Скверная жизнь дракона. Книга седьмая

Глава 4

Оставшаяся поездка прошла без эксцессов, но с примечательными событиями.

На следующий день после стычки с преследователями караван встал недалеко от лесного ручья. Он питается от дождей, их давно не было, как и воды в ручье, но по его течению нашлось небольшое озерцо, или даже большая лужа. Ей и воспользовались, чтобы помыться.

Даже в таких глухих местах никто не портил единственно доступный источник пресной воды. В воду не залезали, её вёдрами набирали и относили поодаль, где на камнях разложили костёр и грели воду, а от порывов ветра между деревьев натянули ткань, она постоянно задорно хлопала. Меня пригласили мыться вместе с начальником охраны и несколькими бойцами. Они зашли внутрь огороженного пространства первыми, обсуждая планы на следующий город и желание пригубить чего-нибудь горячительного.

Я разделся и зашёл в импровизированную купальню последним. Разговоры стихли. Всё оставшееся время мужики задумчиво и неловко молчали, иногда сдавленно прокашливаясь. А за ужином в тот день на меня косились все в караване, а жена начальника так вообще хищно облизывалась.

В следующем городе мы не задержались, лишь быстро закупили провиант и на следующий день отправились без участия в гильдии свободных торговцев. А уже в следующем городе встали на два дня. Народу требовался отдых, охранники с извозчиками сначала оккупировали бордель, потом наклюкались в питейной и весь следующий день только и вспоминали прошедшее с тупыми довольными улыбками.

Я во всех этих весельях не участвовал, пройдясь по лавкам и зайдя в книжарню, прикупив книгу по истории Яхоновского княжества. Нашлось много интересных намёков на отношения княжества и длинноухих, но я решил повременить с выводами. Заодно получил весточку от Илура: меня с нетерпением ждут на аукционе, а высший совет Ганзейской торговой лиги согласен с переносом исследований на зиму.

На второй день в городе начальник охраны в открытую предложил проводить меня до одного элитного борделя. Мужик лично разузнал, что там все девочки постоянно проходят обследование у местного лекаря и готовы обслужить ксата, за дополнительную плату, естественно. Я в ответ угрюмо вздохнул, поблагодарил за заботу и отказался, сославшись на прочие заботы и отсутствие всякого желания. Наверно, именно этот отказ послужил причиной следующего примечательного события.

Ганзейская лига расщедрилась не только на опытных охранников в кольчужной броне, но и выделила мне отдельный небольшой шатёр, который охранники разбивали каждый вечер. На второй вечер после отказа, когда мы выехали из города в составе большого каравана и встали на ночлег, полог шатра аккуратно распахнулся. Ко мне зашёл начальник охраны, в привычной кольчужной броне, вместе с супругой, подозрительно одетой в штаны и куртку, под которой не замечался воротник рубахи.

— Это, господин, — заговорил начальник, глянув на свою жену. — Мы тут думали. Понимаем вас, вы, того, к шлюхам брезгуете. Ну, всякое подцепить, понимаем. Мы, того… ну…

— Мы ведь не просто так согласились, на вашу охрану. Мы все должны лиге. Обязаны. И своей работой долг выплачиваем, — томно промурлыкала женщина, прищурив карие глаза.

— А вы книгу купили. И при деньгах, видно по вам. А нам они нужны. Ну… Мы посовещались. Если хочешь отдохнуть, то… за плату обращайся.

Женщина расстегнула куртку и сбросила её с себя, обнажая объёмную грудь и плавный переход талии в широкие манящие бёдра. Я шумно вздохнул, чувствуя только раздражение.

— У тебя красивая жена. Тебе с ней повезло. Спасибо за заботу, но — нет. Нет желания.

— Ну мы понимаем, добродушный господин, — кокетливо улыбнулась женщина, спешно надевая куртку. — Это мы виноваты, внезапно пришли к вам. Вы, если захотите, обращайтесь.

Я в ответ выдавил из себя приветливую улыбку и взглядом проводил пару. Полог шатра хлопнул, я устало потёр переносицу. Как же мне всё это надоело. У меня есть более насущные проблемы, чем хождения по шлюхам, голова так вообще вопросами забита до боли в темечке. Но, может быть, всё же сходить в бордель пристойный, или этой женщиной воспользоваться?

Если так прикинуть, то я ведь с момента перерождения вообще никаких влечений не испытывал. И ладно моя истинная форма, я в неё всё ещё считаюсь молодым драконом и пубертатный период должен пройти во время последней, взрослой спячки. Но ведь в форме ксата мне будто бы плевать на женщин. Что тот случай с эльфийкой в магазинчике, она своими пышными формами могла бы стать музой для многих скульпторов; что случай в бане академии, когда я мылся и зашла толпа невольниц, и некоторые из них вполне взрослые и симпатичные; что теперь с женой начальника охраны. Ничего не чувствую. И на мужиков кивать грешно, недавно вместе в бане мылились, так вообще плевать на всё.

Скорее всего, моя истинная форма каким-то образом влияет на форму ксата. Это многое объясняет, но может объяснить и простая психология. Даже без учёта поисков семьи — у меня много задач и проблем, и именно это будто закупоривает меня внутри себя.

Всё-таки надо сходить в бордель, но только избавившись хотя бы от некоторых проблем, хотя бы получу титул магоса и рассчитаюсь с долгом перед академией. Вот как раз зимой, после исследования руин Баскара, передам Ганзе результаты и всенепременнейше отправлюсь в самый дорогой бордель, который вообще смогу найти.

