Скверная жизнь дракона. Книга седьмая

Глава 4

Нынешний перелёт через океан оказался приятней прошлых. Из-за восстановленного на половину хвостика лететь комфортно и легко, меня телепало в стороны только от внезапных порывов ветра средней силы. А так — я лишь вальяжно, в полудрёме летел в сторону южного свободного континента, изредка осматриваясь и не находя вокруг себя ни драконов, ни прочих тварей. Электрического гула в сознании так же не было.

Под конец первой части перелёта я окончательно взбодрился. Я летел, постоянно нагоняя бушевавший впереди шторм. Огромной чёрной крышкой густые облака закрывали небо, внутри сверкали молнии, ливень бил об воды океана, ветер поднимал волны. На моё счастье — шторм шёл строго в направлении суши. И закончился, когда оставалось мне пролететь с десяток километров до светло-коричневой полоски берега и зелёной полоски леса за ним.

Раньше высота в три километра была для меня недостижима, из-за частых шквальных порывов ветра — сейчас же я плавно спускался с неё. В животе от голода покалывало. Я был согласен и на кабанчика, но шторм разбросал на берегу всякую рыбу. Грех отказываться.

Из припорошённого снегом леса вышло трое разумных, когда мне до берега оставалось примерно с километр. Они явно жили в деревушке за лесом.

Я выругался, но аккуратно довернул крыльями, полетев на север вдоль берега. Повезло, шторм закончился недавно, небо было серым и чёрную точку в полукилометре высоты трое остроухих не заметили. Мужчина, женщина и девочка лет десяти, кутаясь в слои потрёпанных одежд, с высокими кожаными сапогами на ногах, они шли вдоль берега и собирали в плетёные корзинки рыбу, мидии и прочие съедобные находки. Скоро из леса вышли другие разумные, с острыми ушами, и берег усеяли мельтешащие разумные.

Будь у меня плохое настроение, то я бы всенепременнейше спустился к берегу и жестоко наказал посмевших обломать мою трапезу. Убивать бы не стал, но покусал.

Я отлетел от берега вглубь материка. Уже через десяток километров начались дикие земли, без поселений разумных. Лишь природа и очаги скверны. Где небольшие, в две сотни метров в диаметре, а где и в несколько километров. На белом покрывале снега высматривать добычу не проблема — аккуратно поддерживая высоту и стараясь не хлопать крыльями, я скользил в сотнях метров над землёй. Вскоре показалось небольшое стадо диких лошадей, тощих и жилистых.

Одна лошадка и не поняла, что её убило два вытянутых синих сгустка «Магического копья». Стадо встрепенулось, увидев приближавшийся чёрный силуэт, и помчалось в ближайший лес. Я перешёл на бреющий полёт, до земли не больше пятка метров, холодный ветер обдувал повреждённую часть морды. Лошади перебирали ногами по глубокому снегу, оставив позади расчищенную поляну, где под раскиданным снегом виднелась прошлогодняя трава. И оставив позади тройку юных жеребят. Бедолагам снег был по грудь, они не могли поспеть за стадом — но для меня они слишком мелкие.

Вторая лошадь долго и истошно ржала, когда её мощными челюстями подхватило за хребет и взметнуло в воздух. Я добрал немного высоты и полетел к первой убитой лошади.

Трапеза была великолепной. Жилистое мясо, немного жёсткое, но с приятным тёплым и несколько сладким ощущением, будто я ем недавно ушедшее лето. А пока я набивал утробу, сознание набивалось мыслями. Из-за повышенного «Чувства магии» теперь не надо постоянно озираться и прислушиваться, стараясь различить шаги разумных, предугадывая засады и внезапное нападение. Теперь за сто метров я могу понять, где и кто находится: у нежити звёздочки мерцают тускло и невпопад, как поломанный фонарик; у животных звёздочки просто тусклые, как и у порождений; а у разумных они яркие.

