Скверная жизнь дракона. Книга седьмая

Глава 2 Часть 2

— Вы уверены в своём решении? — спросил у меня лейтенант графа, когда в телегу погрузили мешки с добытыми заллаями. — Мы предоставлены вам и для вашей защиты тоже.

— Но какой тогда смысл зачищать логова тварей? Задание-то я не брал, и группу не формировал.

— Глава гильдии может не поверить в единоличную зачистку.

— Именно поэтому лейтенант графа с солдатами останется около опушки леса. И, в случае чего, подтвердит, что в лес я ушёл в одиночку. Я ведь могу рассчитывать на это?

— Конечно, — лейтенант кивнул, но отступать не собирался. — Но одному идти опасно.

— Это ещё смотря чем мерить опасность, — сказал я чуть холодным голосом, показывая, что спорить бесполезно. Лейтенант всё понял и приказал выдвигаться в путь.

Две телеги отъехали от скверного места, где провели последние два дня с половиной сегодняшнего. Вечер мы встретим около леса, где видели гноллов. А ночью кое-кто спасть не будет.

Мы ехали между убранных полей, за ними вдалеке маячили небольшие селения, в пять или семь домов. Им нет названия и нет старосты, и они чаще прочих подвергаются нападениям монстров и разбойников, судя по словам лейтенанта и солдат.

В первый день солдаты говорили много, когда мы выехали из Трайска. Они обсуждали логова монстров вокруг города и проклинали прошедшую войну. Многие авантюристы погибли, а молодняк ещё не пришёл им на смену. В городе почти не осталось истребителей монстров, оставшихся только и хватает леса разведывать да логова находить, а там гильдия подаст объявления в соседние города в надежде на помощь. Вот только самое свежее задание, на логово гоблинов, висит уже третий месяц.

Я в день выезда внимательно слушал разговоры, и кое-чего уточнял. Даже в королевстве Калиск все знают, что соседняя империя как два года назад основала город на южных границах. Солдаты проклинали империю, наживающуюся на их жемчужине, все деньги спуская на своё развитие. Все в телегах были уверены, что королевство само бы основало новый город — не потеряй оно Настрайскую магическую академию на пятьдесят лет.

Но солдаты были разговорчивыми только в первый день и вечер того же дня, когда разбивали лагерь в нескольких часах от скверного места. На следующий день все они ошарашенно молчали. Даже лейтенант, морально готовый ко всяким странностям, и тот косился на меня с опаской.

Им всем было запрещено приближаться ко мне, на время работы. Так что утром мы с лейтенантом сели на лошадей, он сопроводил меня до скверного места, и с лошадью вернулся в лагерь. То скверное поле я бы мог назвать шахматной доской. В строго логичном порядке там рос Уфимилийский плющ, куст с резиновыми лианами и острыми листьями на них, перемежаясь с Гуаской ромашкой. Между растениями было метров двадцать, и они не атаковали друг друга, как и ползающих между ними тварей. Весь день я только и делал, что отлавливал Ырских мохнатых опарышей скверны.

Как заведённые болванчики твари ползали по земле где по кругу, где овалом, где восьмёркой. Похожи на гусениц с головой собаки с перевёрнутой вертикально пастью, а розовое тело покрыто белым полукруглым панцирем, и лапок нет — вместо них нижняя часть туловища вдавлена до середины, а образовавшиеся выпуклости переминались гармошкой. Поэтому опарыш ползал быстро, но вперевалочку.

Добывать их просто, они размером в две ладони. Я брал их в руки и переворачивал кверху низом. От веса твари голова откидывалась, а кожа на шее натягивалась, под ней проступала небольшая шишка. Длинным шомполом я резко протыкал её, ведя его по довольно чётко осязаемому каналу через всё тело до змеевидного хвоста. Это убивало тварь мгновенно.

Убитую тварь я выносил за пределы скверны и шёл за новой, а разделывал только набирав хотя бы штук сорок. С них собирают чёрные глаза-бусинки, размером с горох; протянутые по всем бокам мешочки с жирным тягучим киселём едко-синего цвета, пахнущий неделею не менянным исподнем портовой профурсетки; и белые полукруглые пластинки, с задорным чпокающим звуком отрывающиеся от тела. После оклазии содержимое мешочков затвердело, став по консистенции сравнимым с мягким сыром.

За день я добыл с половину мешка белых пластинок и мешочков, и литровый кувшин глазок. Приехавший за мной под вечер лейтенант несколько секунд потерянно смотрел на добычу, а солдаты в лагере так и вовсе притихли, и до следующего утра рта не открыли. Лишь перед самым моим уходом один из них робко пожелал мне удачи. Я не сдержался и посмотрел на солдата как на идиота, но, всё же, поблагодарил за пожелание.

Леска и белый порошок с Уфимилийского плюща в производстве магической бумаги или чернил не используются, так что плющ я игнорировал. Но у этого растения есть третья промысловая заллая, ценная: фиолетовый корень из четырёх отростков, похожий на наконечник копья для рыбалки. Одним таким корнем группа добытчиков обеспечит себе безбедную жизнь на год вперёд. Подозрительно, продай граф подобный корень в гильдию авантюристов. У него и прочих заллай много будет.

