Скверная жизнь дракона. Книга седьмая

Глава 2 Часть 2

Осн посоха вонзился в натоптанный снег. Изо рта вылетело густое облако пара, согревая подмерзающие руки. Взгляд скользил по опустевшему поселению. Практически опустевшему. Я не хотел думать о действии, из-за которого поселение опустеет окончательно. Просто не хотел. Противно до тошноты, до подёргивающегося глаза, до скрежета зубами. Я не хотел думать о действии — но его совершить придётся. И от этого я чувствовал себя ещё гаже. Лог.

Три недели прошло с первого убийства трёх солдат, и прочей нежити. Если не учитывать кой-какие неприятности, то прошедшие недели вполне продуктивны. Взять двадцать два уровня за такой срок — это успех, ведь с каждым уровнем счётчик опыта обнуляется, увеличиваясь на тысячу. Но, всё равно, надо набрать ещё хотя бы уровней десять.

Свободные очки характеристик тратить нельзя, они для обучения с тёмным эльфом Хлар’аном в академии. Мне предстоит изучить двадцать три умения, для этого надо расширить количество доступных ячеек для умений, а для каждых пяти ячеек требуется двадцать пять «Интеллекта». Но очки навыков я потрачу, когда вернусь в пещеру. Я собираюсь ещё недельку провести у скверного поселения, и белёсые ниточки и рябь пространства от «Чувства магии» могут помешать. Они отвлекут от нежити, и последствия окажутся весьма скверным. А ведь я несколько раз и так был в шаге от летального исхода.

Именно из-за этих неприятностей прошедшие три недели не продуктивны, а прекрасны. Окрылённый успехами и опытом жестоких тренировок с матонами — я несколько раз допускал серьёзные ошибки. В одну такую меня практически зажали в угол внутри поселения. Нежить обступила, шла быстро, некоторые твари даже вовсе бежали на меня, а вокруг незнакомые места, посеревшие стены домов. Так я ещё и споткнулся и едва не упал. Нежить, в отличие от матонов, не остановилась бы, и разорвала меня на части.

И частенько я пропускал удары от нежити, а «Вторая броня» в поясе от Кагаты не всегда срабатывала. Вся верхняя куртка из коричневатой кожи кракчата сейчас в стяжках, только на правом плече три дырки было. Со временем я стал пропускать меньше ударов, сказывалась сноровка, боевой опыт и прочее — но гордыню мне хорошенько опустило. В академии всенепременнейше запишусь обратно на тренировки с матонами, их прекращать нельзя.

И, конечно, спустя три недели у меня появилось важное дело: прокачать «Рывок» до двадцать пятого уровня. Одноразовый раб, своей жизнью помогший мне добыть пластинку полёвки и сдать экзамен первого года — Хашир рассказывал про выбор дальнейшего развития на двадцать пятом уровне умения. Я хочу увидеть это. В академии и на южном материке я был слишком занят, чтобы каждодневно скакать по комнатам «Рывками», но сейчас у меня достаточно возможностей.

Я натянул варежки обратно на руки, вытащил посох из земли и переступил через труп нежити, убитой несколько минут назад. С основания посоха на притоптанный снег скатилась капелька тёмно-жёлтого ихора, такой же вытекал из раздробленной головы и шеи нежити. В плотной юбке и какой-то куртке, эта тварь предпоследняя убитая нежить на сегодня, а практически все двери в поселении открыты. Лишь один дом закрыт, но об этом я старался не думать.

Некоторая убитая нежить уже бесследно испарилась, или оставила после себя какую-то ураллаю; другая только подходила к моменту оклазии, как довольно важная тварь с серебряным обручем на голове с зелёным камнем в центре. Но сероватые, будто выгоревшие на солнце дощатые двери домов открыты, а темнота помещений манит. Главный трофей я уже нашёл, он ждёт около моего временного пристанища — но есть вопросы.

