал, тангка…

— Я не тангка! — Токеток напрягся. — Тангка — сосуды для духов. Но я их изверг и отдал в твою власть, генерал. Ты знаешь. Только это теперь в моей власти…

— Хорошо… — Наполеон понятия не имел, как разговаривать с подобными людьми. Но выговориться хотелось нестерпимо. — И всё же… Мне стали сниться сны. Уже дважды. Один и тот же.

И он, захлебываясь от набегающих слов, рассказал в деталях ночной кровавый сон о своей смерти. Смерти на Тиндэе, от рук своих же полковников.

— Но этого не было, — Токеток не то спрашивал, не то утверждал. — Ведь вы уехали с Тиндэя очень давно.

— Верно.

— И тебе от этого сна страшно, — опять неясно, есть ли во фразе вопрос.

— Очень страшно, Токеток.

— Загадка… Духи часто насылают кошмары. Я знаю. Но от таких снов, если что и получается вспомнить — так одно лишь ощущение ужаса. Реже — какие-то смутные события, обрывки разговоров… Но ты рассказал мне настолько настоящую историю, генерал! Я сам, словно, видел мрачный ниппонский замок. Видел своего полковника О, ставшего Черным Хохотом. И второго видел — хотя, я его не видел никогда. Никакой дух на такое не способен. Как будто, для тебя создали целую реальность, которой не было, но которая могла бы быть…

Наполеон задержал дыхание. «Реальность, которой не было, но которая могла бы быть». А разве не в такой он сейчас живет?

«И, если есть одна такая, то почему бы не быть и другой? Той, где все мы решили бороться до конца и остаться в Ниппоне? Я ведь до сих пор вижу взгляды стариков… Даже некоторых офицеров! Недовольные взгляды…».

Токеток прервал размышления генерала:

— Больше всего это похоже на… лекарство. Оно всегда неприятное, но избавляет от боли. Кто-то хочет избавить тебя от боли. От мыслей о том, что ты принял неправильное решение. Тебе наглядно показали, к чему привело бы другое решение. Но… Но я не представляю даже, что за сила могла бы сделать это. Я уже сам хотел спросить тебя, генерал: не знаешь ли ты, что за великая сила тебя оберегает?

Еще один… Наполеон крепко задумался. Он, конечно, слышал бредни Гванука о какой-то волшебной стране, которую, по мнению мальчишки, посетил генерал. После чего и начались большие перемены. Тот начал потихоньку рассказывать их еще на Тиндэе. И даже став полковником, фантазировать не перестал. Этот шаман вполне мог слышать их от своего командира.

«Самое забавное, что в их фантазиях есть разумное зерно. Есть… Вернее, была… Тьфу ты! Будет волшебная страна, из которой я черпаю свои познания. Получается, что, раз они правы в этом, то, говоря про силу, шаман тоже не ошибается. Но не может же это быть тот черный кот!».

— Знаешь, Токеток… — качая головой, неспешно заговорил Наполеон. — Давным-давно я считал, что обо мне заботится бог.

— Какой? — жадно потянулся к генералу шаман.

— Ну… У него нет имени. Просто бог. Так меня учили.

И неожиданно для себя, Наполеон начал рассказывать вбитые в него с пеленок истории: о сотворении мира, об искушении Адама и Евы, об испытании Авраама, неопалимом кусте и казнях египетских — и многом другом. Все эти истории, наскучившие еще в детстве, сейчас звучали таинственно и загадочно. По крайней мере, Токеток воспринимал их именно так. Глаза его горели, а у Наполеона горели уши — здесь, в далекой дикой Азии, библейские притчи были так похожи на примитивные варварские мифы… Неожиданно очень сильно захотелось рассказать о своем боге что-нибудь действительно стоящее.

— Однажды этот бог решил сойти на землю в образе человека. Вочеловечиться.

Токеток вежливо кивнул.

«Ну да, конечно! — вздохнул генерал. — Тут у них каждый второй бог воплощается и реинкарнируется в кого-нибудь. И у буддистов, и у индуистов. Всюду аватары».

Даже удивительно, насколько уникальное событие в христианской религии обычно в религиях Востока! Удивительно и немного обидно.

— Но это было особое воплощение. Господь не карал врагов, не строил царство новой справедливости. Он научил людей правилам жизни, а потом умер.

— Умер⁈ — наконец-то шамана проняло!

— Дал убить себя тем, кто не верил в него. Был убит жестоко и мучительно. Не подняв руки на врагов своих, простив и благословив. Умер, дабы познать всю тяжесть людской доли, и дабы искупить все людские грехи своей кровью.

Наполеон говорил эти слова, и даже какой-то гордостью преисполнился за своего бога. Токеток же выглядел совершенно сбитым с толку.

— Странный твой бог, генерал… Расскажи о нем еще.