Рудники Эхнатона

Глава 35. Лонное удержание

Рикардо Ибарра-2 в одиночестве сидел в кают-компании, мрачно глядя на один из настенных экранов — тот, что транслировал панораму с внешних камер. Сейчас там гипнотически-медленно ползла картинка стен пусковой шахты. Голова его всё ещё гудела, разве что теперь не от близости своей копии, а от обилия нерешённых вопросов. Хартманн посадил его здесь, пообещав всё подробно объяснить, как только выпадет свободная минутка, и тут же куда-то исчез — судя по всему, свободное время выдастся у него нескоро… Ибарра же остался ждать, вновь и вновь прокручивая одни и те же вопросы, пытаясь самостоятельно составить в голове хоть сколь-нибудь целостную картину ситуации. Бесполезно. Все эти нестыковки ну никак не могли сложиться в единый паззл…

Откуда взялись его клоны? Сколько их? Почему, если он клон, он имеет статус полноценного живорожденного?

Почему Хартманн не поставил на мостик его, а позволил управлять тому клону, что там был? Неужели тот клон полноценнее? Или все клоны равны? Но тогда почему Хартманн изолировал того Ибарру, что сидел в рубке с Вагнером?

Почему у него болела голова возле копии? Это неспроста, и Хартманн точно знает об этом — он не подпускал их близко друг к другу… И отчего он испытал вдруг такую ненависть к своему двойнику? Клоны обычно очень привязаны к своим копиям, сильнее, чем просто близнецы, а тут — такое ощущение, что у него какой-то регулятор на максимум крутнули…

И наконец — почему он не единственный клон? Ибарра вполне спокойно мог допустить существование копии Спуки — в конце концов, полукровки изначально существа искусственные. Мог допустить он и существование копии Софи — она бета-стандарт, индексом чуть ниже него, и её клонирование — проблема того же масштаба, что и его... Но госпожа Ханнинс… Он своими глазами видел, что их тоже две! Для альфы подобное просто невозможно, невозможно!

Стало быть, дело не в нём. Но в чём тогда? В чём? Какое-нибудь пересечение параллельных миров? Такое ощущение, что он — единственный, кто ничего не понимает, ощущение, что все кругом всё знают, а его просто отодвигают в сторонку. Не очень-то приятно чувствовать себя неосведомлённой пешкой в чужой игре!

С тихим шипением дверь скользнула в сторону. Что, Хартманн? Явился всё же внести ясность? От нетерпения Ибарра вскочил на ноги, но то оказалась всего лишь Спуки — та копия, что расхаживала теперь с мечом, причём правая рука её при резком движении Рикардо рефлекторно легла на рукоять.

— Тише, тише… — Рикардо выставил ладони. Он видел, насколько уверенно полукровка управляется с мечом, и не ощущал особого желания проверять на себе её боевые навыки.

Вот, кстати — ещё одна загадка. Причём в первую очередь удивительно не то, что у Спуки появилась копия, даже не то, что эта копия вооружена, а то, то она готова применить это оружие. Для той Спуки, которую он знал, это было бы абсолютно невероятно. Представить себе вооружённую Спуки — всё равно, что вооружённого котёнка!

Впрочем, и представлять не надо — у той Спуки, что с шарфиком, за спиной болтается автомат, но предположить, что она сможет его применить, совершенно невозможно. Типичный вооружённый котёнок. Наверно, именно та копия — из его мира…

— Рик, всё в порядке… — полукровка выставила ладони верхних рук зеркально ему.

— Ну, для того, кто весь оружием увешан, наверное, в порядке! — невольно огрызнулся Ибарра.

— А, ты об этом… — Спуки отступила на шаг, одним синхронным движением сразу всех рук сбросила на соседний диван пояс с ножнами и бронежилет с забитой разгрузкой.

Подумать только — один миг, и имидж её вдруг сменился до неузнаваемости! Теперь она стояла перед ним в элегантном деловом брючном костюме, идеально приходящемся ей по фигуре, и Ибарра, уже не цепляющийся взглядом за оружие, вдруг обратил внимание на её причёску — прежде он никогда не видел у полукровки столь сложную укладку.