Меня интересовало растение, похожее на карликовый баобаб меньше метра высотой, но с ветками как у плакучей ивы, жёлтый с серебристым отблеском толстого ствола и тёмно-зелёными листьями. Они с зазубринами острые, стоит простому разумному или твари подойти, как ветки ударят хлыстами, листьями отрывая куски плоти. Опасная тварь, добытчикам сложно уничтожить её — но достаточно подойти вплотную, и острым основанием посоха проткнуть верхушку растения. Дальше можно отрезать от веток толстую начальную часть, чуть темнее остального ствола, и аккуратно содрать толстую кору. Да из внутренностей достать насыщенно-гранатового цвета толстые жилы, плотной спиралью проходящие по всей внутренней стенке, от корней до верхушки. Все три заллаи используются и при производстве магической бумаги.

В отличие от опарышей, сворачивающихся кольцом и змеевидным хвостом отталкивающихся от земли, чтобы ядром раздробить кости жертве, Гуаская ромашка не сильно опасна для разумных — достаточно обрубить ветки. Вот только сперва надо пробиться через извилистые ветки Уфимилийского плюща, а он ошибок не прощает.

— Я… Позвольте спросить? — аккуратно, несколько робко спросил один из солдат, ехавший со мной в повозке. Парень лет шестнадцати, с десяти лет обучавшийся в казарме, а полгода назад поступивший на службу. — У вашей расы, на острове, обряды проводите. Поэтому вы так много добыли?

— Какие обряды? — недоумённо спросил я, надеясь, что сейчас услышу что-то новое.

— Не слушайте его, — заговорил второй солдат, старый, лет под сорок, сидевший сейчас за поводьями. — Вбил себе в голову чушню, и теперь-то думает всякое.

— А как можно объяснить…

— Тебе вообще объяснять не надо, — рявкнул лейтенант. — Мы все обязаны графу клятвами души о происходящем. Разница тебе от объяснений?

— Хоть понятней станет, — стушевался молодой солдат.

— О чём речь вообще идёт? — спросил я, переведя взгляд с молодого солдата на старого. Тот будто бы почувствовал мой взгляд и прокашлялся.

— Да о голосе богов. Боги у нас-то и разные, но голос-то мы их одинаково слышим.

— Я слышал, что у вас, на острове, ритуал проводят, — с невысказанной просьбой заговорил молодой солдат. — Вас приводят в склеп, что-то с вами делают, а вы должны возвысить свою «Разумность» сразу на сто величий, чтобы сразу двадцать «разумений» смогли использовать. Это правда, что в таких ритуалах вашу душу… ну, драконы держат, и умереть не дают?

— Где ты эту херню услышал? — брезгливо выпалил я, на что молодой поник, а старый солдат рассмеялся. — Правильно же сказано, что боги разные, но голосом с нами одинаково говорят. Кто тебе это сказал?

— Торговцы с каравана, они год назад проезжали, — с самой честной интонацией проговорил парень. — Им это контрабандисты с Южного Мыса рассказали.

— Ты сначала докажи, что они-то существуют, — сквозь смех выпалил старый солдат.

— Кто это вообще такие? — спросил я, опять не понимая смысла услышанного.

— Во, даже ксат о них не слышал, — старый солдат махнул рукой в сторону молодого. — Как вообще можно поверить-то в россказни, что ксаты-то что-то тайком перевозят между материками?

— Хватит. Этот разговор неприемлем, — отрезал лейтенант. Оба солдата понимающе замолчали.

Я бы мог долго думать о каких-то ксатах-контрабандистах, но россказни ничего не стоят. Вместо этого я открыл лог-файл и закинул сорок очков характеристик в «Интеллект». Больше не буду, и подожду несколько недель. Период покоя необходим, чтобы не подвергать себя опасности. Давно ещё, в своей истинной форме я одномоментно вложил в «Выносливость» больше пятидесяти очков — но ничего не случилось. И до сегодняшнего дня я думал, что в этом аспекте работа «системы» из прошлого и нового мира разнится.

В прошлом мире было определение «прогрессирующий грейдоматонический криз». Одномоментно вложенные пятьдесят и более очков в любую «характеристику» вызывали судороги, эпилепсию, потерю сознания, внутренние кровотечения и прочее. Если вкладывать в «Силу», «Выносливость» и «Ловкость», то шанс пережить криз примерно равен десяти процентам. «Интеллект», «Воля» и «Разум» — с вероятностью в девяноста девять процентов превратят человека в овощ с выгоревшими мозгами. В этом мире вместо «Разума» есть «Магия», но, думаю, что и в этом случае смерть предопределена.

В эксперименте нет нужды, и это очень хорошо. Страшно представить, решись я следовать плану и в академии закинул бы в «Интеллект» пятьдесят очков, а то и все сто. Но вот что странно: россказни солдата о каком-то ритуале ксатов уж очень совпадают с «грейдоматоническим кризом».

