Известие, что княгиня Оболенская родила двойню, всколыхнуло весь петербургский бомонд. И великосветское общество, и те, кто помельче, с жадностью принялись обсуждать пикантную новость. Снова всплыл извечный вопрос: кто же отец детей?
Эта история вызвала крайне острую реакцию в семействе Оболенских. В отличие от праздных зевак, с упоением судачивших о скандальной подробности, Оболенские сочли произошедшее тяжким оскорблением чести рода. Слухи один нелепее другого приписывали отцовство то конюху, то дворовому, а то и вовсе смаковали историю, будто княгиня подверглась насилию во время пребывания на Кавказе — то ли одним горским удальцом, то ли целой шайкой. Со временем молва и вовсе приняла непристойный оборот, пороча княгиню в самых грязных тонах.
Князь Оболенский, не выдержав потока клеветы, обрушившегося на его невестку, подал жалобу на имя государя. В ней он требовал наконец разобраться в ситуации и установить истину. В случае подтверждения «непристойного поведения» княгини он настаивал на лишении Констанции Борисовны поместий и земель, доставшихся ей после смерти мужа, с возвратом владений в управление семьи Оболенских. Одновременно была подана жалоба в Дворянское собрание Петербурга с требованием рассмотреть вопрос о праве княгини носить фамилию Оболенских и лишить её этого права в случае доказательства «поносного поведения, недостойного дворянки княжеского рода».
Констанция, узнав о потоке слухов, буквально затопивших её волнами нелепицы и откровенной грязи, была ошарашена и подавлена. Князь Юсупов, как и его дочь, оказался озадачен столь пристальным вниманием петербургского общества. Но больше всего его задела реакция князя Оболенского, посмевшего публично усомниться в поведении Констанции.
Он прибыл в Ильино, ожидая застать дочь в слезах или сломленной под тяжестью событий. Но не тут-то было. Констанция встретила его молчаливой холодностью. Лишь глаза сверкали недобрым, стальным блеском.
– Здравствуй, Коста. Уверен, тебе не следует придавать значения слухам и грязным сплетням. Будь выше всего, что творится вокруг. Всё со временем уляжется.
– Да, конечно, папенька, я совершенно спокойна. Вам не стоит беспокоиться обо мне.
По тому, как прозвучали эти слова, нетрудно было догадаться об её истинном состоянии.
– Коста, прошу тебя — сама ничего не предпринимай. Доверься мне, я сумею защитить твою честь. Князь Оболенский ещё принесёт тебе извинения за то, что посмел усомниться в твоей порядочности.
– Но прошение императору уже подано. Последует официальное разбирательство. Он обязан ответить князю Оболенскому. Что в таком случае отвечать мне? Учтите, папенька, я не хочу и не буду отвечать на вопрос, кто отец моих детей, — и вас прошу держаться данного мне обещания.
Юсупов молчал, с тревогой глядя на дочь. Он и сам не ожидал столь яростной реакции со стороны князя Оболенского. Возможно, тот отнёсся бы к рождению детей спокойнее и даже признал их со временем, но после всей грязи, вылитой на Косту, иначе поступить уже не мог. Князь продолжал молчать, понимая: сейчас говорить — не лучший выход. Да и что он мог сказать ей в утешение? По большому счёту, Констанция действительно не имела возможности существенно повлиять на ситуацию.
Если она откажется давать ответ государю, тому ничего не останется, как лишить её наследства мужа и вернуть всё семейству Оболенских. Впрочем, дочь, без сомнения, не останется нищенкой и не пойдёт по миру с протянутой рукой. Он уже сейчас может переписать на неё крупное имение в Псковской губернии — с тысячей душ. Имение это как раз приводится в порядок его людьми. Всё идёт по отработанной схеме: отмена части податей и повинностей, прощение мелких долгов, выдача ссуд крестьянам без процентов. Даже такие, казалось бы, небольшие уступки помогали им подняться из голодной нищеты. После налаживания хозяйства помещичьи угодья продавались новому владельцу — с настоятельной рекомендацией не разрушать сложившуюся хозяйственную конструкцию. Многие прислушивались к совету и в случае нужды обращались за помощью в контору князя.
