Сласти, страсти и тайны королевского двора

Глава 49

Глава 49

Гибкое тело соскользнуло с веток, грациозно приземлилось на траву. Зеленоглазая Богиня насмешливо улыбалась и поправляла выбившуюся из причёски прядь золотых волос. И вроде всё было как обычно, только в глазах пряталась грусть.

— Как настроение, Марь Васильевна? – мелодично пропела она, старательно пряча тоску в голосе.

— Странное, — в тон ей ответила я, — вроде радоваться нужно, что побеждаю, а неприятно. Меня на королевскую кухню отправили ещё до начала испытаний, а теперь словно натягивают баллы, чтобы оправдать выбор. Неприятно, когда тебя оценивают странным образом.

Богиня хмыкнула. Перекинула косу, в которую были вплетены синие цветы, за плечо и села на траву. Потянулась гибко, по-кошачьи, разминая молодое тело. Лукавый взгляд скользнул в сторону. Она похлопала ладонью по траве.

— Садись, поболтаем в последний раз.

— В последний?!

— Ты садись, садись, в ногах правды нет, — усмехнулась Богиня, — всё расскажу. Ну, что можно, конечно.

Я так и шмякнулась на пятую точку. Богиня ободряюще похлопала меня по плечу.

— Не кисни, Марь Васильевна. Тут такое дело…

Зеленоглазая замялась. Странно было видеть Богиню в растерянности. Она покрутила носом, как мышка. Раздался вздох.

— В общем, нагоняй я получила за свои художества.

— Ты?! Нагоняй? От кого? Ты ведь Богиня!

— Ты зенки то закрой и звук убавь. Везде есть уши, — ворчливо откликнулась зеленоглазая, — знаю, что Богиня, только и у нас есть вышестоящие органы и определённый регламент, соблюдение которого обязательно. А я вышла за его пределы. Так-то. В общем, эксперимент объявляю закрытым. Ты вольна жить так, как хочешь. Впрочем, я и не ограничивала тебя в праве на жизнь и выбор, только память вопреки всему сохранила. Хотя это строго настрого запрещено. Что делать будем, Марь Васильевна? С памятью твоей иномирной? Стереть бы по-хорошему…

Прозвучало это как приговор, а не как предложение.

Знаете такое чувство, когда выходишь из тёплого дома на улицу, а там внезапно залповый ливень случается. И ты стоишь по колено в воде, мокрый как цуцик, и трясёшься от холода. Вот так и со мной сейчас было. Зубы непроизвольно заплясали-застучали джигу, кожа покрылась мурашками.

— Т-ты меня о-обнулить предлагаешь? – с трудом выговорила я.

Богиня махнула рукой.

— Да расслабься, ничего я не предлагаю. Так, рассуждаю вслух.

— А вот не надо так рассуждать!

Страх уже сошёл, но на прощанье оставил испарину. И злость. Нет, ты посмотри, как у них всё просто! То эксперимент проводим, то закрываем его, потому что он запрещённый! Играют судьбами людей, как фишками в игре.

Богиня перехватила мой взгляд. Снова невесёлый смешок.

— Ты не беснуйся, Марь Васильевна. То, ради чего я тебя сюда приволокла, ты и так исполнила. Спасибо тебе за это и низкий поклон. Нравилась ты мне там, — Богиня махнула головой в пустоту, явно намекая на мою прошлую жизнь, — и тут нравишься. Всё-таки если есть в человеке стержень, то и потом он проявится. Горжусь тобой и тем, что нас судьба свела. А теперь слушай. Тебе необходимо принять предложение йоментри. В Трилло проверка может нагрянуть, но, — Богиня хитро улыбнулась, — ни одна живая душа, даже божественная, как у посланцев Всеотца, не знает когда, с кем и в какой временной промежуток я проводила свои изыскания. Отыскать тебя среди тысяч подкапустных невозможно. Я следы хорошо прятала!

— Но если невозможно, то зачем мне бежать?

— Потому что! – сердито сдвинула брови Богиня, — во избежание. Короче, не задавай глупых вопросов. Принимай предложение, старайся на экзаменах и не подводи мамашу Нуну. Исайя тоже в связке. Он за тебя все эти годы ответственность нёс. Отплати старику благодарностью.

Во мне боролись две сущности. Одна – та, что ещё цеплялась за прошлое. И вторая, та, что уже смело смотрела в будущее. Но та, что всё ещё нудела о прожитом, вдруг подняла унылую голову.