После полудня мы подъехали к последнему из поселений, раскинувшихся вокруг Трайска. Солдаты недобро косились на опустевшие дворы, обступившие деревянный колодец. Пять групп домов и всяких пристроек, на улице у одного из плетёных заборов стояла пустая телега, на стене одного из домов висел лошадиный хомут, во дворе другого виднелась собачья конура, и у всех небольшие корыта для кормёжки птицы. Но звуков нет, кроме скрипа распахнутых дверей.

Лейтенант приказал проверить поселение. Солдаты разбились на две группы и осмотрели каждый двор, аккуратно придерживая щиты перед собой. В одном из домов, около давно потухшей печки, лежала груда обглоданных костей со следами копоти, а в самой печке нашёлся выгоревший до угольков кусок ноги.

— Дня два, не больше, — сказал лейтенант, когда осмотр был закончен. — Это податное поселение, принадлежит городу. Их старший три дня назад был в городе, отчитался за урожай.

— Закрома пусты, — один из солдат показал на опустевшие дворы.

— Гноллы, выгребли-то всё, — протянул старый солдат угрюмо.

— Логово большое, больше указанного. Отпускать вас одного опасно, — лейтенант сурово, с невысказанной мольбой посмотрел на меня.

— А я всё равно пойду, даже если вы откажетесь меня отвозить. И пойду один. Лучше бы одну повозку отправить в город, чтобы в гильдии авантюристов срочно сформировали группу. Авантюристы-то в городе есть.

— Логово слишком большое, — сказал лейтенант. — Авантюристов мало, они не согласятся, а срочное задание в соседних городах проигнорируют. Солдат граф так же послать не сможет. Он ограничен в деньгах.

Лейтенант коротко объяснил неприятную действительность. Граф не сможет послать солдат по многим причинам: и затраты на сборы, и провиант, и многое другое. Но ещё, почему авантюристы выгодны городам — потому что семьям погибших не надо выплачивать посмертные деньги из казны. Да и солдата тренируют не для того, чтобы его прибил какой-то гнолл. А сейчас у города и графа такая ситуация, что пожертвовать парочкой поселений — самый дешёвый вариант.

Моя же проблема заключается в том, что гноллы всяко увели с собой в лес жителей селения. Они помешают — низший и высший разумный «Чувством магии» мерцают одинаковой яркой звёздочкой. Это рушит мой план, но я идти обязан. И дело даже не в укромных взглядах солдат, кидаемых на мою грудь и посох с едва осязаемой надеждой. Мне нужно зачистить логово, чтобы добраться к кристаллу обучения.

— Поехали, важно успеть до темноты, — сказал я, первым отправившись к телегам. За моей спиной едва слышно облегчённо выдохнули разумные, вместе с лейтенантом.

К описанному в задании месту я пришёл, когда солнце практически скрылось за горизонтом. Солдаты разбили лагерь на небольшом холмике примерно в часе ходьбы, и выставили дозоры. Они будут ждать меня до обеда, и посчитают погибшим. Я оставил кожаный плащ в лагере, как и куртку с подогревом, надев обычную, а паранаю небесного цвета аккуратно обмотал вокруг пояса. Обезумевшим разумным иной раз сложно что-то объяснить словами.

Своим ночным зрением я выискал ствол берёзы с крестообразной зарубкой, нашёл ещё одну, и ещё две — и двинулся строго между зарубками. Переступая через корни, я всё время всматривался под ноги. Гноллы используют только один тип ловушек: противовес с петлёй для ноги, вздёргивающий жертву вниз головой. Рядом с такой ловушкой гноллы всегда рассыпают камни, чтобы затылком удариться о них и наверняка отключится. А монстры утащат в логово добычу, её судьба предрешена.

Примерно за километр от логова мне попалась первая такая ловушка: вначале россыпь гальки, припорошённая листвой, а рядом заметная петля, и верёвка тянется по обратной стороне ближайшего ствола к веткам, где в листве спрятано огромное бревно. Очень скоро встретилась ещё одна такая ловушка, и ещё.

Когда впереди показалось первое свечение — я уже шёл в кромешной тьме ночного леса, на небе облака закрывали луну и звёзды. В тишине слышался шорох зверьков, «Чувство магии» показывало мне даже сероватые облачка магического следа крыс и зайцев, спрятавшихся в подземных норах. Дувший в лицо ветер нёс смесь запахов старой псины, отхожего места, перебродившего кислого пива, крови и жареного мяса.

Я присел на одно колено и сжал ладонью грудь, успокаивая колотящееся сердце, дыхание стало прирывистым, ладони покрылись испариной и стали влажными. Страшно, очень. Это даже не риск, соваться в огромное логово монстров, которых я видел только пролетая над ними — это самоубийство. Но я должен, просто должен это сделать.

