– Ладно, Ник! Доклад! – Я подошел к аналитику, стоявшему у края ущелья.
– Да особенно… в смысле что хочешь услышать? – Ник думал о чем-то далеком.
– Тебя Сойка спрашивала про звезды? Она думает, здесь звезды похожи на тагильские.
– Да. В смысле спрашивала.
– Но есть что-то более важное.
– Чем звезды? Гор, всегда есть что-то важнее звезд. – Аналитик говорил тихо, безэмоционально, собственно так обычно он и разговаривал, но…
– Ты сейчас выглядишь мрачным, и это меня напрягает больше, чем все звезды.
– Звезды? Ты знаешь, что после открытия потока создателя никто уже и не занимается звездами? Наукой никто не занимается. Школы служат только для выявления магических талантов.
– Не все школы.
– Все, все школы служат только для выявления магических талантов.
– Ник!
– У меня нет данных, все хорошо, но с каждым разом хуже и хуже. Я аналитик, а не чувственник.
– Нет такого слова.
– Да, слова нет, а явление есть, почему так, Гор?
– Объясни, Ник! – Я начал заводиться. – Что случилось?
– Да это задание – как сито, или накатило просто, все несоответствия, логические рассуждения упираются в действительность и не соответствуют ей.
– То, что должно быть, и то, что есть, – разные вещи.
Ник развернулся ко мне.
– Знаешь, Гор, ты иногда меня пугаешь.
– Умом и сообразительностью?
– Давай на чистоту. – Ник повернул голову так, чтобы правый глаз оказался выше левого, как будто хотел на меня посмотреть под другим углом. – Ты не... Ум не твоя сильная сторона, и ты это знаешь, а еще ты знаешь, что поначалу производишь впечатление глупого, ты даже этим гордишься.
– Глупостью?
– Нет, тем, что все считают тебя глупым. Это тебе помогает с другими людьми. Но пойми, сейчас мы не против людей, а против планеты. Она не впадает в заблуждения и…
– Ты сейчас хочешь впасть в ересь, утверждая или приписывая планете разум.
– Да, и я могу себе это позволить. Твоя глупость в том, что ты никогда не распределяешь объекты и субъекты по классам.
– Хочешь сказать, не навешиваю ярлыки?
– Вон, смотри! Белка уже выше, чем залезал Элиф. Она ни разу не скалолазка. Лом бы ей не дал разрешения. Да, Лом бы уже вел отряд дальше, и нет, отвечаю на твой вопрос – ярлыки ты навешиваешь, начиная от того, что формы ее тела не соответствуют твоему эстетическому идеалу, при этом это тебе не помешает заняться с ней сексом. Да, я знаю, ты считаешь меня неформалом, мое отношение к сексу для тебя странно, ладно, для многих людей. Блин, ну вот, всегда с тобой так. Короче, ты обвешиваешь ярлыками с ног до головы и обратно, но они не мешают тебе использовать их не по назначению. Иногда мне кажется, что у тебя есть план и ты по нему идешь, потом пообщаешься с тобой, и все это впечатление пропадает, но через время – а, нет, просто план был не тот, что я думал. Чего ты хочешь, Гор?
– Тебе полегчало?
– Э, чего? – Ник захлопал глазами.
– Ты вернулся в свое состояние всезнайки. Всезнайка гонится за знаниями, вот.
Ник рассмеялся тихо, грустно, облегченно.
– Вот. Вот о чем я и говорю, спасибо, Гор. Ты настоящий друг.
– Всегда пожалуйста, так что тебя тревожит?
– Да ерунда. Несоответствие фаз нашествия, стая волков, гора эта, ущелье… Болт с Болтуном.
– О, ну я думаю, что ты все решишь, проанализируешь, сопоставишь и выдашь результат.
– Конечно, Гор, когда было иначе?
– Вот за это ты и есть аналитик.
– Да, даже в сотне лучших аналитиков.
– Лагерь готов, Белка с Элифом через час-полтора доберутся до верха. – К нам подошел Лом.
– Вот видишь, Ник! А ты говорил. – Я толкнул аналитика в плечо.
– Поэтому ты командир, а я зам, – сказал Лом, кивнул и пошел к лагерю.
– Чего это с ним, Ник?
– То же, что и бывает с теми, кто знаком с тобой. Разочаровался в своем разочаровании тобой.
– Все, Ник! Ты меня утомил, иди в лагерь, согрей свой инструмент.
Ник хмыкнул и двинулся в след за Ломом.
– Анализ нашего разговора с Ником не выявил причин для пониженного функционального состояния.
– Ум, если хочешь спросить, так спроси, например, через вопросительное слово.
– Принято. В чем причина пониженного функционального состояния аналитика Ника?