Но что делать, если я пересекусь с разумными. И ладно, если я буду лететь высоко и меня случайно заметят. А если я буду отдыхать, восполняя «ману», а на меня выйдут авантюристы? Предложение изучить «Щит магии» принадлежит форме ксата, в моём истинном облике оно не доступно. Прозевай я атаку, когда моё тело прикрепят магией к земле, и дальше случится много чего грустного. А в лесу сражаться с разумными неудобно — не получится взлететь и спикировать, да и деревья помешают бить лапой.

Спустя неделю после охоты на лошадок я наконец-то прилетел к острову ксатов. Электрический гул заполнил моё сознание ещё за двадцать километров до конечной точки. Летя на высоте в три километра, я считал драконов, прилетевших и будто конвоирующих меня до острова. Не меньше двух сотен всех видов летело выше меня на несколько километров. Всё это мне не нравилось, электрический гул морально давил, мешал сосредоточенно мыслить — но я и без этого давно сообразил две важных вещи.

С меня спросят за случившееся осенью. И нельзя забывать про «Детектор лжи».

Чем ближе был остров, тем сильнее сближались со мной прочие драконы, выстраиваясь подобием цепочки, ведя меня целенаправленно к высокой горе с жерлом потухшего вулкана. И широкой площадкой на склоне, выложенной белым мрамором. Я не пытался вырваться из конвоя: бессмысленно, да и зачем? К той бойне я не имею никакого отношения.

Медленно планируя в сторону белой площадки, я рассматривал земли острова ксатов, просторные городки с широкими домами и участками вокруг них, расположенные на лугах и равнинах, и тесные городища из глинобитных халуп, нависающие одна над другой на зубчатых предгорьях, ровными линиями усеивая берега горных рек. У статуи дракона, где в прошлом году ксаты что-то праздновали, никого не было, как и у прочих подобных этой же статуи, расположенных в каждом горном городе. Табличек или хоть какого-то описания у статуй, к сожалению, тоже не было.

За несколько сот метров до площадки конвоирующие драконы разлетелись в стороны: одни полетели ко всяким вершинам гор, где как термитами проеденные отверстия пещер, другие поднялись обратно в небо. Я же, неспешно доворачивая крыльями и стараясь игнорировать электрический гул, аккуратно приземлился на широкую белую площадку.

Меня ждали. Четыре ксата с золотыми ожерельями на груди и татуировками на лбах, и пятый без оной. Первые смотрели на меня беспристрастно, но едва заметно подёргивали плечами и пальцами от некоторого нетерпеливого ожидания, второй не скрывал презрения и отвращения во взгляде, и стоял неподвижно. Радужка его глаз мне была не знакома, и лицо я видел впервые. А в конце площадки, рядом с выложенным мрамором проходом вглубь горы, стоял дракон с синей кожей.

«Старейшины вызывают тебя, названный Лик’Тулкис. Прибудь туда, куда прибывал», — сказал тот и взмахнул крыльями, улетая прочь. Я даже не успел ответить, канал мыслеречи между нами оборвался.

Ксат без татуировки, видя недовольное выражение на моей морде — довольно заулыбался. И едва не исторгнул волну проклятий, когда я перевёл на него взгляд.

— Ты вернулся, названный Лик’Тулкис, — заговорил ксат. Я попробовал пробиться тому в сознание, но канал мыслеречи был тут же разорван.

— Не смей говорить со мной… — гневно процедил тот, проглотив последнюю часть фразы. — Ксаты исполнят свой уговор. Ящик под твоим животом будет внутри горы. Тебя ждут старейшины.

Я попытался пробиться к ксатам с татуировками на лбах, но мне будто что-то мешало связаться с ними. А ведь до этого ксаты на шеях ожерелья не носили.

«Твои попытки тщетны, названный Лик’Тулкис», — открылся канал мыслеречи. Голос шёл из глубины пещеры.