— А как же мои? – неуверенно спросила я, — дети, внуки? Как я узнаю о них? Вдруг беда с ними или помощь нужна…

Звонкий, чуть злой и откровенно издевательский хохот запихал мою унылую прошлую сущность обратно вглубь памяти.

— И что ты сделаешь? А, Марь Васильевна? Как им поможешь? Обратно вернуться нельзя, тут даже Всеотец бессилен. Невозможно повернуть время жизни вспять, можно только вперёд отправить. Ты ведь не сумеешь дерево превратить в семя, а испечённый пирог разобрать на составные? Так что отпусти уже свою семью. Своим цеплянием ты делаешь только хуже. Сама не забываешь и им забыть не даёшь. Дай им право проживать свою жизнь в полном объёме. Совершать ошибки, делать выбор, одерживать победы и радоваться новым открытиям. Колесо жизни только так поворачивается. А стенания родных, верящих, что вот они-то знают, как правильно, только палки в это колесо вставляют. Ход жизни замедляют. Понимаешь? Не позволяют чужой душе взрослеть и развиваться. Отцепись от них, Марь Васильевна… нет! Виолетта, подкапустная и воспитанница Медового дома.

Горящие глаза Богини светились опасным зелёным светом, коса расплелась, осыпались на траву голубые капли цветов, локоны шевелились, хотя ветра не было. От всей гибкой фигуры шла такая волна силы, что у меня ёкнуло под ложечкой.

Сейчас Богиня не была прежней зеленоглазой насмешницей. Она стала той, кем является на самом деле. Грозной повелительницей жизни, успевающей прийти раньше своей соперницы Костлявой Хозяйки. Соперницы ли? Сейчас я уже не была в этом так уверена. Что есть жизнь? Бесконечная череда возрождений, следующих за увяданием. Колесо жизни неразрывно, а это значит и жизнь не отделима от смерти.

— Поняла. Всё принимаю. – я смиренно склонила голову перед силой и мощью капризной, но грозной красавицы, в чьих руках была безграничная власть. – Прости, Богиня, если чем обидела. Я не со зла. Только сложно отпустить прошлое до конца. Сложно отдать судьбы в руки тех, кого всё ещё детьми неразумными считаешь. Хоть у них уже и седина полезла. Ты права во всём, а я… я просто слабая женщина.

Богиня полыхнула ярким светом. Волна силы, обжигающей, как летний зной степей, прошла сквозь меня, пронзила каждую клеточку и ушла дальше, впитавшись в ствол старой яблони. Глаза Богини снова налились теплом, но не обжигающим, а ласковым, как весеннее солнышко. Она слабо улыбнулась. Я впервые увидала усталость Богини, которая пряталась на краешках губ, в уголках глаз, в наклоне точёной шеи.

— Не обижайся, Летта. Работа у меня такая. Тут привела, там увела. – взгляд Богини стал очень серьёзным, — да ты ведь, и сама уже догадалась кто я. По глазам твоим вижу.

Я кивнула. Торжественно так, как на собственной свадьбе согласие Сашке давала. Или как на операционном столе принимала решение об нестандартных манипуляциях, которые протоколом были не предусмотрены, но могли спасти жизнь пациента в данном конкретном случае.

— Эх!

Богиня сладко потянулась, разминая грациозное тело, и вдруг оказалась на ногах. Неизвестно откуда налетевший ветер снова играл густыми прядями волос, цвета спелой пшеницы, закручивал юбку вокруг стройных ног красавицы. Пахло цветущей поляной, согретой солнцем. Аромат васильков, ромашек и спелой земляники кружил голову, но под сладостью лета пряталась непременная осень с её увяданием и легкие нотки неизбежной зимы, с её стужей и вечным сном.

— Ну, прощай, Летта, — по-доброму улыбнулась Богиня, — сколько раз мы сражались с тобой в операционной! М-мм… это были славные времена. Славные….

Богиня растаяла в сумрачном воздухе. Осталось только эхо её последних слов, которое разгоняло нахлынувший ночной мрак. Я вытерла горячие слёзы, навернувшиеся на глаза, поднялась на ноги. Нужно было идти. Время, отпущенное мне Нуной, выходило. Я в последний раз оглянулась назад и замерла от восторга.

Старая ветхая яблоня светилась сотней свежих цветов. Их было так много, что аромат кружил голову, а яблоня словно парила в воздухе. Богиня не могла просто так уйти, без прощального подарка. В свой дар она вложила каплю напутствия, которое отражало мою собственную судьбу. Новая жизнь на старых корнях.