Перехватив его взгляд, она смутилась, верхними руками чуть поправила волосы. Отступила ещё на шаг, давая лучше себя рассмотреть.

— Ну что? Теперь точно всё в порядке?

— Да… — зачарованно кивнув, Ибарра шагнул вслед за полукровкой.

Только что она пугала его своим непривычно-опасным видом, сейчас же, напротив, влекла к себе видом непривычно-манящим. Он сделал ещё шаг, следуя за почти неуловимой ниточкой чарующего аромата, того запаха, что он никогда не ощущал от Спуки из своего мира. Все его проблемы стали вдруг чем-то второстепенным, отстранённым, удалённым… Следуя какой-то мыслительной инерции, он произнёс зависший в его сознании вопрос:

— Спуки, что происходит? Я, кажется, единственный, кто не в курсе… — язык его заплетался, слова казались слишком грубыми, слишком материальными для того изысканного кружева запахов, чувств, образов и эмоций, что заменили собой былой мир...

— Новый мир рождается… — прошептала Спуки, подтверждая его ощущения, и, приблизившись вплотную, заключила его в объятья.

Надо же — он думал, что этот тончайший аромат исходит от её волос, но сейчас, зарывшись в них, Рикардо обнаружил, что они почти не пахнут, и эта мысль была последним логическим суждением его взбудораженного мозга, отступающего перед буйством чувств, погружающегося во фрактально-сложный водоворот цветастых переживаний…

В глубине груди и живота закружились токи горячих энергий, устремляясь вверх, уплотняясь, сгущаясь, расцветая, оплетая, поглощая… Пульс забился во всём теле ритмичными мелодиями тамтамов… Один за другим отделялись от его пылающей сердцевины слои невидимых пут, в мире материальном осыпая одежды, подобно отслужившим своё лепесткам — именно это, должно быть, чувствует, распускаясь, цветок…

Дальнейшее сохранилось в памяти лишь нарезкой обрывочных образов — прекрасный сияющий ангел, оседлавший его разросшееся на целый мир тело, водопады волос, струящиеся по его лицу, бесчисленные руки, сплетающиеся в бескрайние мангровые леса, бешеные ритмы движения и пульса…

…Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем Ибарра очнулся, лёжа голышом на полу полутёмной кают-компании, среди своей разбросанной одежды — минуты? Полчаса? Час? Часы? Экраны были выключены, и пустое помещение освещалось лишь слабыми дежурными огоньками. Спуки исчезла, оставив ему лишь воспоминания о самом ярком, самом безумном переживании его жизни.

Она ушла, но не вся — отголоски сияния ангела всё ещё блуждали в его опустошённом теле, лёгкими тёплыми покалываниями давая знать о себе в самых неожиданных местах. Вся былая головная боль оставила его, вся та муть и ватность, заполнявшая его голову совсем недавно, растворилась, сожжённая яростью бушевавших в нём страстей. Сейчас он испытывал лишь блаженную усталость, тихое, отрешённое спокойствие.

Умиротворение…

И понимание… Теперь он знал, ради чего живёт.

Лора Ханнинс-2 устало вытерла лоб. Раненых принесли больше, чем она ожидала, хорошо хоть, большинство ранений оказались лёгкими. Лечить пришлось: одного рабочего-дельту, имеющего несколько пулевых ранений (хоть он и оказался самым тяжёлым, Пратт приказал заниматься им в последнюю очередь), двое дельт-мятежников (с этих пришлось начинать), Новачек и Шорн с лёгкими ранениями (несмотря на сложности в лечении, Пратт не позволил освободить им руки), а также Софи Морель с поверхностной царапиной на ноге (зацепило случайной пулей, хорошо хоть, что всего лишь по касательной).

Пратт не стал дожидаться окончания всех работ — ушёл, забрав с собой Новачека, Шорна, легкораненого мятежника, а также ту Софи, что отсиживалась с Лорой в исследовательском центре, оставив Морель-1 «на поправку». Уже уходя, он по просьбе Лоры связался с Хартманном, и тот позволил срезать стяжки с рук Берты. Но на предложение освободить Итиро он лишь покачал головой:

— Возможно, позже… Сейчас рискованно… — и даже не попытался вызвать Хартманна.

