Обстрел Клуанга длился меньше часа. Не местного, а ранее привычного для Наполеона часа. После городские старейшины выползли на коленях и стали умолять о мире. Прямо умолять! Выдать раджу для казни? С радостью! Выплатить контрибуцию? Говори любую сумму!
Что ж, пришла пора думать о мире. Гванук в этом не участвовал: быстро убежал восстанавливать егерский полк… и строить план захвата Малакки. Как же парня припекло! Но, в принципе, он прав: пора. Тылы прикрыты: Маджапахит не захочет рушить мир, ему теперь уничтожение Малакки только большие торговые выгоды принесет; из Аютии уже начали ходить корабли посла, значит, он убедил своего царя и надеется на долгий мир. Китай? Китай — это нехорошо. Но он далеко, и, по слухам, там сейчас своих проблем хватает. Может быть, не сочтут Малакку достойным поводом для войны? А может и вообще не смогут заступиться? Чжэн Хэ сам говорил, что его Золотой флот понемногу приходит в негодность. Говорил это еще пару лет назад.
И всё равно, Китай это тревожно… Но что же теперь? Терпеть выходки Малакки и дальше? Позволять ей мешать торговле и подбивать соседей на войну с Сингапуром? Нет уж, хватит!
Наполеон принял решение. И понимал, что подтолкнули его к этому не взвешенные аргументы, а нечто иное. Сегодня он снова почувствовал вкус настоящего сражения. Это был подлинный восторг! Восторг, за который ему даже немного стыдно… К тому же, Армия Старого Владыки показала себя великолепно: она на несколько голов выше местных вояк.
— Надо идти и бить.
Но не прямо сейчас. Сегодня разберемся с Клуангом. Старейшины города заявили, что правомочны заключать любые соглашения. Закованного в цепи раджу привели уже через час. Наполеон объявил, что пока — никакого мира с Клуангом. Пока он лишь пощадил город из милости.
— В вашем городе останется мой представитель — эмиссар. Он займется организацией выплаты контрибуции (ее размер и порядок выплаты мы еще обсудим). Затем, по его совету, я назначу нового раджу города — кого-то из жителей Клуанга. И уже с ним заключу мир. Его главное (но не единственное) условие: никакой поддержки, никаких отношений с врагами Сингапура.
Старейшины часто-часто кивали. Наполеон уже представлял, как озолотится его эмиссар, когда местные нобили начнут его обхаживать в борьбе за царский титул. Но приказ генерала будет четкий: эмиссару придется найти самого ненавистного из местных аристократов. Который сможет удержаться на троне только благодаря поддержке Сингапура. А потому даже мыслить об измене не станет.
Изучая покоренный городок, Наполеон наткнулся на большие склады, заваленные камнями. Не поленился спросить «что это?» и обомлел.
Оловянная руда.
Оказывается, вокруг Клуанга рассеяны богатые залежи этого металла! Город давно торгует рудой с Малаккой, эта торговля и сблизила их… Практически поставила Клуанг в зависимость от купцов Малакки.
«Ясно теперь, почему именно Малакка так активно торговала оловом, — улыбнулся генерал. — Ну, теперь-то мы этот поток повернем в другую сторону».
— Самое первое! — громко повелел он. — Эту руду мы заберем в Сингапур.
— Сколько?
— Да всю! Пойдет в уплату контрибуции. И впредь, часть руды мы будем забирать, а часть — покупать у вас по справедливой цене. Торговать оловом вы будете только с нами!
На складах Клуанга лежали тонны и тонны оловянной руды! Это же десятки пушек за каких-нибудь несколько месяцев! Ни дня простоя плавилен! Можно даже расширять производство. А еще можно поставить несколько своих плавилен прямо здесь, чтобы везти в Сингапур уже готовый металл. Так намного выгоднее. Пока же они возьмут руду. И понесут ее пленники. В конце боя Армии сдались почти двенадцать сотен сембитланцев. Если каждому дать по половине даня руды — это будет 35 тонн! Вряд ли, столько найдется, но они выгребут этот городок до дна!