В остальном поездка прошла нормально. Я смог в нескольких скверных местах добыть кракчатов, отправив в Настрайск сорок три свёртка кожи, и планировал на обратном пути отправить ещё. И посетил два закрытых аукциона. Там выставляли свитки с различными заклинаниями, некоторые бы пригодились, но никто не объявлял тип магической бумаги и чернил. А не зная таких вещей, копировать свиток можно только в случае целенаправленного суицида.

На аукционах ещё выставляли естественные камни маны и части драконов, нашёлся кусок кожи медного цвета, вполне бы подошедший на перчатку — но и его я не купил. Я всё ещё не уверен, как именно изготавливать блокирующую магию перчатку, и какими печатями пользоваться. Столь ценную кожу можно испортить, а если покупать впрок — то её нужно где-то хранить. В академии после выпуска не оставить, в Трайске блокирующей магии комнаты в моём доме нет, а нести в отделение ксатов кожу дракона не самая благонадёжная идея. Да и естественные камни маны трогать не хотелось по той же причине, что и искусственные.

Зато на аукционах я прикупил интересные книги по начертательной и структурной магии, и исторические.

Во Фраскиске я получил заказанные три толстых книги, две из которых относились к руинам Баскара: «Династия Залатинов. От Чёрной Ночи до сегодняшних дней. Взлёты и падения, успехи и неудачи Королевства Калиск» и «Империя Талкая. История в четырёх веках». А одна из купленных на аукционах исторических книг, с названием «Записки трихтиха Алисы Гаянуры о последователях Всебогов и их противниках» — она добавила пазлов в разрозненную мозаику фактов исчезновения столицы некогда единого государства, распростёртого на четверть земель южного материка. Трихтих Алиса Гаянура жила двести лет назад и описывала, как некогда единые последователи Всеобщей Церкви в Луцке разделялись и враждовали по расовому признаку. Ратоны отказывались терпеть нутонов, и наоборот. И такие же вести приходили из других городов бывшего единого государства.

Триста с небольшим лет назад в Чёрную Ночь исчез Баскар, столица единого королевства, и два главных города-спутника, служивших помощью в бюрократическом и военном аппарате. За несколько часов исчезло четверть миллиона жителей столицы и по полторы сотни тысяч в городах-спутниках, а всё выше уровня земли в городах превратилось в пыль, даже если это был камень и металл. «Зелёное поветрие», «Вихрь света», Куатая, изумрудный дракон, и всегда в женском роде — именно она уничтожила три огромных города, но ни в одной из книг не указывалась причина для этого.

Яхоновское княжество состоит из центрального города и двух групп городов — трёх северных и двух южных. Княжество вытянуто с севера на юг, защищая не столько прочие земли от тварей из Тамливийского сада скверны, но сколько защищая сам сад от посягательств извне, с западной стороны. К такому выводу я пришёл, когда наш караван проехал северную группу городов и въехал в столицу княжества. На улицах иногда встречались фуаларал.

Лесных эльфов, с золотистыми мягкими волосами и повально голубоглазыми, с точёнными лицами и надменным взглядом — их я если и встречал раньше, то только в гильдиях свободных торговцев и авантюристов, а также контролирующих работников в банках. На улицах лесные эльфы не встречались, но в княжестве они, бывало, прогуливались группами по двое и трое. В городах больше нутонов и ратонов, но один из нескольких сотен жителей уж точно был с ушами длиною в ладонь.

Почерпнутое из книги про Яхоновское княжество и факт такого количества фуаларал на улицах городов — это всё подсказывает, что мелким государством князь владеет если не номинально, то частично. Это же подсказывали и дороги, отходившие от столицы и от северной и южной группы городов. Не используемые, и не указанные ни на одной карте, они тянулись на восток, к едва заметной на горизонте верхушке огромного дерева. Оно просматривалось чуть лучше, если забраться на высокий холм.

С толщиной ствола в километр и такой же высотой, с раскинувшейся кроной на огромные три километра дерево. Но если на северном материке крона блестела мягким изумрудным цветом, то здешняя выделялась на фоне голубого неба цветом замшелого мха, в лучшем случае. А в некоторых местах листва опала, выставляя искривлённые ветви едкого и неестественного зелёно-красного оттенка.

Я посмотрел на это всё, крепко выругался на своё скверное будущее, сплюнул, поёрзал в седле и аккуратно побил лошадь ботинками о бока. Та фыркнула и медленно припустила с холма, к ожидавшим внизу двум всадникам с навьюченными лошадьми.

Мы три дня назад прибыли в столицу княжества, успев к последней десятине первого летнего месяца. Ради этого пришлось несколько изменить планы и путешествовать своими силами, практически не вступая в караваны — зато теперь я не переживал о нехватке времени. Я всё успевал.

Позавчера весь день мы закупались провиантом к выезду, благо люди Ганзы уже держали для нас лошадей подготовленными. Вчера выехали всем составом из столицы княжества в один из южных городов, но по пути я с Асиликом и начальником охраны отделились на запад. Переночевали. И с утра продолжили.

— Приедем скоро. Чего недовольный? — сквозь волчий оскал спросил нутон.

— Я второй раз сижу в седле, и оба раза вынужденные, — я опять поёрзал, пытаясь унять боль в заднице и бёдрах. — И давай без «привыкать». Ксат без каравана из города не сунется.

— Может, и нет, а ты… Ну, хер с тобой. Скоро прибудем, — нутон показал вперёд, где в нескольких километрах земля чуть поднималась. — За этим склоном и будет.