Небольшое квадратное или прямоугольное помещение с низкой печкой и без трубы, с закоптившимся в черноту от сажи потолком и редкими тоненькими оконцами под самым потолком; неказистые лавки вдоль стен и столы с массивными табуретками; редкие ткани, что воспроизвела скверна, брошенными рушниками валялись у печей или постелены на столы; под лавками свёртки одежды, одеял и подушек; а рядом с печкой на отдельной полочке и столе всякие крынки и миски. До прихода скверны у народа в этом поселении был довольно аскетичный образ жизни. И такой аскетизм во многих домах. А раз так, то было ли хоть что-то ценное? А если было, то где прятали?

Для поиска ответов на эти два вопроса у меня было ровно половина дня. Я приступил незамедлительно.

Вчера и сегодня — первые дни, когда я подстроил всё правильно. Не знаю, как скверна восстанавливает прочие свои участки, но нежить и предметы у этого поселения восстанавливаются за семьдесят два часа. Это я выяснил ещё в первую неделю и сразу приступил к поиску тактики зачистки. Сегодня я, надеюсь, буду вознаграждён, ибо на завтрашний день у меня серьёзные планы.

Спустя четыре часа тщетных поисков я встал посреди поселения и раздосадовано вздохнул: в простых домах я ничего не нашёл. В продолговатом доме, оказавшимся небольшой казармой, так же ничего не оказалось. В конюшне, рядом с которой всегда стоит нежить с серебряным обручем, нашлось двенадцать стойл для лошадей, притом восемь увеличенные, расширенные.

В двухэтажном здании отыскался лишь небольшой сундук. Кроме кошеля с золотыми монетами в нём ничего не нашлось. Его я брать не стал. Даже если монеты и останутся после оклазии, денег с них не заработать, зато проблем — более чем. Они же старые, я не смогу объяснить их происхождение. Но, думаю, парочку всё же возьму, но не для продажи. Есть одна идея, связанная с приходом скверны.

Но в двухэтажном доме было кое-что ещё, чего не было в прочих: большая кровать рядом с небольшой печкой. Я отодвинул кровать от стены и растянул губы в довольной улыбке. Половицы под кроватью в одном месте сильно прогибались, будто не закреплённые. Под ними нашёлся мешочек. В нём золотые монеты, и всякие золотые украшения с камнями, парочка богато украшенных кинжалов, и россыпь драгоценных камней: синие, зелёные, фиолетовые, красные, даже парочка алмазов нашлась. Приятная небольшая награда, хоть их все сперва и стоит вынести за пределы скверны.

Оставались и ураллаи с самой нежити. Они лежали на снегу, грязная старая одежда, перепачканная ихором обувь, копья, мечи и топоры, и всякое прочее. И серебряный головной обруч с крупным изумрудом в центре. В отличие от трёх колец, на внутренней и внешней стороне обруча отчётливо видны магические узоры из прямых и волнистых линий, кругов и овалов. Это уже второй такой обруч, доставшийся мне.

Я собрал все трофеи около входных ворот в поселение, свернув в оставшуюся после нежити юбку — и с отвращением посмотрел на единственный непосещённый дом. В отличие от двух домов моего временного обиталищя, в этом поселении все двери на домах открыты, щеколды и засовы не опущены. Будто скверна пожрала эти места в разное время, днём и ночью.

— Задрало, — гневно процедил я, и сплюнул. От предстоящего воротило, хотелось думать о чём угодно, только не о будущем. Но мне или действовать, или мучить себя бесполезными вопросами.

Уже через пять минут я устало ступал по рыхлому ноябрьскому снегу. В левой руке — посох и скрученные в тряпьё трофеи. В правой — четыре длинных верёвки. За спиной — скрип тростника и едва слышное хрипение. Оно ручной дрелью проворачивало тупое сверло в моём мозгу, хотелось бросить всё и поспешить в походный шатёр, согреться от жара горящих розовых оболочек, испить кофе из бодрящих зёрен, поужинать и, ни о чём не думая, отправится к временному пристанищу. Но отступать поздно, верёвки уже в моей руке, а конец скверных земель близок.

Странное место, если подумать. Что эти два дома, стоящие на отшибе, но окружённые частоколом; что поселение, где из двухсот тридцати четырёх тварей пятьдесят четыре до прихода скверны, так или иначе, но были связаны с боевым ремеслом. И те три коняшки-инвалида недалеко от поселения, это ведь для них конюшня. Но стойл в ней больше, стало быть, скверна окончательно поглотила некоторых животинок. Да и собак или кошек в поселении нет, а они должны быть.