По дальнейшей судьбе пленных тоже нашлось решение. В каждое из Девяти Царств направили послание. Наполеон предложил всем нагари заключить мирный договор на условиях Сингапура. Не как с Клуангом, помягче, но тоже с суровыми ограничениями. Если договор будет заключен: каждое нагари-царство получит своих мужчин назад. Если не заключат — тоже получат. Но без больших пальцев, например. Или вообще без рук или ног. Наверное, это обещание поможет скорейшему миру между Сингапуром и Нагари Сембитлан. Посланцами отправили жителей Клуанга, которые были неплохо знакомы со вчерашними союзниками… И которых, если что, не жалко.
Когда тяжело нагруженное войско вернулось в Сингапур, сезон летних ветров наступил уже окончательно, и в северо-восточную гавань острова хлынул первый вал торговцев из империи Мин. Поэтому, когда на заседании совета было объявлено о скорой войне с Малаккой, Даичи Ивата сразу выступил против.
— Конечно, Малакку надо уничтожить, — кивал он, ибо ненавидел главный порт-конкурент больше всего совета вместе взятого. — Но давайте осенью? Сейчас же самая торговля начинается! Минцы прибывают каждый день, они ждут торговцев с запада. Война всех распугает…
— Прости, друг-казначей, — покачал головой генерал. — Но тянуть нельзя. Теперь, после войны с сембитланцами, Раджа Тенга и его приближенные отлично понимают, что мы знаем про все их козни. И понимают, что война неизбежно. А значит, будут к ней готовиться. Каждый день промедления делает их сильнее. Конечно, Малакку мы уничтожим при любом раскладе. Но зачем нам лишние жертвы? Нападать надо было уже вчера. Я бы повел войско уже сегодня. Но Армия немного потрепана после битвы при Клуанге. Я даю всем на подготовку восемь дней. Выгребаем и грузим на корабли все пороховые запасы! Это будет наша решительная схватка.
В принципе, быстрее вряд ли получилось. Требовалось не только пополнить боезапасы, привести в порядок всё снаряжение. В подготовке нуждалась сама Ударная Эскадра. Все-таки теперь удар будет нанесен с моря. А она давненько не ходила в дальние походы в полном составе. Только доставка, погрузка и установка на корабли почти полсотни пушек заняла два дня. К тому же, при планировании войны решили привлечь пиратов с южных островков. Пусть поучаствуют, хотя бы, символически. За означенные восемь дней с Батама подтянулись пять достаточно крупных кораблей (в основном у пиратов суденышки были мелкие) и почти тысяча головорезов. Затребовали отряд и от новых союзников — Клуанга. Пусть повяжутся кровью в войне со старыми союзниками.
В полдень девятого дня из Скалистой гавани вышла почти вся Ударная Эскадра, включая три новеньких кобуксона-черепахи. Вместе с пиратами — 48 боевых судов. На 36 из них стояли большие пушки (от двух до двенадцати). И на всех (за исключением совсем малых паноксонов) — хотя бы, по паре фальконетов.
На острове остался только Комендантский полк Ариты, да несколько орудийных расчетов в Цитадели.
Флагманом Наполеон, конечно, сделал единственный недофрегат… Который так и не стал прообразом нового, более совершенного флота. Но зато на нем установлены двенадцать пушек, и он единственный бил не с носа, а с бортов, то есть, мог атаковать двигаясь не на врага, а мимо него.
На море война имеет свои преимущества. В Клуанг войско мучительно тащилось пять дней, а сейчас Эскадра донесла всех к исходу первой же ночи почти до самой Малакки. Это при том, что ветер практически всё время был боковым и даже местами встречным. Разведчики кобуксоны вынырнули из тьмы, остановили эскадру, сообщив, что вражеский порт уже неподалеку. Эскадра тихо ушла в тень, ближе к берегу, где-то в десяти-двенадцати ли от окраин Малакки. На лодках успели сплавать на берег, чтобы во всём убедиться.
И вот, едва чернота неба начала растворяться и скукоживаться к западному горизонту, весь флот Сингапура построился в несколько боевых колонн и двинулся на вражеский город. Очень скоро в утренней дымке стали видны очертания Малакки и…
— Корабли, — неопределенно произнес Ри Чинъён. После долгой паузы странный капитан фрегата уточнил. — Слишком много кораблей.
Наполеон всмотрелся: гавань Малакки (впрочем, какая гавань, здесь большинство кораблей просто причаливали к открытому берегу и деревянным мосткам) напоминала грязно-снежное поле от бесчисленного числа парусов. Генерал видел косые паруса индийцев и мусульман, ребристые паруса джонок — самые разные суда. И большие, и маленькие — они практически закрывали город от его взора.