Впрочем, для работы в роли судового врача Лоре более чем хватало помощи её копии, Огавы, а теперь ещё и Берты. Последняя, хоть и не обладала никакими медицинскими знаниями, оказалась вполне исполнительной — возможно, сознавая шаткость своего положения? Надо сказать, что как минимум внешне она вполне смирилась с идеей стать матерью для ребёнка Мицуи. Ну тут, надо полагать, сыграло само имя Мицуи и перспективы, которые предполагало такое материнство. Хотя у Лоры начали появляться некоторые сомнения относительно безупречности их плана — когда Спуки вновь появится, надо будет с ней поговорить…

Возможность пообщаться со Спуки появилась у неё довольно быстро — та буквально вихрем влетела в медотсек, на ходу скинула бронежилет, и, двинувшись в сторону операционной, сообщила:

— Госпожа Ханнинс, готовьте скорее ваше кресло! Я принесла материалы.

— Материалы? — Лора-2 озадаченно потёрла лоб. — Но для этого не надо кресло…

— Надо! Они во мне!

— Но… тогда, боюсь, ты их уже растеряла…

— Ничего подобного! Я выполнила лонное удержание. Просто прошу поспешить, мне это тяжело даётся…

— Ну, как скажешь… — Лора пожала плечами.

— Сестра, предоставь это мне, — отозвалась из операционной Лора-3. — Давай для разнообразия на этот раз я с ней поработаю.

Возражать Лора-2 не стала, молча показала Спуки на вход в операционную. Шагнув следом, она остановилась, опёршись о дверной проём, и произнесла:

— Знаешь, я немного подумала о нашей истории с наследником господина Мицуи… Боюсь, ситуация несколько сложнее, чем мы предполагали…

— Слушаю.

— В нашем случае возникает некоторое расхождение между юридической и генетической сторонами вопроса… Как понимаешь, ты считаться матерью не можешь, так как мы должны будем заявить твои гены как гены Мицуи…

— Но это невозможно! — фыркнула из операционной Лора-3. — У ребенка будет митохондриальное ДНК Акио! А такая передача по отцовской линии невозможна!

— Да, это первый момент… — согласилась Лора-2. — Но, сестра, извини, я над этим подумала… И немного тебя поправлю — не «невозможно», а «крайне маловероятно». Прецеденты, когда митохондриальное ДНК передаётся по отцовской линии, существуют, и ты тоже их вспомнишь, как-никак, у нас с тобой одинаковая память…

— Один на миллиард! Суд наверняка до этого докопается!

— Да… — кивнула Лора-2. — Наверняка… Не говоря уж о том, что у ребёнка не будет генов Берты. Так что ещё более забавным я вижу тот факт, что в аусвайсе на месте генов предполагаемой матери придётся указать гены истинного отца… Кто он, кстати?

— Думаю, сейчас это не имеет значения, — заявила Спуки. — А что касается этой путаницы — так это даже символично! Помните, вы говорили мне про анх? Объединение мужского и женского начал?.. Вот это оно и есть!

— Без договора о суррогатном материнстве Берта будет считаться истинной матерью вне зависимости от генов, — сказал Лора-3. — «Mater semper certa est», помнишь?

— «Мать известна всегда»? — Лора-2 печально вздохнула. — То-то и оно… Истинной матерью будет считаться Берта, и у ребёнка будут большие проблемы с наследованием…

— Это ещё почему?! — трудно сказать, возмутило Берту больше то, что о ней в её присутствии говорят в третьем лице, или же внезапная потеря перспектив, с которыми она, в общем-то, уже фактически смирилась.

— Видишь ли, Берта, — Лора-2 повернулась к будущей «истинной матери», — Акио должен или признать ребёнка, или написать на него завещание. Автоматически он не будет считаться его наследником, так как ты гамма, а брак «через ступеньку» недопустим…

—Вот чёрт! — расстроилась Берта. — Выходит, вообще все «альфы» не для меня?.. То есть и господин Вагнер не сможет меня выбрать?..