— Вы уверены, Ликус, что вам еда не нужна с собой? — взволнованно спросил Асилик.

— Помешает. Я найду живность для охоты. Лучше сразу возвращайтесь и готовьтесь к выезду.

— Вы не волнуйтесь, всё подготовим… Только, простите, вы точно уверены за цифру? — я в ответ лишь кивнул. — Не переживайте, в городе меня ждёт супруга. Она всё подготовит к нашему возвращению.

— И жена тоже на лигу работает?

— Я много задолжал. Долг и на семью повесили. Ну, могли не вешать, но… — Асилик протёр глаза и глубоко вздохнул. — Любимка моя не бросила, хотя должна была. По всем правдам должна была послать, но не бросила. Это ж мы в доме её семьи жили, послала бы и, всё, на улице бы жил. Но сжалилась, оправдала. Тоже стала на лигу работать, чтобы долг быстрее уплатить.

— Поэтому и говорят же, фласкую специя курят только богачи, — процедил начальник. — Привыкнешь, а денег не найдёшь.

— Который раз слышу о ней. Наркотик? — спросил я.

— Присыпка к табаку, — грустно ответил Асилик. — Вместе забиваются в трубку. Несколько раз покуришь и… И без флаской специи уже курить не будешь.

— Но за всё время я не видел тебя с трубкой.

— Так я бросил. Любимка поставила ж тогда условие. Или бросаю, или на улицу. Она без меня протянула бы, часть дома сдавала бы, да работала. Детей бы обеспечила.

Дальше мы ехали молча, поглядывая по сторонам да прикидывая, пойдёт ли ночью дождь. Последнего никому не хотелось.

Через час мы медленно поднялись по склону. Ехавшие со мной нутон и ратон угрюмо покачали головами и, игнорируя религиозную вражду, перебрали имена Тонов, отправляя им молитвы с просьбой избавить мир от пагубного влияния. У меня сдавило сердце с тоски, и глаза увлажнились, но я проморгался и ничем себя не выдал.

В нескольких километрах от нас начиналась скверное место. Огромный лес с искривлёнными деревьями, с голыми угловатыми ветвями или полностью оплетённые рыжеватой паутиной, он простирался до горизонта на юг и на запад. До леса было не меньше пяти километров, но даже с такого расстояния отчётливо виднелись дугообразные широкие корни, высившиеся над кронами деревьев. А вдалеке проступали очертания горных склонов и белой шапки каменного гиганта Хавргартора.

— Великий Канталейский лес скверны, — задумчиво процедил начальник охраны, и с толикой страха во взгляде посмотрел на меня. — Сюда ни один разумный не попрётся. Что за херня в твоей голове творится?

— Я бы сам хотел это знать, — ответил я. — Где ручей, о котором ты говорил?

Нутон показал на запад, где земля как бы постепенно срывалась, её уровень опускался, чтобы через десятки километров ухнуть в огромное Поле Слёз. Разница в уровнях между двумя земными плитами показалась около северных городов княжества, оно ими стоит в начале перехода уровней. А если прочертить многокилометровую линию от нас до провала, то в её конце разница там уже в метров триста.

— Вон в том овраге, — сказал начальник, показав на небольшой овражек в пяти километрах, а потом переведя на лесок рядом с ним. — Если бы я где и вставал лагерем, то в нём. А там, — нутон махнул рукой на запад, — дней пять идти до хребтов и Мёртвой Долины.

— Это перед которой каньон? — спросил я, на что нутон глубоко закивал. — Почему Мёртвая Долина? Впервые это название слышу.

— Да я сам не знаю. Только слышал, что за каньоном лет триста назад поселения были. Кто-то из твоих их вырезал, — нутон пальцем показал в небо. — Но я в это не верю. Кто вообще будет жить в этой глухомани?

Мы отправились к опушке леса, стоящего после оврага. От преддверья скверны нас отделяла тройка километров, никто не боялся быть обнаруженным порождениями. Около опушки мы сделали небольшой привал, где я набрал воды в бурдюки, и отправились к следующему лесу. В нём ручьёв нет, но мне важно как можно дальше пройти на запад.

Встали на ночлег, а с первыми лучами солнца нутон с ратоном засобирались обратно.

— Возвращаться сюда? — спросил Асилик, сев в седло и придержав лошадь за поводья.

— Вместе с сегодняшним днём это будет двадцать два дня. Вечером двадцать третьего дня я хочу уехать отсюда. Миклы и корни древней?

— Да, и… если получится кваралитской массы, лига будет признательна.

— Это если получится, — я кивнул на оставленные мне всякие кувшины и глиняные горшки с крышками. И напомнил непременно сбить для хранения миклов ящики, с деревянным каркасом и обшитые тканью. Такие, как в прошлом году я просил сделать ещё в Трайске. Асилик пообещал всё сделать и пришпорил лошадь.

В тот день я не стал ждать, когда разумные скроются за горизонтом, и сразу подготовился к выходу. У меня лишь двадцать два дня, из который не меньше недели я должен потратить на добычу порождений.

Первым делом я переоделся во всё из кожи кракчата, дабы одежду не сожрала скверна. Потом в рюкзак из такой же кожи сложил шесть наполненных бурдюков. На поясе, как и прежде, я оставил сложенное чёрное полотно вместе с кинжалом и десятком бодрящий яиц, но жезл, монеты и всё остальное выложил во второй рюкзак, вместе с личным именным браслетом и всякой утварью. Второй рюкзак я подвесил на ветки ближайшего дерева, чтобы зверьё не добралось, а горшки и кувшины сложил около ствола и плотно прикрыл вбитыми в землю ветками. Даже новый посох оставил, взяв с собой старый.

