Двери внезапно раскрылись, и в помещение исследовательского комплекса одна за другой повалили фигуры в рабочих робах. В первый момент Берта пришла в ужас от осознания того, насколько же их много, и, если они пришли по её душу, то ни Пратт, ни Итиро, ни Спуки не смогут их остановить. Но в движениях неожиданных гостей не было той «обезьяньей» моторики, что так напугала Берту, когда она оказалась здесь впервые — нет, все они двигались чётко, уверенно, можно даже сказать, слаженно... Чувствовалось, что всех их объединяет общая цель, куда более значимая, чем пошариться по шкафам…
Несколько из них, наскоро смахнув бумаги с ближайшего ко входу стола, уложили на его стеклянную поверхность густо перемазанное кровью тело. «Младшая» Лора, Лора-3, тут же, не задавая вопросов, бросилась к столу, взглядом подзывая к себе Огаву. Несмотря на их поспешно-быстрые, торопливые движения, выглядело это успокаивающе — так же стремительно врачи-травматологи принимают доставленного им пострадавшего.
Но возникшее было спокойствие оборвалось в один миг, когда среди всё нарастающей толпы возникло сразу три фигуры в бронежилетах полицейского образца. А ещё через долю секунды глаз Берты выхватил и остальные ужасные детали — два шлема с откинутыми забралами, полицейские же автоматы в руках негодяев… А затем и два громоздких баллона…
Вся эта амуниция могла появиться у восставших лишь в одном случае — они сняли её с поверженных коллег Берты. И, если бы не баллоны, то можно было хотя бы попытаться заставить себя поверить, что они разграбили арсенал, но баллоны могли быть лишь трофеем, который её соратники ни за что не отдали бы по доброй воле…
А, стало быть, все её коллеги, что были отправлены на эту операцию — мертвы.
Берта зажмурилась. Кошмар наяву продолжался. Ещё несколько минут назад ей казалось, что ничего страшнее того, что она уже видела, произойти уже не может, но нет… Но так неведение было ещё ужаснее, и она вновь открыла глаза, с нескрываемой ненавистью глядя на Отто Хартманна, который наверняка и стоял за всем этим — она видела, что он шёл фактически во главе той безумной орды, что признала Спуки своей королевой. И это он забрал у Спуки автомат Берты, навесив на него самодельный, но явно очень мощный прицел! Только одна цель могла быть у подобного усовершенствования — лишь хорошо защищённых, вооружённых «безопасников» имело смысл валить с дальних дистанций…
— Смотрю, вы времени не теряли, — сказала «старшая» Лора, мрачно глядя на Хартманна. Она явно тоже сообразила, что означает вагнеровское вооружение и эти баллоны.
— Не терял, — кивнул тот. — Только что расклад сил изменился в нашу сторону, и изменился значительно. Мне очень жаль, но другого выхода у нас не было, — добавил он, посмотрев на Берту.
— Вы убийцы! — не удержалась она.
— Мы? — Отто глянул на неё с деланным удивлением. — Девочка, ты называешь убийцами нас?.. Между прочим, это твои коллеги произвели тотальную зачистку на Четвёртой шахте, не глядя, кто там заговорщик, а кто нет! Всех подчистую положили! Даже шахтных девочек, и тех грохнули… Да и по пути не особо-то церемонились. Я, конечно, понимаю, что они берегли баллоны, что риск упустить кого-то, в ком угнездилась эта дрянь, оказался значимее моральных принципов, но… Если уж допустить, что в их случае убийства оказались оправданы, то и нас не надо судить!
— А что насчёт всей этой бунтарской резни? — неожиданно присоединилась к Берте Лора. — Тоже можно оправдать?..
— Госпожа Ханнинс… — устало вздохнул Хартманн. — Пожалуйста, поймите — как бы вам ни хотелось взвалить всю ответственность за резню на базе на меня одного, это ну никак не получится… Хотите вы этого или не хотите, но вина за всё это частично лежит и на вас…
— Поясните, пожалуйста! — в голосе Лоры прорезались требовательные альфовские нотки, чего от неё особо не приходилось слышать и те времена, когда она ещё не стала пленницей, а была одним из основных руководителей базы.
