Проведя сутки в Грозной, генерал Воронцов отдал приказ выступать. На рассвете колонна покинула крепость, но около одиннадцати часов утра головной дозор вернулся в смятении.
К генералу во весь опор поскакали взволнованный урядник и хорунжий.— Ваше высокопревосходительство! В двух верстах отсюда, слева по ходу, — урядник выпалил, едва переводя дух. — Жаркий бой! Наши с горцами схлестнулись. Горских всадников — не менее трёх сотен. Наших… пехотинцев, не разглядеть за дымом, но не больше сотни, точно!
Воронцов на мгновение задумался, а затем на его лице появилась улыбка.— Господа, нас полторы сотни. Негоже оставлять своих в беде. Оставить десяток для охраны обоза, остальные со мной!
— Ваше высокопревосходительство! Позвольте возразить, — встревожился поручик, командовавший драгунами. — Силы неизвестны. Это рискованно…
— Э-э-э, не трусь, поручик, — громко рассмеялся осетинский князь, вскинув голову. Рядом с ним замерли пятеро его джигитов. — Поедем, порубим этих разбойников, и делу конец!Кабардинский уздень лишь усмехнулся, бросив на поручика насмешливый взгляд. Его тоже окружала горстка личных воинов.— Коли боишься, оставайся с обозом. Нам и своих хватит.Поручик побагровел от унижения и гнева.
— Довольно! — властно прервал их генерал. — Вперёд!Он резко пришпорил коня, и вся пёстрая кавалькада — казаки, драгуны, горские всадники, ринулась следом, поднимая тучи пыли.
По мере приближения грохот сражения нарастал, сливаясь в сплошной оглушительный гул. Частые залпы ружей, дикие крики, стоны. За ручьём, залегшая в обороне, отчаянно отстреливалась пехотная рота. Поле вокруг было усеяно телами людей и лошадей. Основные силы обороняющихся скрывала сплошная пелена порохового дыма. Атакующие горцы уже начали отступать, пытаясь выйти из-под убийственного огня, и появление свежей кавалерии заставило их отступать ещё быстрее.
Воронцов с криком «Ура!» выхватил саблю. Его внезапно накрыла давно забытая горячая волна азарта, всепоглощающая ярость боя. Он отдался этому чувству без остатка, всей душой рванувшись навстречу схватке.
Основная масса горцев не стала дожидаться и спешно, собираясь в группы, стала уходить от места боя. Кавалькада преследующих растянулась. Лошади у всех были разные по силе и выносливости. Вскоре генерала опередили с три десятка всадников. Воронцов был опытным кавалеристом и командиром.
— Стой! Ослабь! Прекратить преследование! — прокричал он несколько раз, замедляя бег своего коня. Вероятность засады была велика. Драгуны и казаки, приученные к дисциплине, выполнили команду. Кроме лихих джигитов, которые азартно продолжили преследование. В погоне они настигли, в общей сложности, троих горцев и срубили их. Казаки захватили четверых лошадей скакавших без всадников. Воронцов развернул коня и они легкой рысью поспешили обратно к месту боя. Минуты через три, неспешного хода, они наткнулись на четыре десятка всадников стоявших в линию. Генерал Воронцов подскакал к ним. Три десятка, судя по головным уборам были казаки, но обмундирование и вооружение были незнакомы, и десяток горцев одетых в традиционную одежду. Они стояли молча, спокойно и даже как-то равнодушно смотрели на генерала и его сопровождение.
— Кто такие? — спросил Воронцов, ещё не остывший от скачки.
Из строя выехал вахмистр.
— Немедленно доложитесь. Перед вами командир Кавказского корпуса, Его высокопревосходительство князь Воронцов. — Встрял адъютант генерала.
— Командир разведывательного взвода Отдельного пластунского батальона, вахмистр Рыбин. Направлен командиром батальона вслед за вами, чтобы прикрыть в случае чего.
А это, командир милиции князя Баташева, старший урядник князь Баташев. — Азамат коротко поклонился.
— А почему, вахмистр, вы не последовали с нами, преследовать противника? — спросил Воронцов.
— Мы пластуны, разведка, ваше высоко превосходительство. Мы огненным боем сильны, а не сабельной рубкой. Рукопашная только в крайнем случае. — Спокойно ответил Костя.
— Всадники. — сказал Азамат. — К нам скачут.
Подскакал осетинский князь на взмыленном коне, который танцевал на месте хрипя и мотая головой.
— Засада! Погоня, не меньше сотни! — выкрикнул он.
— Всем отходить к месту боя! — скомандовал Воронцов, сам оставаясь на месте.
— А вы, чего стоите? — посмотрел он удивлённо на вахмистра.
— Вы ехайте, ваше превосходительство. Мы прикроем. — спокойно ответил Костя.
— А если их больше? — переспросил Воронцов.
— То наша забота, ваше превосходительство. Ехайте, без вас разберёмся. Приготовиться к отражению атаки. — Костя отвернулся от генерала и стал командовать.
Генерал Воронцов приказал всем двигаться в сторону лагеря пластунской сотни, а сам с десятком драгун и казаков остановился в пятидесяти метрах позади линии пластунов и стал наблюдать за их действиями.
Они спешились и приготовились вести огонь с колена. Показалась первая группа всадников, не больше двух десятков. Боя не случилось. Заметив шеренгу стрелков, они стали замедляться и повернув лошадей поскакали обратно, не пытаясь вступить в бой.
— Вот тебе и вся война. — тихо сказал поручик.
— Трогаем к лагерю, — скомандовал генерал Воронцов.
***
Ко мне подошёл довольный Веселов.
