Старшина Гор

Глава 14

– Лом, слышал про теорию трехточечной основы? – начал Ник новый заход на поговорить.

Со мной не получается, решил с Ломом. Но насколько я успел узнать своего зама, более молчаливого человека редко встретишь. Вот и сейчас он только хмыкнул, вполне выразительно обозначив свое мнение по поводу трехточечной основы в частности и всех теорий в целом.

Зато неожиданно стало интересно мне. Торвин на потоке сознания основывал все на ней. Я же на ней же все заканчивал, считая, что она все объясняет – в плане сказал и говорить более не о чем.

– Три точки необходимы и достаточны для построения плоскости решений и действий, – выдал я все, что понял о теории. Почти тот максимум, что хоть как-то понял.

Ник удивился, даже веком дергать перестал.

– Неожиданно, Гор, не замечал за тобой раньше тяги к потоковым теориям.

– Пф, – выдохнул я, – теории все так же не интересны, интересна практика.

– Ага, все верно, потоковые теории самые практичные, – заверил меня аналитик, – смотри.

Ник своими словами начал рассказывать, не сказать что понятнее, но сейчас я мог спрашивать. Если кратко: для всего требуются три точки. Три точки – развитие, движение. Если точек четыре, то такая структура замирает, стабилизируется и умирает, либо, если повезет, начинает гнить или ржаветь, и одна точка исчезает. В общем, как и с Торвином, я ничего не понял. Но получил конкретный рецепт действия. Для совершения действия нужны: польза, нужда и интерес. Если есть два из трех, действие совершится, но результат непредсказуем.

– Вот Рябой Ерин, Ник, я пью, потому что мне нравится, польза неизвестна, нужности нет, интерес отсутствует.

– Тьфу на тебя, Гор, ты все портишь, – выругался аналитик, – на любой факт можно наложить ересь, и получится бред. Все, я спать. – Ник встал, потоптался на месте, решая, что еще мне сказать, дабы я осознал всю степень своего невежества, но передумал и ушел, молча и гордо.

Лом одобрительно хмыкнул, непонятно, к чему, и ушел вслед за Ником. У меня же остался еще чай, теплый халат и желание допить чай – надо же, три точки.

Снежинки, большие и пушистые, ложились на капюшон, столик, скамейку. Снежинки, попадающие в стакан, сразу таяли. На площадь вышла бригада уборщиков. Метлы зашуршали, лопаты заскрежетали.

Блин, вкус чая, вид снега, звук уборки – опять я нашел три точки, моих соличностей – три, глаз амператора, ухо и голос амператора – три. Я помотал головой, прогоняя наваждение.

Наутро состояние было явно получше. Принялись за приемку и подготовку вооружения, прогулялись по окрестностям, Ник рассказал, что в нашествии участвовали восемь видов: белые волки, возможно, ментальные, обезьяны трех видов – гориллы, гиббоны и игрунки, куда же без них. Гориллы и гиббоны могут использовать палки и камни. А также носорог, бизон, мохнатые ящеры и скорпионы. Самые опасные – скорпионы, мелкие и ядовитые. Не смертельно, но неприятно. Начальника нашествия обороняющиеся не видели. Нам следует опасаться… всех. Нашествие не сильное, видимо, материк маленький, или еще чего. Нашествие собиралось полгода, опять же долго и слабо. Ожидаем приключения третьей степени.

После обеда я вскрыл конверт, и решили выступать вечером, в ночь. Паровоз достаточно большой, чтобы вся десятка могла вздремнуть, а местные – перестать дергаться, выпроваживая нас.

А задание простое: идти на черную гору, найти артефакт и вернуть его. Отдельно написано: вопросы, как там оказался артефакт и как он выглядит, не нашего ума дело. Как выглядит, конечно, нашего, но нам не скажут, то ли секрет, то ли они сами не знают. Что странно, но я склонялся к последнему.