— Что ж, извольте… — только что вовсю торопившийся Хартманн пожал плечами, положил автомат на стол рядом с собой, и, словно настраиваясь на долгий разговор, взялся за спинку кресла. — Изначально на базе было больше двухсот тридцати дельт. Семьдесят процентов… Хоть это соотношение и меньше, чем на большинстве наших миров, всё же тяжёлые условия работы, жизнь в замкнутом пространстве, подспудное ощущение несправедливости, с которым уже не справлялась местная не особо-то эффективная пропаганда, да ещё и изначально неполноценное образование — всё это создавало предпосылки для бунта и раньше…
Да, запас социальной прочности у здешнего мирка был, причем весьма высокий — мы старались расшатать ситуацию и с религиозной стороны, и с социальной, но у нас ничего не получилось бы без столь великолепно-искреннего выступления Спуки… Её речь оказалась триггером, откровением, наконец-то прочистившим бедолагам мозги, необратимо перевернувшим этот убогий мирок… И, как оно и бывает в таких ситуациях, долгий гнёт сменился кровавой вакханалией… Кстати, несмотря ни на что, значительная часть рабочего персонала не вписалась в это веселье — несколько десятков человек остались на своих местах. А кто-то даже выступил против своих же!
Но в таких историях всегда решает патологическое меньшинство. Пять или шесть десятков сорвавшихся с катушек отморозков практически мгновенно образовали дикие стаи, втянув в свои ряды и часть дельт, желающих порядка хоть в каком-то виде… Иерархия стай такова, что несколько наиболее агрессивных особей сосредотачивают в своих руках достояние, прежде полагавшееся большой группе. В первую очередь женщин…
Испокон веков соотношение мужчин и женщин было, как правило, один к одному. Вы же, исходя из того, что мужчин эффективнее использовать в производстве, создали в самой многочисленной касте, в дельтах, чудовищный перекос, фактически, низведя мужчин до статуса рабочих муравьёв, расходного материала! Да, возможно, это повышает ваши прибыли, да, в случае захвата власти дельтами где-либо они практически полностью вымирают уже на втором поколении, но осознаёте ли вы, сколь чудовищное напряжение создаёте вы в обществе?.. С инстинктом поспорить нельзя — «инь» и «янь» не в состоянии существовать раздельно!
— Не такие уж и плохие у них здесь условия, — возразила Лора, впрочем, уже без прежнего запала. — Вы видели списки персонала? Среди дельт соотношение женщин и мужчин — одна к десяти, а не к тридцати, как в большинстве миров!
— Видел. И добавлю, что часть из этих самых женщин-дельт имеет основную работу, отличную от общения с самцами. Так что не надо бахвалиться, это не делает вам чести…
Лора лишь тяжело вздохнула, явно не настроенная продолжать этот спор, но теперь, судя по всему, завёлся сам Хартманн:
— Природу не обманешь! Все эти перекосы, весь этот избыток мужчин среди дельт и гамм, избыток женщин среди бет, столь огромный процент людей, лишённых доступа к управлению обществом, к знаниям… Социальные лифты, чей максимум — небольшой рост внутри собственной касты, или, в лучшем случае — условное повышение кастового индекса на одну единицу, и то, только начиная с гамм… Сотни лет жизни для «плюс-плюсов» и лишь десятки для дельт… Всё это — идеальные условия для того, чтобы в какой-то момент аристократия сменилась вдруг охлократией! Это ситуация, сгладить которую можно лишь «сверху», если вы, конечно, не хотите, чтобы в один прекрасный миг мир вокруг вас превратился в кровавую баню. Но погрязшие в роскоши элиты надеются на то, что с помощью одних лишь силы и лжи они смогут жить так вечно… Чушь! Я, рождённый альфой, получил много знаний — слишком много даже для альфы… И я хотел смягчить неизбежный, разрушающий общество удар, придав ему цивилизованный вектор… Был у меня такой своеобразный «альтруистичный бзик»…
— Вот оно что! — ахнула Лора. — Так вот почему вы в этой мясорубке, как рыба в воде… Вы террорист!
— Не террорист, а революционер, — поправил её Хартманн. — Вы же, надеюсь, понимаете разницу?
— Ещё неизвестно, что из этого хуже! — отозвалась Лора. — Фанатики — убивающие, взрывающие, отравляющие? Или же их духовные вдохновители, которые под трескотню своих речей о том, чтобы вывести дельт в правящий класс, надеются половить рыбку в кровавой воде смуты? Или, вообще, их безумные идеологи, жаждущие силой навязать людям своё видение того, как им быть счастливыми?..
— Хм… В чём-то вы, конечно, правы, госпожа Ханнинс… Но! Во-первых, я никак не имел целью вывести дельт в правящие классы, я хотел изменить всю систему в целом, открыть другой, принципиально отличный подход к строению общества… Во-вторых… Да! Какое-то время я поварился в «террористически-освободительном» Сопротивлении, и узрел, так сказать, подноготную всего этого «движения». Да, в чём-то это были такие люди, о каких вы говорите… Те, для кого борьба — коммерческое предприятие, их возможность перескочить через уровень… Те, чья цель — под всю эту, как вы выразились, трескотню, заменить одних хозяев другими, а под шумок и самим пристроиться где-то среди них… Но мне-то не было в этом необходимости! Я же изначально был альфой!
