Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть)

Глава 31 Побег

Ночь в Москве была глухой, вязкой, как осенний туман, оседающий в переулках, впитывающий в себя крики, шаги, шёпот опасности. Воздух пропитался запахами угля и мокрого камня, сырость липла к коже, проникая под одежду, но Мирослав ничего этого не замечал. В тот миг, когда Николай крикнул «БЕГИ!», реальность сузилась до одного — движения. Остальное потеряло смысл.

Он бросился вперёд, едва успев осознать, что делает, ноги сами находили путь, перескакивая через выбоины в мостовой, отталкиваясь от сырой земли. Сердце билось неравномерно, точно сломанный метроном. Мир вокруг размывался, превращаясь в рваные всполохи света и теней. Фонари, отражаясь в лужах, рассыпались тысячами искр, словно беспомощные свидетельства его провала.

Шаги позади становились всё чётче. Кто-то двигался ровно, уверенно, не спеша. Эти люди не боялись, не бросались в погоню с суетливостью охотников, которым дорога каждая секунда. Они знали, что жертва загнана, знали, что у неё нет выхода.

«Они играют с нами. Как кошка с мышью. Они не торопятся, потому что уверены, что мы уже у них в руках».

Николай бежал рядом, его дыхание было хриплым, но ровным. Он не говорил ни слова, но Мирослав чувствовал его напряжение, как натянутую струну. Они оба понимали — если их догонят, то всё кончено.

Мирослав резко свернул за угол, врезаясь плечом в холодную кирпичную стену, боль пронзила руку, но он не замедлился. Николай тут же последовал за ним. Узкие улицы, тесно прижавшиеся друг к другу дома, нависшие балконы и горбатые мостовые — всё казалось таким же, каким было всегда, но теперь эти улицы стали их врагами. Они тянулись бесконечно, превращая каждый поворот в возможную ловушку.

Бумага, сорванная порывом ветра, ударилась в его лицо, закрывая обзор. Мирослав машинально сорвал её, и на мгновение ему показалось, что на листке проступают буквы — как предупреждение, как знак того, что он зашёл слишком далеко.

«Если нас догонят, это конец».

Позади послышался сухой звук. Тот, кто шёл следом, наконец решил, что хватит игры.

Теперь началась настоящая охота.

Город дышал в спину, заполняя лёгкие влажным воздухом, перемешанным с гарью, сталью, ночным холодом и далёким эхом чьих-то шагов, неспешных, но неотвратимых. Москва, которую Мирослав знал, исчезла. Осталась только бесконечная вереница мрачных переулков, грязных стен, глухих закоулков, ведущих то ли в спасение, то ли в ловушку.

Они свернули за угол, и улица метнулась им навстречу, как раскрытая пасть, засыпанная отбросами. Мирослав споткнулся о груду мешков, пахнущих гнилью и сыростью, едва не потеряв равновесие. Николай, задетый его толчком, тоже пошатнулся, но удержался, взмахнув рукой. Сердце билось в гортани, сжимая дыхание. Они остановились на секунду, а за их спинами уже слышались голоса, неторопливые, уверенные. Те, кто их преследовал, не бежали в панике, они двигались, как охотники, уверенные, что жертва никуда не денется.

— Куда теперь? — шепнул Мирослав, хватая воздух рваными вдохами.

— Лестница. Справа.

Он резко повернул голову. Узкая, металлическая конструкция тянулась вверх, облезлая, проржавевшая, прижимаясь к стене здания, как позвоночник старого, забытого чудовища. Лестница казалась ненадёжной, но другого выхода не было.

— Быстрее!

Николай прыгнул первым, пальцы цепко схватили железные перила. Металл поддался под его весом, взвизгнул, словно протестуя. Мирослав рванул следом, когда услышал окрик позади.

— Они здесь!

Звук выстрела разорвал ночь.

Пуля пронеслась так близко, что Мирослав почувствовал, как воздух с шипением разрезал пространство возле его плеча. Глухой звон удара — снаряд попал в металлический пролёт, вздымая ржавые крошки. Лестница задрожала.

«Они не просто хотят нас поймать. Они готовы убить».

Мирослав вцепился в перила, пальцы скользили по холодному железу, дрожащему от вибрации. В голове пульсировал только один вопрос — почему? Почему стреляли? Разве они не нужны живыми? Разве их не хотят допросить, заставить говорить? Разве это не просто попытка запугать?

Нет. Они уже вынесли приговор.

Он продолжил лезть вверх, стараясь не смотреть вниз, не думать о том, что в любой момент следующая пуля может попасть точно в цель. Внизу раздались новые шаги. Лестница тряслась под их руками.

Николай добрался до верхней площадки и резко протянул руку. Мирослав схватил его ладонь, подтянулся. За спиной снова хлопнул выстрел, отскочил от стены, разлетаясь эхом в воздухе.

— Не останавливайся! — рявкнул Николай.

Они перелезли через перила, сиганули на крышу, выпрямляясь в темноте. Дыхание сбивалось, каждый вдох давался с трудом, но времени на передышку не было.

Внизу, среди теней, их враги уже искали путь наверх.

Крыша была скользкой, мокрой, неровной, как грубо сшитая ткань, залатанная годами сырости и ветра. Под ногами гулко дрожали старые доски, будто предчувствовали, что вот-вот придётся выдержать ещё одно испытание. Мирослав выпрямился, вытирая ладонью лоб, и только тогда увидел — дальше пути не было.