— Я допускал, что Малакка всё еще не отдала нам немалую часть торговли в Проливе, — не сдержался и произнес Наполеон вслух. — Но неужели настолько немалую?
Корабли Ударной Эскадры действовали согласно плану: колонны постепенно преобразовались в один сплошной строй. «Черепахи» разделились и стояли чуть впереди от основной линии. А недофрегат, наоборот, отстал и плавно перемещался на левый фланг общего построения, стараясь не потерять ветер. Там, на большой воде, вдали от скал и мелей побережья, он чувствовал себя более комфортно. Да и ветер там сильнее — фрегат ведь должен двигаться постоянно.
— Пошлите пару кобуксонов к порту, — отдал Наполеон приказ, и заранее заготовленные флаги-знаки быстро вывесили на канатах.
Генерал еще дома решил, что постарается, не причинять вред нейтральным торговцам. Грабить торгашей — дело выгодное, но здесь надо думать стратегически, на будущее. Поэтому на разведывательных кобуксонах находились знатоки самых ходовых в Проливе языков. Когда корабли подошли близко в россыпи чужих парусов, эти переводчики стали на разные лады кричать, что Сингапур предлагает всех желающим свободно уйти.
— Мы не хотим проливать невинную кровь! — кричали с «черепах».
Удивительно, но почти никто не уходил. Корабли потихоньку зашевелились, парусов еще прибавилось… Только все они, наоборот, начали сбиваться в более плотную… кучу. Не поворачивался язык назвать это строем. Несколько судов все-таки двинулись на запад. Причем, некоторые из них, кажется, начали обстреливать! И уже совершенно точно обстреляли обе «черепахи», которые явились в Малакку с жестом доброй воли. Даже пара зажигательных горшков полетела в них, хотя, они не смогли нанести серьезный вред бронированным корабликам с крышами.
— А ведь это всё не торговцы, — запоздало озарило Наполеона. — Кажется, Малакка не стала ждать повода для войны.
Это явно не могли быть корабли одного лишь Раджи Тенги. У берега их стояло не меньше сотни (это, не считая совсем мелких лодок). Все-таки «извечный» враг Сингапура сколотил союз против них. Даже не дожидаясь, когда тот проявит агрессию. И, видимо, узнав о битве при Клуанге — спешно призвал всех союзников к себе. С кем он спелся, сколько в союзе княжеств — пока неясно. Да и неважно!
— Прихлопнем всех одним разом, — ударил он кулаком по борту. — Чахун!
— Да, мой генерал! — бодро отозвался старый полковник. Когда-то он казался даже чуть помоложе Ли Чжонму, но за восемь лет они, словно, поменялись местами.
— Передай своим Псам, Чахун, что сегодня им придется стрелять быстро, как никогда раньше! Мы пустим на дно всех, кто не успеет сбежать.
Все, кто слышал это — моряки, канониры, личная стража — все подхватили угрозу дружным ревом.
«Враги уже сталкивались с нашими пушками, — рассуждал Наполеон. — Но вряд ли, осознали всю мощь этого оружия. Тем более, они не знают, как работает артиллерия на кораблях».
Флажки-сигналы начали метаться вверх-вниз по канатам, передавая приказы и уточнения всей Эскадре. Корабли Сингапура выровняли линию, артиллеристы вывели пушки на боевые позиции, предварительно запасшись ядрами, картечью и порохом. Наконец, над флагманом взметнулся самый важный флаг — «в бой!» — и тут же над морем разнеслись бодрое, грозное пение труб, рожков, грохот барабанов.
Ударная Эскадра стронулась с места.
Все корабли вытянулись в одну линию, сохраняя удобные интервалы на тот случай, если им вдруг понадобится маневрировать на веслах. Враг же наоборот всё сильнее сбивался в кучу. Малаккцы и их союзники явно рассчитывают на абордаж. Они даже не представляют, насколько упростили работу Псам-канонирам.
До передовых кораблей защитников порта было еще половина ли, когда Чахун отдал приказ:
— Огонь! — и повернулся к генералу, виновато пожимая плечами. — А чего ждать? Ядер — как грязи! Парни пока пристреляются.