Я провёл рукой по поясу, почувствовал костяной кинжал, ножик и сумку со свитками. Открыл её и подушечками пальцев аккуратно приладил восковые кольца: четыре пустых и столько же с одной ниткой, шесть с двумя перекрещёнными, и шестнадцать свитков без воскового кольца. С учётом «Магических копий» — всего этого должно хватить на логово. Лог… До сотого уровня осталось триста опыта. Пора начинать.

Лагерь гноллов окружал забор выше человеческого роста, из густо уложенных веток, с редкими участками вязанного частокола из брёвен. От деревьев до стены лагеря около шестидесяти метров. Я аккуратно прошёлся по кругу, стараясь не выдать своего присутствия. Лагерь оказался размерами с четверть футбольного поля. Внутри, около стен, мерцали группы из двух и трёх ярких звёздочек, а около противоположной от входа стены два мутных сероватых свечения охраняли двадцать семь ярких. Если это похищенные разумные, то остальных гноллов в логове не меньше тридцати. Это в два раза больше заявленного, так ещё и шаманов не два, а четыре.

Это логово можно назвать поселением, но вход шириной с метра три, расположен между стен из плотно накиданных веток. А на охране одна гиеноподобная тварь стоит на двух задних ногах, морда собачья чуть приплюснута, уши вислоухие с серебряными кольцами вместо серёжек. Пятнистую блёкло-оранжевую шкуру прикрывало подобие юбки, торс обтянут скукожившейся кожей наподобие доспеха, а в практически собачьих лапах монстр держал копьё. Пальцы на передних лапах как у собак, с подушечками и мехом, но чуть вытянутые. Приспособлены, чтобы что-то хватать, но тетиву лука никогда не натянут.

Я чуть отошёл, смотря на бок и спину гнолла. В одиночку логово зачистить сложно, но невозможно, если все проснутся. Мой единственный шанс — действовать быстро и бесшумно. Как когда-то Налдас в лагере гоблинов.

Я вышел из-за деревьев, идя в нескольких метров от забора. Мне очень помогал посох: опираясь, я переносил часть веса и мог идти практически бесшумно. Из лагеря доносилось тихое тявканье вперемежку с кряхтением в разных тембрах. Пятнадцать метров до охранника, ветер несёт мне в лицо запах грязной псины. Хочется сплюнуть.

«Рывок» уносит меня вперёд, потом ещё один. На кончике пальца снежинки в ледяном шарике уплотняются. Гнолл услышал, как я шуршал листьями и землёй во время «Рывков». Он повернул голову. «Ледяное копьё», летевшее в ухо, влетело чётко в глазницу. Тварь дёрнуло. «Система» оповестила, что мой уровень увеличился до сотого. К стандартным пяти очкам характеристик и одному очку навыков я получил ещё столько же, в подарок за сотый уровень.

Мышцы монстра расслабились, туша начала падать. Я успел подскочить «Рывками» и подхватить её под лапы, прижав к себе вместе с деревянным копьём. От гнолла несло засаленной кожей, а в шерсти копошились чёрные точки. Я аккуратно опустил труп на землю и едва удержался, чтобы не отряхнуться. Хотелось выбросить одежду и срочно помыться, меня скривило от отвращения, но я заставил себя намотать ниже чёрного пояса юбку гнолла, смешивая наши запахи.

За входом никого не было, кроме начатого подиума рядом со стеной: монстры успели вкопать толстых стволов, образовав квадрат. Ещё день, и охранник стоял бы на законченной дозорной вышке.

В центре лагеря догорал костёр. Около него на толстых плетёных циновках, по-турецки скрестив задние лапы, сидело два гнолла. Положив рядом копья, они обсасывали от остатков мяса кости и о чём-то кряхтели. На вертеле висел скелет, практически без мяса на костях и обезглавленный, и ростом мне до пояса.

Двоица сидит полубоком ко входу и заметят, если атаковать в лоб. Но и нельзя ждать чуда, когда костёр прогорит и они разойдутся — возможно, один из них сменит караульного. Зато можно дождаться, когда ветер затихнет, перестанет раздувать угли и свечение от костра уменьшится настолько, что вход утонет в ночном мраке. Дождаться, и резко нырнуть внутрь, прижимаясь к стене, стараясь укрыться за ближайшим полушалашом-полуземлянкой.

Лагерь чуть овальный, домики гноллов двумя линиями идут около стен, огибая костёр как место собраний. Многие здания гноллов как шалаши, утопленные в землю, но четыре дома сложены из толстых брёвен, и крыша из прочных веток. Настоящие землянки. Шаманов можно не искать.

В шалаше, за которым я спрятался, мерцало два облака в тех местах, где у разумных голова, грудь и живот. В следующем шалаше три облака, потом землянка с двумя яркими звёздочками, шалаш, землянка и ещё шалаш с тремя точками. В конце — глубокая нора, около которой посапывал медведь, а за ним — свиной загон из вбитых в землю толстых жердей, накрытый такими же жердями. В нём жались друг к другу ратоны: они сгрудились кольцом, пряча внутри детвору. Отдельно от всех лежала женщина, вроде живая, объёмная грудь вздымалась и опускалась, но отрешённый взгляд направлен строго в небо.

