Вагнер склонился над столом с трофеями. Только что Берта закончила обход поля боя, и, собрав вражеское оружие, сложила его перед боссом. Сам Клаус предпочел в это время отсиживаться в кресле — его правую ногу, вроде, понемногу отпускало, но вот с левой икрой явно проблема. В лучшем случае растяжение, но, не исключено, что и подразрыв…
Арсенал у нападавших, надо сказать, был весьма приличный:
- для начала стоит упомянуть приплавившийся к полу шурфорез (тенденция использования этого инструмента в качестве оружия начинает настораживать);
- штурмовая электромагнитная спецназовская винтовка плюс доп-комплект;
- гаусс-пистолет, облегчённая модель — такими обычно вооружают пилотов. К нему прилагалось несколько батарей и один снаряжённый магазин. Нападавшие оказались подготовлены к огневому контакту лучше Вагнера — два магазина на четыре батареи позволяли им воспользоваться всем боекомплектом, который они не смогли извести даже наполовину;
- старинный пистолет оказался не так прост, как ему показалось сначала — мало того, что он был автоматическим, так ещё и безгильзовым. Кроме того, по большей части он был неметаллическим, и сейчас, когда его боезапас (кстати говоря, немаленький) был почти полностью отстрелян, оружие казалось удивительно лёгким. Если там ещё и пули из керамики, то, наверно, его и через сканер можно протащить? Явно не гражданская игрушка… Судя по всему, на Эхнатоне завёлся довольно опасный жук… Но кто он? Один из этих?
Взгляд его невольно скакнул к закрытой двери в комнату отдыха — ну уж нет! Оружие спецагента и бешеные дельты? Чушь! Один из трупов в зале? Тоже мимо… Когда эти дикари сорвались с катушек, парень с автоматом скулил в гарнитуру, прося помощи у «брата Оскара»… Вот, видимо, кого нам надо искать…
Так, ладно. Он отложил пистолет террориста к перешёл к нескольким экземплярам оружия холодного, того, что удалось собрать в зале. Несколько мясницких ножей, пара самодельных мачете (кто-то из шахтных копов явно напрашивается на трибунал — прощёлкать изготовление оружия у себя под носом!..), обрезок железной трубы и даже один молот. Кое-что ещё оставалось в комнате отдыха (и пусть уже там и останется), но, похоже, обезумевшие дельты, очарованные телом Паолы, в основном побросали своё оружие на пол, предпочтя «заняться любовью, а не войной».
Он заменил в своём пистолете магазин на непочатый; поставил одну из полных батарей «гаусса» нападавшего, другую полную убрал в кармашек на кобуре — полная совместимость, отлично! Как минимум, сейчас он вооружен не хуже, чем перед нападением. Пустую батарею из собственного пистолета он запихнул в «гаусс» нападавшего, и подцепил его к электросети — пусть заряжается.
Теперь разберёмся с автоматом. Хм, один в один, как у его ребят! Откуда, интересно? Может, они Синтию грохнули? Было бы неплохо. Ладно, шутки шутками, но это, реально, важно. Вагнер крутнул оружие в руках, разглядывая номер. Потеребил память…
Что за чёрт! Это же «пушка» Чена!
Вагнер вскочил на ноги и зажмурился, пережидая взрыв боли в травмированной ноге. Затем с автоматом в руках потащился, подволакивая ногу, к телу Чена. Берта мгновенно подскочила к начальнику, подставив плечо. Молодец, следит за ситуацией…
Поняв его жест, Берта сняла с тела коллеги автомат. Вагнер быстро проверил номер, а заодно характерную царапину на прикладе — нет никаких сомнений, это одно и то же изделие.
— Держите при себе, — он протянул оружие Берте. — Не исключено, что нам придётся всем этим воспользоваться… И припасы у него заберите.
Чистюля Берта с негодованием смотрела на кровавые разводы на ремне — ну да, под Ченом заметно так натекло…
— Надо, милая моя, надо… — соскочив с официального тона, Вагнер чуть потрепал её плечо. — По себе сужу — только что без батарей остался, этот гад мог просто подойти и шлёпнуть меня, как ребёнка. Уж вытри чем-нибудь… И прикрой ему лицо, пожалуйста…
Берта опустила забрало шлема Чена, придав ему невольно такой же вид, как и у его дубля, убитого совсем недавно на погибшей уже копии базы. Выдернула из разгрузки запасные магазины. Подёргала жилет, не решаясь залезть под него.
