Шайтан Иван 7.

Глава 15

Покушение на императора подобно электрическому разряду встряхнуло все силовые структуры Петербурга. В канцеляриях и казармах забурлила деятельность, кипела видимая, почти лихорадочная активность. Чиновный мир демонстрировал рвение: кто-то — искренне возмущенный и потрясенный, а кто-то — пряча в глубине души досаду от неудавшегося злодеяния.

Отклик в обществе был огромным. Известие о чудесном спасении государя облетело империю, и во многих городах служили благодарственные молебны в честь божественного избавления монарха от смертоубийства.

Высший свет внешне единодушно выражал верноподданнические чувства и поддержку императору. Однако за фасадом этого единства, в кулуарах дворцов и великосветских салонов, велись разговоры совсем иного толка — порой не просто неприятные, но откровенно провокационные, обнажавшие глубокие трещины в обществе.

В кабинете, пропитанном запахом старой бумаги и воска, царило напряжённое молчание, нарушаемое лишь шелестом листов. Полковник Гессен, начальник первой экспедиции Третьего отделения, откинулся на спинку кресла, вновь и вновь прокручивая в голове обстоятельства дерзкого покушения. Холодный чай отдавал горечью, вполне соответствуя его мыслям. Это чудовищное происшествие смешало все карты, поставив во главу угла один, единственный вопрос: кто она, эта фанатичка, и что привело её на Сенатскую площадь с пистолетом в руке?

Сама судьба, казалось, подготовила Германа Ивановича к этой должности. Русский офицер с немецкой фамилией, он был плотью от плоти имперской служилой аристократии. Его предок, Вольфганг Гессен, когда-то присягнул России при Петре Великом, и с тех пор каждый мужчина в роду носил погоны. Даже получив юридическое образование, Герман не видел себя нигде, кроме как на военной службе. Жандармерия, а затем и Третье отделение стали его стихией. Карьера Германа Ивановича — стремительный взлёт от подпоручика до полковника и начальника экспедиции — была построена не на протекциях и связях, а на его личных качествах: феноменальной памяти, аналитическом даре и титанической работоспособности. Именно эти качества не раз позволяли ему находить блестящие выходы из самых безнадёжных положений и решать сложнейшие дела. Бремя первой экспедиции, самой сложной и обширной по кругу обязанностей, он нёс с холодным спокойствием. Здесь почти всё, от мелкой слежки до секретных предписаний, проходило под грифом «совершенно секретно».

Однако сейчас все усилия оказались тщетными. Среди подозреваемых девиц, так или иначе похожих на убийцу, — не проходило ни одной сколько-нибудь вероятной кандидатуры. Оставалось лишь ждать, когда сыскной отдел полицейского департамента установит личность убитой. Не удавалось связать это покушение ни с одним из известных революционных кружков, ни с представителями либеральных салонов, ни, что казалось и вовсе не вероятным, с брожением умов в среде интеллигенции и писательской братии.

— Остаётся террористка одиночка. Докладывать генералу Бенкендорфу нечего. — Тихо, но с ледяной уверенностью подвёл итог своим размышлениям Гессен. Он собрал все бумаги со стола и разложил их по папкам.

Собираясь покинуть кабинет, полковник Гессен укладывал в сейф последние рабочие документы, когда в дверь коротко и четко постучали.— Войдите! — отозвался он, не отрываясь от замка.

В проеме возникла подтянутая фигура штаб-ротмистра Володина — его заместителя и ближайшего помощника.— Разрешите, Герман Иванович?

Полковник обернулся и одним взглядом оценил собранное, почти торжественное выражение на лице подчиненного.— У вас что-то срочное, — не спросил, а констатировал он.

— Так точно, — кивнул Володин. — Только что поступило донесение из штаба генерала Дубельта. Протокол предварительного расследования из Департамента полиции. С пометкой «весьма спешно». Они установили личность террористки.

Он протянул кожаную папку. Гессен взял ее, тяжело прошел к своему креслу и устало опустился в него.— Так, так… Хоть какая-то хорошая весть за сегодня. — Он распахнул обложку и углубился в чтение.