Уже через несколько часов я стоял перед началом скверного леса, с рюкзаком, спальником, одеждой и плащом исключительно из заллай. Я смотрел вглубь рядов искривлённых деревьев. Я не боялся скверны и не боялся идти вперёд, но что-то меня останавливало. И я прекрасно знал, что именно, но иначе поступить не мог. Я хотел закончить начатое и убедиться, что всё делаю правильно.

Я шагнул в скверну, шрамы на груди и шее обожгло калёным железом, из груди вырвался сдавленный стон. Скверна чувствовалась иначе, будто сконцентрированая в разы — но, в остальном, это всё ещё обычный защитный лес. Такой же, как на материке скверны.

Чуть в стороне от меня громко заскрежетали ветви, к их звуку добавилось хитиновое прищёлкивание. Скрепя высокими кронами по верхушкам деревьев и цепляясь за стволы мощными ходулями надо мной медленно прошагала огромная тварь размером чуть меньше одноэтажного дома. Десять пар паучих лапок покрыты волосками, под брюшком сложены две длинных пары клешней скорпиона, паучьи жвала подрагивали в такт ходьбе, а вытянутое брюшко с плюющимся концом сейчас чуть покачивалось наполненным бурдюком.

— Я ещё вернусь, сука, — прошептал я, провожая взглядом порождение. — У меня к тебе есть счёты. Я вернусь, и ты за всё ответишь.

Следующие пять дней я шёл сквозь скверну на юг, и чуток поворачивая на запад. Четыре ночи я провёл в сосредоточении скверны и четыре ночи не боялся нападения, но каждый вечер засыпал с трудом. Я привык к боли и жару в шрамах, но озадачивало происходящее вокруг. Скверне плевать на законы мира, у неё своя извращённая логика, как и у её порождений. Но именно в Великом Канталейском лесу скверны, в его истинном сосредоточении внутри защитного периметра — именно здесь я несколько пересмотрел свои взгляды на скверну.

На материке скверны внутри истинного леса землю покрывал мицелий и никаких прочих порождений по нему не расхаживало, кроме редких двуногих собачек рядом с переходными местами от леса к лугу. Здесь же лес представлял собой огромное сосредоточение разномастных лесных биомов.

Встречались участки со светящейся мицелиевой травой, расчерченные всякими кустарниками. В них прятались хитцы, атакую букашек в мицелии. Встречались и участки леса, где на сотни метров отсутствовали деревья и землю покрывали то розовые кусты, то синяя трава с резиновыми клиновидными листьями. Всюду росли единичные и групповые замысловато выглядящие грибы, с вытянутыми и искривлёнными шляпками и на всяких по толщине ножках. Твари, будь то гусеницы из семи вытянутых сегментов, бабочки с брюшком от мухи и головой от таракана, жуки с шипастыми панцирями и хоботками во рту — все они в хаотичном ритме перемещались между различными мини-биомами внутри леса. Даже встречались кракчаты, они вообще передвигались не поодиночке, как это делают в защитном периметре, а группами по пять и семь особей вместе с небольшими скверными кабанчиками. Одну из таких групп по-охотничьи выслеживал шестилапый манул, следуя между деревьев за ними и старясь не выдать своего присутствия.

Через весь лес протекала река, берущая начало от гор около каньона. Находясь во власти скверны, вода никак не изменялась, оставаясь обычной водой, но на берегах речушки скверна жизнь шла своим чередом. Трава на длинных стеблях, с красными мечевидными листьями и плотными початками, похожими на кукурузные — эту траву без особой боязни подобно бобрам валили на землю твари с вертикальными челюстями и сгрызали стебель с початком, а оставшиеся мечевидные листья доедали вышедшие их воды твари, похожие на капибар, только с лошадиными челюстями и на четырёх парах укороченных кошачьих лап. Лишь некоторые из подобных трав атаковали, но только если их початки разбухали в три раза от нормального размера.

Больше всего вносили хаоса в мои мысли огромные полузмеи-получервяки с головой, похожей на скрещённую голову дрозда и горнопроходческую машину, и кольцами-трещотками на хвосте. Таких змей на весь лес должно быть двадцать или даже сорок, и весь свой путь я шёл вдоль одной из них. Голова её бурила землю на север, а за несколько километров до начала защитного леса повернула на запад.

Ныряя в землю, тварь вбуривалась на глубину примерно в тридцать метров, создавая дугообразный проход в пятьдесят метров. Где хвост-трещотка вылезал из земли, оставляя пробуренный проход с толщами выдавленной земли — у свежего прохода порождений не наблюдалось. Но уже следующие проходы начинали облагораживать те самые блюдцеобразные крабы, которые на скверном материке сгрызали трупы фласкарцев. В этом лесу крабы группировались десятками, сгрызали ближайшие скверные травы и кустарники, и приносили их стебли в проход, забивая его и обустраивая логово; или же приходили метровые арахниды и облетали всё внутри оранжевой паутиной.

Затем, на следующих проходах, в жилище крабов заползали какие-то змеи, больше похожие на сплющенного и вытянутого крокодила. Они сжирали крабов и устраивали между выеденными телами гнёзда, размножаясь как обычные змеи и откладывая плоские яйца. Некоторые высиживались до конца и вылуплялись, расползаясь полчищем змеек, другие же разорялись чем-то вроде крыс, скрещённых с тарантулами. В тех же проходах, занятых метровыми арахнидами, на пауков охотились шестилапые манулы и летающие твари, похожие на белок с перепончатыми крыльями вместо лап. Последние группами подгадывали момент, когда один из арахнидов вылезет из норы, перекусывали ему суставы в ходулях и сжирали обездвиженное порождение.