— Жилет оставь, — по-своему понял её действия Вагнер. — Ни жилет, ни шлем — они его не спасли. Если у них «гауссы»…
Оставив женщину дальше разбираться с телом, он поковылял обратно к столу, на ходу пытаясь сгрести выявленные факты в кучку.
Итак, это совершенно однозначно оружие Чена. Взяться оно могло лишь из прошлой Аномалии… Логично. Не вводя версию, что Чен в другой Аномалии сам отдал автомат, или был как-то связан с террористом (террористами?), остаётся одно — он был им (ими?) убит. Учитывая, что для данной Аномалии его оружие является артефактом, оказавшимся в руках этого сброда, вывод закономерен — убийца Чена прибыл сюда так же, как и сам Клаус. Ветвление — либо летадло, либо драккар Мицуи, с которого он мог сойти через переходник. Летадло отбрасываем — с момента прибытия Вагнера про все перемещения машин было, как минимум, известно…
Вагнер похлопал себя по карманам, чертыхнувшись — его коммуникатор так и лежал на пультовой панели, где он его оставил прямо перед началом боя. Он похромал в его сторону, чертыхаясь на каждом шагу. Надо уже что-нибудь вколоть…
— Тхон!
— Да, босс?
— Ты проконтролировал всех, кто сошёл с драккара?
— Но, босс, такого указания не было…
— Да насрать! — боль, а ещё больше злость на самого себя, сделали речь Вагнера не столь вежливой, как обычно. — Там одна дорога! Просто скажи!
— Лора Ханнинс, Паола Серра, Рос Свенсон, Рикардо Ибарра и Отто Хартманн! — отбарабанил мгновенно сориентировавшийся в тоне начальника Тхон.
— Так-так… — уже спокойнее проговорил Вагнер. — А последние двое что там делали?..
— Не могу знать, господин Вагнер! Вы же говорили мне — не удивляться…
— Но ты удивился?
— Вообще-то, да.
— Чему именно?
— У Ибарры был автомат нашего образца. И разгрузка, как у нас. И разгрузка была ему великовата, я отметил… Поначалу мне показалось, что он конвоировал Хартманна, но потом всё же решил, что они просто рядом шли. Хотя… может, и конвоировал… Босс, я… у меня не было приказа… Вы говорили не удивляться, а тут столько всего… Ещё Мицуи…
— А что Мицуи?
— Ну, — Тхон заговорил едва слышно, явно не желая, чтобы их слышал кто-либо третий, — я изъял у господина Мицуи пистолет, но у него ещё остаётся меч. Он не хочет его сдавать, говорит, что так не принято. Я понимаю, конечно, что это архаика всё, что против дроидов это всё хрень, но… непорядок же.
— Этот его церемониальный кинжал? — Вагнер поморщился. Старикан выбрал не самое подходящее время, чтобы изображать из себя сёгуна… Но злить Мицуи, отбирая эту его игрушку, имеющую для него едва ли не сакральное значение — верный способ расстроить их едва наладившийся союз…
— Ну, я бы не сказал, что это кинжал… — усомнился Тхон. — Он довольно длинный.
— Всё в порядке, это действительно архаика против дроидов. Продолжайте выполнение текущей задачи, — Вагнер отключился.
Итак, что же у нас складывается?.. Ибарра не такой тюфячок, каким прикидывался? Выходит, что в Аномалии-2 Ибарра грохнул охранявшего его Чена, забрал его оружие, жилет, затем для чего-то арестовал (или взял с собой) Хартманна, прибыл на Аномалию-3 и подбил здесь дельт на бунт?
Нет, отставить! Это как раз-таки не складывается. Он был заперт. Чен не стал бы открывать дверь без приказа, не дал бы задержанному шанса себя уложить.