Странное место, но скверна в тысячу раз загадочней. Что только стоит увиденное мною три месяца назад — до сих пор передёргивает. А ещё это нелогичное начисление опыта от убийства нежити будоражит сознание. Но, можно сказать наверняка, что вопрос с опытом скоро будет, скорее всего, закрыт.

Нос покалывал холодный воздух, чуть влажный, с ароматом земли и чего-то подкисшего, а я шёл по тропинке следов. К шатру. С моим ночным зрением его стенки на снежном фоне отлично различались, но простой разумным в вечерней темноте вряд ли бы заметил серые шерстяные стенки шатра. Когда ноги переступили через осязаемую границу скверны, то шрамы на груди и шее немедля прекратили отдавать жаром и болеть. Я настолько привык к этой боли, что практически не замечал её.

Я чуть отошёл от скверны и отпустил поклажу из правой руки. Но не развернулся. Хотелось побыстрее добраться до шатра. И только когда я наконец-то чуток согрелся, в ладонях и ступнях перестало стрелять от холода, а мысли прояснились — только тогда я выбрался наружу. И отправился к брошенной поклаже.

Четыре верёвки так и лежали на снегу, колыхаемые ветрами. Они тянулись от плетёной продолговатой корзины, из её четырёх углов. Недавно она была подвешена к потолку в одном из зданий, а теперь покоилась на снегу. В ней, уложенным на мягкую подстилку и завёрнутым в белую ткань, лежало когда-то беззащитное дитя. Сейчас его раздуло, заплывшие глаза-щёлочки смотрели строго на меня, из маленького беззубого рта вырвалось кряхтение, а под пелёнкой разбухшие ручки и ножки дёргались, пытаясь разорвать ткань и дотянуться до меня.

Я покрепче сжал посох. Третий раз за последние десять дней я сделаю нечто подобное, и каждый раз ловлю себя на мысли, что поступаю плохо. Передо мной лежит нежить, кусок осквернённого мяса — но что-то нехорошее в этом есть. Что-то, от чего всё моё естество пытается откреститься. Будто я собственноручно, как свинью, закалываю что-то внутри самого себя. Одно дело, когда тварь сама идёт на тебя, но сейчас всё несколько иначе.

Осн посоха занёсся над нежитью в колыбельке. Мне этого делать не хотелось, но сделать это я обязан. Лог.

Опыт: 57692/82000

Резкий удар. Звук рвущейся ткани. Чавкающий звук. И вновь занесён над колыбелькой осн посоха, испачканный гнилостным ихором. Опять удар, с посоха отлетают едко-жёлтые капли, и опять, и опять. А на шестой удар всё кончено. Нежить прекратила шевелиться, как и что-то внутри меня. С чавкающим звуком посох вытащился из трупа. Я побрёл к шатру. Лог.

Опыт: 57752/82000

Если бы мне кто-нибудь, когда-нибудь, как-нибудь, и что-нибудь объяснил, то было бы несколько проще. Не нужно гадать, у младенцев всегда нулевой уровень. Чтобы перейти с нулевого на первый уровень, любое живое существо обязано набрать тысячу опыта. То есть — преодолеть «прогрессирующую границу показателя уровня», как говорили в моём прошлом мире. И опыт при убийстве любого существа начисляется как раз с показателя этой границы. В моём случае, сейчас — это восемьдесят две тысячи. В случае младенца — тысяча.

С каждого человека в прошлом мире, а в этом с каждого разумного существа начисляется три процента за его убийство. С тысячи я должен был получить тридцать опыта, и никак не шестьдесят. А там, в поселении, на территории скверны — эти шестьдесят превращались в сто двадцать.

Буду считать, что скверна, превращая разумного в нежить, оставляет «прогрессирующую границу показателя уровня» на прежнем показателе. За убийство твари на обычной земле даётся шесть процентов вместо трёх, а на землях скверны к шести процентам добавляется двойной множитель. Как это всё работает я не знаю, но на бессмысленные раздумья только зря время потрачу.

Но, хоть цена заплачена неприятная, меня радует, что теперь стало на один вопрос меньше.