Дальше круг скверной жизни делал ещё один оборот, хозяева нор сменялись, потом ещё раз, и ещё раз. В конце норы полностью забивались остатками прошлых владельцев и вытолканной землёй, медленно и постепенно осыпавшейся внутрь. На такие места приходили фласкарцы и запускали вглубь трупов оранжевые корни, разрушая кислотой остатки порождений, и откладывая миклы в получившуюся массу. А там или миклы прорастали, давая жизнь новым фласкарцами, или их сжирали особо ушлые порождения. Или же на заполненные остатками проход приносились семена прочих травянистых, кустарниковых или древоподобных порождений.

Я наблюдал за этим всем со страхом, но не перед скверной, а перед собственными мыслями. Скверна не только способна парадировать взаимоотношения между порождениями, как это делали твари на скверном материке, но ещё и способна породить подобие настоящей экосистемы, пусть даже в таких ограниченных рамках. Но ещё больше меня пугали воспоминания, когда я в своей истинной форме попробовал кровь кракчата.

Увиденное тогда, и увиденное сейчас — всё это порождало настолько ужасную и безумную догадку, что меня передёргивало разрядом тока, бросало в дрожь и в пот, кулаки сжимались до побелевших костяшек, а дыхание сбоило. Я силою заставил себя прекратить размышлять о скверне и её природе, и затолкал всё это в самые глубокие глубины памяти, чтобы больше никогда об этом не вспоминать.

К концу пятого дня я вышел из защитного периметра в южной части Великого Канталейского леса скверны. Меня манили к себе холмы и подошвы гор, начинавшиеся сразу после километрового преддверья, и наплевать, что почти тридцать лет назад эти холмы и скверну разделало до четырёх километров открытого луга.

Я заторопился на ближайшую горушку. Опёрся на посох и угрюмо, с горечью всмотрелся вперёд.

Из обычного густого и великого леса, из наших охотничьих угодий вышла группа разумных, толкая за собой телеги с тушами животных и таща стволы деревьев. На пологом склоне горы, на пороге нашего дома — десятки ног вытоптали широкую тропинку, проложив в крутых участках плоские половинки брёвен. У входа в наш дом, в нашу обитель, где всегда было безопасно — там группа разумных о чём-то перекрикивалась, показывая на вырубленную просеку, проходящую через весь охотничий лес.

Я потянулся к груди, с силой сжав пальцы в районе изнывающего от тоски сердца. Я догадывался, что увижу что-то подобное, но я обязан был прийти. Обязан, чтобы убедиться для самого себя, что мама с сестрёнкой не вернулись домой. Нет, они не здесь, я теперь это точно знаю. Они нашли другое место, нашли потаённое убежище, или скоро обратятся ксатами и попробуют укрыться среди разумных. Не знаю, что именно они сделают, но они и не подумают возвращаться в наш дом. Уже бывший дом.

С горечью сплюнув и затушив эмоции — я размял ноги, прикинул короткий путь до ближайшего источника воды, и отправился обратно в северную часть скверного леса. Оставалось много работы. Но перед спуском с холма я бросил мимолётный взгляд на вход в нашу бывшую систему пещер. На разумных, что стояли около неё. Не надо гадать, чем именно они занимаются в нашем бывшем доме, и что вывозят по вырубленной просеке. Истинные камни маны, обильно проступавшие на стенах всех пещер, именно их добывают и вывозят разумные. Так пусть ими и подаватся, собаки ублюдочные.

Усиленные «Концентрацией» чувства вовремя заметили дёрнувшееся острое лезвие. Отбитое в сторону, оно чиркнуло по чёрному древку посоха. Набалдашник моргнул тёмно-оранжевым от «Костелома», с размаха проломив висок твари. Её отбросило на метр, распластав на редкой траве преддверья скверны.

Поодаль в мою сторону ползли две других твари, с блёкло-оранжевой шерстью и длинными когтями вместо передних лап. Кролики-переростки с клыками в вытянутой пасти, эти двое Цумногских тушканчиков скверны уже получили заряды «Магической стрелой» и теперь не оставят заллай. Я добил их магией, и распотрошил третьего, умершего от постоянных ударов посохом. Как и с прочих убитых тушканчиков, с него я собирал только острые костяные клинки.

Солнце клонилось к закату. Вдали показалось две телеги и группа наездников. Они махали и кричали. Я их не слышал, но узнал и запустил «Магическую стрелу». Синий сгусток магии сигнальной ракетой умчался в небо, разумные поспешили отправиться ко мне. Я ждал Асилика ещё вчера, на двадцать второй день, но разумные задержались в дороге из-за недавнего ливня. Но я всё равно успевал и на аукцион, и к осеннему исследованию руин.

Подъезжая к лесу, где я разбил лагерь, все разумные ошарашенно косились на аккуратную пирамидку из миклов, на солнце поблёскивавшую медью. Косились на груду свёртков кожи, свёртков золотистого меха, на плотно закупоренные горшки. И на несколько заллай, лежащих чуть поодаль от остальных.