Тогда Хартманн? Он мог подобраться к Чену, отвлечь его, убить, забрать оружие, выпустить Ибарру… Ну, или хотя бы просто ввести Чена в заблуждение, забрать его оружие, выпустить Ибарру… Нет, Чен не повёлся бы. Гуманный вариант не проходит. Чен в Аномалии-2 был убит… Третий вариант — в Аномалии-2 начались волнения, кто-то убил Чена, и Хартманн забрал оружие мертвеца, или же отобрал его у убийцы… Нет — откуда тогда взялся Ибарра?
Но если убийца — Хартманн, то почему оружие Чена было у Ибарры? Выходит, он у них за главного? Но как они могут быть связаны с нападавшими? Зачем Ибарре могло понадобиться восстание дельт?
Нестыковки, нестыковки… Что-то мы упускаем… Но что?
Как, всё же, хорошо, что я не пристрелил этого автоматчика, подумал он. Ведь реально — на рефлексах действовал! Тогда что прикладом в лоб, что очередь туда же — все действия были равновероятны… Надо, пожалуй, пообщаться с ним.
Вагнер подошёл к сидящему в кресле оператора пленнику, пришедшему в себя, но предварительно хорошенько связанному Бертой. Будучи пилотом, а не полицейским, она не носила с собой наручников (и, как оказывается, не сообразила забрать их у Чена). Так что, за неимением лучших вариантов, Берта использовала куски провода, оторванные ею от раскуроченной выстрелами стойки. Варварство, конечно, но можно ли её за это корить?
Глянув на накрученные ею путы, Вагнер покачал головой — постаралась Берта, что называется, «на славу»… Не всякий мужчина смог бы так затянуть — видно было, что запястья пленника перетянуты так туго, что набрякшие ладони начинают уже синеть. С ногами, наверно, та же история. Впрочем, быть может, сила затяга как раз с тем и связана, что скручивала противника именно женщина — она же ведь заглядывала в комнату отдыха, видела, что там творилось… То, что парень, наоборот, пытался угомонить своих падких до соблазна бойцов, она ведь не слышала…
Проверив пультовую панель, Вагнер удовлетворённо кивнул — отлично, питание есть, хоть её не разнесли! Ладно — хоть тут у нас и нет нормального допросного оборудования, мы всё же не лыком шиты! Повернув один из экранов к себе, а другой к пленнику, он наскоро синхронизировал терминал в стойке со своим коммуникатором. В слухатко была программа «осторожного допроса» — что-то подсказывало Клаусу, что сейчас она явно пригодится.
Он извлёк из чехла на поясе пару колец электромагнитных наручников — всё ж не зря с собой таскал! — и, защёлкнув их на запястьях пленника, чуть выше проволочных петель, подключил к системе, протянул бегунок на экране слухатко — кольца с тихим гудением притянулись друг к другу, металлически щёлкнув, когда сомкнулись контактные пятачки. Так… С кровообращением, как и стоило ожидать, беда, отметил он, глянув на экран — показатели за пределами референсных значений. Обойдя пленника, он размотал перетянувший руки провод. Задержанный чуть слышно застонал. Это тебе ещё повезло, приятель — через час остался бы ты без рук…
С ногами ему тоже надо что-то сделать. Ковыляя к телу Чена за наручниками, Вагнер подумал, что, наверное, он просто испытывает эмпатию к пленнику — его собственные ноги, растревоженные ходьбой, опять разболелись. Сейчас, сейчас… Допрос, а потом — порыться в аптечке… Сняв с пояса убитого коллеги наручники (модель попроще, механическая, без контролирующей электроники), он потащился обратно. Замкнув одно из колец на ноге задержанного и продев второе через неожиданно удобно подошедшее ушко на опоре стола, он размотал проволоку.
Пока у арестанта восстанавливалось кровообращение, Вагнер не спеша разглядывал его. Без капюшона тот выглядел не так зловеще, как в момент нападения. Высокий лоб, залысины, проплешины… Измождённое ввалившееся лицо, по очертаниям ещё молодое, но уже всё изборожденное морщинами. Дельты стареют быстро. Уж генетика тому виной, тяжёлая работа, радиация или образ жизни — трудно сказать. Наверное, всё понемножку… Кожа бледная, с въевшимися крупицами шахтной пыли. Чахлые усы, щетина, местами заляпанная чёрными пальцами, и выглядящая из-за пятен столь же клочковатой, как и коротенькая бородка… Аскетичный образ дополняли глаза — пронзительные, голубые, по соседству с высоким лбом глядящие не по-дельтовски умно. Облик фанатика — опасного фанатика.