— Ну, получается, так… — Лора сочувственно посмотрела на Берту, не зная, чему больше сочувствовать — грусти женщины или её наивности… Нет, конечно, Берта симпатяжка, но предположить, что господин Вагнер захочет заключить контракт с «гаммой»… Тут уж никакой симпатии не хватит…

— А повышение социального индекса? — теперь уже в разговор включился Итиро — надо полагать, из чисто академического интереса.

— Не пройдёт, — отмахнулась Лора. — Это процедура на пять-семь лет, требует массы согласований свыше… Мы такое провернуть не сможем.

— И какие же у нас варианты? — завершившая процедуру изъятия Спуки появилась в проёме операционной.

— В качестве суррогатной матери нам потребуется женщина-бета. В таком случае, по признании её истинной матерью, мы получим ребёнка с правом наследования.

— Бета? А кто у нас беты?

— Ну… — задумалась Лора, — из тех, кто выжил, остаются лишь наш логист Каори Ямада, специалист Томоко Огава, ну, и Софи Морель… Впрочем, Каори мы, похоже, потеряли… С нами остаётся Томоко и Софи. Две Софи.

— Какого чёрта? — взвилась, подскочив от возмущения, Морель. — Вы там совсем охренели?

Глаза Огавы порядком округлились (для неё это предложение тоже оказалось неожиданностью), но от явных протестов она воздержалась — видимо, просто привыкла доверять своей начальнице. Даже чересчур доверять, пожалуй…

Взгляд Спуки остановился на Софи, и она слегка кивнула каким-то своим мыслям.

— Госпожа Ханнинс, ваша идея гениальна. Да, госпожа Морель нам более чем подходит. Я пришлю сестрёнку, извлеките, пожалуйста, и у нее яйцеклетку. А я раздобуду ещё «материала»… Софи будет готова через семь или восемь дней. На следующем цикле подключим и остальных бет. Я так понимаю, чем больше внедрений, тем выше вероятность удачного исхода…

— Какого это хрена ты за меня решать вздумала? — не унималась Софи.

— Что, не очень-то приятно, когда за тебя решения кто-то другой принимает? — осведомилась Спуки. Вопрос был скорее риторическим, дожидаться ответа на него она и не собиралась. Для неё всё уже было решено, и она повернулась к Лоре, — это единственная проблема?

— Ну… — Лора развела руками, несколько растерянная тем, как легко Спуки приняла все озвученные ей сложности. — Если не считать чисто технических моментов, то в основном всё упирается в толковых юристов… В очень толковых юристов. И, соответственно, в очень большие средства, чтобы оплатить процесс…

— На орбите под завязку набитый палладием грузовик! — фыркнула Спуки. — Я же сама все отчёты составляла, я знаю — там столько этого добра, что, наверно, планету можно купить!

— Но сможешь ли ты этим воспользоваться?..

— Госпожа Ханнинс, юридические вопросы нам придется решать далеко не в первую очередь… Нас ждёт длинный, сложный путь. Ещё вопросы?

Лора лишь молча покачала головой. Какие тут ещё вопросы? Ясно, что полукровка решила переть напролом — и откуда только в ней столько энергии?..

— А что такое «лонное удержание»? — в разговор вклинилась Берта, которую, как оказывается, волновали вопросы более приземлённые.

— Ну, я, может, не совсем правильно это называю… — всё же несколько смутилась Спуки. — Блокировка, вагинальное удержание… Я с терминологией слабо знакома, в основном только с… м-м… внутренней механикой.

— Откуда ты всё это знаешь? — изумление Софи было столь велико, что на миг превзошло даже её возмущение.

— У меня было очень разностороннее обучение. Теперь-то я, конечно, понимаю, для чего это всё проводилось, но тогда мне всё казалось само собой разумеющимся… Среди прочего — управление своими сексуальными энергиями, взаимодействия мышц малого таза, обращение с мужчиной… разве что вживую я впервые это попробовала…

— А почему это я об этом ничего не знала?! — теперь, пожалуй, в голосе Софи вновь доминировало возмущение.

— Потому что ты пыталась подавить мою истинную сексуальность, ты не позволяла мужчинам быть со мной! — во взгляде Спуки прорезалась злость. — Я была собственностью корпорации, но ты сочла меня своей собственностью! Ты навязывала мне общество женщин, считая, что можешь обходиться со мной по своему усмотрению! Мои чувства были лишь развлечением для тебя! Да ты даже сейчас пытаешься исходить из позиций хозяйки!