— Миклов ровно сто восемьдесят. Дальше, — я показал Асилику на три группы горшков, накрытых кожей кракчата. — В первой группе корни фласкарцев, килограмм пять будет. Бронзовой кваралитской массы с несколько кило, и три кило золотой. И десять свёртков золотого меха манула. Это всё лиге.

— Да, конечно, — ошарашенно проговорил Асилик, не понимая, что вообще ему делать. Вроде как, пока охранники устанавливают лагерь, ратон должен пересчитать мою добычу и выписать мне расписку о полученном, но бедолага лишь растерянно хлопал глазами.

— Как ты выжил здесь? — сквозь оскал процедил начальник охраны, намётанным и быстрым взглядом окинув мой лагерь. — Откуда еду брал, а?

— Охота и собирательство, — усмехнулся я. Ещё вчера утром я вынес в скверну вообще все возможные улики: остатки скорлупы миклов и прочие заллаи. В лагере вообще ничего не указывало, что я могу питаться дарами скверны.

— А чего это, добродушный господин? — мурлыкнула жена начальника охраны, присев около связок из полых труб разной длины. Там ещё лежали свёртки кофейной и молочно-розовой кожи, в закупоренных двух горшках пряталось по мешочку, в одном горшочке позвякивали шарики. Рядом с ними лежал костяной клинок, длиною в локоть.

— Это моё, — ответил я и показал на это всё Асилику. — Всё это должно ждать меня в Магнаре. Я ведь могу рассчитывать на порядочность Ганзейской торговой лиги? — на мой вопрос Асилик заверил, что мы вместе запечатаем всё в отдельный ящик, и он с особой осторожностью отправится до Магнара. — Оставшиеся тридцать один свёрток кожи кракчата, как и в прошлый раз, надо отправить в Настрайск на имя Густаха.

— Да, конечно… — Асилик шумно втянул в себя воздух. — Неужели вы все эти недели добывали заллаи? Все эти дни?

— Нет, ну ты что. Я несколько дней отдыхал, — я саркастично усмехнулся, подмигнув ратону.

На следующий день мы двинули к землям княжества. Разумные не собирались прерывать взятое со вчерашнего вечера задумчивое молчание, только утром начальник охраны перекинулся фразами с Асиликом о маршруте. Меня общее молчание не смущало — три недели провёл в тишине и спокойствии, и готов ещё столько же. За это время я взял сорок тысяч «опыта» и поднял уровень «Магической стрелы» с двенадцатого на тринадцатый. Немного, но это приятный бонус к сокращению долга перед лигой.

Меня, всё же, интересовал момент, о котором я иногда размышлял с прошлой осени. Идя рядом с телегой, которой правил Асилик, я аккуратно осмотрелся — некоторые охранники на лошадях ускакали вперёд, остальные шли между телегами и нас не слышали.

— Хотел спросить. Как вы это всё на северный материк перевозите? Я в портах видел крупные корабли, но практически все принадлежали вовсе не королевству с империей.

Ратон посмотрел на меня чуть пугливо. И задумчиво пригладил бакенбарды правым большим пальцем, подбирая слова.

— Вы прекрасно и без моего должны знать, Ликус. Прочий корабль отплывёт от берега на сотню километров и потонет. Только ваши корабли плавают между материками.

— Я спросил не об этом.

— Я… я не могу сказать, честно. Я многим обязан лиге, честно, не могу…

— Поверни голову назад, — сказал я. Ратон послушно посмотрел внутрь кузова повозки. На моих вещах лежал единственный добытый за все три недели костяной кинжал от тушканчика. Я планировал поэкспериментировать с ним, но сейчас это не главное. — Его можно продать примерно за сотню золотых Арнурского королевства. Если на привале он окажется у тебя, и ты всем будешь говорить, что я его тебе подарил — то я буду знать, что мой вопрос как-то связан с неким Южным Мысом.

Тем же вечером мы встали на привал. Костяной клинок оказался у Асилика.

На аукцион в Арнурском королевстве я попал заблаговременно и через конспирацию. Сначала сходил к одному из местных продавцов пряностей, на входной двери лавки весела эмблема с колесом в чаше весов, а внутри у меня заложило нос от пресыщенного специями воздуха. Я передал торгашу головной обруч с листком оценки.

На следующий день я оставил все приметные вещи в отеле и отправился к одному из ресторанов. Разносчик, с тремя серебряными пуговицами на камзоле и четырьмя жемчужинами на каждой манжете, сочувственно покачал головой и извинился, услышав, что я хотел бы обедать говяжьим языком с мёдом.

Я вышел из ресторана и через проулки пришёл к чёрному входу в ресторан. Разносчик ждал меня, чтобы провести через улочки к другому зданию. Там я надел безразмерный балахон поверх одежды, такие же сапоги, перчатки и маску на всё лицо. В таком виде я спустился в подвал по каменной лестнице. Среди ящиков со снедью и тканью, в одной из стен вмурована массивная дверь, за ней ничего не ощущалось «Чувством магии». Железные части двери покрылись ржавчиной, она вообще не должна была открываться — но открылась без скрипа после определённой последовательности стуков и кодовой фразы.

Открывший дверь амбал проводил меня по длинному коридору, откуда я попал в подвал одного из зданий в обеспеченном районе города. Здание не пустовало, на первом этаже располагалась торгующая одеждой лавка, а на втором и третьем этажах жили разумные — но именно сегодня у лавки учёт и она закрыта, а все разумные с самого утра совершают приятный променад по городу.

В помещениях нашлось слишком много столов и стульев, расставленных в огромном складском помещении, сейчас опустевшем от ящиков и свёртков. В его дальней стене приставлен подиум на всю ширь, через крючки к полотку приторочили плотную ширму, а в соседнем помещении расположились распределители аукциона с товарами.