– Ты спрашиваешь, как будто я знаю. Может быть, так холод на мозги влияет, а может, именно то, что он и сказал, – его картина мира не соответствует реальности.
– Он так не говорил.
– Значит, холод.
– Подтвержденных научных данных о влиянии холода на умственные способности нет.
– Зато есть логика.
– Объясни.
– Зачем тебе двигаться, если тебе тепло и хорошо, на тебя бананы с ветки сыплются? С другой стороны, если три четверти года – зима, то, чтобы выжить, нужен не столько ум, сколько особое мировоззрение.
– Я не понял.
– Ум сам по себе – это вот как эта трещина, как артефакт без носителя.
– Мне нужно подумать.
– Подумай вот о чем, на хрен мне собственно этот артефакт? Пользы от вас маловато.
Переправу наладили отличную. Даже наш самый тяжелый Джин сумел ею воспользоваться и переползти. Он у нас и принял и произвел проверку переправы фактом своего перебазирования на другую сторону. Веревка натянулась, но якоря удержали. Поэтому с утра мы уже почти все были на той стороне, кроме меня с Элифом на дереве. Элиф на дереве сидел дольше обычного.
– Не понимаю, луч вроде есть, а вспышки не видел. – Элиф стоял передо мной и растирал руки, перчатки так и не носил. – По ощущениям, луч сместился. Мы вчера вдоль ущелья часа два шли, и вроде как вернуться надо. А сегодня луч такой, как будто надо еще дальше вдоль ущелья идти.
– Ты как-то неуверенно про луч говоришь.
– В прошлый раз он был тоненький, ясный, яркий, а сейчас размытый.
– Шире стал?
– Да, но мы не так уж приблизились.
На другой стороне ущелья все не так. Снег настолько плотный, что мы смогли взять хороший темп и дошли до нового леса практически на подножье горы. Ущелье при этом становилось только шире. Так, уже после обеда, ближе к вечеру увидели дно, по которому текла река. Мы постепенно поднимались все выше. Выше становилось и дно ущелья, и слышался шум реки.
– Чем выше мы поднимаемся, тем ниже должна быть температура воздуха, фиксируем плюс пять от утра, ориентировочно семь-восемь градусов ниже нуля, – выдал справку Ум.
Снег очень плотный и неглубокий. Смогли только стенку собрать – метр высотой. Для этого всю поляну почистили. Высота снега – сантиметров десять.
– Обошли вокруг лагеря, – докладывал Элиф, – снег плотный, следы не остаются, но вроде все тихо. Высоких и крупных деревьев нет, так что завтра на это полезу. – Разведчик указал на елку метров шесть высотой, как и все близлежащие и не близ.
Елки росли достаточно далеко друг от друга, были пышными, но не высокими, отчего ощущения сумрачного леса, собственно «леса», и не было. Небо в облаках, низкое и ветер, продувающий насквозь. Вроде как теплее стало, но мы замерзали, и ощущение, что стало холоднее, усилилось. Так что даже костер помогал меньше.
– Душа мерзнет, – заявил Болт и тут же получил подзатыльник от Белки. Белка вообще набирала обороты и авторитет, уже заняв место негласного командира стрелков.
Спали плохо, постоянно просыпались, во сне разговаривали, храпели, мерзли, несмотря на поддерживаемый всю ночь хороший уровень костра.
Элиф, с утра залезая на ель, чуть не упал, а когда слез, пожал плечами.
– Ничего нет, ни вспышки, ни луча.
Ник тоже ходил как вареная креветка – тихонечко, моргал медленно, говорил мало. Достал свой артефакт – компас. Указал направление и чуть было не потопал туда один, не дожидаясь нашей готовности, которая все никак не желала случиться. То одно, то другое.
Сойка держала меня за руку левой рукой. Правая, поврежденная, замотана бинтом.
– Чувствую, что-то нас отсюда выгоняет.
С каждым шагом состояние отряда ухудшалось. Маута, выпившего с утра чай из еловой хвои, вырвало. Болт с Болтуном шли, опираясь друг на друга, еле поднимая ноги. Я изменений не замечал, только Ум фиксировал увеличивающийся расход ресурсов.
Единственная живинка – бешеная Белка и болезненно энергичная Сойка. Из них энергия так и перла. Белка срывалась, ругалась, тормозил ее только взгляд Лома, но каждый раз все хуже. Сойка как будто кактусов наелась – движения рваные, резкие, вызывающие боль.
– Лом! С Белкой возвращаетесь в лагерь! – отдал я приказ.
– Че это? – дернулась Белка.
– Мне без тебя не дойти, – сказал Лом, опираясь на пику. Неудачно упал. Много случилось неудачного.
Хотел отправить нескольких, но посмотрел на вымотавшихся, вернулись в лагерь полным составом.
За час мы прошли около километра, вернулись в лагерь за десять минут. Ощущается, как легче идти, дышать, думать и жить.