На следующий день я вышел из полутораэтажного дома рано, на горизонте солнце не показалось. Снег уже скрипел под ногами, а морозный воздух обжигал горло. В шатре было пусто, ещё вчера все трофеи я перенёс в дом, собираясь ими заняться уже в пещере. Сейчас же одно очень скверное желание вело меня чуть правее поселения, под аккомпанемент орущей благими матюгами паранойи.

Стоя в рыхлом снегу своими восьмью ходулями, торчащими из раздувшегося тела, твари таращили коричневые глаза, дёргано двигая головами, будто осматриваясь вокруг. Чёрные волоски, усеивавшие рот, шевелились от движений ветра, а с открытой до самой груди нижней челюсти капала серовато-зелёная слюна.

Примерно в пятистах метров я морально готовился ко всему возможному. Шрамы на груди и шее горят огнём, отдают болью, но это уже привычно. И я, и лошадки-инвалиды — на территории скверны. Я чувствую себя на территории скверны как обычно, хоть и помню, как на неё реагирует мой организм. И помню, как скверна усиливает нежить, а эти лошадки ничем другим быть не могут. Слишком они модифицированы и однообразны.

За четыреста метров до коняшек у меня от скверного предчувствия в груди всё сжалось. Чем бы ни были эти твари — в них нужный мне опыт. Да и вдруг получится их разделать и после оклазии останется вполне прибыльная заллая?

Аккуратный шаг, хруст рыхлого снега, шуршание меховых варежек, скрип кожаной одежды. И ещё шаг, и ещё. Лошадки подёргивают головами, как от воткнутого прута в спинной мозг. Ещё шаг. Твари не двигаются, лишь дёргано осматриваются. Ещё шаг, хруст снега. Все три головы развернулись в мою сторону, вытаращив полностью коричневые глаза настолько, что те шариками вылезли из орбит на небольшой крабовой ножке. Ворсинки в вертикально широко раскрытом рту, больше похожем на китовий зёв, перестали шевелиться, распрямились, ощетинились двумя острыми металлическими щётками. Безнадёжно прямые ходули начали пружинить, медленно подрагивая ловкими щупальцами осьминога.

Мысль о том, что при любых обстоятельствах следует неукоснительно слушаться паранойю — её я додумывал уже на бегу, перебирая ногами настолько быстро, что иной раз на снегу и следа не оставалось. Но твари быстрее меня, шанса выбежать из скверной земли не оставили. Снег под их извилистыми щупальцами шелестел, а повизгивание тупой ножовки из глоток щекотало нервы.

Я ворвался в раскрытые ворота порченого поселения, чуть не поскользнувшись от резкого разворота, и «Рывками» умчался к центральной дозорной вышке. Вроде восемь метров лестницы, а четырьмя «Прыжками» я оказался в высокой будке меньше чем за секунду.

Всю конструкцию затрясло, сначала единожды, потом ещё дважды. Твари, впечатавшись раскрытыми ртами в широкие бревенчатые стойки башни, одним ударом отгрызли от них куски. Деревянная крошка спадала с чёрных волосковой. Повизгивание тупой ножовки принадлежало самим волосками, чуть подёргивавшимся и цеплявшим друг друга. Коняшки замерли около лестницы, смотря строго на меня. Я аккуратно, медленно спрятался внутрь будки. Тишина, ничего не последовало. Твари как заворожённые продолжали смотреть через доски туда, где пряталось моё подрагивающее от нервного напряжения тело.

Меня всего передёрнуло, я выматерился и откинулся спиной на деревянную стенку. Я достаточно поздно сообразил незначительную вещь. Если скверна не просто поглотила коняшек, но вернула их обратно, модифицировав — то при жизни это была непростая животинка.

До ближайшей крыши дома не допрыгнуть. Три метра «Рывок» покроет, тем более, если оттолкнуться от края будки. Но где гарантия, что при приземлении я не поскользнусь о покрытые снегом доски, всяко мокрые и чутка заледеневшие? Никогда бы не подумал, что три лошадки-инвалида загонят дракона на верхотуру как бешеные псы загоняют на дерево кота. Мяукнуть, что ли?