Все участники аукциона одеты в одинаковые балахоны и маски, но по росту и комплекции можно отличить нутона и ратона от орка или дворфа. Последних я насчитал одиннадцать. Нас рассадили по столам и напомнили правила: поднимать крышечку светильника, если хочется повысить ставку, а от криков лучше воздержаться, чтобы не выдавать аукцион. Законы Арнурского королевства одинаково строги для организаторов и участников.

Первую половину аукциона я витал в своих мыслях, прислушиваясь к «Чувству магии». Всего в зале сидело сорок три участника, но от семи я не ощущал белёсого овала или другого признака магического следа.

Я заметно оживился, когда наступил черёд книг и свитков, но ничего полезного в них не выставляли. Потом были естественные камни маны и части медного дракона, которые я проигнорировал. Затем выставили две пластинки полёвки, качественные и необычные, без пертуберенции магии. За них некоторые из присутствующих бодались усердно, выкупив каждую за восемь с половиной тысяч арнурских золотых.

Дальше объявили о выкупном праве владения кристаллом души одного из магов Арнурской академии. После предыдущих аукционов у меня осталось сорок девять тысяч арнурских золотых, и после долгой борьбы я урвал кристалл, оставшись с тысячью. Меня пригласили пройти в отдельное помещение, для урегулирования формальностей о кристалле — но я хотел понаблюдать за рабами и последним лотом.

Начался сущий кошмар, когда распределитель объявил характеристики выставленного обруча. Его начальную цену объявили в пять тысяч арнурских золотых с шагом в тысячу, но один из присутствовавших дворфов сразу же подскочил и выкрикнул сумму в двадцать тысяч. Следующий добавил ещё пять, другой ещё, потом ещё, и ещё. Под конец торговались лишь трое дворфов, сумма перевалила за сотню тысяч.

— Сто пять тысяч, — сказал один из троицы.

— Сто восемь тысяч, — парировал второй.

— Сто десять тысяч арнурских золотых и право на два наргодат любой сложности вне очереди, — третий дворф разгорячённо стукнул кулаком по столу.

— Ты не имеешь права нарушать очерёдность, — запротестовал первый, прочие дворфы зароптали.

— Имею, — третий скинул маску с лица и капюшон. Достал из внутреннего кармана свиток и высоко поднял над головой. — Как дарованный правом говорить от царя и совета четвёртого царства горы Дакркатдас, я заверяю подлинность этого разрешения.

— Вы поплатитесь за это, — вскочил второй.

— Можешь взять ответ у моего члена. Каждое царство обязано соблюдать внешнюю очередь, но не внутри, — сказал третий.

— Вы собирались допустить чужаков до казнарат!

— У вас есть право на гурто гдорур, если заподозрили нас в неверности. Но не забывайте об ответе, если не найдёте доказательств. Мы чтим правила и это, — дворф потряс бумагой, — внутренние дела царства.

Дворф заверил распределителя, что разрешение на два внеочередных наргодат можно расценивать в сорок тысяч, не меньше. Распределитель кивнул и повёл отсчёт. Вскоре третий дворф удалился оплатить выигрыш, остальные дворфы угрюмо выходили из помещения, по одному направляясь в подвал. За ними последовали разумные, не заинтересованные в рабах.

В помещении осталось десять участников. По правилам этого аукциона на подиум вывели сразу всех рабов.

Вышло два мужика с гордо поднятыми головами, один с «достижением» «Конюха» и навыком «Верховая езда» на тридцатом уровне, а у второго боевые «навыки» и «умения» хорошо прокачены. Вышли две девушки и одна женщина, обречённо смотря под ноги. Навыки и умения у них не примечательные, но их тела не оставили присутствующих равнодушными. Их специально продавали как для плотских утех и заставили раздеться догола, позволяя присутствующим как следует их рассмотреть. И было два подростка, мальчик одиннадцати лет и девочка десяти. Их продавали из-за достижений: у мальчика оно ускоряло развитие боевых «умений», а у девочки удваивало скорость восполнения «маны».

Все представленные рабы оказались долговыми, но мужики продали себя самостоятельно, чтобы обеспечить семьи деньгами; женщина овдовела, её дети умерли от болезней, а денег на выплату долгов лекарям не осталось; а девушек и подростков продали их же семьи.

Меня ни один из выставленных рабов не интересовал, тем более что денег осталось немного. Участники аукциона больше всего бились за подростков и конюха, следом по важности был боец, а девушек так вовсе никто не купил. Только женщину купили по стартовой цене, предварительно узнав, сколько у неё было детей и что роды прошли без осложнений.

В отдельной комнате ждал служитель церкви. Его так же провели через подвал, в балахоне и маске, но в комнате он их снял. Это же требовалось от меня.

Церковник удивился морщинистому лицу, даже открыл рот что-то возразить, но сдержался и спросил, когда мне удобно получить кристалл. Я выкупил душу незадачливого мага и только я решаю, когда эту самую душу заключат в кристалл. Церковь может и двадцать лет ждать указания, надо только доплатить за сохранность мага и контроль над ним — оставшейся тысячи арнурских золотых хватало на тридцать лет ожидания. Уже через пять минут мы заключили контракт, что настоятель церкви в Трайске будет ждать от меня разрешения на процедуру. Готовый кристалл так же доставят в Трайск.