Ба-ба-ба-бах – паровоз у них запускался со специфическими звуковыми эффектами взрыва. Интересная модель – работает и на угле, и на дровах, автоматическая подача топлива. Напрягает верхнее положение бункера. По всей видимости, грузовой паровоз переделали в пассажирский, сидеть под бункером угля, пф, не очень интересно, зато не пешком, заявил Болтун. Наш новый боец-топорщик, щитоносец, характеристика – сила. Для нас важным оказался его опыт работы с СОШ в паре. Болт – стрелок СОШ, Болтун – заряжающий и таскающий боекомплект. Рюкзак почти под сотню кг, на пятьдесят выстрелов со сроком годности десять дней. Потом вероятность самоподрыва – от тридцати процентов, если сейчас, до ста, по десять процентов в день. Поэтому и в капсулах, исключающих детонацию, уменьшающих процент вероятности подрыва всего комплекта. Ага, без капсул сдетонировавший запас разметает на хрен весь отряд с вероятностью, близкой к ста, с капсулами – максимум носильщик пострадает, но это в теории.

Нет, все-таки ехать под бункером стремно, он постоянно вибрирует для подачи топлива. Сквозные зазоры для вибрации вроде бы еще нужно вентилировать, и они вентилируют, захватывая и дым, и пыль, несильно, но чувствительно. Нам даже выдали фильтр-платки.

Это был бы самый-самый крутой паровоз, если бы не понимание, что собрали его на планете, только что открытой, не просто собрали, а даже частично и изготовили. Да, и это третий вопрос, технология понятна и проверена, но местные материалы и мастера – нет, а ты лежишь под многотонный гул, но да, Болтун прав, зато не пешком. Его рюкзак, кстати, разместили во внешнем хранилище.

Вот такая балалайка. Потому что гусеницы звучали как «ала-ала-ала-ала», а бункер поскрипывал «лай-лай-лай». Поэтому если прислушаться, можно услышать «алалай», «алалай».

Кто сказал, что человек такая тварь, которая ко всему привыкнет и приспособится? Дать ему в морду и согласиться. В морду, потому что нельзя быть таким правым и не страдать за это. Минут через двадцать эта махина над головой уже совсем не мешала спать, на что есть три причины: ночь, хочется спать, скрежет мелодичный, а движения убаюкивающие.

Сон кончился резко. Обычные звуки «алалай-балалай» и другие «пш-ш», «пф», необходимые и сопутствующие паровому двигателю, перемешались с «БАМ-М-М»… Что-то врезалось, достаточно большое, чтобы бамкнуть, но сам паровоз не пошевелило. Из кабины заржали. Паровоз остановился, стало тише. Бам-м-м-м.

– Шеф! Чего там? – спросил Лом, сидевший в первом ряду.

– Таранщик… ну, носолом.

– Носолом, говорит, – повторил Лом тем, кто, возможно, не слышал, – и чего стоим?

– Побьется полчасика и уйдет, но если он сбоку зайдет, может, гусеницу зацепить, придется ставить на место, на фиг? Лучше постоять полчаса, чем пару часов на морозе сопли крутить.

– Чтобы гусеницу не рвать, – пояснил Лом.

Мы постояли немного – бам, потом еще немного – бам.

Паровые машины из-за своей относительной простоты заняли прочное место во всех мирах, кроме Марса, конечно, и на Ерине их меньше, такой спрос привел к научным изысканиям и улучшениям. Есть планета – Тоска. Название вполне соответствует – один континент, разделен реками на сектора так, что по итогу девяносто восемь процентов территории покрыто водой. Дикая влажность, вечная облачность, твари, обитающие там, ужасны, но безопасны, все водные. Так вот, там паровые двигатели держали в воздухе города выше облаков. Сам там не был, разговаривал с одним тосканцем, спрашиваешь его: «А на хрен вы там живете?» И слышишь гордое в ответ: «Это наш дом». Смотришь и веришь. Это потом через год я узнал, что только там добывают редкий минерал – полярный. Минерал, способный насыщаться и удерживать частицы потока создателя – грацы. Что это дает? Кроме возможности использовать его в батареях, это один из девяти минералов, отправляемых на Землю, причем, за редким исключением, в полном объеме.