«Это опять ты?»

«Твои попытки дерзить ничтожны. Ты не сможешь говорить с ксатами на этом острове. Ты, названный Лик’Тулкис, выкупил у ксатов провоз на корабле. Когда ты им воспользуешься?»

«Зачем тебе это?»

«Ксаты должны знать, где хранить твои вещи».

«В тепле».

«Когда?»

«Летом».

«Первый день второго летнего месяца. Их корабли плывут тогда».

Канал мыслеречи оборвался. А уже спустя секунду дракон в облике ксата в точности передал четверым ксатам, что провозом я воспользуюсь на пятую торговую флотилию, первыми днями второго летнего месяца плывущую в королевство ратонов Калиск, а до этого момента ящик должен храниться в тепле. Ксаты поклонились сначала ему, согнув спины где-то под угол в сорок пять градусов. Я же удостоился полностью согнутых спин.

Пока я скидывал с себя лямки, аккуратно отматывал перевязанные кожаной верёвкой десяток миклов, и приматывал к передней лапе — два ксата сходили в пещеру, принеся подобие толстых длинных лыж. Ксаты аккуратно приподняли края ящика, поставив на лыжи, и с усилием поволокли внутрь пещеры.

— Не смей заставлять старейший ждать, — приказным тоном изрёк дракон в облике ксата, показав рукой в сторону, намекая на пустой луг, где я стоял год назад.

Мне хотелось выругаться, и откусить голову этому дракону. Но я лишь раздосадовано покачал головой. Если для того, чтобы наконец-то обрести свободу, надо послушать бредни старых маразматиков — то пусть они хотя бы будут осмысленными. Иначе это станет пыткой.

Очень скоро я приземлился на нужном лугу. Ближайшие горы уже были облеплены сотнями драконов всех видов, и многие сотни парили в небе. Единственным оставшимся глазом я осматривал горы и пытался выяснить старейшин из собравшихся. У всех драконов свои особенности: расположение роговых отростков, длина хвоста, вытянутость морды и прочее. Но у вышедших из пещер, а их больше сотни, роговые отростки были в разы длинней.

«Ты явился», — раздался скрипучий голос. Он был и в прошлый раз, но на горе дракона не было. Казалось, что голос звучал откуда-то дальше, из соседней горы, скрытой сейчас от моего взора.

«Будто я хотел».

«Не хотел, но явился», — раздался зычный голос. Он сам звучал откуда-то далеко.

«Теперь осталось узнать — зачем».

«Это ответишь нам ты, названный Лик’Тулкис», — начал говорить скрипучий голос, а мне уже захотелось повеситься на собственном хвосте. — «Летевшие с тобой, что с ними стало?»

«Их разорвали твари».

«Как это произошло?»

«Я, надеюсь, это риторический вопрос?» — спросил я, но и через пять секунд ответа не последовало. — «Ну, что же. Дайте вспомнить. Одного дракона распополамило, он разбросал собственные кишки. Второго разодрали твари, как дворняги кошку. Третьего, кстати, так же разодрали, но сперва откусили голову, а второй долго мучался. Четвёртого и пятого я не проследил, но, кажется, они недолго сопротивлялись магией. Шестому и седьмому твари вырвали крылья и те упали в воду, где порождения отщипывали от них мелкие кусочки, укус за укусом…»

«Довольно!» — крикнул зычный голос. — «Неужели ты получил удовольствие от их смертей?»

«Я-то тут при чём? Сами захотели узнать, как они погибли».

«Но ты — жив», — сказал скрипучий голос. — «Ты был там, попал туда».

«Да».

«Как?»

«Я, надеюсь, хотя бы это риторический вопрос?» — спросил я, но и опять ответа не последовало. Меня всё происходящее начало бесить. — «Сначала крылышками мах-мах, а потом лапками тюп-тюп. Вот так и попал. Кстати, убирался отдута примерно так же, только сначала лапками тюп-тюп, а уже потом крылышками мах-мах».