Я аккуратно подошёл к краю будки и наугад прицелился в одну из коняшек. Один за другим синеватые сгустки магической энергии срывались с указательного пальца, но тварь продолжила стоять, даже когда весь мой основной запас «маны» иссяк. Она лишь подрагивали разбухшим телом каждый раз, получая заряд магии, дёргала щупальцами и чуть громче визжала волосками.

Упала коняшка лишь на тридцать девятую «Магическую стрелу», когда я забрал из резерва триста «маны». Синеватый сгусток ударил в тварь, её дёрнуло сильнее обычного, щупальца обмякли, и та мешком с песком рухнула на снег. Остальные две твари продолжали буравить меня взглядом. А резервную «ману» на них тратить не хотелось: мало ли, сколько вообще понадобится на каждую тварь.

Следующие девять с небольшим часов в ожидании восполнения «маны» прошли в состоянии кожано-мехового кокона, свернувшегося в будке. Погода портилась, небо затянуло серым, начавшиеся три часа мелкий снег падал грузными хлопьями, обрубая видимость. Уже в полукилометре от меня виделась только сероватая дымка, а дыхание на холоде отдавалось дрожанием струны виолончели.

Вторая коняшка упала на тридцать шестой «Магической стреле», а мне пришлось залезть в резервы истинной формы на сто пятьдесят «маны». Оклазия первой твари давно прошла, на вдавленном снегу ничего не осталось, но это естественно: тварь убита магией, а после такого заллаи не остаются.

Оставалась последняя тварь. «Мана» была только в резерве, но её хватило бы только на сорок одну стрелу. Я решил подождать немного, пока не наберётся на пятьдесят выстрелов, на всякий случай. Но ждать пришлось два часа. За это время к грузным хлопьям снега прибавился порывистый, и достаточно сильный ветер. Задувая в открытую часть будки, он облепливал равномерным белым слоем снега.

Я аккуратно спустился с башни, когда выпустил сорок второй синеватый сгусток, а третья тварь завалилась в то же место, где минуту назад испарилась вторая. Меня хоть и распирало от желания распотрошить коняшку и посмотреть, вдруг внутри неё содержится Кваралитская масса, или просто что-то ценное. Но больше всего мне хотелось в тепло.

Закутавшись в два плаща, привычный кожаный и из золотистого меха Нашласарского манула скверны — я заторопился к временному пристанищу, где горят розовые оболочки в каменном очаге, где в котелке горячий напиток, а на кровати расстелен золотистый меховой спальник, согретый общим теплом дома.

Ногами я раскидывал рыхлый свежий снег, сопротивляясь практически встречным порывам ветра и щурясь, прикрывая глаза от мелких льдинок. И улыбался. Я поступил глупо, что вообще сунулся к коняшкам, из-за этого потерял день. Мог бы сходить к тому озеру и продолжить изучать ондатр и кусты камыша с початками кукурузы — но теперь я поставил точку в том, как именно скверна изменяет разумных и животных после поглощения. Каким принципом руководствуется.

Одна «Магическая стрела» наносит ровно двадцать пять урона «жизням». Стало быть, у первой коняшки «жизней» могло бы быть девятьсот семьдесят пять, но показатели «жизни» и «выносливости» прибавляются по двадцать пунктов за каждое одно очко в характеристике «Выносливость». Значит — у первой твари «жизней» было девятьсот шестьдесят. Вторая умерла от тридцати шести стрел, но я уже знаю, что у неё было не девятьсот, а восемьсот восемьдесят «жизней». А у третьей было не тысяча пятьдесят «жизней», а на десять пунктов меньше.

Всё обстоит примерно так же, как и с полученным опытом от тварей. Вторая коняшка, до прихода скверны, имела двести двадцать «жизней». Потом скверна поглотила её, преобразила, и увеличила вдвое показателей «жизней», до четырёхсот сорока. А находясь на территории скверны нежить получила от неё подпитку, дополнительный множитель.

Не совсем понятно, почему скверна восстановила вообще всех в поселении, включая младенца в люльке, а коняшек только три, когда увеличенных стойл в конюшне восемь. Но, думаю, есть подсказка.