Первые залпы врагов удивили, но не испугали. Может быть, они и слышали о пушках, но конкретного представления не имели. Облака дыма, грохот — всё это не может не впечатлять. Попадания же пока были редкими и не особо разрушительными. Попасть прямо в борт, да еще на уровне воды — такое и с близкой дистанции непросто провернуть. А тут… Но все-таки ядра прыгали по палубам, что-то ломали, сносили, кого-то убивали. И чем дальше, тем больше. На пятом-шестом залпе первые корабли врага уже начинали проседать, хлебая морскую воду. Они резко сбавляли ход, идущие следом натыкались на них, пытались спешно разминуться, мешали друг другу.
А до Ударной Эскадры им оставалось еще добрых полторы сотни шагов.
Некоторые особо удачные выстрелы даже мачты ломали. Наполеон лично видел, как чье-то ядро вырвало кусок кормы у какого-то маленького суденышка, которое задрало нос в небо и начало стремительно тонуть.
Корабли из передовой группы отставали, оседали одно за другим, но некоторые из них всё еще рвались вперед, не понимая всей тревожности ситуации. Новая команда — и вперед на веслах рванули шесть «черепах». Каждая из них давно наметила жертву, гребцы слаженно разгоняли бронированные тела кобуксонов, и острые окованные носы, один за другим, с треском пробивали борта малаккских кораблей. Потом весла быстро-быстро начинали работать в обратную сторону — и «черепахи», не разворачиваясь, уходили назад, под защиту более крупных кораблей.
Словно, бросок шести смертельно опасных змей.
А Псы продолжали наваливать по уцелевшим кораблям флота противника. Флота, у которого минимум треть потеряла боеспособность. По наиболее близким врагам били уже картечью.
И все-таки первая волна (вернее, то, что от нее осталось) приближалась. Вот-вот малаккцы и иже с ними дорвутся до долгожданного абордажного боя. Правда, вдруг выяснилось, что две трети защитников города имеют заметно более низкие борта, чем у кораблей Ударной Эскадры. Враги пытались лезть наверх, а в них в упор разряжали картечные заряды фальконеты.
Тысяча южных пиратов и более тысячи моряков Эскадры просто отлично чувствовали себя в этой сфере. Они принимали натиск малаккцев и нередко без труда переносили бой на их же суда. У некоторых моряков имелись пистолеты, что давало им еще большее преимущество.
В это время «черепахи» снова вышли на охоту и принялись топить практически стоящие на месте корабли противника…
Когда более полусотни судов защитников выбыли из строя (одних потопили пушки, других — тараны, третьи вообще оказались захваченными) — уцелевшие начали понимать, что бой складывается не в их пользу. И среди союзников сразу обозначились крысы.
— Нет-нет-нет! — азартно закричал Наполеон, глядя на разворачивающиеся корабли, которые решили скрыться в открытом море. И бросил приказ Ри Чинъёну. — В бой!
Фрегат всё это время держался на расстоянии, слева от общего строя, поливая ядрами тех, кто умудрялся к нему приблизиться. Чинъён выделывал кривые восьмерки, чтобы канониры обоих бортов могли поработать от души.
Теперь же флагман кинулся в погоню. Моряки споро добавили верхних парусов, боковой ветер вёл себя, как норовистая лошадь; но всё равно недофрегат имел преимущество на фоне беглецов, которые больше полагались на весла. Подошел шагов на 50 к отставшим.
— Право руля! — сухо бросил Ри Чинъён через плечо: кормчие быстро повернули балку руля (да, у недофрегата не было даже штурвала).
Корабль слегка развернулся, и шесть пушек бахнули картечью, пустив кровь убегающим.
— Разворот! — заорал капитан, тонко чувствующий ветер.
Опасный маневр, но паруса не потеряли весь ветер, судно лениво пошло влево, к открытому морю. Отрыв беглецов увеличился, но пушки правого борта этого не боялись, так как их зарядили уже ядрами. А тем, что 100, что 200 шагов — не дистанция. Второй залп зацепил сразу три судна, а недофрегат снова начал набирать скорость. Он шел левее, прижимая беглецов к берегу. Как будто, овчарка сбивает отару в кучу.
Еще залп — и беглецы в ужасе кинулись к берегу. Быстрее, в Малакку! Туда же рванули и уцелевшие корабли из основной части флота. Спастись от ужасных кораблей Сингапура! Спастись от их ужасного оружия!
А в это время в самой Малакке внезапно начался бой! Причем, в дальней, северо-западной ее части.