Глава 22
Дверь в кабинет захлопнулась, щёлкнул ключ, повернувшийся в замке, следом визгливо проскрипел засов, вставая в пазы. И тут я поняла, что меня сейчас будут распекать. Нудно, но нежно.
Я приняла позу смирения как раз вовремя. Нуна грузно развернулась, в два шага оказалась рядом. Пухлый палец ткнулся в мою грудь.
— Ни-ко-гда! – по слогам, грозно и твёрдо произнесла Нуна, — слышишь? Никогда не позволяй чтецу воровать свои мысли! Ясно?
Так вот чего она взъярилась! Я-то думала из-за моей выходки с защитой Кьяры, а тут всего лишь мысли. А что в этом такого-то? Всё-таки я медик до глубины души и совершенно не понимаю законов местной магии. Мысль же не материальна, как её ухватить можно?
— Нуна, но мысли ведь нельзя украсть. Она же просто мысль, а не монета, — растерянно протянула я, отступая назад, пока не упёрлась в диванчик. Палец Нуны, несмотря на пухлость, был твёрдым, как из железа сделанным, — что я сделала-то?
Поза смирения не сработала совсем. Кажется, я и впрямь сделала, что-то из ряда вон.
— Агрх! – немелодично рыкнула Нуна, наступая и снова втыкая палец в мою несчастную грудину. Не обращая внимания на то, что я морщусь, она ровненько постукивала пальцем в такт словам, — чтецы забирают мысли затем, чтобы проникнуть в глубь твоей памяти. Понимаешь? Это во-первых. А во-вторых, украденная мысль даёт доступ к твоей судьбе. Всех подкапустных оберегает Богиня, даруя удачу и счастье. Если ты когда-нибудь позволишь у тебя украсть мысли или слова, то часть удачи перетечёт на вора. Так работает магия, детка!
— На такое только чтецы способны? – холодея, спросила я.
Нуна перестала долбить мою грудину, опустила руку и , шаркая туфлями, пошла к своему креслу. Она как-то резко постарела, сгорбилась.
— К твоему счастью, да, — мрачно ответила она, тяжело садясь к объёмное кресло и складывая руки на столе, — не всякий чтец на это способен, но такой, как Йозеф Ботт – запросто. Кхм… я же понимаю, что тебе есть, что скрывать…
Пришлось покрыться холодным потом во второй раз. Неужели я была такой беспечной, что выдала всё о себе? Ноги ослабели и я уселась на мягкий диванчик, в который так удачно упёрлась, пытаясь сбежать от праведного гнева Нуны.
— Нуна…
— Что «Нуна»? – кисло протянула она, — я знать-не знаю, откуда тебя такую принесло и зачем Богиня сделала тебя такой. Не моё это собачье дело! Но… мне жаль тебя, девочка. Тебя и Исайю. Потому прошу, будь предельно осторожной, пока не закончиться отбор этого года. Потом потихоньку уладим все бумажные дела, внесём монеты в казну, и ты будешь свободна. Постарайся не отсвечивать всю эту неделю, — мрачная Нуна обречённо махнула рукой, — хотя поздно уже метаться. Ты слишком привлекаешь внимание. Ещё и язык твой! Эх, припечатать бы его каким заклятием, пока беды не случилось! Ведь знала, что так будет, так нет же… расслабилась за все годы. Да, ладно! Чего это я разошлась? Сама, дура старая, виновата… думать надо было, когда задания раздавала… Принесла же нелёгкая этого йоментри…
Бурчание Нуны становилось всё тише, всё неразборчивее. Она притянула к себе стопку бумаг, вытянула из чернильницы перо и принялась что-то писать, бормоча под нос. По доносящимся до меня иногда фразам, я понимала, что Нуна всё ещё сердится, но уже не на меня, а на саму себя, на Калиру, на неумного заговорщика, на стечение обстоятельств.
Я благоразумно молчала, тихонько соображая, как теперь жить. Скрипело быстрое перо в руках Нуны, скрипели мысли в моей голове. Ничего путного не думалось, кроме того, что следовало проглотить тот несчастный леденец монпансье.
— Нуна, — тихонько позвала я мамашу, — а почему Кьяру до сих пор не выпустили? Она ведь уже три отбора пропустила. Почему так? Кьяра с мальства показывает такие успехи, что даже Голда ей проигрывает, а нынешние выпускницы так и в подмётке Кьяре не годяться. Даже Малена это только слабая тень Кьяры. Так почему она ещё здесь?
Мамаша перестала писать, вернула перо в чернильницу и откинулась на спинку кресла. Она неожиданно фыркнула. Насмешливо так, но с уважением.
— Потому что такая же тютя, как и ты, — хихикнула Нуна, вновь став моложавой и бодрой. Такой, как и всегда, — она заваливала все финальные испытания, чтобы оставаться рядом с тобой, подружкой своей ненаглядной. И знаешь, на чём валилась?
Я растерянно покачала головой. Не знала я, даже не понимала, почему Кьяра не может сдать выпускные экзамены. Считала, что это происки конкуренток, подставляющих мою подругу. Тем более Кьяра совершенно не расстраивалась, а каждый раз звонко хохотала, пересказывая мне, как блины комкались…блины!
— Догадалась, — удовлетворённо протянула Нуна, внимательно вглядываясь в мою расстроенную физиономию, — на блинах твоя подружка валилась. На тех самых блинах, которые с закрытыми глазами с семи лет пачками шлёпает. Обе вы… хороши. Стоите, друг за друга, горой, не понимая, что судьба и жизнь рано или поздно вас всё равно разъединит. Не сейчас, так после отбора. Ты-то в Трилло останешься, а Кьяре прямой путь на королевскую кухню. Ты бы поговорила с ней. Объяснила, что сможешь. Я ведь хитрость задумала, — вдруг призналась Нуна, опираясь локтем на стол и подпирая щёку ладонью, — только вот как вышло-то.
— Хитрость? Нуна, заготовки для королевского бракосочетания это финальный экзамен?! Джем из ногэроли! – ахнула я.
Нуна грустно кивнула.
— Ты только подружке своей не говори. А то ведь знаешь её. Тем более, всё равно ничего не получилось. Судьба, что ли такая? – обречённо проговорила Нуна, тяжело вздыхая, — ладно, девонька, иди домой. Отдохни сегодня. И постарайся по дороге не нарваться на йоментри нашего. Чует моя душенька, что этот беловолосый клещом в тебя вцепился. Понять бы, зачем.