Если убийство каждой твари принесло практически полторы тысячи опыта, то при жизни уровень их был не меньше двенадцатого. Но лошадь — травоядное животное, оно не повышает уровень от поедания травки. Значит — при жизни им помогали повышать уровни, копытами раздавливая тех же крыс, или ударами в голову убивая осужденных на смерть.

Подобных лошадей, выше человеческого роста, я встречал только в одном месте, когда спасался из лагеря орков. Именно они пользовались такими необычными лошадьми. И только нежить из орков скверна модифицировала, когда как прочих разумных она лишь оскверняла. Всё это явно связано с ритуалами преображения орков, и с их взаимодействием со зверьми. Когда-нибудь я смогу попасть к оркам и узнать, что же представляют из себя их ритуалы. Но попасть только гостем, а не пленником — второе я уже проходил, мне не понравилось.

Боль и жар в шрамах пропали несколько минут назад, я наконец-то добрался до походного шатра. Ветер порывами тормошил его стенки, они протяжно хлопали, но метель шатёр выдержит. Я побрёл к двум домам за частоколом, напоследок озадаченно глянув за спину.

Шесть дней. Ровно столько осталось на убийство нежити. Утром седьмого дня я немедленно пойду обратно к горам. Тяжело представить, как я буду добираться до пещеры по снегу, и сколько это времени займёт. Но выбора нет. Нужно взять ещё пять уровней минимум, чтобы в будущем избежать проблем. А всё тёплое время, весна, лето и кусочек осени — всё это будет отдано на добычу заллай. Зато я точно уверен в одном — в пещере меня ждёт кое-что приятное.

К долгожданной тёплой пещере я вернулся примерно через недель пять после случая с лошадками. Сложно продвигаться по глубокому слою снега, таща за собой волокуши со скарбом, трофеями, запасом еды и походным шатром. А ещё каждый вечер и утро тратить по часу, собирая и разбирая его. И ходить в скверные леса, добывать провиант. Всё это меня вымотало настолько, что в день возвращения, зайдя во входную пещеру — я несколько минут стоял неподвижно, смотря на пустой очаг. От усталости я будто забыл, что очаги вообще нужны для того, чтобы в них горел огонь и готовить с их помощью еду.

К вечеру того же дня я закончил переносить поклажу в пещеру, а к полному разбору трофеев приступил уже на следующий день.

У дальней стены пещеры стояли два деревянных колеса, с такими же спицами и обшитые железной полоской, и с деревянными подшипниками. Из псехвотрубок древней, клея и сжимающейся кожуры я за две недели сделаю не только ось для колёс, но и соберу удобную ручную телегу. Мне нужен лишь прочный каркас, который обошьётся кожей кракчата. А деревянные подшипники смажутся жировыми шариками из фаланг ондатры. Колёса — вот главный трофей. Телегу за собой тащить проще, чем волокуши. С ней я смогу уйти далеко, не боясь за припасы и воду.

Рядом с колёсами стояли четыре ведра, два из которых трофейные. И там же старый стол из чёрных псехвотрубок, скреплённых кожаными завязками и клеем. Трофейный же стол, с ровной дощатой поверхностью, стоял недалеко от стеллажей с провиантом. Его отделял от них ещё один стеллаж. Сейчас на нём лишь два алхимических набора в деревянных ящичках из тонких дощечек, пустые стеклянные склянки и банки, магическая плита да базовые ингредиенты для кваралитских растворов.

Никаких разграничений в основной пещере нет, всё хаотично расставлено около стен — но впереди долгая зима. Каркас из псехвотрубок можно прикреплять к стенам пещеры с помощью цемента из оболочек бодрящих яиц, воды и глины, и натягивать на него кожу кракчата или золотистый мех манула скверны. Будет совсем дорого-богато. И примерно таким же образом я сделаю три двери: входную с улицы в первую пещеру с очагом, и в концах коридора примерно в пяток метров. Загорожу и сделаю из него продуктовый склад, как раз пространство позволяет заставить стены стеллажами. А во входную пещеру перенесу стол и отведу под кухонную зону.

И, конечно, до тёплых дней нужно хотя бы три ядра хитца подготовить кваралитским раствором. Бронзовым, у меня только базовые ингредиенты, да и с бронзовым больше всего шансов на успешную оклазию. Но это всё — потом.