За загоном несколько шалашей и землянок, но в них нет ничего, кроме сероватых звёздочек, явно принадлежащих домашней живности из коз или овец. По обратной стороне лагеря всё ровно так же: около загона медведь с норой, потом шалаши с землянками.

Я спрятался за третьим зданием от входа, и аккуратно прошёл вперёд вдоль стены, до угла дома. Два гнолла так и сидели около практически догоревшего костра. До дальнего тринадцать с небольшим метров, до ближнего — девять. Я прислонил посох к стене и выхватил костяной кинжал. И откинул клапан сумки со свитками. Я ждал. Ждал, когда хотя бы один из них встанет. Минуту ждал, вторую. В углях костра изредка всполыхал слабый язычок пламени.

Ближний ко мне гнолл сладко потянулся, зевнул и встал, повернув чуть сплющенную собачью морду в сторону входа в лагерь.

Активировано «Ледяное копьё»

Блестя льдом, магия пробила голову дальнему монстру.

Активирована «Притягивающая цепь»

В спину ближнего гнолла впечатался шарик цвета старой ржавчины, на земле проявилась печать. Гнолла как большим «Рывком» швырнуло назад, впечатав спиной мне в грудь. Правая рука вонзила костяное лезвие в висок, левая рука ухватилась за морду, сковывая пасть. Монстра затрясло, конвульсии пробили всё тело, из пасти раздался скулёж.

— Сдохни, сука, — я вытащил кинжал из головы и воткнул ещё раз, ещё раз, ещё раз, ещё, ещё. Пока голова гнолла не превратилась в месиво, а мозг крошкой лежал на земле. А дальний гнолл так и сидел по-турецки у костра, с дыркой в голове — его я решил не трогать, пусть сидит, ножки греет.

Я тихонько оттащил практически обезглавленный труп за землянку, стянул с него юбку. Посохом аккуратно раздвинул гноллу ноги. И несколько удивлённо покачал головой, решив оставить окончательный вывод на потом. Стянутую юбку я повязал вокруг своей груди, морщась и мирясь с мыслью, что всю одежду всенепременнейше выброшу: нет в этом мире средства, способного вывести из одежды настолько устойчивый запах сутулой псины, мочи и прочего неприятного. Зато я мог быть уверен, что для спящих медведей мой запах скрыт.

Следующие полчаса прошли очень неторопливо. В передней стене каждого жилища вход был прикрыт плотным куском где ткани, а где кожи. Аккуратно подходя к каждому жилищу, я каждый раз оставлял посох около входа, аккуратно заходил внутрь. И одновременными ударами костяного кинжала и подаренного Налдасом ножа убивал спящих гноллов. Точные удары в головы не оставляли и шанса, но вспоротое горло действовало наверняка.

В одном из шалашей, где два гнолла спали в обнимку, у одного монстра в районе живота было ещё одно небольшое, но яркое облачко. Я опустил руку к животу гнолла. Очень скоро рука скользнула в подобие сумки кенгуру, и сжала горло крохотной собачке, голой и беззащитной, размером с полторы ладони. Я решил не тратить на неё усилий, и с хрустом переломал шею. Трупик брезгливо положил на труп отца, из чьей сумки я его и вытащил.

Россказни работника гильдии оказались правдивы. У гноллов — чистейший матриархат. Самки рожают детёнышей, но в сумках их вскармливают самцы. Они же и следят за порядком в лагере и прочими домашними делами занимаются, когда как тяжёлые работы и война на самках.

В одной из землянок я чуток задержался. Я не размышлял над внешним обликом шамана, чья шерсть густо заплетена в косички с бусинами и черепками крыс и птиц в них. И не размышлял над его выгрызенными гениталиями, ибо все шаманы выбираются из самцов.

Во всю длину стены полуземлянки линией вбито пять толстых палок. На дальней висел маленький черепок размером чуть больше кулака: тонкие кости не успели срастись вместе, гнолл их продырявил и связал верёвкой. Потом висел череп чуть побольше, потом ещё побольше. Последним, практически у стены со входом, висел череп с зажаренными кусками мяса и чёрными отметинами гари и копоти.

Осталось два крайних жилища, недалеко от загона и спящих медведей: один шалаш и одна полуземлянка. Я решил начать с шалаша. Стоило подойти к пологу из ткани, как в землянке крякнул один из гноллов. Звёздочка пошевелилась, и встала. Сбоку около загона проснулся медведь. Мы переглянулись.

Меховая тварь зарычала на весь лагерь. Я выудил свиток, «Ледяное копьё» залетело точно в раскрытую пасть. Второй мишка проснулся и зарычал, но тут же прицепился к земле белёсыми нитями «Паутины».

За моей спиной в шалаше яркий овал приблизился к пологу. Я перехватил посох, приложил древко к плечу и направил остриё за спину. Овал ближе, ещё. Верхняя часть у полога. Острое основание посоха с треском порвало ткань, и с хрустом пробило череп гнолла.