Данные жизненных показателей на обращенном к Клаусу мониторе возвращались к достоверным областям. Наверно, можно начинать.
— Я хотел бы немного пообщаться с вами, — по обыкновению Вагнер начал с нейтрального, официально-доброжелательного тона. Впрочем, на немедленный ответ он особо не рассчитывал — фанатики частенько молчуны.
— Слушаю тебя, игемон, — отозвался пленник.
Игемон? Странное словечко. Где он мог его подхватить? И что оно значит? Надо будет у Лоры спросить, а сейчас сделаем вид, что так и надо…
— Назовите ваше имя, фамилию или код, социальный индекс, должность и место работы.
— Я оставил мирское имя. И покинул свой рабский загон. Нет у меня ни кода, ни дьявольской метки.
— Но мне как-то придётся к вам обращаться?
— Если уж тебе это так важно, зови меня «брат Джошуа». Или, если тебе претит звать меня братом — то просто «послушник».
Хм… Брат, послушник… Что-то религиозное. Странно. Религиозные фанатики, с одной стороны, не вяжутся с техническим оснащением нападавших, а с другой стороны — не очень сочетаются с похотью «бешеных дельт».
— Джошуа? Ну что ж, пусть будет Джошуа… — Вагнер, не особо удовлетворённый таким ответом, глянул, как система идентифицировала «послушника».
Дэвид-28-BR-Cf, клонирован 24 стандартных года назад, на Эхнатон доставлен два года назад. Среди персонала он единственный из этой линейки, больше нет никого не толькоCf, но и BR. Вообще, найти Cf сейчас не так-то просто, эту линейку перестали выпускать уже больше десяти лет назад — признана не очень удачной (пометить себе — выяснить, почему?). Постоянное место работы — Шахта №5, рабочий. В период работы проблем с ним не было. Идент-чип не выявляется даже приборно, не то, что дистанционно — явно деактивирован, причём квалифицировано (что, опять же, не вяжется ни с фанатизмом, ни с дикими дельтами — явно этот пресловутый «брат Оскар» непрост… ох, непрост…).
— Итак, Джошуа, готов ли ты пообщаться? — спросил Вагнер, подстраивая свою речь под речь послушника.
— Я жажду допроса, — равнодушно ответствовал пленник.
Несмотря на саркастический смысл ответа, интонация его казалась вполне искренней. Что заставило его так ответить? Что значит для него допрос? Что, существует какой-то сюрприз?.. Сам Вагнер никогда не сталкивался с подобным, но был в курсе, что наиболее продвинутые руководители мятежников из числа организованных устраивали кое-что особенное — внедряли своим людям закладки в разум, чтобы при определённых вопросах у тех срабатывал режим самоликвидации. В первую очередь, конечно, эта закладка реагировала на ситуацию, когда вот-вот должны быть произнесены имена, какая-то конкретика, какие-то базисные понятия… От сектантов, разумеется, такого особо не ожидаешь, но кто знает, что это за «брат Оскар»?
Вагнер совершенно не представлял, как вести подобного рода допрос — при задержании мятежника допрашивать его строго воспрещалось, необходимо было отправлять его к специалистам, которые в нашем случае имеются лишь на Региональной, чтобы они, приглушив его умственную и физическую активность, кружили вокруг информационного ядра по удалённым траекториям, собирая мелкие фрагменты, складывая из мозаики осторожно изъятых данных общую картину. Но в его распоряжении не было ни времени, ни возможности, ни желания взаимодействовать с Региональной. Придётся самому…
Его идея базировалась на одном основном предположении — специалист по кодированию, даже очень «продвинутый», не может идеально прикрыть всю область опасных для него данных. Во-первых, оттого, что эта область размыта, и сам он не понимает, какие из данных для него опасны. Во-вторых, некоторая информация из той, что относится к опасной для заговорщиков, так или иначе должна использоваться и в обычной жизни. В-третьих — обрабатываемый не должен знать о кодировании, иначе, в случае предательства, он сможет просто обходить опасные участки, но выложить всё остальное. Это, конечно, находится в некотором противоречии с четвертым — вторгаясь в своих рассказах в опасную зону, человек не должен умирать мгновенно. Но, так или иначе, у него должен быть период «нарастания сигнала», чтобы он мог, в том случае, если просто болтает на пьянке, осознать это и остановиться, и умереть лишь в том случае, если во время форсированного допроса молчать уже не может, подвергнутый либо воздействию «сыворотки правды», либо пытки.