— Восемьдесят шесть убитых, трое легко ранены, двоих не смогли спасти. Савва троих потрошит. Один кумык, двое чечены.
— Что, молчат как партизаны? — Спросил я.
— Да нет, чего им запираться. Я толком не расслышал. Савва доложит. Наших пятеро раненых. Одного сильно поранило. Лицо задело. — вздохнул Ерёма.
— Давай, собирай раненых, лечить будем. Аслан, скорую помощь тащи.
Четверым обработал раны, наложил лечебную мазь. Касательное ранение плеча и так по мелочи, а вот у пятого пуля хорошо задела левую скулу и щеку. Рана получилась большая. Пришлось иссекать неровные края и шить. Провозился больше двух часов.
— Командир, тут генерал какой-то пожаловал. Тебя требует. — Влез Паша, когда я зашивал рану. Я так посмотрел на него, давая понять, что лезет под руку.
— Понял, командир. — Паша сразу осознал и исчез из вида. Пациент кряхтел, сопел, но не более того.
— Командир, можа ещо дашь обезбол? — простонал страдалец.
— Ещё слово, брошу всё. Ходи кривой. — психанул я, раздражённый помехами, которые мешали работе.
— Всё, молчу. — испугался раненый.
***
Генерал подъезжал к лагерю пластунов. Офицеры и некоторые из его сопровождения остановились в стороне, наблюдая за работой пластунов. Они аккуратно укладывали в ряды убитых горцев. Видно было, что у убитых забрали всё оружие и кое-что из снаряжения. Но трупы не были обобраны до нитки, в них оставалась мрачная тень достоинства. Рядовые драгуны и казаки тихо переговаривались не вмешиваясь в процесс. Подъехал хорунжий из полусотни сопровождения.
— Знатно пластуны навоевали. Под сотню положили. — С завистью сказал хорунжий. — это сотня из пластунского батальона Шайтан Ивана. Они тут на манёвры вышли вот и горцы случайно наткнулись на них. Сразу не разобрались с кем имеют дело, с дуру полезли на свою беду. Они и без нас тут делов наделали. Им не впервой сотней на три воевать. Бывало и от большего отбивались. Вы гляньте, ваше высокопревосходительство, на их вооружение и снаряжение. Пластун до восьми выстрелов в минуту может дать, по их правилам, против наших четырёх. От того и не может конница через такой плотный огонь прорваться. Ещё гранаты у них есть. У нас все про них знают. Так и попасть к ним служить, не каждого берут, испытания прежде пройти надо. А уж как горцы его уважают и пластунов, тута слов нет.
— И кто этот мифический герой? — язвительно бросил молодой поручик, адъютант генерала, бросая вызов суровой реальности Кавказа своим столичным высокомерием.
— Полковник граф Иванов-Васильев, — отчеканил хорунжий, и его взгляд, тяжёлый и недовольный, на мгновение остановился на адъютанте, словно припечатывая его к седлу.
— Кажется, нечто подобное я слышал в Петербурге. «Казачий выскочка»… Уж не тот ли это легендарный спаситель цесаревича? — переспросил генерал, полуобернувшись к своему подполковнику.
— Так точно, ваше сиятельство. Он самый.
— И что же никто не спешит оказать нам честь? Всё-таки не каждый день сюда генералы наведываются, — заметил Воронцов, и в его мягкой интонации явственно прозвучала стальная нотка.
— Сию минуту, ваше сиятельство! — адъютант, словно ошпаренный, рванул поводья и понёсся к лагерю. Вскоре он вернулся вместе с сотником, чьё обмундирование было испачкано дымом и пылью непарадной службы.
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! — голос сотника прозвучал чётко и громко, его прямой, испытующий взгляд сразу нашёл генерала. — Командир третьей сотни отдельного пластунского батальона, сотник Веселов!
В его осанке и глазах не было и тени заискивания.
— Здравствуйте, сотник. А где же ваш командир, полковник Иванов? — спросил Воронцов, слегка сузив глаза.
— Он занят, ваше высокопревосходительство.
— То есть как «занят»? — генерал откровенно опешил от такой простоты.
— Вы что, сотник, совсем разум потеряли? — Громыхнул подполковник. — Перед вами командующий Кавказским корпусом, генерал от кавалерии, князь Воронцов! Прикажите полковнику немедленно явиться!
— Э-э-э… Виноват, ваше высокоблагородие, но это уж вы без меня, — даже руки развёл Веселов. — Командиру в работе мешать — себе дороже. Ежели очень нужно, милости прошу, вы уж сами. Обождите немного. Он скоро освободится и явится. Или прибудет. Это уж, как вам будет угодно.
Воздух сгустился от неловкости. Свита застыла в немом ожидании, не смея даже перевести дух.
— Сотник, — первым нарушил молчание Воронцов, — чем же полковник занят настолько, что забыл о долге?
— Он опр… оперх… — Веселов нахмурился, с трудом выковыривая из памяти учёное слово. — Короче, раненому помощь оказывает. Лицо тому разворотило, вот командир и зашивает.
— Неужели он и во врачевании искушён? — удивление генерала теперь было неподдельным.
— Ещё как! Наш командир не одного раненого от смерти оттащил. Любого фелшара коновала за пояс заткнёт! Батальонный доктор у него, бывает, советы спрашивает, — выпалил Ерёма, и по его лицу расплылась круглая, бесхитростная улыбка гордости.
— Что ж… Это меняет дело, — после паузы произнёс Воронцов, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на уважение. — Сотник, в таком случае проводите меня. Подполковник, разбейте лагерь на том берегу ручья. И сдвиньтесь правее, подальше от этого… поля.