Сласти, страсти и тайны королевского двора

Глава 38

Глава 38

— Летта… — снова дохнуло в затылок.

Горячие мужские руки обхватили меня так, что даже руки мои оказались в захвате. Меня неуважительно дёрнули с силой прижимая спиной к чьему-то крепкому телу. Я даже вздохнуть толком не могла, так крепко меня схватили. В воздухе закружил запах пива, под которым улавливался слабо знакомый аромат духов.

Первой реакцией было громко заорать, привлекая прохожих. Но где их сейчас взять, прохожих-то? Все попрятались по домам. Второй реакцией – ударить наугад, авось попаду в глаз. Но и тут осечка – руки заблокированы. Поэтому я поступила проще.

Слегка подалась назад, приподняла согнутую в колене ногу и резко опустила её вниз. Как раз каблуком в носок обуви гадёныша.

— А-а! – взревел любитель хватать незнакомых девушек, ненадолго ослабляя хватку сильных рук.

Я вывернулась, гигантским прыжком увеличила расстояние между нами и тут уже обернулась, чтобы дать отпор снова, если придётся, но пришлось растерянно замереть. Так вот чей это запах был! То-то он мне показался знакомым.

— Да как так-то?! – удивлённо протянула я, — ты, что тут делаешь?

Под тусклым светом фонаря подпрыгивал на одной ноге мой старый друг.

— Мимо проходил, — обиженно пробурчал Витольд, тряся ногой в воздухе.

— Так проходил, что напал со спины и схватил?

— Пошутил, — не очень уверенно произнёс Вит, кося глазами на сторону, — здорово бьёшь.

— Ты же научил. Мы ещё отрабатывали этот приём.

— Да? – в голосе Вита мелькнула растерянность.

— Да. Давно, лет семь назад, — я подошла ближе и участливо спросила, — сильно больно?

— Как лошадь копытом лягнула! Не знал, что у тебя такие острые каблуки, — уважительно протянул Вит, опуская ногу.

Я бросила взгляд на свои ботинки. Случайно совсем их надела. Побоялась сырости. А оно вон как обернулось. То ли пригодились, то ли напакостили.

— Ага. Бывает иногда, что я в них хожу. Может глянем пальцы-то? вдруг помощь нужна. Перелом там или ещё что…

— Пф! Ещё чего!

Витольд гордо выпрямился, покачнулся, сунул руки в карманы куртки для равновесия, икнул. Пивом запахло сильнее. Видимо Мартин от души отблагодарил работников сегодня. Только вот Витольду не стоило столько пить.

— Пил? – осуждающе спросила я.

— Немного! – Вит пальцами изобразил расстояние в половину сантиметра, покаянно сказал, — на донышке.

— На донышке ведра, что ли? От тебя несёт на три пеших прохода!

— Летта! – взревел Вит, — не осуждай меня! У меня душа болит!

Так, понятно. С Маленой уже успели поссориться. Быстрые какие.

— Ага, это повод надираться?! Душа у него болит! Какая цаца, вы только гляньте! Утром ещё и голова будет болеть, — сварливо отчитала его я, – и поделом!

Витольд повернул голову ко мне и оскалился, но тут же погрустнел. Его широкая спина ссутулилась. Прозвучало тоскливое:

— Издеваешься, да? Мне плохо, Летта, очень плохо…

О-о, кажется всё очень плохо. Надо другу помочь, но Твина ждёт! Да, блин!

Я схватила Вита за рукав куртки, подтянула к себе. Развернула и направила к стене дома.

— Стой тут и никуда не уходи, я скоро. Мне к Твине надо сбегать. Потом с тобой разберёмся.

Вит смерил меня странным взглядом. Печальным и немного безумным.

— Не уходи, — шепнул Вит, притягивая меня к себе.

Я кивнула, соображая, как сделать так, чтобы Вит остался на месте и не натворил какой-нибудь ерунды.

— Вит, мне хватит пяти минут, — мягко сказала я, высвобождаясь из захвата, — жди.

Рука Вита бессильно упала. Он склонил голову и просто кивнул. Ну а я, чувствуя себя не в своей тарелке, ломанулась бегом к Твине. Благо, идти было недалеко. Скоро я уже колотила в дверь художницы, а она совсем не торопилась открывать. Наверное опять так погрузилась в работу, что перестала слышать окружающую действительность.

— Твина! Твина! – я пустила в ход оба кулака и громкий голос, — ТВИНА!

Дверь так резко распахнулась, что я едва не свалилась в открывшийся проход. Меня подхватила Твина, поставила на ноги и удивлённо сказала.

— Летта? Я думала пожар где-то, а это ты.

Свет из дома высвечивал хрупкую фигуру невысокой Твины. Его хватало, чтобы разглядеть заляпанный краской халат, скрученные в узел каштановые волосы. В тусклый прямоугольник света, падающий на крльцо, вальяжно вышел толстый кот Твины, Марципан, и уселся на хвост.

— Я. Здрасть, Твина. Твой заказ. Извини за задержку. Обстоятельства, — протараторила я, торопливо доставая баночки.

Художница растерянно наблюдала за моими действиями, словно не понимала, что я тут вообще забыла, а потом хлопнула себя ладонью по голове и рассмеялась.

— Серебрянка! Вот я дурная голова!

— Ага, она, — я всучила баночки , — пока, Твина!

Я махнула рукой на прощание, побежала вниз по ступенькам. Марципан протяжно зевнул вслед.

— Даже не останешься? – Твина разочарованно прижала баночки к груди, — я хотела показать свою новую работу, посоветоваться...

— Ох, новая картина. Прости, Твина, в следующий раз. Там Вит ждёт, — крикнула я на бегу.

— Ах, Вит! Тогда ладно! – как-то восторженно крикнула вслед Твина, — давно пора! Рада за вас!

— Пока, Твина!

Я хлопнула калиткой и помчалась обратно, отчаянно надеясь, что Вит никуда не ушёл и не вляпался в неприятности, что немудрено в его состоянии. Нет, и стоило вот так надираться? Осуждаю я такое поведение.

К счастью, Витольд был на месте. Так и стоял в свете тусклого фонаря, привалившись к стене и опустив хмельную голову, как будто искал ответы под ногами. Я замедлила бег, перешла на быстрый шаг, чтобы успокоить дыхание. Сейчас подойду, возьму Вита за ухо, как в детстве, когда он творил какую-то дичь, отчитаю его, выслушаю и дам совет. Жаль, нельзя смазать душевные раны целительным бальзамом, который чудесным образом заживляет раны. Даже тут, при наличии магиков, душу и разбитое сердце лечить не научились. Во всех мирах их излечивает только время.

Вит поднял голову.

— Как хорошо, что ты пришла…

— Я же обещала, Вит, — как можно мягче сказала я.

Выдохнула, чтобы окончательно выровнять дыхание, подошла, протянула руку и… всё пошло совсем не по плану. Вит тяжело задышал, резко подался вперёд и схватил меня в объятия.

— Летта, любимая, — хрипло прошептал он, глядя горящими от отчаянного поступка глазами, и накрыл мои губы поцелуем.