Перед ними зиял проём между крышами. Узкий, но достаточно широкий, чтобы одна ошибка стоила жизни.

Ветер гнал по крыше сухие листья, цеплял полу плаща, наполнял одежду ледяными пальцами. Позади, в чернильной темноте лестницы, уже раздавались голоса — глухие, уверенные. Они приближались.

Николай шагнул вперёд, оглядел расстояние, коротко и резко бросил:

— Прыгать надо.

Мирослав не ответил. Он только смотрел вниз. Глубина зияла, притягивала, дразнила возможностью разорваться на камнях, если нога соскользнёт. Сердце сжалось в груди, дыхание сбилось.

— Если не прыгнем, они нас возьмут, — голос Николая прозвучал безжалостно, даже немного раздражённо.

«Если не прыгнем».

Он сказал это так, будто выбора не было. А его и правда не было.

Шаги за спиной стали громче. Лестница скрипнула. Они уже здесь.

Николай не стал ждать. Он отступил на несколько шагов назад, разогнался и прыгнул. Мирослав видел, как его тело замерло в воздухе на долю секунды, как пальцы зацепили край противоположной крыши, как он подтянулся и перевалился через край.

Теперь очередь Мирослава.

Всё тело пронзило холодом. Он чувствовал, как его инстинкты кричат — стой, не смей, это безумие. Но разум знал: он должен.

Глубокий вдох.

Шаг назад.

Разбег.

Прыжок.

Мир снова замер, вытянулся в чернильную прорезь между крышами. Ветер ударил в лицо, желудок сжался от ужаса. Он видел, как Николай тянет к нему руку, но расстояние оказалось больше, чем он думал.

Края крыши под его пальцами не было.

На мгновение Мирослав понял, что падает.

Но Николай в последний момент успел схватить его за руку.

— Держись! — рявкнул он.

Тело Мирослава дёрнулось вниз, натянулось, как канат. Ладонь Николая сжималась в мёртвой хватке, тянула вверх, но вес тянул вниз, вниз, туда, где была темнота, камни, грязь. Мирослав зацепился за край крыши пальцами второй руки, изо всех сил подтягиваясь.

Выстрел.

Камни у самого его лица осыпались вниз.

Николай сжал его сильнее, одним рывком вытянул на крышу. Они оба рухнули на спину, тяжело дыша, с грохотом отлетая на влажные доски.

Где-то внизу кто-то прокричал:

— Они на крыше!

Мирослав закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. В груди всё ещё билось нечто дикое, неуправляемое — страх или, может быть, чувство, что он только что родился заново.

Николай выдохнул сквозь стиснутые зубы:

— Больше никогда так не делай.

Мирослав хотел ответить, но не смог. Он только лежал и слушал ночной город, который продолжал жить своей жизнью, даже не замечая, что для них этот момент стал границей между существованием и исчезновением.

Они не бежали — они летели, пробираясь через тесные пространства крыш, где мир сужался до нескольких шагов впереди и пугающего пустого пространства позади. Мирослав чувствовал, как под ним прогибается кровля, скользят по мокрым доскам ноги, но сейчас не было времени думать. Николай был чуть впереди, едва заметный силуэт в лунном свете, двигающийся без оглядки, будто инстинктами чувствовал путь.

Шаги за их спинами не исчезали. Те, кто преследовал их, знали этот город лучше, чувствовали его так же, как и они. Знали, где может оборваться их путь, где крыши раздвинутся, оставляя зияющий провал между домами, где единственное спасение — лестница вниз, узкая, хлипкая, висящая на последней надежде.

— Справа! — выдохнул Николай, указывая на металлическую конструкцию, уходящую вниз. Они метнулись туда, ухватившись за мокрые, скользкие прутья. Мирослав первым начал спуск, едва не сорвавшись, когда пальцы соскользнули. Он чувствовал, как его руки горят от натяжения, когда он хватался за холодные перекладины.

Снизу пахло сыростью, мусором, заброшенными пространствами, которых этот город прятал слишком много. Мирослав с глухим стуком спрыгнул в переулок, болью отдавшись в коленях. Николай следом — лёгкий, бесшумный, как будто даже падение он мог контролировать.

Они прижались к стене. Где-то сверху ещё слышались шаги, но теперь они были далеки, размыты ночным ветром. Мирослав не мог дышать — лёгкие требовали воздуха, но его не хватало. Он только смотрел вверх, туда, где в чёрном небе мелькали тени.

Тишина.

Шаги наверху замедлились.

Потом медленно, неспешно удалились.

Они переглянулись.

— Ушли? — шёпотом спросил Мирослав.

Николай не ответил сразу. Достал из кармана сигарету, сунул её в рот, но не зажёг. Его руки дрожали. Не от холода.

— На этот раз — да, — наконец выдавил он.

Мирослав выдохнул, вытер лоб тыльной стороной ладони.

— Но мы теперь в их списке, — добавил Николай.

Они стояли в переулке, среди темноты, разбитых ящиков, гниющего запаха улицы. Где-то далеко лаяла собака, в вышине слышались редкие шаги по мостовой. Москва жила, будто ничего не произошло.

Но они знали — произошло.

Мирослав скользнул спиной по стене, сел на корточки. Кровь в висках всё ещё стучала, дыхание не спешило выравниваться. В голове мелькали мысли — неразборчивые, тревожные, разорванные между страхом и решимостью. Он чувствовал, как этот момент стал водоразделом, той точкой, после которой пути назад уже нет.

Они переглянулись.

«Это не конец. Это только начало».