На трофейном столе лежали другие трофеи. Два серебряных обруча с изумрудом в центре и явно магические, три серебряных кольца одним комплектом, ножик с резной деревянной рукояткой и едва заметными волнистыми линиями на лезвии и теле, вполне пристойного вида кожаные ботинки с грубыми тканевыми подкладками внутри около ступни и по бокам щиколотки, левая кожаная перчатка с металлическими вставками на тыльной стороне ладони и первых фаланг пальцев, кинжал с ножнами в золотой оправе и украшенный драгоценными камнями, парочка золотых и серебряных серёжек без пары и с камнями синими да красными, такие же кольца, одно ожерелье, и россыпь драгоценных камней. Ещё была россыпь золотых монет, но некоторые подпирают ножки стола, а то он на каменном полу немного шатается.

Скоро я смогу понять, что из добытого наргодат, а что простой немагический предмет. Лог.

Взято дополнительно восемь уровней. Теперь очков характеристик хватит поднять «Интеллект», раскрыв двадцать пять дополнительных ячеек под умения, и останется на изучение этих самых умений.

Я глянул на свободные очки навыков, на уровень «Чувства магии», и довольно улыбнулся.

Внимание, навык «Чувство магии» достиг двадцать пятого уровня

Доступен выбор постоянного улучшения навыка

Пожалуйста, выберите одно улучшение:

Дальность работы навыка ,

Чувствительность работы навыка ,

Уменьшение затрат на уровни навыка ,

Отказ от выбора улучшения .

Внимание, при отказе от улучшения навык будет незначительно улучшен на Дальность работы и Чувствительность работы

К такому меня жизнь не готовила. Слова сестрёнки о развитии умений, и рассказы в академии про возвышение навыков подтвердились. Я аж замер, боясь спугнуть сообщение «системы», и аккуратно прислушался к ощущениям. Но ряби пространства не было, как и белёсых ниточек. А они должны быть.

Отказываться бессмысленно, а уменьшение затрат выбирать глупо. Скорее всего, на поднятие уровня буду тратить на одно очко меньше. Не десять, а девять, и не пятнадцать на тридцатых уровнях, а четырнадцать. Получится довольно неплохая экономия — но я-то собрался жить долго, а у драконов очки навыков идут за счёт прожитых лет.

Дальность или чувствительность? Есть одно предположение, но я предельно ясно помню слова тёмного эльфа Хлар’ана. Он как-то сказал, что каждый маг выбирает между «Чувством магии» и «Знанием магии». Чем больше второго, тем качественней наргодат создастся, и тем сложнее магическую печать маг свяжет. Первое нужно, чтобы сокращать распев строк в заклинаниях, и безошибочно чувствовать течение магии в вещах.

Скорее всего, увеличив дальность навыка, звёздочки будут перерастать в овалы не за десять, а за двадцать метров. Но это бесполезно. Ста метров дальности хватит, чтобы распознать засаду, а в моих поисках мамы и сестрёнки важно не чтобы я их заметил, а чтобы они заметили меня. Ведь мама могла нас почувствовать за десятки километров.

А вот чувствовать, как протекает магия в предметах, как она изменяется и преображается — это поможет в будущем. Мне надо что-то сделать со своим «осквернением». Я уверен, что от чувствительности «Чувства магии» будет зависеть, многое ли я смогу понять в колебаниях магии.

Внимание, подтвердите выбор улучшения «Чувства магии»

Увеличение чувствительности работы навыка

Я подтвердил. Окружающее пространство заполнили белёсые ниточки и рябь, когда те исчезали.

От естественных стен пещеры и самого воздуха ниточки тоньше паутины, когда короче ногтя, а когда длиннее локтя, отходили легко и плыли плавно, исчезая мыльным пузырём с аккуратной рябью пространства. От меня отделялось линий больше. Как и в прошлые разы, они плыли ровными линиями, но иногда закручивались спиралью и, исчезая, сотрясали пространство шипастыми волнами.

От миклов на стеллажах и от самих псехвотрубок, ставших стеллажами, от давно высохшего клея и цемента из заллай, и вытащенных предметов из скверны, будь то ураллаи от нежити или деревянные колёса около стены — от всего контактировавшего со скверной отходили ломанные и искривлённые линии. Но от заллай линии сотрясали пространство аккуратной гладкой рябью, а линии от поглощённых и восстановленных скверной вещей исчезали, закручиваясь спиралью, порождая шипастые волны.