Из землянки выскочили два гнолла, с копьём и коротким деревянным посохом, извилистым как ветка больного дерева, украшенная ленточками и черепками. Копейщик пролаял громко и кинулся на меня, а шаман начал что-то гавкать.

«Рывок» в сторону, и в копейщика полетел ржавый шарик. Гнолла притянуло ко мне. «Удар» под дых напряг того желудок, но следующий «Удар» в висок спас меня от зловонного фонтана. Гнолла вырвало уже на лету, падая на землю. Чтобы осн посоха пробил монстру череп.

Внимание, заклинание «Ступор» не возымело воздействия

Оповестила «система», когда вокруг моей головы и вдоль спины образовался неявный серовато-коричневый туман. И сразу рассеявшийся. Мы пересеклись с монстром взглядом.

— Скверная ситуация, согласен, — я запустил «Ледяным копьём» в шамана. Магия пробила живот, гнолл упал и глухо заскулил, придерживая лапами дырку в брюхе. Чтобы умереть от удара в голову.

Остались две ярких звёздочки в шалаше, прижимавшиеся к дальней стене, и медведь. У того я оказался за несколько секунд до окончания действия «Паутины». Всё ещё привязанный к земле белыми нитями, медведь зарычал на меня, обдав запахом гнилого мяса и таких же зубов. Я ответил молчаливым ударом осна посоха в глаз, и пробитым черепом.

В шалаше, у дальней стены гнолл прикрывал своим телом детёныша, ростом мне по пояс. Они оба скулили и тявкали. Я покрепче сжал посох и только приблизился, как большой гнолл развернулся и попытался накинуться на меня, позволяя мелкому монстру проскользнуть мимо.

«Магическая стрела» в ногу сбила большого гнолла, тот запнулся и не успел воспользоваться «Рывком», а размашистый «Удар» кулаком откинул в сторону. «Магическое копьё» синим сгустком ударилось в спину мелкого, тот дёрнулся и обмяк, с хрустом ударившись собачим носом об порог шалаша. Большой гнолл завыл, видя смерть мелкого, но вскоре присоединился к нему с пробитой головой.

Живых гноллов или медведей в лагере не осталось. Я с удовольствием сбросил с себя засаленные, дурно пахнущие юбки. Тишина, на небе звёзды скрыты под облаками. А остроухие в загоне, разбуженные рыком медведей, всматриваются в мой силуэт, едва освещаемый редкими всполохами прогоревших углей.

— С какой стороны вход? — спросил я у пленников, на что мне показали на угол загона. — Солдаты графа ждут недалеко от леса.

— Хвала тебе, Нурсагтон. Хвала тебе, Сугхуртон. Славься граф, спасибо ему, — запричитали невпопад остроухие. Я благодарностей не дождался, хотя лица моего ратоны не видели, как и морщин на нём, и роговых отростков на голове.

— Сейчас темно, идти по лесу опасно. Возможно, где-то ещё есть гноллы, — сказал я, отрезав кожаные верёвки, которыми высокая калитка была примотана к стене загона. — Останьтесь в загоне. Так проще вас защитить. С рассветом двинемся из леса.

Все были согласны, но ночью холодно. Они попросили перейти к костру, на что я отказал. Вместо этого собрал два факела из веток и юбок гноллов, кое-как поджёг их от углей. И приблизился к загону. Народ с ужасом роптал, обсуждая мои морщины и роговые отростки. Но мне — плевать. Я прикрикнул, чтобы все держали рты закрытыми, и выдернул двух мужиков из загона.

Вскоре двоица разобрала один из шалашей и разожгла костры в загоне, вокруг которых сгрудились остроухие. Матери, всхлипывая от слёз радости, и отцы, дрожащие от откатывающего адреналина — они все прижимали к себе детей, сонными заплаканными глазами смотрящих на языки пламени. Они все хотели бы поесть, второй день голодают, но я приказал сидеть в загоне — ночью много не сделаешь, да и лучше потерпеть до их родного села.

Пока разумные согревались от костров, а одна женщина так и лежала, отрешённым взглядом смотря в небо — я принялся расхаживать от трупа к трупу. С гоблинов в доказательство убийства собирают уши, но у гноллов обвислые уши похожи на собачьи, и всякие пройдохи очень быстро вырежут собак во всей округе.

С гноллов собирают нижнюю челюсть, как доказательство убийства. У обычной челюсти, у любого существа, только одно место крепления с черепом, в самом конце она как бы изгибается дугой. У гноллов, с каждой стороны, посередине растут небольшие костяные наросты, на которых крепится мышца, крепкая и сильная. Именно из-за этой мышцы если гнолл сомкнёт на чём-то челюсти, то фиг его отцепишь.

Странные твари, эти гноллы. То, что челюсти собирают только со взрослых — это нормально, мелкотня опасности не представляет и в лесу в одиночку быстро умрёт. Хотя гноллы живут долго. Работник гильдии обмолвился, что где-то на западных границах королевства неиствует огромное логово гноллов, а их предводительницу, с оторванным ухом и выгрызенным куском левого бедра, заметили ещё лет сорок назад.