— Но тебе же было хорошо, когда мы были с тобой! Ты была счастлива, ты любила меня! Почему теперь ты так жестока?

— Я не жестока. Едва ты вернёшь свои долги — и мы в расчёте. А насчёт «были»… Я многое понимаю теперь, и я в состоянии осознать, что ты использовала меня, словно я была лишь бездушной вещью… Ценной, любимой, но вещью… Софи, я по-прежнему тебя люблю, но вот только теперь в наших отношениях ты будешь не только получать, но и отдавать… Думаю, тебе ещё предстоит доказать мне, что твой язык способен на большее, чем только лишь рождать потоки лжи…

Лора недоуменно смотрела на препирающуюся парочку. Что у них происходит? Они же всегда были неразлучны, что называется, «не разлей вода», какая кошка между ними пробежала? Ладно, Софи вполне можно понять — когда тебе сообщают, что быть тебе живым инкубатором, всякий может психануть (хотя, возможно, скажи ей это сам Мицуи, без передаточного звена в виде полукровки, Морель была бы в восторге), но Спуки-то отчего так холодно общается со своей любимой Софи?

— Что у вас случилось? Чего это вы так грызётесь?..

— Ну, я не смогла оценить её стихи, — развела руками Софи.

— Неправда! — Спуки, в последнее время всегда такая непробиваемо-спокойная, сорвалась вдруг на крик. — Дело не в стихах! Ты! Ты позволила всем им издеваться надо мной! Ты! Ты и сама участвовала в этом глумлении, ты…

— А ты что же, пишешь стихи? — трудно сказать, двигало ли Лорой стремление погасить разгорающийся на её глазах конфликт, или же она действительно была поражена, но результат был достигнут — Спуки отвернулась от Софи.

— Да… — призналась она, внезапно смутившись, став вдруг похожей на свою отсутствующую скромную сестрёнку.

— Можешь рассказать?

— Только не критикуйте, а то она на это остро реагирует, — предупредила Софи, и хотела было добавить что-то ещё, но Лора метнула на неё столь резкий взгляд, что девушка осеклась, едва не поперхнувшись.

— Вам правда интересно?..

— Да. Мне кажется, стихи могут сказать о человеке больше, чем автобиография, — уже произнеся эту фразу, Лора вдруг осознала — только что своими словами она признала за Спуки статус человека.

Но Спуки от волнения не заметила её оговорки. Заметно нервничая, она выпрямилась, одёрнула свой костюмчик, и, глядя сквозь Лору, заговорила:

Во снах моих течёт река,

Что океана солоней.

В ней соль и горечь моих слёз,

В ней — чёрный прах мечты моей…

Зачем пришла я в этот мир?

Исчезнуть? Сгинуть навсегда?

Мою мечту, и жизнь, и сон —

Укрыла мёртвая вода…

Лора поёжилась. Написанные Спуки стихи производили странное впечатление, особенно, если, слушая её, вглядываться в её тёмные, ставшие на минуту жутковато отрешёнными, глаза.

— Мёртвая вода… — пробормотала она. — Стоячая вода считается мёртвой. Если твоя река течёт, то вода в ней не мёртвая…

— Мертва та вода, в которой нет жизни, — отозвалась Спуки, и в голосе её тоже не было жизни, словно она не просто читала мрачные стихи, а пребывала в описанном состоянии. — Так что реки бывают мёртвыми… Это люди — люди отравили реки, они погубили и свои реки, но им было этого мало… и они погубили и мою реку тоже…

— Это очень грустные стихи… Знаешь, жизнь всё же имеет и светлые стороны…

— Не стану спорить, — глаза Спуки прояснились. — Возможно, скоро я буду писать другие стихи…

Она как-то неуверенно, словно всё ещё находилась под влиянием своих тяжёлых мыслей, прошла в сторону выхода. Обернулась. Задумчиво оглядела присутствующих.

— Спасибо за внимание, госпожа Ханнинс. А сейчас прошу меня простить, но меня ждут на мостике.