Сласти, страсти и тайны королевского двора

Глава 31

Глава 31

Вот так новости! Это он меня сейчас не узнал или что?

— Ви-ит? — растерянно протянула я, делая несколько шагов вслед за парнем.

Я почти уже дошла до горы стройматериалов, но внезапно меня разобрала такая злость, что я громко фыркнула, резко развернулась и пошла обратно.

— Ну и вали! Подумаешь, — бубнила я под нос, — фифа какой! Обиделся чего-то! и чего спрашивается? Достал уже! Как маленький, ей-богу! Бегать ещё за ним! У меня своих дел что ли нету? Душевные метания… у меня, может быть, тоже душевные метания, но я же себя так не веду!

Я в сердцах толкнула дверь заднего входа и договорила свой яростный спич прохладный полумрак.

— Снежинки!

Мои вопли летели в никуда. Позади нарастал грохот, треск, стук молотка. Люди работали. Но я уже завелась, сама не совсем понимая, от чего. Может усталость сказывалась, может нервотрёпка прошедших дней, а может холодок предчувствия провоцировал. Он поселился во мне в день встречи с йоментри и больше не исчезал.

Увы. Предчувствие ни есть знание, значит и поделать ничего нельзя.

Сердито топая ногами, я зашла в сумрак дома (опять Мартин экономил на освещении), повернула направо, к лестнице. Кабинет Мартина, так он называл каморку в которой ютился вместе с кучей бухгалтерских книг, располагался под лестницей. В таких каморках приличные люди швабры и мётлы хранили. Приличные люди, а не рачительный Мартин. Скопидомный, если уж откровенно. Бывший свой кабинет он переоборудовал под ещё одну комнату, как только стало понятно, что посетителей теперь будет всё больше и больше. Смена локации принесла дополнительные барыши, но плохо сказалась на характере Мартина. Он теперь непрерывно чихал, от чего стал совсем печальным, а следовательно крайне нудным.

Сложно быть позитивным, если всё время чувствуешь недомогание.

Глаза ещё не привыкли к сумраку дома. Я шла на ощупь, натыкаясь на неведомо откуда взявшиеся завалы. Мебель, наставленная друг на друга, какие-то мешки, скарб. Что тут вообще происходит?

Ещё немного, и я наткнусь на что-то неустойчивое, уроню и останусь навсегда замурованной в душных объятиях чужого имущества!

Стоило только об этом подумать, как на пути вырос здоровенный мешок, набитый чем-то мягким. Я споткнулась и через секунду уже летела прямиком на него.

— Р-мяв!

Что-то колючее, обладающее горящими огнём глазами, вылетело из-под меня, взвыло, как адово создание, и, злобно тряся хвостом, метнулось вверх по лестнице.

— Белка! – отчаянно выкрикнула я, приподнимая голову, — Белочка, прости, я не нарочно!

Но старая кошка Мартина уже убежала. Вот и эта обиделась.

За кошку печальней всего.

Я перевернулась на спину и раскинула руки. Мешок был удобным.

Скрипнула дверь. На потолке заплясали отблески света.

— Эт, кто тут бедокурит? Кто порядок нарушает? – зазвучал сварливый голос Мартина, — сказано было не ходить через заднюю дверь. Кому не понятно было?

Не поднимаясь с мешка, я подняла вверх руку, как школьница на уроке, и ответила.

— Это я, Мартин. Мне не понятно.

— Летта?!

Послышалось сердитое ворчание, осторожные шаги. Отблески света стали ближе. Над головой возник Мартин. Свет путался в его взъерошенных седых кудрях, играл на морщинках, искажал черты лица, от чего картофелеподобный нос моего нанимателя, стал уж совсем крупным.

— Ты чего тут лежишь? – Мартин потыкал меня длинным пальцем, — тут нельзя лежать.

— Упала, лежу. Можно ещё пару минуточек поваляюсь?

— Эм-м…удобно?

Я кивнула.