Гноллы развиваются подобно высшим разумным. Это гобляторы не имеют половых признаков, пока не получат десятый уровень, изменят грейд и станут либо гоблином, либо маткой. Самка же гнолла рожает детёнышей разных полов, и за год они вырастают до взрослой особи ростом практически с человека.

Рождённые сами станут воинами, а вот самцам не повезло. Некоторых сожрут после рождения, но многих будут как свиней откармливать до половозрелого возраста. Чтобы сожрать или обменять с другим логовом гноллов на что-то полезное, копья или котелки. Лишь единицы будут оставлены на роль осеменителя и домохозяйки, или же станут шаманами.

Странные, необычные и дикие повадки — но что ещё ожидать от монстров, появившихся в мире две тысячи лет назад с приходом скверны?

Примерно через час я закончил вырезать у всех монстров челюсти, привязав их друг к другу верёвкой. Последнее доказательство в мясисто-костяную погремушку я добавил от гнолла, стоявшего на охране лагеря. Я вернулся за стену и только присел у дальнего медведя, чтобы освежевать — как из загона вышла женщина, до этого лежавшая бревном.

— Вернись в загон, — приказал я, но женщина, шатаясь и раскачиваясь, продолжила медленно идти к центру лагеря, едва освещённому кострами из загона.

Я сплюнул, собираясь ткнуть женщину набалдашником посоха и вернуть обратно. Но стоило мне встать и сделать первые шаги, как раздался женский голос из пленников.

— Прошу, не надо. Оставь её, — запричитала та. Вслед за ней открыли рты и прочие пленники.

— Пусть, ей надо это, — с неподдельной грустью проговорил один из мужиков. — Мужа её, и двух сыновей, при ней же… у нас в селе. И… — мужик сглотнул, нерешительно кивнув в сторону вертела над потухшим костром. — Вон, дочь… тоже. Одна она осталась.

Женщина села около погасшего костра и нечленораздельно замычала сквозь слёзы, покачивалась и тряслась всем телом, смотря на обглоданный, обезглавленный скелет. И только я подумал вынести из землянки шамана один из черепов, и передать его женщине — как та схватила лежащее рядом копьё гнолла. И воткнула себе в шею. И ещё, ещё, ещё. Булькая кровью из разорванной глотки, трясясь и плача, она не отводила взгляда от скелета. Пока не рухнула на землю, окончательно затихнув.

Следующим днём из леса вышла вереница разумных, возглавляемых ксатом с таким злобным выражением лица, что ожидавшие солдаты схватились за оружие, думая защитить меня от толпы селян. Мужики несли на плечах мешки с зерном, а женщины и детвора тянули за верёвки коз и овец. Гноллы всё вытащили из домов, даже посуду и инструменты. И их в мешках несли бывшие пленники. При виде солдат с графским гербом остроухие расплакались.

— Вы не ранены? Как ваше самочувствие? — спросил у меня лейтенант, когда я подошёл к телегам.

— Цел. Спать хочу, — устало вздохнув, я показал на одну из телег. Она пуста, а все добытые заллаи и походные вещи солдаты заранее перенесли во вторую. — Собрались отправить селян в деревню?

— Именно. Вместе с тремя солдатами и телегой отправятся к домам. Мы поедем в город. За сегодня не успеем, заночуем в одной из деревень. Прибудем завтра после обеда, — лейтенант посмотрел на меня с невысказанным вопросом.

— Тогда не будем терять время, — сказал я, бросая в телегу связку челюстей и две медвежьих шкуры. И не справился с зевотой, широк раскрыв рот и едва не прикрыв его рукой, перепачканной в крови.

Ночью, пока пленники грелись у костров, я вытащил из лагеря трупы гноллов, отплёвываясь от противного запаха. И мало было тащить трупы в лес, так ещё и туши медведей пришлось сначала раздербанить, а то триста килограмм так просто не утащишь. Будь ночью другая обстановка, будь в телеге больше места и ёмкости, чтобы хранить трофеи и те не гнили — то я бы собрал с гноллов много полезного. Вместо этого я лишь вытащил трупы и разрушил шалаши и землянки.

Сжигать лагерь я не стал, чтобы ненароком лес не подпалить. Но сжёг использованные свитки, покрывшиеся ломанными линиями. Детвора заворожённо смотрела, как каждый раз из костра вырывались снопы синих искр, поднимаясь на десятки метров.

В город наша телега прибыла после обеда на второй день. Как и прочие солдаты и лейтенант, я шёл с ней рядом с паранаей на плечах, спрятанной под плащом — но горожане всё равно косились на меня как на диковинную зверюшку. В их взгляде всё так же была ненависть, но больше удивления, зависти. И какой-то потаённой надежды. Дети тыкали в меня пальцами, родители их одёргивали и перешёптывались между собой, но открытой враждебности не проявляли.

