Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть)

Глава 5 Невозможная реальность

Мирослав Миргородский стоял посреди улицы, врезаясь взглядом в пейзаж, который не мог, не имел права быть настоящим. Холодная мостовая под его ногами была пугающе твёрдой, реальной, будто сама реальность издевалась над ним, заставляя признать её безоговорочную подлинность. Сердце билось глухо, тяжело, точно отбивая тревожный ритм его замешательства. Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как он очнулся здесь — секунды? Минуты? Или вечность? Вокруг, словно декорации к давно забытой пьесе, развернулась Москва, которая не могла существовать.

Люди спешили по своим делам, омеги и альфы, одетые в строгие пальто и кепки, неспешно шагали вдоль улиц, кое-где появлялись телеги, запряжённые лошадьми, но большая часть транспорта всё же представляла собой автомобили, громоздкие, угловатые, непривычно старые, но, несомненно, исправно работающие. Вывески на магазинах были выведены старым, довоенным шрифтом, улицы несли в себе атмосферу другого времени — оно текло здесь иначе, неторопливо, размеренно, в нём чувствовалась непреклонная уверенность.

Мирослав чувствовал, как его дыхание становится сбивчивым. Это была Москва. Но не его Москва. Она была другой — слишком далёкой, слишком чужой. Словно кто-то вырвал его из привычного течения жизни и бросил в реку, которая никогда не должна была пересекаться с его судьбой. Он невольно прикоснулся к груди, будто ища спасительную опору, но в карманах не было ни телефона, ни документов, ни даже вещей, которые могли бы дать ему хотя бы тень уверенности.

Голова кружилась. Внутренний голос отчаянно твердил, что это невозможно. Возможно ли? Человек не может просто взять и очутиться в прошлом. Не может проснуться в реальности, которой не должно быть.

Он осторожно поднял руку к виску, словно проверяя, на месте ли он сам, но ощутил только холодный пот. Всё было по-настоящему.

Где-то вдалеке слышались разговоры, размеренные, с лёгким гулом, характерным для городских улиц, но среди них не было знакомых звуков. Ни музыки из магазинов, ни назойливых звонков телефонов, ни привычных рекламных объявлений. Здесь был другой мир.

Он посмотрел вперёд, на проезжую часть, где машины плавно двигались мимо него. Водители выглядели сосредоточенными, пассажиры в салонах беседовали друг с другом, будто ничего странного не происходило. Лишь изредка кто-то из прохожих бросал на него внимательный взгляд — то ли из-за странного выражения на его лице, то ли из-за его одежды, которая явно не соответствовала эпохе.

Мирослав сделал неуверенный шаг вперёд, и его ноги, словно натянутые струны, дрогнули под собственным весом. Он чувствовал, как его тело охватывает нервное напряжение, как мышцы становятся ватными.

— Что… Что это за место?.. — едва слышно сорвалось с его губ.

Голос показался ему чужим, будто принадлежал не ему, а кому-то другому, кому-то, кто говорил изнутри его разума.

Он знал ответ. Понимал, что это Москва. Но не его.

Где-то глубоко внутри заворочался первобытный ужас. Ужас от осознания, что то, что произошло, уже не изменить. Что реальность, в которой он существовал, исчезла так же, как исчезают сны при пробуждении.

«Это не Москва… Это не может быть Москва…».

И воздух, и свет, и даже сама земля под ногами — всё подтверждало одно: его Москва, его дом, его эпоха остались позади.

Мирослав Миргородский стоял посреди незнакомого города, всё ещё не веря в реальность происходящего. Его руки дрожали, дыхание сбивалось, а сердце стучало в груди с болезненной настойчивостью, требуя понять, осознать, найти хоть какое-то объяснение этому безумию. Москва? Да, но не та. Не его. Слишком чужая, слишком далёкая, слишком… живая в своей неподдельной историчности.

Прохожие двигались мимо него, кто-то оглядывался, кто-то с любопытством замедлял шаг, но большая часть людей просто продолжала идти, увлечённая своими делами. Мирослав чувствовал себя не просто чужим, а вырванным из реальности, выдранным из привычного мира и брошенным в пространство, где его не должно было быть.

Он сделал шаг вперёд, вглядываясь в лица людей, отчаянно пытаясь найти хоть что-то знакомое, хоть одно подтверждение тому, что это — кошмарный сон, глупая иллюзия, плод его уставшего разума. Но реальность не спешила его утешать.

Недалеко от него, чуть в стороне, стоял пожилой омега, неспешно листавший газету. Его одежда — простое серое пальто, кепка, потёртый шарф, аккуратно завязанный вокруг шеи — казалась до боли аутентичной, словно сошедшей с фотографии тридцатых годов. Мирослав не знал, что двигало им в тот момент — паника, надежда, отчаяние или всё сразу, — но он решился.

— Простите… скажите, пожалуйста, какое сегодня число? — его голос дрогнул, словно чужой.