Так, о чем я? А, двигатель паровой прост, но если он на холостых, как сейчас, температура снижается, а учитывая щели, воздух стал свежее, и мороз – ощутимее. Сразу стали подмерзать пальцы на ногах. Вот и новый вопрос: почему, несмотря на все развитие магимеда – магической медицины, дисциплины, сумевшей объединить магию и науку, в результате… если оторвало ногу – пришьют, оторвало ногу вновь и так, что потерял ее, – вырастят, но, блин, мерзнущие пальцы – это, говорят, незримые законы мироздания? Если уж ты родился с мерзнущими пальцами, то либо сам справляйся, либо заказывай теплые носки с Ледника – еще одна странная планета вечного холода. Вот там я уже лично не был. Врут они все, там даже снега не бывает, а температура никогда ниже плюс десяти не опускается. Просто местные постоянно мерзнут. Разводят местную живность – медвелам, медведей на длинных ногах, – и стригут их, как овец. Самая теплая шерсть. А самый смелый человек в мире – это заводчик и парикмахер этих самых лам, все, конечно, отточено, но медведь, он и есть медведь, даже если медвелама.

Ладно, я со своими ногами научился договариваться, еще будучи недомагом, – расслабить все мышцы ног, начиная от затылка вдоль позвоночника. Ладно, расслабить получается не все, вполне определенные, – от затылка к пальцам. Пока был недомагом, пускал поток, тепло становилось быстро, потом просто расслабляешь мышцы и тоже теплеет.

– Фиксирую функциональное расстройство подачи внутренних сред.

– О, проснулись, а то никого, как дела? Что изменилось?

Соличности молчат, ладно. Невзирая на периодическое «бум-бум», я вновь уснул. Сквозь сон радуюсь, что эту животину, что бамкала, мы преодолели в этой банке, или балалайке.

Новое пробуждение. Сквозь щели видно небо насыщенного глубокого голубого цвета. Меня за плечо трясет Сойка.

– Командир! Приехали.

Какое же это неудобное кресло. Ковшеобразное, жесткое, полулежащее. Тело все же затекло. По центральному коридору ползет на коленях к выходу Лом. Высота коридора позволяет идти, сильно пригнувшись, но на коленях – и быстрее, и легче.

Я сижу в последнем ряду, дальше только багажный отсек, где можно встать в полный рост, если ты, конечно, не Джин, этот весь не влезет. Через коридор от меня сидит Сойка и разминает руки-ноги с таким зверским выражением, будто не ела неделю, а сейчас нарезает мясо в мелкую полоску, чтобы накрыть стол. Ну и мясо еще замороженное.

– Прибыли, – подполз Лом. – Шеф говорит, вокруг пусто, но говорить лучше шепотом. Ты как?

Я сморщил лицо, типа бывало и лучше, это когда морщишь лоб, поднимая верхнюю губу.

– Понял. Я, Маут, Болт – нормально, мы выходим первые, потом стрелки: Белка, Сойка, дальше ты, Джин, Элиф и Болтун.

– Хорошо, а Ник?

– Этот уже на улице. – Лом кивнул. – Засранец, вон семафорит, что все нормально.

Морозец существенный, носки с Тоски сейчас бы не помещали. Мы заняли оборону у паровоза, Сойка с Элифом побежали посмотреть.

Сойка ступает легко, не проваливаясь, Элиф – чуть тяжелее, проваливается глубже, почти на ступню.

– Снежный покров трехслойный. – Ник уже выкопал яму. – Каждый слой – десять, примерно, сантиметров. Плотность слоев увеличивается с глубиной – возможно, оттепели. Поверхность – лесная. Температура воздуха, – он выдохнул облако пара, – минус двенадцать!

Чтобы стать аналитиком, нужно не только отучиться три амперских года, но и иметь определенный склад ума. Среди основного: отсутствие воображения и фантазирования. Как Ник стал аналитиком ума, не приложу, его способность фантазировать может поспорить только с быстротой фантазирования. Я, выросший на снежном острове, о том, что температуру можно определить по выдыхаемому воздуху, слышал, но там столько условностей, а главное – опыт и проверенная привычка. Для меня есть один показатель: руки мерзнут без перчаток – минус десять и ниже.

– Фиксирую, температура окружающей среды по внутренним показателям – минус восемь, корректировка сенсорного восприятия – минус одиннадцать.

– Рекомендую откалибровать сенсорное восприятие, предположу отсутствие возможности калибровки. Рекомендую переход на собственный градиент и сбор аналитики. Вывод данных оператору ограничить визуальной составляющей… Запрос решения оператора.