Отъезд к следующему месту планировался уже на завтрашнее утро, но в гильдии я проторчал непозволительно долго, неприлично часто почёсываясь. Но главу гильдии всё это не волновало. Мы сидели за столом для приёмки трофеев, и сидящий напротив мужчина с дотошностью экзекутора раз за разом переспрашивал о произошедшем в логове: что я делал, как двигался, чуть ли не требовал по минутам расписать каждый вдох. Особенно напирал на моменты, когда я пользовался свитками.

— Разрешите удостовериться? — мужик лет сорока со рваным шрамом на правой щеке протянул руку, прося показать один из свитков. Я нервно откупорил сумку и протянул тому свиток с «Ледяным копьём». Ратон несколько минут внимательно осматривал его, взгляд неосмысленное быстро дёргался по печати. — Скажите, вас обучили сражаться в нашей жемчужине?

— В том числе. Если глава хочет узнать суть тренировок, то это секреты академии.

— Но впервые на моей памяти ученик совершил подобное вам. Не маг, ученик! Как?

— Мне повезло, что гноллы сыто спали.

— Но они должны были проснуться от распева ваших заклинаний.

— Но они не проснулись, — я не сдержал раздражение.

— Прошу вас не таить на меня злобу. Я обязан убедиться, что вы действительно достойны вашей репутации в прочих гильдиях. Я, как глава, должен знать способности своих подопечных.

— Кажется, свои я более чем доказал, — я покосился на связку челюстей гноллов и две медвежьих шкуры.

— Не совсем. Кто-нибудь может подтвердить, что вы действительно в одиночку расправились с лагерем гноллов переходного периода со второй на третью стадию?

— Похищенные деревенские.

— По вашему рассказу они проснулись к самому концу. Остальное кто-нибудь видел? Может быть, видели солдаты графа, с которыми вы приехали в город?

— Они всю ночь провели у леса. Я был один, и всё сделал в одиночку. Если бы кто-то видел, то это уже не одиночная зачистка.

— Вы полностью правы, — удовлетворённо закивал глава, аккуратно потрясся моим свитком. — Но почему солдаты графа отправились с вами так далеко от города?

— Это относится к заданию?

— Нет. Но, возможно, это связано с последними слухами?

— Это относится к заданию?

— Нет, но…

Главе не дал договорить колокольный звон. Звонарь на высокой городской башне отмерил семь ударов. Я отрешённо смотрел чётко в переносицу главы, ожидая его дальнейших действий. Тот сдался и поднялся из-за стола.

— Что же, давайте заканчивать. Время позднее. Вы подтвердили свои способности. С дальнейшим обратитесь к работнику, он всё оформит.

— Свиток, — сказал я безэмоционально, медленно поднявшись с неудобного табурета, от которого изнывало седалище. Я встал в гордую стойку, положив правую руку на пояс, а левой перенеся вес на посох.

— Прошу меня простить. Я должен убедиться, что ваш свиток соответствует вашему рассказу.

— Это попытка узнать секреты Настрайской магической академии, — сказал я выхолощенным от любых эмоций голосом, и перевёл правую руку к сумке со свитками.

Глава буравил меня оценивающим взглядом, пытаясь понять, блефую ли я. Но — нет. Если эта остроухая тварь посмеет и дальше вести себя как пуп земной, то будет убит без промедления.

— Ни в коем случае не смею подвергать опасности секреты нашей жемчужины, — чуть извиняющимся голосом сказал глава, положив свиток на край стола. Ратон вышел, пожелав мне удачного дня. Я угрюмо вздохнул. Паранойя подсказывала всякое нехорошее, и я собирался ей верить.

За стойкой в главном зале я провёл не больше пяти минут. Работник гильдии оформил двенадцатый уровень репутации в гильдии, и выплатил награду. Но если за каждую челюсть награда фиксирована, а шкуру с медведей я стянул крайне скверно и выручил гроши — то награда за зачистку огорчительна.

Задание-то на зачистку логова первой стадии, с возможным увеличением награды, если лагерь гноллов переходной стадии с первой на вторую. Вот увеличенную награду мне и выплатили, как за лагерь с двумя шаманами, одним медведем и дюжиной гноллов.

В гостиницу я вернулся к восьми часам, злой, голодный, усталый, и до невозможности раздражённый из-за мелких укусов. И вместо того, чтобы насладиться горячей ванной и сытным ужином — я попросил у хозяев гостиницы хоть какую-то одежду, и помчался в ближайший магазин одежды. Где потратил практически все заработанные сегодня деньги.

Я купил всё новое, исподнее, штаны, верхнюю рубаху, носки, куртку. И благодарил себя, что перед походом в логово снял куртку с подогревом. Пришлось бы и от неё избавится: жена хозяина гостиницы сразу уверила меня, что проще и дешевле одежду сжечь, чем пытаться вытравить копошащиеся в ткани чёрные точки. Единственное, что я не собирался выбрасывать — чёрный пояс. Благодаря своим необычным свойствам блохи на него не прицепились. Меня это радовало, но в будущем блохастых псин лучше не обнимать, а ещё лучше вообще их магией расстреливать с расстояния.