Текст был сух и лаконичен:«Людмила Евгеньевна Сулимова, 22 года, причислена к мещанскому сословию. Дочь надворного советника Евгения Никандровича Сулимова и Полины Августовны Новодворской (из дворян). Сулимов-старший, служивший в продовольственном комиссариате Кавказского корпуса, был осужден за растраты, лишён дворянства, чинов и наград, имущество конфисковано. Осужден на семь лет каторжных работ в Кечинск. Его супруга с дочерью переведены в мещанское сословие. Ныне Полина Августовна помещена в клинику для душевнобольных вследствие тяжелого нервного расстройства. До последнего времени Людмила Сулимова проживала в доходном доме купца Семиродова, снимала две комнаты.»

Гессен поднял глаза на Володина, который терпеливо ждал.— Герман Иванович, я уже поручил следователю, поручику Горину, совместно с чинами полиции отработать все связи и контакты Сулимовой. Со своей стороны, я займусь проверкой родственных связей и возможного прохождения её или родственников по нашему ведомству. Маловероятно, но для порядка необходимо проверить.

Полковник одобрительно кивнул. В очередной раз он мысленно похвалил себя за то, что когда-то заметил этого способного поручика в Московском жандармском управлении и добился его перевода в свою, Первую экспедицию. Инициатива и умение анализировать, просчитывать наперёд следующие шаги, были в нем редкими качествами.

— Отлично, Арсений Олегович, — сказал Гессен, откладывая папку. — Уделите особое внимание всем её связям и контактам за последний год. Даже тем, что на первый взгляд покажутся незначительными.

— Слушаюсь! — Короткий, точный кивок головы — и штаб-ротмистр бесшумно вышел из кабинета, оставив полковника наедине с досье, в котором наконец-то появилось имя.

В Гессене пробудился интерес, и желание работать. Есть отправная точка, остальное зависело от него и его сотрудников. В профессионализме своих людей он не сомневался.

В пятницу, ровно в три часа пополудни, граф Бенкендорф был допущен в кабинет императора. Он застал Николая Павловича беседующим с наследником, цесаревичем Александром, и великим князем Павлом.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество. Здравия желаю, Ваши Высочества, — отчеканил Бенкендорф, коротко кивнув.

— Здравствуйте, Александр Христофорович, — обернулся к нему государь. — Я вчера ознакомился с вашим докладом. Неужели есть новые обстоятельства по делу Сулимовой?

— Так точно, Ваше Величество. Обстоятельства чрезвычайной важности. И, осмелюсь сказать, заставляющие глубоко задуматься о корнях сего злодейского умысла.

— Мы вас внимательно слушаем, — император откинулся в кресле, пристально глядя на шефа жандармов. Оба великих князя насторожились.

— Вчера, начальник первой экспедиции, полковник Гессен, представил дополнительные сведения. После тщательной разработки связей подозреваемой был вскрыт факт её теснейшего общения с неким Жаровским, Яковом Семёновичем, который на протяжении последнего полугода проживал в её квартире. У полковника Гессена сложилось твёрдое убеждение, что под этой фамилией скрывается не кто иной, как Вайсер, Яков Самуилович.

Бенкендорф сделал театральную паузу, давая высочайшим слушателям вникнуть в суть.

— Бывший студент Горного института. На третьем курсе отчислен за подстрекательство к студенческим волнениям. Известен как создатель и главный идеолог подпольного общества «Свобода и революция». Братья Вайсеры — выкресты, крещёные евреи. Отец — владелец преуспевающей ювелирной мастерской в Москве, имеет магазин и здесь, в Петербурге. Семейство весьма состоятельное. Более того, младший брат является учредителем Лионского сберегательного банка в Париже и курирует его московский филиал.

— Продолжайте, — сухим тоном произнёс Николай I.