Так или иначе, Вагнер предполагал, что смерть не должна наступать мгновенно, что сигнал «умирания» при вхождении в опасную информационную область должен нарастать постепенно, ещё в стороне от смертоносного ядра. И этот сигнал должен иметь некую побочную активность, которую можно засечь. Кроме того, определённую информацию можно получать от человека, и не требуя от него откровений — достаточно просто следить за его реакцией на входящие образы.
Так что сейчас целые гроздья датчиков, которыми были начинены наручники послушника, снимали его жизненные показатели, выдавая их на монитор перед глазами Вагнера. В идеале, конечно, было бы вести эту беседу, подключив пленника к «мозгопромывочной машине», которая позволила бы не только мониторить активность его мозга, но и корректировать опасные отклонения. Однако машина отпадала сразу по нескольким соображениям: её оператор, Пратт, в Аномалии-2 оказался среди персон, взятых Мицуи на драккар, так что Вагнер не мог доверять ему в полной степени; сам Вагнер пользоваться ею не умел; установка была размещена ближе к жилым отсекам рабочего персонала, что в условиях наличия «бешеных дельт» делало её объектом повышенного риска.
— Я не собираюсь проводить какой-то ужасный допрос, как тебе, наверно, внушили твои старшие товарищи, — заявил Вагнер. — Вы устроили бунт. Да ещё и совмещённый с психозом. Вы должны были знать, на что идёте. Не я создавал закон Круговой Поруки… Но, так уж сложилось, что мне всё равно, есть ли у тебя ещё сообщники на базе, кто они, что вы там ещё замышляли… Согласно закону, уничтожению подлежит весь рабочий персонал объекта. Лично мне такая мера кажется чересчур жестокой, и я бы предпочёл по старинке выбить из тебя их имена, вычистить источник заразы, и позволить жить остальным. Поверь, я не какой-то там маньяк, которому доставляют удовольствие массовые расправы…
Джошуа смотрел на него расширившимися глазами, ставшими от этого ещё более пронзительными, и страдание читалось в них столь отчётливо, что для выявления его не требовался энцефалограф. Ну, кадр! Что же, он, действительно, не сознавал последствий?..
— Более того, — добавил Вагнер. — Мне не придётся пачкать свою совесть, лично простреливая ваши головы. Для этих дел прибудет специальная карательная команда, которой не впервой такие зачистки, они прочешут всю базу, ликвидировав всех по списку, уничтожат все ваши личные вещи и вывезут тела. Для нового персонала, что придёт на ваши рабочие места, всё начнётся с чистого листа…
Они помолчали. Вагнер смотрел на монитор, где разыгрался целый шквал активности — судя по всему, послушник, действительно, очень переживал по этому поводу. Впрочем, в опасные зоны показатели не заходили.
— Наш разговор, — вновь заговорил Вагнер, — ради тебя. Ради тех, кто прибудет сюда после вас. Я хочу понять, что мы делали не так, почему вы решили пойти на такие крайности? Было ли это просто всплеском безумия, как принято считать всё подобное, — он кивнул в сторону комнаты отдыха, — или вас сломало что-то другое… Посмотри снятый нами фильм об условиях жизни и труда на Эхнатоне, и скажи, что в нём не соответствует истине. Возможно, новый персонал избежит вашей участи…
На обращённом к задержанному экране замелькали кадры фильма, выглядящего подобно туристическому рекламному проспекту — фрагменты схемы базы, панорамы помещений, оборудование, лица, сцены из жизни всех слоёв «общества Эхнатона», сопровождаемые не особо разборчивым бубнежом диктора. На экране же, обращённом к Вагнеру, та же картинка была разбита на составляющие, каждой из которых соответствовали сигнатуры характерных реакций пленника. Сложные сцены, вызывающие какой-либо нестандартный отклик, дробились на элементы, группирующиеся иначе, вновь и вновь, пока не становилось ясно, что именно вызывало нестандартные реакции.