– Магическое воздействие! – высказал я, все еще сомневаясь, для размышления и чтобы выслушать контраргументы. Но все сидели, просто уставившись в огонь. Даже Ник, признававший магию, как факт в целом, но ни в чем практически ее не видевший. – Дальше пойдем я, Ник, Джин, Болтун, остальные – улучшение жилища. Сейчас перекус, через полчаса выходим.
Возражений не последовало. За последний час вымотались, как за весь поход не уставали. Возражений я ждал от Белки, но из девушки будто вынули батарейки, выглядела хуже остальных.
Шли, хоть и медленно, будто засыпая, но шли. Это уже не было усталостью или тяжестью, просто воздух стал плотнее. Как кисель. Хотя мне отчего-то казалось, что уплотнился не воздух, а само время. Как будто здесь наши часы решили отдохнуть.
– Время не имеет физического воплощения и всегда субъективно, – вдруг заявил Ум. – Предполагаю воздействие на сознание.
– Время – это река, по которой мы плывем, время – вот все, что есть на свете, было и будет, все остальное – иллюзия, – говорил я Уму, но, как выяснилось, вслух.
Болтун закивал, а Ник смотрел долго и мимо.
– Фиксирую рассинхронизацию внешних и внутренних циклов.
– Ум, поясни.
– Сердечный ритм, – начал объяснение Ум, – шестьдесят семь ударов в минуту. Согласно этому циклическому ритму мы идем уже шесть часов, должна начаться ночь.
– Ник! Сколько до ночи и сколько нам идти? – Слова растягивались, но звучали довольно нормально.
Ник обернулся, мазнул взглядом и тяжело вздохнул:
– Я не знаю. Не знаю, сколько времени сейчас и сколько идти, мы близко, почти рядом.
– Если, возможно, это блокировка сознания, как с этим справляются Ник, Маут и Болтун?
– Нет оснований полагать, что это блокировка сознания, как раз по причине невосприимчивости еще трех людей. Предположение наличия у них артефакта – маловероятно, так же существующий статус-маркер не выявил блокировки.
– Может, от того, Ум! Что блокировки не было? Ладно, наблюдение!
Мы поднялись в гору метров на сто. Воздух стал холоднее, а тучи опустились нам на головы, но идти стало легче, вернулось ощущение тела, будто кислород стал поступать в кровь, а тело – согреваться.
Крутой подъем, лес. Деревья, ветки в ледяной броне, и мы вышли из тумана. Резко. Прозрачное голубое небо. Солнце, согревающее и играющее на всех гранях ледяных деревьев. Небольшая долина, окруженная горами.
Деревца – молодые сосны. Пушистые. Сквозь лед – зеленые. Отчего цвет долины – блестяще-зеленый. С другого края долины единственное крупное взрослое дерево – сосна. А выше, со всех сторон – скалы. Горы, уходящие вверх. Камни, покрытые снегом и льдом.
– Очень надеюсь, что то, что нам надо, находится здесь, – прошептал Болтун.
Я был с ним целиком и полностью согласен, за исключением одного маленького вопроса…
– Джин – идет справа, Болтун – слева. Ищем, как найдете, кричите… как найдете, сразу поймете, что нашли.
– Ник! Познавший сияние хранит тишину, сохрани ее и отнеси домой. В доме всегда тепло и светло. Дорог множество, но свет дома освещает твой путь. Делая шаг, будь готов, что он последний. Последний шаг самый длинный. Последний шаг самый яркий. – Это была последняя часть моего текста.
Ник кивнул.
– Возвращаются! – Джин и Болтун обошли долину и возвращались, мотая головами, что ничего такого и не такого не нашли.
– Ник! Что думаешь о Болтуне?
– Что он нам подошел, что он быстро влился, в паре с Болтом работают, как будто несколько месяцев вместе. А еще Болтун болтлив, говорит без умолку, но ничего полезного, стоящего, настоящего. Если бы у меня была паранойя, я бы во вторую очередь подозревал Болтуна.
– Подозревал? В чем и кого в первую?
– В первую очередь тебя, Гор. – Дальше отвечать Ник не стал, подошли Джин и Болтун.
– Обошли – снег, сосны во льду, ну, кроме той большой сосны, она выше всех, видимо, туман не укрывает ее. Снег плотный, – отрапортовал Джин.
– Ага, ничего не нашли, – дополнил Болтун, озираясь.
– Ник, твой компас? – спросил я, уже понимая ответ.
– Мы на месте.
– Так, Джин, Болтун, еще раз. Джин – слева, Болтун – справа, медленно, тщательно ищем. Мы ищем артефакт, – наконец выдал я, скрывать это уже не имело смысла. Не по логике, не по заданию.