— После первого ареста Якова Вайсера отец внёс крупный залог и штраф, публично отрёкся от сына и выслал его во Францию. Точных сведений о его деятельности в Европе у нас нет, но, полагаю, связи с революционными кругами там он только укрепил. Для розыска и разработки этой нити я подключил полковника Лукьянова. По словам соседей и знакомых Сулимовой, этот Жаровский-Вайсер не просто жил у неё, но и полностью её опекал: оплачивал жильё, содержание, все её нужды.

— Таким образом, вы полагаете, что истинным вдохновителем и организатором покушения был этот Вайсер? — вступил в разговор Великий князь Павел, до этого внимательно слушавший. — А Сулимова — лишь слепая исполнительница, пешка, которой ловко воспользовались, сыграв на бедственном положении её семьи?

— Ваше Высочество изволили понять суть дела, — кивнул Бенкендорф. — Пока я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, это предмет следствия. Но все нити ведут к нему. Все службы империи оповещены, розыскные ориентировки разосланы. Надеюсь, его задержат в ближайшее время. Эта зараза может дорого стоить империи, ваше величество, учитывая постоянные брожения среди молодёжи высших учебных заведений, наших либералов и около них толкущихся деятелей Мельпомены и Калиопы. — скривился Бенкендорф.

— Не любите вы Александр Христофорович, служителей муз. — улыбнулся Павел, услышав конец фразы и реакцию Бенкендорфа.

— Отчего, ваше высочество. Очень люблю слушать военные оркестры, хорошие стихи, а не грязные и пошлые пасквили. Тот же Лермонтов. Замечательное стихотворение «Бородино». Мои подчинённые просто в восторге от песен графа Иванова–Васильева, «Катюша» и «Эх, дороги». Так что ваше замечание не справедливо по отношение ко мне. — Ответил Бенкендорф с непроницаемым лицом.

— Хорошо, Александр Христофорович, — прервал император никчемный спор. — Прошу вас докладывать мне немедленно если появятся новые подробности.

— Слушаюсь, Ваше Величество.Коротким, чётким, военным поклоном Бенкендорф ответил на молчаливый кивок императора и вышел из кабинета, мягко притворив за собой дверь.

В кабинете воцарилось молчание. Николай I, задумчиво повернув в пальцах перо, первым нарушил его.— Что ты думаешь, Александр? — обратился он к старшему сыну. Тот на протяжении всей беседы сидел, не проронив ни слова, всем видом показывая глубочайшее внимание.— Я полностью согласен с графом Бенкендорфом, — твёрдо начал цесаревич. — Простая девица, даже доведённая до отчаяния горем, едва ли способна на такое хладнокровное злодеяние. Здесь чувствуется чужая, опытная рука. Кто-то умело направлял её, внушив, что корень всех её бед — в вас, государь. Уверен, это он подал ей и мысль, и вложил в её руки оружие для преступления.

— Похоже ты прав, — задумался Николай. — Я приказал увеличить штат отряда личной охраны. Хочу чтобы они охраняли и тебя. Не спорь, я уже всё решил.

Николай лишь вздохнул, помня упрямство сына, и перевёл взгляд на младшего.— Павел, а теперь потрудись объяснить мне, что за недоразумение возникло у тебя с офицерами твоего полка?

Великий князь Павел нахмурился и, встретившись с тяжёлым, требовательным взглядом отца, опустил глаза.— Не со всеми, государь. Лишь с тремя. Они позволяют себе слишком вольное толкование устава и фривольное отношение к службе.

— Ты — шеф полка. Твои требования к дисциплине и порядку более чем уместны, — поддержал его император.

— Однако они сочли мои замечания чрезмерными и оскорбительными, — с внезапной горячностью возразил Павел. — Но, прошу вас, не беспокойтесь. Я разберусь с этим сам. Сие происшествие недостойно вашего высочайшего внимания.

— Надеюсь на твоё благоразумие, Павел. Отнесись к проблеме со всей ответственностью и не позволяй превращать службу в гвардейском полку в приятное времяпрепровождение. Гвардия должна быть опорой трону, а не опереточным украшением.