«Ты, названный Лик’Тулкис», — заговорил шипящий голос, он клокотал от злобы, — «неужели тебе смешно от случившегося?»

«Смешно? Мне горько! Горько от осознания, что впервые в жизни мне приходится выступать в цирке, дирижёром. К сожалению, дирижировать приходится не зрителями».

«Имей к погибшим хоть толику уважения и чести, названный Лик’Тулкис», — вновь заговорил скрипучий голос. — «Погибли твои сородичи».

«Кто-то в прошлый раз говорил, что не семья мне?»

«Не семья, но единая кровь».

«Для меня важно лишь кровное родство».

«Так имей честь ко мне, названный Лик’Тулкис», — заговорил зычный голос. — «Имей честь к своему отцу».

«Отец — тот, кто рядом. Остальное — осеменитель. И чести к такому быть не может».

«Ты, паскудная ошибка! Мой тяжелейший просчёт, как ты…»

«Хенгеус», — заговорил скрипучий голос, останавливая дракона, ставшего отцом для меня с сестрой. — « Не позволяй мимолётному событию овладеть тобой. Отсутствие чести заполнит гордыня. Она пожрёт всё остальное».

«Какие мудрые слова», — сказал я, не сдерживая сарказма, и осмотрев сидящих на горах драконов.

«Мне, Андаталию, старейшему из всех нас, горько наблюдать в тебе твою мать. В твоих словах она. Вы — похожи».

«Похожи? Она так же вела себя перед всеми вами?»

«Да», — несколько невпопад, но хором ответил сонм голосов.

«До сегодняшнего дня я маму безгранично любил, а теперь ещё и безмерно уважаю».

«Ты безнадёжен, названный Лик’Тулкис», — произнёс скрипучий голос с нескрываемым сожалением, смешанным с раздражением. — «Ответь на один вопрос, и лети, куда собрался».

«Отвечу, если никого из вас больше не замечу. Вы все мне противны».

«Это взаимно», — с отвращением сказал скрипучий голос, и на секунду замолк. — «Ты был там, на захваченной скверной земле. Ты многое видел, мы уверены. Нас интересует одно. Место, не тронутое скверной. Место, которое это пагубное явление боится. Обходит стороной. Видел подобное?»

«Я впервые слышу, чтобы скверна хоть чего-то боялась. Там, на скверном материке, единственным, кто испытывал страх — был я».

«Тебе задали вопрос», — сказал шипящий голос.

«И я на него уже ответил. Страх у скверны? Я был там, когда случился всплеск, когда скверна бушевала, выплёвывая из себя порождения как бурдюк лишнюю воду. Реки, горы, луга, холмы — она всё поглощала, выплёвывала и поглощала вновь. О каком страхе вы вообще говорите? Да вы хоть способны представить скверну в её истинном облике? То, что здесь, на простых материках — лишь её тусклая тень!»

«Поэтому и запрещено приближаться к порче. Запрещено пользоваться ей. Но ты, названный Лик’Тулкис», — скрипучий голос замолк, будто наслаждаясь чем-то. — «За месяцы до твоего прибытия, некто сулин, названный схоже с тобой, ходил к проченному месту. Мы смотрели то место. Нет части нежити. Она идёт за тобой?»

Я молчал, буравя взглядом драконов. Как они смогли узнать о церковных делах? Ладно ещё узнать о проведении нуррасии Антанской макиры, исследование церковниками того скверного места, где стоит нежить из бывшей армии остроухих. Но как они узнали об имени исследователя? Неужели, у драконов есть свой осведомитель в церкви, или же церковники сами донесли ксатам, а тем передали драконам?