Мужчина медленно поднял на него взгляд из-под очков с тонкой проволочной оправой. Бровь его приподнялась с лёгким недоумением.

— Сегодня? Двадцать третье мая, — ответил он, чуть отстраняясь, будто не доверяя незнакомцу. — Ты что, парень, головой ударился?

Мирослав сглотнул. В груди с новой силой заклубилась тревога, потянула вязкой паутиной мысли, путаясь, мешая собрать их воедино.

— Нет… просто… год… пожалуйста, скажите… — его голос ослабел, стал тонким, беспомощным.

Теперь мужчина смотрел на него иначе — уже не просто с любопытством, а с плохо скрываемой настороженностью.

— Ты что, из больницы сбежал? — проговорил он, будто не хотел пугать, но в голосе скользнуло откровенное сомнение. — Ты странный какой-то. Сегодня двадцать третье мая тысяча девятьсот тридцать пятого года.

Мирослав почувствовал, как что-то внутри него провалилось в пустоту.

Его ноги ослабли, на мгновение он даже подумал, что земля под ним перестала существовать, превратилась в зыбкую, ненадёжную поверхность, которая может рухнуть в любой момент.

1935.

Чёрные цифры запульсировали в его сознании, растягиваясь, скручиваясь, выжигая каждую клетку разума болезненной, но неотвратимой истиной.

Он сделал несколько шагов назад, подальше от этого мужчины, от всех, кто продолжал жить своей обычной, правильной, настоящей жизнью, подальше от этого города, который вдруг стал не просто декорацией, а его новой реальностью.

Прислонившись к стене здания, Мирослав тяжело выдохнул, чувствуя, как мир вокруг накатывает на него волнами, заставляя осознать, принять неизбежное.

«1935… Это невозможно. Как я здесь оказался? Этого просто не может быть…».

Но улицы дышали, воздух был пропитан табачным дымом, отдалёнными криками уличных торговцев, стуком сапог о каменную мостовую. Всё вокруг жило, двигалось, существовало.

И он был частью этого.

Толпа оживлённо шепталась, но сам Мирослав Миргородский слышал только оглушительный шум в своей голове — этот звук был громче сотни голосов, чем-то схожий с приливной волной, которая медленно поднималась, накрывая его с головой. Он чувствовал, как его тело становится ватным, как ноги теряют устойчивость, но сознание отказывалось поддаться панике, цепляясь за холодную, неоспоримую реальность происходящего. Это было не сном. Это было правдой.

Реальностью, в которой двое альф уже приближались к нему быстрым, уверенным шагом. Мирослав не успел осознать, что именно в его виде могло их насторожить, пока не увидел, как один из них окинул его взглядом с головы до ног, остановившись на его одежде. Её современный крой и материал были слишком чужды для этого времени, слишком… неправильны.

— Гражданин, документы предъявите! — резко, почти приказным тоном произнёс один из альф, молодой, с резкими чертами лица и цепким взглядом, который не оставлял шанса на уклончивый ответ. — Что вы тут делаете в такой странной одежде?

Мирослав попытался сглотнуть, но горло пересохло, будто он выпил песка. Внезапно стало невыносимо жарко, кожа покалывала от внезапного прилива адреналина. Его взгляд метнулся в сторону — людей становилось больше. Они смотрели с осторожностью, с непониманием, с недоумением. Он был чужим. А в их мире чужаков не любили.

— Я… — голос дрогнул, но он сделал над собой усилие. — Я не знаю. Я не отсюда.

Ответ прозвучал плохо, слишком странно, слишком загадочно. Альфа нахмурился, его губы сжались в тонкую линию.

— Вы пьяны или болеете? — в голосе не было заботы, только холодный, подозрительный интерес. — Документы покажите.

Мирослав замер. Документы? Конечно. Он машинально потянулся к карману, чувствуя, как холодные пальцы нащупали паспорт — свой, настоящий, единственное доказательство его существования. Разум подсказывал, что показывать его не стоит, что это вызовет ещё больше вопросов, но другой вариант — отказ — казался ещё хуже.

Он медленно вытащил паспорт и протянул альфе. Тот взял его без колебаний, раскрыл и тут же нахмурился сильнее. Долгую секунду он просто разглядывал бумагу, затем медленно поднял на Мирослава взгляд.

— Что это за бумага? — голос его прозвучал жёстко, почти раздражённо. — «Мирослав Миргородский, 2000 год»? Ты что, шутишь, что ли?

Вторая фигура, до этого стоявшая чуть позади, теперь шагнула вперёд, заглядывая через плечо напарника. В его взгляде мелькнуло откровенное недоумение.

— Показывай сюда, — коротко бросил он.

Первый альфа молча передал паспорт. Теперь оба мужчины изучали его, не скрывая растущего беспокойства. Их реакция была предсказуемой, но от этого она не становилась менее пугающей.

— Нет! — поспешно воскликнул Мирослав, чувствуя, что паника начала захватывать его окончательно. — Это правда… Я не понимаю, как это произошло…

Голос его дрожал, слова выходили сбивчивыми, но он надеялся, что хоть кто-то поверит. Хотя бы один человек. Хоть кто-то!