— Почему ты сменил имя? — спросил Вагнер между делом.
— Я отрёкся от своего прошлого имени, — напомнил Джошуа.
— Но зачем?
— Надо потерять, чтобы возвыситься. А что терять рабу? Имя, тело, жизнь — это всё, что у меня есть, и всё это принадлежит не мне. Всё это лишь дано в пользование теми, кто презирает нас… Я не могу сам отобрать у себя жизнь — это грех! — но отрешиться от имени вполне в состоянии. Позволить тебе растерзать моё тело — я вполне в состоянии. Лишиться своих собратьев — я в состоянии…
— Но зачем, зачем тебе всё это терять?
— Чтобы возвыситься, — упрямо повторил Джошуа.
— Но как?
— Пойми, игемон! Возвышение — это не результат! Возвышение — это процесс! В первую очередь это тот путь, что мы можем пройти! Подумай — кто-то, к примеру, велик. Но, став более великим, не сделает ли он более жалким своё прошлое «Я»? Я мал, но могу спуститься по лестнице тягот и унижений ещё ниже, чтобы потом, вернувшись, испытать величие! Величие пройденного пути! — Джошуа говорил с горячностью, и не было похоже, чтобы он просто повторял чьи-то чужие установки. Такое надо выстрадать самому… — Упав от раба до червя, я, вновь став рабом, возвышусь! А поднявшись от раба до мученика, я возвеличу своё новое имя, чтобы, потеряв его, вновь лишиться всего!
Вагнер едва не лишился дара речи, услышав столь сложные построения от дельты. Конечно, странная концепция, но то, что дельта смог не только прочувствовать её, но и вербализировать, было странно вдвойне.
— Саморазвитие через саморазрушение?.. — попытался угадать он.
— Не совсем, — возразил послушник. — Это и самопознание, и самопожертвование… Это — Путь! Не уверен, что ты сможешь понять это…
— Наверно, не смогу, — не стал спорить Вагнер, и переключился на другую тему, — у тебя красивая речь. Ты учился говорить, ты читал?
— Учился?.. — теперь во взгляде Джошуа столь же отчётливо читалось изумление. — Я дельта, вообще-то… Какое может быть обучение у дельт? Ты, наверно, имел в виду дрессировку?..
— Вот только не надо передёргивать! У нас учат всех! Да, объём образования может быть соразмерен той должности, где человеку предстоит работать, но в любом случае все у нас должны быть социально адаптированы и… — Вагнер осёкся, осознав, что он вновь невольно подстроился под речь задержанного, и говорит с ним, словно тот, как минимум, бета.
— Знания мои не имеют отношения к образованию, — резюмировал Джошуа. — Думаю, что частично это плоды долгих размышлений, в другой же своей части — пробудившиеся воспоминания прошлых жизней…
…Несмотря на внешнее спокойствие, внутри Вагнер начинал закипать. Этот выглядевший таким смиренным «послушник» чем-то дико его бесил. Чем? Трудно сказать… Что-то в нём было неправильное… Нет, понятно, что в нём было неправильным всё! Но что было самое неправильное?.. Эта его рассудительность, этот фатализм, это умение говорить? Эти его попытки быть праведником? Впрочем, почему только «попытки»? Он же удержался, когда его собратья облепили мёртвую девушку? Даже пытался их остановить…
Может, он асексуал? Глядя на его аскетичную внешность, это вполне можно допустить… Или предпочитает мужчин? Среди дельт это распространено… Вагнер вновь покосился на экран, дёрнув досье задержанного. Да нет, на плановые встречи с женщинами Дэвид-28-BR-Cf ходил вполне охотно… И, кстати, как минимум один из его собратьев тоже не повёлся на аттрактанты Паолы. Что это — праведность?