«Молчишь? Это достойное тебя поведение», — скрипучий голос усмехнулся. — «Твой запрет и твоё наказание, поражённая порчей земля тебе недоступна. На двух свободных от порчи материках запрета тебе нет, названный Лик’Тулкис. Нам нет нужды гадать. Ты подобен своей матери, хоть нежить к ней не шла. Ты хотел лететь к таким местам – так лети. Ты хотел стать сильнее — так становись. Приди к нежити, пускай она идёт к тебе. Пускай гордыня затмит тебя. Пусть она сожжёт тебя дотла».

«Этот пожар потухнет, пока до меня очередь дойдёт», — я раскрыл крылья, их напитала магии. Но меня никто не попытался остановить, окрикнуть или хоть что-то сказать вслед. Даже электрический гул в сознании от множества открытых каналов мыслеречи, и тот пропал.

Я набирал высоту, летя на запад, откуда прилетел несколько часов назад. Подо мной остров ксатов, горы сменялись редкими ровными лугами и холмистыми предгорьями, портовыми городками и рыбацкими халупами на жёлтом песчаном берегу, и водой океана. На запад предстояло лететь недолго, километров сорок, а потом довернуть северней, летя несколько наискось. Северный и южный свободные от скверны материки, по давнишним рассказам мамы, расположены не строго друг над другом, а несколько смешены вбок. А между ними крупный остров, практически в центре, размером с небольшой континент.

Не спеша набирая высоту и скорость, постепенно отлетая от острова ксатов — я вообще ни о чём не думал, я очистил сознание, освободил от мыслей. И я даже не думал смотреть на юго-запад. А если и смотрел, то на секунду, как бы озираясь. Лишь когда я отлетел на сорок километров, оседлал попутный ветер, шире расправил крылья и позволил ему нести себя — только тогда осмелился глянуть на юго-запад. И вздрогнуть.

Не знаю, получилось ли обвести старых маразматиков вокруг хвоста, и сработал ли мой блеф. Прямо я ничего не говорил и даже не врал. Ведь скверна действительно без всякого страха поглотила горы, реки и прочее. Я говорил чистую правду. Но ведь я видел место, которое скверна как бы боялась; я ходил по землям, которые скверна даже после всплеска не смогла поглотить; я жил в том месте.

Что же такого необычного в той горе, что драконы выискивают нечто похожее? Неужели, ради поисков они и отправили со мной ту группу самоубийц? Боюсь, на эти вопросы я могу только гадать. Но одно я знаю наверняка: от меня эти горделивые, напыщенные твари ничего и никогда не узнают. Никогда.

Хотя, кое-что одно от меня они, всё же, получат. Старший маразматик сказал, что мама презрела запреты и тоже убивала нежить, чтобы стать сильнее. Слова о том, что к ней не шла нежить излишни, мама не была осквернена, она использовала разную магию, да и нежить идёт только ко мне. Но неужели, из-за убийств нежити, из-за этого нарушенного запрета все драконы возненавидели маму, и нашу семью следом?

Стоило мне задаться этим вопросом, как у меня чуть крылья не сложились от безумного домысла. Я до сих пор не могу понять, как вообще работает «система» в этом мире, базовые принципы знакомы ещё с прошлого мира, но магия всё усложняет. Но, вдруг, из-за своего непомерно высокого уровня мама как-то получила возможность воплощаться в ксата, минуя процедуру с камнем души? И эту особенность передала нам с сестрёнкой, в виде дополнительного достижения. Мама ведь тогда говорила, что боги, якобы, могли улыбнуться нам.

Неужели вся эта ненависть, всё происходящее — оно из-за этого? Не знаю, так ли это, но если окажется правдой — то абсолютно все драконы действительно кое-что от меня получат. Они получат от меня исполнение клятвы. Потому что я клянусь, что вспорю им животы и выпотрошу их утробу!

Сейчас я такого сделать не смогу, мне искать семью надо, да и любому старому дракону достаточно чихнуть, чтобы меня размотало в труху. Но всю жизнь быть слабым я не собираюсь.