— Может, он шпион какой-то? — медленно произнёс первый альфа, не сводя с Мирослава пристального взгляда. В его голосе прозвучала опасная нотка, от которой у Мирослава перехватило дыхание. — Документы странные, поддельные наверняка… Нужно милицию вызвать!

— Нет! — Мирослав резко шагнул вперёд, чувствуя, как по спине пробежал холодный пот. Он никогда не ощущал себя таким уязвимым. Он знал, что его слова звучат как бред, но больше всего на свете не хотел оказаться в руках милиции, особенно в 1935 году. — Я не шпион, я врач! Просто дайте мне объяснить…

Однако его слова тонули в растущем шуме толпы. Люди переговаривались, перешёптывались, кто-то смотрел на него с любопытством, кто-то — с откровенной настороженностью. Он видел, как один мужчина-омега, державший корзину с продуктами, быстро отошёл в сторону, будто боялся заразиться чем-то опасным, как пожилой альфа в фуражке неодобрительно покачал головой. Все они смотрели на него как на чужака. Как на угрозу.

Страх парализовал его, заставляя мышцы напрячься до боли. Он не мог позволить им забрать себя. Не мог.

Но вдруг из толпы раздался новый голос — уверенный, спокойный, но при этом несущий в себе скрытый приказ.

— Господа, позвольте мне разобраться с этим человеком самому. Думаю, нет необходимости пока привлекать милицию.

Мирослав вздрогнул и медленно повернул голову в сторону говорившего.

Из толпы вышел высокий мужчина, облачённый в идеально сидящий тёмный костюм. Он двигался уверенно, без суеты, а его взгляд был тяжёлым, внимательным, слишком изучающим. На фоне окружающих людей он выделялся — не одеждой, не походкой, даже не словами, а самой своей аурой, той властью, что витала вокруг него, заставляя остальных инстинктивно уступать ему дорогу.

Альфы, державшие паспорт Мирослава, обменялись взглядами и нехотя отступили.

— Конечно, товарищ, — один из них кивнул, хотя в его голосе слышалась неприкрытая неохота.

Мирослав, чувствуя, как в его голове ещё сильнее закружились мысли, невольно выпрямился. Его взгляд встретился со взглядом незнакомца.

Мужчина смотрел на него так, словно уже знал ответ на все вопросы.

Толпа постепенно отступала, словно невидимая сила заставляла людей уступать дорогу человеку, который теперь стоял напротив Мирослава Миргородского. В этом мужчине не было ничего вызывающего, но его осанка, спокойная уверенность, скрытая, но ощутимая власть заставляли всех вокруг притихнуть. Его взгляд был пристальным, но не враждебным, изучающим, но не осуждающим. Он словно уже знал ответ на все вопросы, даже прежде, чем сам Мирослав успел их задать.

Мирослав судорожно сглотнул, чувствуя, как в груди нарастает странная смесь страха и облегчения. Этот человек, кем бы он ни был, смог одним лишь своим появлением остановить угрозу, нависшую над ним. В толпе, среди множества людей, жадно пожирающих его взглядом, этот незнакомец казался единственным, кто не торопился делать выводы. Это настораживало, но в то же время давало надежду.

— Кто вы? — голос Мирослава был тихим, хрипловатым, но в этой обстановке прозвучал неожиданно громко.

Он сам не знал, зачем спросил, но в этом вопросе был заложен отчаянный поиск хоть какой-то стабильности.

Мужчина не спешил отвечать. Его тёмные глаза оставались спокойными, но в их глубине скользнула тень чего-то более острого — лёгкая насмешка? Или же интерес? Затем он заговорил.

— Я человек, который может тебе помочь, если твоя история окажется правдой. — Его голос был ровным, уверенным, но в этой уверенности таилась угроза. — Но сейчас лучше молчи и иди за мной.

Простые, но исполненные власти слова прозвучали так, что у Мирослава не осталось сомнений — выбора у него нет. Незнакомец не спрашивал, не уговаривал, он просто ставил перед фактом. Мирослав мог подчиниться — или рискнуть и остаться здесь, под взглядами толпы, среди людей, которые уже готовы были назвать его шпионом, преступником, ненормальным.

Он почувствовал, как что-то внутри сжалось, привычная гордость и упрямство взыграли, но в то же мгновение холодный, пронзительный разум напомнил — сейчас не время для лишних вопросов. Этот человек — его единственный шанс.

Мирослав кивнул, сглатывая страх, и тихо произнёс:

— Хорошо… Спасибо.

Он шагнул вперёд, следуя за незнакомцем, который уже направился прочь от площади. Вокруг ещё оставались люди, ещё слышались тихие, сдавленные голоса, но никто больше не пытался его остановить. Он чувствовал на себе взгляды, но это уже не имело значения.

В этот момент он ещё не знал, что только что согласился последовать за человеком, который изменит его жизнь.