За несколько месяцев я потратил огромную сумму в пятьдесят пять тысяч арнурских золотых, но потратил их на важные покупки. Почерпнутое из книг многое прояснило, а кристалл и вовсе пригодится, когда я закончу с экспериментами и приступлю к созданию блокирующих ману перчаток.

Как я правильно понял разрозненные объяснения, то наргодат тем качественней, чем больше у разумного при жизни была развита характеристика «Магия», да и уровни магических «навыков» важны. И хоть я не понимаю, как разумные в этом мире определяют и осознают эту самую душу, и как её вытаскивают из тел разумных в кристаллы — но терзаться моральными тяготами не собираюсь. Если для моих планов понадобиться, то я и десять таких кристаллов куплю.

Во Фраскиске караван распался. Асилик и прочие намеревались ехать в Фарнар, портовый город империи, где у лиги единственное представительство на южном материке. Им путь через Гварский тракт.

В день прибытия во Фраскиск я вступил в караван до Трайска, а Асилик и прочие вступили в караван до Магнара — но мы с ратоном всё равно увиделись на следующий день. Он передал мне обширный список всех добытых мною заллай за эти четыре с небольшим месяца. Кожи кракчатов там не значилось, потому что все сто десять рулонов получит Густах в Настрайске — на обратном пути я не сидел сложа лапы, теперь добытой кожи хватит на изучение одиннадцати книг. Это не много, ну лучше, чем ничего.

После встречи с Асиликом я отправился к одному из местных магов, лысому, с седыми усами, и с вышитой высокой башней на мантии и робе.

— Я уж думал ты, всё, к себе на остров уплыл.

— У меня там дел нет, — я выложил на прилавок пятнадцать метровых отрезов синеватой шёлковой ткани, шириной в сантиметров шестьдесят каждый. — Надо проверить, какой из них пропускает магию.

— Можешь не уходить. Это быстро. И бесплатно, на этот раз, — маг взял ткань и скрылся в подсобном помещении. Вскоре он вернулся со статуэткой Тона и свёрнутым листом бумаги. — Вся магическая. Это, — маг потряс свитком, — результаты эксперимента.

Два прислонённых пальца в углубления, лёгкое сияние статуэтки и контракт с магом исчез из вкладки лог-листа с клятвами и обязательствами. Я спрятал ткань в сумку вместе с листком, и немедля отправился в «Монж-Телер». В холле отеля один из работников остановил меня, передав письмо от старого князя, недвусмысленно приглашавшего на сегодняшний обед. Слуги князя в отеле нет, значит — отказ он не приемлет.

В своём номере я позволил себе угрюмо вздохнуть, морально готовясь к не самому приятному обеду. Я раздражённо потёр переносицу. В первый раз старик подослал идиотов, затем натравил вдову одного из идиотов. Даже не знаю, что он выкинет сегодня, но мне явно следует появляться во Фраскиске как можно реже, пока старый князь не подохнет.

Переданный магом листок с результатами развернулся на несколько секунд, и свернулся обратно. Чтобы быть скомканным дрожащими руками, сильно, крепко, как можно плотнее, ужать бумагу в единое целое, в плотный шар, забыть, уничтожить, разрушить. Я выкрикнул плотный шарик в камин. Практически потухшие угли неохотно отдали крупицы огня, сжигая список из сорока трёх заклинаний «призывов духов». Его оканчивали «Удар воздуха» и «Лезвие огня».

Обед у старого князя прошёл удивительно обыденно. Старик не пытался как-то меня задеть или что-то выпытать, мы разговаривали о всяких отстранённых мелочах да разок обсудили скорое изучение руин. Князь удивился, узнав, что я требую в ответ на результаты разведки, но благодаря статусу у старика имелись связи с длинноухими, коими тот и пообещал воспользоваться.

— Увы, я давно перестал быть князем, — проскрежетал сухим голосом старик, — но я должен от имени Фраскиска принести вам извинения. Два раза подряд город был не добродушен к вам. В первый раз вас постигли разбойники, а весной, я слышал, городская сумасшедшая обвинила вас в своих бедах.

— Вряд ли бывший князь способен досконально знать всех живущих в городе. И следить за ними.

— Но случившееся я принимаю на свой счёт. Не хочу, чтобы вам мой славный город казался недружелюбным. Поверьте, он прекрасен. Скажите, когда именно заканчивается ваша учёба? — на вопрос старика я коротко ответил, что к первым дням весны уже буду свободен. Тот добродушно улыбнулся ссохшимися губами. — Я прошу принять, в качестве извинения, моё приглашение на праздник Новой Жизни. Ваш народ не пускают на праздники, но ради вас одного сделают исключение. На ваше имя будет записана комната в отеле «Монж-Телер», с видом на площадь.

— Не вижу причин отказываться. Тем более, на подобных праздниках я раньше не бывал.

— Я предельно рад это слышать, — старик улыбнулся и чуть приподнял бокал с вином. Я ответил тем же.

Даже если бы я хотел отказаться, то не стал бы. Я желаю попасть на подобный праздник и увидеть, что он из себя представляет, так ещё и старик своим приглашением пытается замириться. Он понял, что так просто меня не сделать должником, ни через захват заложником, ни через опрометчивое убийство буйной полудурошной бабы. Старик как бы пытается извиниться за случившееся и намекнуть, что больше ничего подобного делать не будет. И мною принятие приглашение — это ответ, что я настроен на дальнейший мир.

Конечно, мне всё ещё невдомёк, зачем так усердно пытаться сделать из меня должника, но подсказка может таиться в ближайшем городе на севере.