– Фиксирую рассинхронизацию внешних и внутренних циклов. Ритм и количество ударов сердца такие, будто ты находишься в долине два часа, а смещение солнца – десять минут.
Я прислушался к сердцу – ровный спокойный ритм.
– Идите! Смотрите по сторонам, под ноги, – отправил я мужиков.
Сам двинулся по центру. Здесь, наверное, летом красиво, там, где мы зашли, скорее всего, течет река. Тихо и спокойно.
– Гор! – окликнул Ник, догоняя. – Наша цель – не форма, но смысл. Но смысл без формы потеряет свою суть. Форма меняется, когда смысл исчезает, но суть остается даже в пустоте.
– Это дословно?
– Не, не… не могу дословно вспомнить. Как будто какое-то пророчество, написанное в таком стиле, слова такие…
– Острые?
– М-да, можно так сказать, угловатые.
– Так же.
– Смотри. – Ник указал рукой на Болтуна – тот махал руками, привлекая внимание.
Скала с полосой железа.
– Возможно, это меч был, – сказал Болтун.
– Меч?
На открывашке? Хотя да, «артефакт на открывашке» звучит не лучше. Ник был растерян. Мы видели кусок железа, вогнанный в камень, в скалу, и остатки – ржавчина в виде рукояти и гарды, скорее уже след от ржавчины.
– Попадос, – выдал я свое заключение, – ломать камень, доставать это… даже с инструментом…
– Это может быть природным образованием. – Ник пришел в себя, начал накидывать идеи.
– Это объяснило бы его наличие на недавно открытой планете. В другом случае – утверждение, что порталы открываются только на планеты, где нет разума, было бы ложным.
– Это не утверждение, это тысячи открытых миров-планет без разума.
– Ага, как отправлять отряд ходоков в неисследованные земли в поисках артефакта. – Ирония сквозила в словах Болтуна.
– Магия, – наконец нашел универсальный ответ аналитик, тяжелый, сложный для него ответ, ничего и никому не отвечающий.
– Ладно, хорош болтать, наша задача – доставить артефакт в крепость, если это он, то попадос.
– Сомневаешься? – уловил мое состояние Ник.
– Болтун, бери Джина и найдите что-нибудь другое.
Болтун неопределенно хмыкнул и двинулся навстречу Джину, уводя его в поисках чего-нибудь.
– Ник, наша задача – принести артефакт. Этот кусок железа, ну, с натяжкой может сойти. Давай подумаем о том, что именно мы ищем. Не сказано, может, это, да и скорее всего.
– Скорее всего, напрямую не сказано, нет. Наш артефакт имеет форму, смысл и суть. Твоя часть, скорее всего, про суть или смысл, что-то для дома – познавшее сияние и хранит тишину. Сияние долины. Камень тишину хранит. Но тепло и свет для камня или железа не важны. Вопрос-то ведь в том, будь это железо в маленьком камешке – взяли бы и унесли, стали бы думать.
– Ты прав, но если это то, что мы ищем, мы это не успеем домой, значит…
– Мы ищем то, что можем унести, – кивнул Ник.
– Да, коли уж следовать непонятному заданию, то как мы его поняли. Ты так говоришь, будто для галочки.
– Гор, да, так и есть.
– Пф, согласен, будем вырубать. Чем?
– Гор! Ник! Идите сюда, – раздался крик Болтуна.
– Уф, будем надеяться, он нашел кусок железа в маленьком камне.
Надежды не оправдались. Это как идешь по набережной, видишь шикарную девушку в белом платье и понимаешь – это она. А подходишь ближе – кто «она»? Платье белое, а подол и рукава серые. Волосы длинные, но не натуральные, улыбка кривая и нет зуба. Интересно, о чем еще можно подумать или вспомнить, когда два бойца выкапывают деревянный ящик, у которого пока виднеется уголок? Например, о том, что это природное образование – растение такое, под сосной зарыто. Под самой большой сосной, усыпавшей ящик хвоей и обвившей его корнями.
– Как нашли? – Своевременный вопрос. Никогда бы не подумал копать под сосной сквозь корни.
– Значок. – Джин указал на ствол сосны с хорошо читаемым знаком – стрелкой вниз. Не нарисованной когда-то. Нет, это было веткой, и нужно воображение, как сейчас, когда уже видишь этот ящик, – тогда эта ветка походит на стрелку.
– Ну, с артефактом мы определились. – Смесь моих состояний была особенной: удивление, радость от того, что нашли, удивление, еще пару удивлений, и еще смесь непонятно чего. Даже Ум с Фиксом и Эмо не смогли определиться, что же мы испытываем, особенно через час. Солнце так и не село, и не сдвинулось, мы откопали уже побольше – не двадцать на двадцать сантиметров, а метр на метр. В одну сторону ящик уже увеличиваться не будет, это радует.