Я несколько минут привыкал к новому ощущению. И мысли, что это теперь со мной навсегда. Но прошлый опыт подсказывал, что очень скоро я привыкну к этому чувству и не буду замечать, пока не захочу.

Сейчас же я подошёл к столу с трофеями.

В обоих серебряных обручах чувствовалось течение магии. Будто внутри металла текло два разнонаправленных и едва заметных ручейка. Чтобы их почувствовать, пришлось поднести обручи практически к глазам. Они текли плавно по центру, иногда дёргаясь и подскакивая, а около изумруда вихрем закручивались, входя в камень несколькими потоками и, выходя с вихрем и соединяясь в один поток, шли дальше по обручу. Внутри трёх колец было по одному потоку, но белёсые ниточки, отделяясь от одного кольца, частенько всасывались другим кольцом.

В ножике потока магии не было, но чувствовалось какое-то уплотнение около перехода лезвия в рукоять, будто чёрный катышек внутри металла. Я отыскал подаренный Налдасом ножик и сравнил ощущения. Они совпадали.

В ботинках было по пять потоков в каждом, они курсировали между плотными внутренними вставками, а ниточки одного ботинка частенько всасывались другим. Такое же движение маны я чувствовал в куртке с подогревом. В перчатке же я сбился на тринадцатом потоке. Они курсировали между широкой металлической вставкой и мелкими, и между мелкими, и внутри кожи, и в каждом отдельном пальце.

Во всех остальных трофеях ничего не ощущалось, но и это хорошо. Если получится использовать в создании жезла тоже золото, отданное скверной, то велик шанс создать подходящий для меня наргодат. Который не будет разрушаться от взаимодействия с моей осквернённой маной.

Мне до жути хотелось активировать ботинки, но чуйка подсказывала, что стоит придерживаться строгого плана и отложить на тот момент, когда на южном материке всё оценю. Тем более, я так и не выяснил, можно ли привязанные к себе вещи как-то отвязывать. Вроде бы и можно, но как именно?

Все трофеи я аккуратно сложил в два разных мешочка и отложил в сторону, чтобы не мешались. Оттащил от стены деревянный стол и поставил его на бок. Спрятался за его столешницей, накинув себе несколько слоёв кожи кракчата, закрывая голову и грудь с животом. Потом чуток подумал и дополнительно наложил жгут на левую руку, от передавленного кровотока кожа быстро посинела. Я вновь спрятался за столешницу и вытянул левую руку, целясь указательным пальцем в пустую стену.

Улучшенное «Чувство магии» не показывало внутри меня колодец, ставший олицетворением моей маны. Но я его чувствовал, и сейчас гораздо лучше. Раньше это был просто колодец, сырой и тёмный, с тягучей смолянистой жидкостью внутри — то сейчас отчётливо чувствовалось, как по его влажным стенкам по капелькам стекала жидкость. Я перенаправил сырость и холод из колодца в левый указательный палец, собирая магическую энергию на его кончике, концентрируя для «Магической стрелы», но не отпуская, а утолщая, вытягивая. Как это делал когда-то давно, в родной пещере вместе с сестрёнкой.

Магия сорвалась с пальца, с треском впечатавшись в каменную породу и выдолбив ямку с ноготь большого пальца.

Внимание, возможно изучение умения «Магическое копьё»

Стоимость изучения:

10 очков характеристик

Я, конечно же, подтвердил. Я вообще готов был заплатить и пятьдесят очков. Думаю, стоимость умения напрямую зависит от его требований к навыкам.

Поставив стол на место и отвязав жгут с руки, положенный на случай, если скверна отменит заклинание и мне руку оторвёт — я позволил себе довольную улыбку. «Магическое копьё» — мой козырь, оно наносит двести урона «жизням». Просто так его использовать нельзя, иначе все будут знать об уровне моего «Чувства магии», тем более что простым разумным нужно распевать строчки заклинания. Но как одно из немногих дальнобойных умений — оно чуть скрашивает мою скверную жизнь.