Князь Юсупов многое мог позволить себе и не переживал за будущее дочери и детей. Но её упрямство и решительный характер могли не понравиться государю и это сильно волновало князя. Оскорблённая Констанция могла затаить обиду на Оболенских: дочь всегда возвращает свои долги и не прощает обид. Князь Юсупов знал князя Оболенского. Общественное мнение имело для него и его семейства огромное значение. Перспектива вернуть себе поместье и земли погибшего сына конечно заманчивы, но не первостепенны. Урон нанесённый его чести, вот что толкнуло его на столь решительный шаг. Этот вопрос можно было обсудить кулуарно, по-семейному, но он демонстративно обратился с жалобой к императору, чтобы таким образом показать свету, как он печётся о чести своего рода. Так и не решив, что предпринимать дальше, князь уехал в Петербург. Завтра планировалось заседание земельного комитета с участием цесаревича.
Комитет заседал в Зимнем дворце под председательством цесаревича Александра. Обсуждался новый законодательный пакет — второй этап реформы. Цесаревич, уже давно потерявший терпение, на этот раз в резкой форме потребовал от членов комиссии готовить прожекты так, чтобы каждый автор мог кратко и аргументированно изложить свою мысль. Этим он разом прекратил привычное переливание из пустого в порожнее.
Князь Юсупов уже собирался покинуть дворец, когда к нему подошёл флигель-адъютант императора.— Ваше сиятельство, государь император просит вас пожаловать к нему на аудиенцию.
По пути в кабинет князь мысленно перебирал возможные темы разговора и готовился к неприятной беседе.— Здравствуйте, Ваше величество, — с безупречным придворным поклоном произнёс Юсупов.— Здравствуйте, Борис Николаевич! Вы, верно, догадываетесь, почему я вас пригласил?— Да, Ваше величество. — Князь твёрдо держал взгляд, ожидая продолжения.— Признаюсь, это первое подобное обращение ко мне. Честно говоря, я не совсем понимаю, как на него реагировать. Неужели нет возможности уладить всё миром с князем Оболенским?
Юсупов на мгновение задумался, подбирая слова.— К моему глубочайшему сожалению, Ваше величество, князь Оболенский переступил черту допустимого. Он публично усомнился в порядочности моей дочери, тем самым подтвердив гнусные слухи и нанеся тяжкое оскорбление нашей чести. Рождение детей вне брака само по себе не даёт повода порочить доброе имя женщины. Мне, признаться, непонятна вся эта истерия вокруг появления на свет моих внуков. Если легкомысленное поведение иных особ я могу оставить без внимания, то вопиющий поступок князя Оболенского не оставляет мне возможности простить подобную обиду. При таких обстоятельствах остаётся лишь один выход — вызвать его на дуэль.
— Борис Николаевич, не следует горячиться, тем более дуэли запрещены высочайшим указом. Скажите мне прямо: вы знаете отца этих детей?
— Ваше величество, личность отца мне известна, — твёрдо ответил князь. — Но я дал дочери слово чести не разглашать это имя.
— Борис Николаевич, именно это молчание и порождает самые мерзкие догадки и слухи.
Князь стоял неподвижно, всем своим видом показывая, что не отступит от данного слова.
— В таком случае я вынужден пригласить на беседу как вас, так и саму княгиню Оболенскую. Надеюсь, это не оскорбит вашу дочь, — сухо заключил император.
— Ни в коем случае, ваше величество, — низко поклонился Юсупов.
— Прекрасно. Жду её послезавтра, в полдень.
Было заметно, что государь раздражён исходом разговора. Ситуация складывалась крайне щекотливая. Внебрачные дети дворян — да и самого императора — были явлением обычным и редко вызывали такой скандальный интерес. Чем вызвана эта буря вокруг рождения детей княгини Оболенской, Николай понять не мог. И именно это непонимание вызывало у него глухое раздражение.
После ухода князя Юсупова по вызову императора прибыл генерал Бенкендорф.
