Когда лифт замедлился и остановился на нижнем этаже, пульс Лэнгдона уже бешено колотился — отчасти из-за клаустрофобной кабины, но в большей степени из-за растущей тревоги за Кэтрин.
Она должна быть здесь где-то…
Двери открылись, и Лэнгдон очутился в длинном коридоре, грубо отесанные каменные стены которого напоминали стены восьмисотлетней крепости, чем они, по сути, и были. Резкий контраст им составлял изысканный паркет, уложенный ёлочкой из тонированного твёрдого дерева, который тянулся вдоль коридора, освещённый равномерно расположенными, изящно приглушёнными встроенным и светильниками.
— Кэтрин? — тихо позвал Лэнгдон, выходя из тесного лифта и привыкая к мягкому свету.
Когда двери за ним закрылись, он всмотрелся дальше в коридор и заметил пять элегантных дубовых дверей, расположенных вдоль правой стены, каждая оформлена в каменном арочном проеме. Лаборатория больше напоминала роскошный бутик- отель, чем нейробиологический центр.
— Доктор Гесснер?! — громко окликнул он, понимая, что лейтенант Павел наверху теперь его не услышит.
Первая дверь, к которой подошёл Лэнгдон, вела в просторный элегантный кабинет с каменными стенами, роскошным ковром и высокими шкафами. На столе стояли два компьютера, стационарный телефон и грудá бумаг. Видимо, здесь Гесснер занималась основной работой.
— Здесь кто-нибудь есть? — окликнул он, заглядывая в соседний кабинет — меньшего размера, чей стол был украшен фотографиями, искусственным растением и малиновой бутылкой для воды с надписью Пей воду!. Лэнгдон не понимал значения этих слов, но узнал кириллицу и вспомнил, как Гесснер упоминала, что её лаборант — русский.
Выйдя из кабинета ассистента, Лэнгдон двинулся дальше по коридору к следующей двери. На ней был символ, который он не сразу опознал.
На мгновение ему показалось, что это модифицированный циркумпункт — древний знак в виде круга с точкой в центре. Символ также смутно напоминал логотип хоккейной команды "Филадельфия Флайерз". Однако вскоре он понял, что перед ним современный пиктограмный знак, изображающий лежащего человека, в пределах большой трубы.
На мгновение ему показалось, что это модифицированный циркумпункт — древний знак в виде круга с точкой в центре. Символ также смутно напоминал логотип хоккейной команды "Филадельфия Флайерз". Однако вскоре он понял, что перед ним современный пиктограмный знак, изображающий лежащего человека, в пределах большой трубы.
— Кабинет визуализации, — сообразил Лэнгдон, громко постучав в дверь.Тишина.
— Кэтрин? Ты здесь? — мягко позвал он.
Он толкнул, и дверь открылась. Лампы в помещении вспыхнули автоматически, открыв взору сложный пульт управления перед двумя массивными томографами — КТ и МРТ, — оба без присмотра.
Лэнгдон вышел из комнаты и продолжил путь по коридору к третьей двери.
Обнаруженная табличка неожиданно вселила в него надежду.
Гесснер упоминала о работе с VR, и теперь Лэнгдон задумался, не находятся ли женщины внутри, увлечённые сеансом с полным сенсорным погружением, и не расслышали звонка по переговорному устройству.
Единственный опыт Лэнгдона с виртуальной реальностью оказался крайне неприятным. Один студент уговорил его опробовать симулятор скалолазания под названием The Climb, и когда Лэнгдон надел VR-шлем, он мгновенно оказался на узком уступе высоко в горах. Хотя он знал, что на самом деле стоит на ровном полу, его охватил парализующий страх, центр тяжести полностью дезориентировался, и он не смог сделать ни шага. Удивительно, но виртуальная реальность оказалась сильнее, чем реальная, в истинности которой был уверен его мозг.
Больше никогда,подумал он, громко постучав в дверь комнаты виртуальной реальности и распахивая ее.
— Кэтрин? — крикнул он, заходя. — Доктор Гесснер?
Помещение внутри оказалось небольшим, с каменными стенами, ковровым покрытием и одним креслом посередине. Оно напоминало домашний кинотеатр с одним местом, но без экрана. На спинке кресла висели массивные очки виртуальной реальности, соединенные кабелями.
Жутковатое место, подумал Лэнгдон. И Кэтрин здесь нет.
Он быстро вышел из комнаты и прошел дальше по коридору, мимо туалета с аварийным глазным душем и душевой кабиной. Никого.
Пройдя дальше, Лэнгдон оказался у последней двери в лаборатории. На табличке значилось:
Этот модный термин, популярный среди молодежных стартапов, Лэнгдону был знаком только потому, что Джонас Фокман как-то издевательски назвал его "бессмысленной амальгамой", заявив, что молодым людям, у которых не хватает энергии написать "технологическая разработка", вообще не стоит давать миллионы на развитие чего бы то ни было.
Лэнгдон постучал и открыл дверь.
Последний шанс, подумал он, надеясь, что за дверью окажется Кэтрин.
Когда дверь распахнулась, Лэнгдона на мгновение ослепил свет. Комната была ярко освещена… и шумна. Резкий свет люминесцентных ламп, густой гул вентиляторов, пронзительный звук сирены, похожий на сигнал тревоги. Лэнгдон тотчас насторожился.
— Эй! — закричал он, перекрывая шум. — Кэтрин?!
Войдя внутрь, он увидел лабиринт рабочих столов, заваленных электроникой, инструментами, деталями и чертежами. Всё это создавало у Лэнгдона ощущение, будто он попал в логово безумного ученого. За захламленными столами, в глубине комнаты, стояла массивная стойка с оборудованием, напоминавшим неуклюжий гибрид архаичного мэйнфрейма и промышленного генератора. Вентиляторы устройства гудели, сопровождаясь непрекращающимся звуковым сигналом.
— Здесь кто-нибудь есть?! — закричал он в этом хаосе.
Лэнгдон направился к машине, заметив толстые жгуты проводов, которые тянулись от нее по полу ко второму устройству — продолговатому контейнеру из прозрачного пластика или стекла. Из-под его прозрачной крышки исходило мягкое свечение.
Что это, черт возьми?
Размеры и форма заставили Лэнгдона подумать о капсуле для сна.
Или о гробу, осенило его, и ему стало не по себе.
Приблизившись, он увидел, что прозрачная оболочка влажная, покрытая конденсатом из-за происходящего внутри. Сигнал не прекращался. Осторожно подойдя, он наклонился и заглянул внутрь сквозь стеклянную крышку.
Лэндон в ужасе отпрянул.
Неподвижно лежащее внутри тело, окутанное густым клубящимся туманом, отчетливо вырисовывало человеческий силуэт.
Боже… Кэтрин?!