Так что я отвернулся от этих людей, отступил от целей Сопротивления, решил «залечь на дно» навсегда… Я ушёл, потому что хотел совершенно другого! Совершенно! Я понимал, что нас, людей, может спасти только принципиально новая организация общества!
Я перебрался на Эребус, где, по сути, шёл эксперимент — попытка создать бесклассовое распределённое общество. Без мега-городов, без индустрии как таковой, без каст... У нас, конечно, была иерархия, но это было скорее расширенным подобием иерархии традиционной семьи, более того, мы хотели уйти от агрессивно-патриархальной к созидательно-матриархальной концепции. Мы жили небольшими общинами в режиме хозяйства, близкого к натуральному, и мы стали на удивление популярны. К нам, ближе к природе, стал стягиваться народ едва ли не со всех человеческих миров. И мы были, если так можно выразиться, золотым сечением общества — большинство из нас были бывшие беты, часть — бывшие гаммы. Я думаю, мы смогли бы ассимилировать и какое-то количество дельт и альф, но проверить эту возможность нам уже не довелось…
Вы знаете, что произошло на Эребусе?
— Восстание сепаратистов? — блеснула познаниями Берта, когда стало ясно, что Лора отвечать не станет.
— Если бы… — Хартманн перевёл взгляд на неё, и Берта невольно поёжилась — столько в этом взгляде было затаённой боли, ненависти и тоски… — Если бы… Нас вполне устраивало то, что мы не выдаём высоких экономических показателей — у нас были свои оценки эффективности нашего общества, свои, если так можно выразиться, «индексы счастья»… Но наша популярность сыграла против нас. Когда правительство осознало, сколь высокий переток кадров имеет оно в не приносящий прибыли мир, Военной Администрации был дан приказ «прикрыть лавочку». То, что в новостях назвали «восстанием», было лишь попыткой отбиться от агрессивной попытки разрушить наше общество.
То, что они назвали «восстанием», было бойней! Ими спровоцированной, ими же проведённой… Наш мир являл им угрозу самим фактом своего существования, мы наглядно показали, что ваш социальный строй — не только не единственно возможный, но ещё и не лучший! Далеко не лучший!.. Так вот — уничтожив наше общество, они не остановились. И продолжили уничтожать уцелевших ещё людей. И продолжают сейчас. Каждый день промедления, каждый час — это жизни, жизни, жизни!
Я ещё не знаю, как применю эти баллоны, куда сбагрю ожидающий нас на орбитальном грузовике палладий, и как выбью захватчиков со своей новой родины, но я сделаю это — и мало им не покажется!..
— Господин Хартманн, — осторожно окликнула погрузившегося в свои страшные воспоминания Отто Лора-3, осматривавшая раненого. — С сожалением вынуждена сообщить, что ваш коллега мёртв. Шансов спасти его не было, когда вы его принесли, он уже остывал…
— Что ж, — вздохнул Хартманн. — Я так понимаю, что через несколько часов здесь будет погребальный костёр из ядерного огня… Оставим его здесь, будет ему почетная кремация...
Он вновь повернулся к Лоре-2.
— Мы немного ушли от нашей темы, госпожа Ханнинс. Хочу добавить в защиту моих людей кое-что ещё… Я уже упомянул, что часть дельт вообще не поддалась на агитацию, оставшись на своих местах, часть устроила погром на административных этажах... Но есть и ещё одна часть — это те люди, которых вы сейчас видите перед собой. Несколько десятков человек, решившихся на активные действия, но не только сохранившие человеческий облик, но и явившие образец геройства, выступившие с ножами, без защиты, против автоматов… И победившие! И их пример даёт мне надежду, что не всё ещё в нашем обществе погибло…
— Не собираюсь больше с вами спорить, — выставила ладонь Лора. — Скажите, мы можем найти моих людей? Тех, кто ещё оставался в секторе? Лаборанты, помощники, подмастерья, медсёстры? Я не могу допустить, чтобы они оставались в этом гнездилище мятежа…
Хартманн лишь покачал головой.
— Мне жаль, но я уже нашёл их… Простите, госпожа Ханнинс, но не везде ситуацию удалось разрешить так удачно, как это придумала наша милая Спуки… Должен сказать, что не все дельты оказались бунтовщиками — оба парня, дельты-плюс, что числились у вас «подмастерьями», погибли, отражая натиск обезумевших отморозков… Они хотели защитить тех, о ком беспокоитесь и вы. Но, увы, не смогли. Хотя и прикончили одного из нападавших. Та же картина по всему сектору. Не всех ваших коллег я видел мёртвыми, но, видимо, кого-то бунтовщики утащили на другие уровни… Если встретим кого-то — спасём, но, боюсь, шансов почти нет.