— Но если ты такой праведный, то почему ты убивал? — в голосе Вагнера всё же проступал обуревавший его гнев. — Убивал! Как минимум Чен был убит именно тобой! Да и меня бы ты грохнул…
— Что поделать, — Джошуа пожал плечами. — Добро должно быть с кулаками…
— Добро??? — уже не пытаясь удержать гнев, переспросил Вагнер. — Это вы-то — добро?.. Шесть уродов на мёртвой девушке — это, по-твоему, добро?.. Да вы хоть сознаёте свои действия? Цели свои вы хоть сознаёте? Какого чёрта вы сюда, вообще, припёрлись? Ради чего?
— Ради справедливости, — спокойно, уверено ответил Джошуа.
— Справедливость?! — взорвался Вагнер. — Справедливость???
Трудно было сказать, что сейчас бесило его больше — ненормальные логические построения послушника или это его спокойствие? Хотелось, чтобы тот снова растерялся, запаниковал, как тогда, когда он жалобно просил совета в гарнитуру… Сейчас-то ему никто не сможет дать подсказку — его гарнитура валяется, раздавленная, в стороне, а выключенный слухатко Берта для надёжности затолкала в железный ящик для инструментов…
— Я хочу, чтобы ты глянул на своё «добро»! На свою «справедливость»! — Вагнер отцепил кольцо наручника от ноги задержанного, и, взяв его за шиворот, поволок в сторону комнаты отдыха.
Распахнув дверь комнатки, он шагнул внутрь, втолкнув послушника перед собой. Сгустившиеся в закрытом помещении запахи шибанули в нос, а феромоны Паолы сконцентрировались так, что, казалось, щипали глаза. Волна жара прокатилась по всему телу Вагнера, да так и не ушла, застряв в кончиках ушей — казалось, они сейчас полыхнут пламенем.
— Это твоя справедливость? — кричал он, кипя от вновь захлестнувших его эмоций. — Это праведность? Это?..
— Мне стыдно за них, — последовал ответ. — Но они были слабы. И ты слаб.
— Слаб? — переспросил Вагнер, делая шаг назад.
Самым страшным было то, что послушник, видимо, был прав — уже не только уши, уже всё лицо Вагнера пылало в огне, его трясло, дикие эмоции захлёстывали его, и, хорошо бы, чтоб это была всего лишь ярость…
— Слаб? — переспросил он внезапно охрипшим горлом. — Что ж, хорошо! Посмотрим, как силён у нас ты, праведник!
Тычком в экран коммуникатора он расцепил кольца наручников на Джошуа. Ещё шаг назад… Он хотел было добавить ещё что-то, но атмосфера в комнате была невыносима, и он выскочил наружу, захлопнув дверь и навалившись на неё всем телом. Навалившись не только для того, чтобы удержать пленника, если тот попытается вырваться следом за ним — ему нужна была опора, чтобы не рухнуть самому. Его дико трясло, словно в лихорадке, мир перед глазами плыл, больные икры бешено пульсировали, по коже под одеждой ползли капли пота, обжигая, словно кислота…
Дохромав до пульта, он обессиленно повалился в кресло, пытаясь отдышаться.
На отражающем состояние Джошуа мониторе бушевал настоящий шторм — то есть всё-таки не так он спокоен, как пытается выглядеть…
Всё ещё немного дрожащей рукой Вагнер потёр горящий лоб. Сейчас, несколько запоздало, на него наваливалось чувство вины — то, что он сделал, было, наверное, всё же довольно мерзко. Он не хотел думать о том, что сейчас происходит в проклятой комнате, но мог удерживаться от этого лишь потому, что не мог думать вообще ни о чём. Хоть он и покинул поражённую зону, ясность мышления не стремилась вернуться к нему, мысли разрушались в трясучке омерзения, гадливости и какого-то иррационального страха.
Поймав взгляд смотревшей на него Берты — скорее удивленный, чем осуждающий, он рявкнул:
— Что? За дверью лучше следи! Никого не выпускать!
«Никого»! Надо же так сказануть! Как будто оттуда ещё кто-то может выйти?..
Что ж, первая разумная мысль...
— Лору наберу, что она мне на это скажет? — пробурчал он, открывая на свободном мониторе окно вызова.