— Эм-м… — снова протянул Мартин.

Я тяжело вздохнула и, продолжая лежать, раскинув руки и вглядываясь в тень, глубокомысленно произнесла.

— Мартин, скажи, что такое не везёт и как с этим справиться?

Свеча в руке Мартина дрогнула, отчего тень на потолке скользнула в сторону.

— Я тебе, что гадатель ярмарочный?

— В тебе есть кровь эльфов, а значит и их мудрость…

— Кровь? эльфов? Да сколько её там? Пра-пра-пра-прадед нарезвился, а я отвечать должен?

— Не должен, — я села, — но ты мудрый.

Мартин был полукровка. Ну, как – полукровка. В нём смешалось несколько кровей: эльфы, люди, гномы. От людей у Мартина была внешность. Если не приглядываться, то и не заметишь разницу, тем более нос так красноречиво говорил о человеческих корнях. Однако уши были слегка заострены, глаза слегка миндалевидны, пальцы слишком длинные и тонкие. Эльфийские остатки крови от пра, пра и ещё несколько раз пра дедушки. От гномов Мартину досталась хватка в делах и тяга к бесконечному стяжательству, да ещё умение поднять любую тяжесть.

Мартин пофыркал ещё несколько раз, а потом сел на мешок.

— Держи, — всучил он мне свечу,— рука уже затекла.

— Угу. Так, что делать? – я тоскливо взглянула на него.

— Не знаю. Переждать, пока невезенье отстанет.

— А долго?

— Что «долго»?

— Ждать пока отстанет?

Мартин развёл руками.

— Да, кто его знает. Бывает, что быстро. Бывает, что долго. Может порчу кто навёл? Завистников-то пруд пруди?

— Ай, да кому это надо?! – нахмурилась я, — кому я могла дорогу перейти до такой степени, что человек к тёмному магику побежит? Ни с кем не соперничаю, парней не отбиваю, козни не строю. Работаю и учусь, всё, на что сил хватает. Поспать-то не всегда удаётся. Чему тут завидовать? Нет, Мартин, тут что-то другое.

Мартин выслушал меня, а потом зашёлся в издевательском смехе. Я непонимающе посмотрела на него. Чего смешного я сказала?

Отсмеявшись, Мартин всё пояснил.

— Эх, Летта, вот вроде разумная девица, а как ребёнок, всеотец-хранитель! Да разве людя́м есть разница? Вот, ежель кто увидит что-то в тебе, чего у него нет, то ему и твоё незаметное поведение помехой не станет. Люди они ж как, всему завидовать могут. А зависть — это тяжкий грех, осуждаемый всеотцом. Потому как из зависти всё остальное прорастает. А всё почему? А потому, Летта, что яд зависти проникает в душу. Отравляет, захватывает сердце и разум. Отравленный человече злым становится, подлым. На страшное способен решиться. А тут и до тёмных магиков рукой подать. Извести предмет своей зависти стараются, чтобы глаза не кололо. Потому как сравнивают себя с ним. Завсегда. А самое печальное, что тот, кто завидует, сам себя ненавидит. И понимает это, но от того только злее становится. Такие дела, Летт. Иногда, конечно, зависть иной бывает. Одному завидуют, до зубовного скрежета, а отрываются на другом, на близком ему и любимом. Там, конечно, по всякому случается. Может, этот второй мешает подобраться к первому, а то и просто – навредишь второму, а значит больно ударишь по первому. Всяко бывает.

В словах Мартина был резон. Однако к моим неприятностям мудрые слова отношения не имели. Не было в этом личной мести, только череда неудачных совпадений и стечение обстоятельств.

Но мудрого хозяина я всё же отблагодарила.

— Спасибо, Мартин, полегчало.

— А, ну хорошо. Ты чего приходила-то? Смена только вечером. Надо чего?

— Надо. Ох, как надо, Мартин, — я проникновенно взглянула в серовато-зелёные глаза своего визави, — выходной надо. Позарез.