— Ваше величество, — начальник Третьего отделения замер в ожидании, прекрасно понимая, что вызов в столь поздний час не сулит ничего хорошего.
— Александр Христофорович, вы в курсе, что княгиня Оболенская родила двойню?
— Об этом знает уже весь Петербург, ваше величество.
— Следовательно, вам известны и слухи, порочащие княгиню?
— Так точно, ваше величество. — Лицо Бенкендорфа оставалось непроницаемой маской.
— Объясните мне, чем вызвано это истеричное внимание? Князь Оболенский подаёт прошение о выяснении отцовства! Чёрт знает что творится! — император вышел из себя.
— Ваше величество, прошу вас не утруждать себя подобными пустяками. Глупость и болезненное воображение князя Оболенского — это его личная беда. Я проведу с ним соответствующую беседу. Полагаю неслыханной дерзостью обращаться с такими просьбами к вашему величеству.
— Совершенно верно. Объясните этому старику, что пределы моего терпения не безграничны. И княжеский титул не даёт ему права беспокоить императора подобными семейными дрязгами. Выяснение, кто отец его внуков — это его личное, семейное дело.
— Слушаюсь, ваше величество. Прикажете отменить визит княгини Оболенской? — осведомился Бенкендорф.
— Ни в коем случае. Я непременно приму княгиню. В такое время её необходимо поддержать.
— Разрешите быть свободным, ваше величество?
— Да, вы свободны, — кивнул император.
Оставшись один, государь подошёл к окну. Внезапно он поймал себя на мысли, которая досадно и назойливо сверлила сознание: ему, до болезненного зуда, хотелось узнать, кто же является отцом детей княгини. С лёгким раздражением он передёрнул плечами, будто стряхивая недостойное любопытство, и твёрдыми шагами вернулся к письменному столу, с головой уходя в государственные бумаги.
В назначенный день, ровно в полдень, в кабинет императора вошла княгиня Оболенская в сопровождении отца.
— Здравствуйте, Ваше величество, — княгиня совершила глубокий придворный реверанс, изящно склонив голову.
Император не мог не заметить, как она похорошела. Известная покорительница мужских сердец, она теперь обрела ту зрелую прелесть, что делает женщину поистине неотразимой.
— Здравствуйте, княгиня! Уверяю вас, я твёрдо убеждён, что вы были и остаётесь образцом добропорядочности. Все эти слухи — не более чем досадное недоразумение, вызванное завистью. Потому призываю вас не придавать им значения.
Николай заметил, как лица его гостей просветлели от этих слов.
— А теперь, князь, прошу оставить нас наедине, — обратился император к Юсупову.
Тот молча поклонился и вышел.
— Княгиня, прошу понять меня правильно: я обязан задать этот вопрос. Не было ли над вами совершено насилие? Если да — назовите имя, и он будет наказан по всей строгости.
Император смотрел на Констанцию мягко и участливо, давая понять, что готов защитить оскорблённую вдову.
— Нет, Ваше величество, эта близость была желанна. Просто я не ожидала, что она приведёт к беременности, — Констанция опустила глаза, лёгкий румянец залил её щёки.
— Можете ли вы, под моё слово чести, назвать его имя? Я не настаиваю, но хочу положить конец этой вакханалии.
Констанция встретила взгляд императора, мучительно раздумывая.
— Вы действительно даёте слово, что никому не откроете моей тайны? Я не хочу, чтобы он знал. Это мои дети, и только мои.
— Даю слово, — император по-отечески кивнул.
— Граф Иванов-Васильев, — выдохнула она.
По лицу государя промелькнула гамма чувств, которые ему с трудом удалось скрыть.
— Что ж, княгиня, вполне достойный дворянин. Но почему вы не хотите открыться ему?
— Позвольте не отвечать на этот вопрос. Причин множество. Я счастлива своими детьми, и мне этого вполне достаточно.
— Простите, что вторгся в вашу личную жизнь. Я полностью удовлетворён вашим ответом и всегда готов вам помочь.
— Благодарю вас, Ваше величество, — Констанция вновь совершила изящный реверанс.
«Хороша чертовка!» — не без восхищения подумал император.