– Что во мне не так? Как хотелось бы определенности, – задумался я. – С другой стороны, если буду получать более структурированную информацию...

– Запрос решения оператора, – повторил Ум, – положительное решение может увеличить КПД на одну десятую процента с увеличением в процессе обучения. Запрос решения оператора на процесс обучения. – Я ощущал, что эта часть именно Ум, но какой-то другой.

– Отставить. Некогда сейчас думать, подготовить развернутую информацию для изучения, – рыкнул я.

– Скорее всего, близок период оттепели, информации о климате мало, данные не информативны в связи с недостаточной статистикой.

– Ник, говори по-человечески! – одернул я аналитика. – Хватит мне и Ума.

– Когда весна – неизвестно. Астрономических данных нет, наблюдений недостаточно, – проворчал аналитик. – Цикл день-ночь – тридцать часов. Мы проехали километров восемьдесят.

– Белка, позови нашего водилу.

Белка стояла ближе к двери и натирала свой лук мазью. Вот упертая все-таки женщина – отказалась от арбалета. Белка развернулась и нырнула внутрь паровоза.

Прибежала Сойка, с другой стороны прискакал Элиф.

– Крупняка нет, мелкие, с кулак – мыши. Остальное чисто, – отчиталась Сойка.

– Чисто, – кивнул Элиф.

Из паровоза, пыхтя, вылезла Белка.

– Щас.

За ней выкатился меховой шарик – девочка, нет, женщина, метр тридцать ростом, логично – по коридору бегать с таким ростом удобнее. Одета с явным пониманием климата, при этом так, чтобы быстро раздеться в жаркой кабине. О чем говорит распаренное лицо.

– Че?

– Сколько проехали? Звать тебя как?

– А хрена меня звать? Щас постою пару часов, пока обвыкнете, – и домой… – протараторила девушка и отошла на незатоптанный снег, присела, набрала снега, умыла лицо. – Мара я, Маруся, проехали восемьдесят два, стояли пару раз, могу еще парочку км подкинуть, но стоять не буду, по углю ограничена! Че?

– Нет, стоим здесь, сколько с нами постоишь?

– На холостом – часа четыре. Заглушить если, то сейчас надо, чтобы на запуск и прогрев осталось, угля впритык. – Она покачала головой, разминая шею.

– Нет, четырех хватит. Лом, готовь, ставь лагерь.

Все багажное отделение у нас занято лагерем. Что может предложить только-только открытая планета в качестве лагеря? Стены, собранные из снежных кирпичей. Деревянные жерди и шкуры, сшитые в кровлю, ну и напоследок пару кубов дров.

Место для лагеря нашли в километре от остановки. Выход камня, скала с углублением, типа пещеры. Паровоз ближе не подъедет, пришлось таскать туда-сюда инструменты, дрова и прочее. Получилось хорошо, не гостиница, но переждать пару дней на обратном пути, ожидая встречающий паровоз, можно, если раньше вернемся.

Метровые снежные стены сплавили, нагнетая температуру костром. Что-то серьезное, конечно, не выдержит, но какой-нибудь буран, вьюгу – точно. Ну и нычка из сублимата, чтоб его лучше не придумывали бы, или уж придумали бы что-то еще.

За делами время пролетело быстро, пока строили, пока плавили, потом паровоз отчалил – помахав рукой, Маруся поехала домой.

– Да две их там, – ответил на мой невысказанный вопрос Ник, – близняшки.

– Да? – удивился я. – Даже не подумал бы.

Мы с ним сидели у дверей нашего почти иглу размером как раз, чтобы поставить пять двухъярусных коек и посередине костерок. Отряд готовился. Подгонял броню, точил топоры и пилы. Белка, кроме лука, взяла-таки арбалет станковый и сейчас выясняла, кто его понесет. По всему выходило, что Джин. Его лишняя десятка килограмм не радовала.

Я смотрел на Лома, подозревая хитрый план или воспитательный момент. Ник стругал что-то едко пахнущее.

– Что ты делаешь?

– Поисковый арт-компас! – ответил аналитик, виновато улыбаясь.

– Сам-то понял, что сказал?

– То, что бред, я еще на Ерине понял, когда читал секрет. Вот интересно, у тебя чего написано?

Я шумно выдохнул.

– Завтра узнаешь.