— Это ужасно… Боюсь, мы пробудили что-то страшное… — сокрушённо пробормотала Добрый Котёнок.
— Не расстраивайся, девочка, — Отто вновь взялся за автомат, видимо, считая дискуссию исчерпанной. — Время отправляться. Но прежде у меня есть кое-что для твоей сестрёнки…
Он подал знак, и вперёд выступил один из работяг, на котором был надет бронежилет Пьера. Работяга разложил на свободном столе бронежилет и разгрузку, а также полицейские автомат, пистолет в кобуре, аптечку и кое-что из боеприпасов.
— Это принадлежало Ли, — сообщил Хартманн. — Он маленький был. Тебе, наверно, всё равно великовато будет, но лучше не подобрать…
Спуки-Смерть подошла к столу, коснулась разложенной на нём амуниции. Задумчиво потрогала свой пышный бант.
— Помнётся… — пояснила она, но всё же накинула на себя бронежилет, разгрузку. Пристроила под мышку пистолет, распихала по ячейкам разгрузки запасные магазины.
Автомат Спуки протянула Котёнку (хотя Берта с трудом представляла себе, что та им воспользуется), взамен забрав у неё пистолет и пристроив его в кармашек на разгрузке. Пояснила:
— Два ствола дадут плотность огня не меньше автомата, а точность повыше будет…
Хартманн, разглядывая её, удовлетворённо кивнул. Да Берта и сама видела, что новый имидж очень шёл Спуки — сейчас, когда её детский бант скрылся под бронежилетом, она выглядела гораздо серьёзнее. Гибкая, многорукая, в доспехах, вооружённая, с мечом на поясе… Впрочем… Вслед за Отто Берта посмотрела на ноги Спуки, обутые в элегантные туфли.
— Может, тебе и обувочкой с сестрёнкой махнуться? — предположил Хартманн.
— Нет. Зачем? Каблук низкий, они мягкие, сидят надёжно… Предполагалось, что в них по тоннелям можно было ходить…
— Ну, как знаешь, — пожал плечами Хартманн. — Кстати, к вопросу о бронежилетах… У нас же есть ещё один! — и он посмотрел на Берту.
Берта невольно съёжилась под его взглядом, но то, что произошло далее, напугало её ещё больше. Спуки-Смерть подошла к ней, внимательно вгляделась в неё пугающим бездонным взглядом, чуть склонила голову набок, принюхалась…
— Нет. Она не должна пострадать, — заявила полукровка, не отрывая взгляда от глаз Берты.
Теперь изменился и взгляд Хартманна, превратившись из бесстрастно-оценивающего в удивлённо-оценивающий. Надо сказать, что слова Спуки поразили не только его — Лора тоже повернулась в сторону Берты, приоткрыв недоуменно рот, словно захотела что-то спросить, да забыла, что именно. Под перекрестьями этих взглядов Берта ощутила себя провалившей выступление актрисой, высвеченной десятками прожекторов. Что за жуткую участь приготовило для неё это ещё вчера столь милое чудовище? Ужасная судьба Паолы намекала на то, что ничего хорошего ожидать не приходится… Пытаясь съёжиться ещё больше, Берта ощутила, как вонзились в ладони ногти её спазматически сжавшихся кулаков…
Впрочем, длилась эта пугающая «минута славы» лишь несколько секунд — переключаясь на дела более насущные, Хартманн перевёл взгляд на Спуки.
— Выдвигаемся?
— Одну минутку… — ещё раз чуть шевельнув ноздрями, та шагнула от Берты, напоследок ещё раз заглянув ей в глаза, едва заметно улыбнувшись, а затем уверенным шагом направилась к дальней стене.
Склонив голову, Берта втянула носом воздух, принюхиваясь к себе. Что это чудовище могло в ней вынюхать?.. А может, это какие-то лесбийские штучки? Ребята иногда шутили насчет чрезмерной привязанности госпожи Морель к своей «зверушке», но сама Берта никогда об этом не задумывалась. Фактически, полукровка всегда была для неё неким бесполым существом, своего рода живым калькулятором, таскавшимся за Морель молчаливым хвостиком…
Тем временем Спуки что-то негромко сказала охраняющему страшную дверь Копушке, и тот, кивнув, шагнул внутрь, откуда немедленно послышались визги, возмущённые вопли, ругань… Пару секунд спустя дверь распахнулась, и оттуда хлынул целый поток верещащих, матерящихся, машущих кулаками полуодетых дельт. Впрочем, увидев свою королеву, они мгновенно утихли, и тихонько, по стеночкам, расползлись по углам, негромко ворча.
Выглядело всё это странно, пугающе. Дико. Берте даже показалось, что их трясло от какого-то необъяснимого то ли ужаса, то ли восторга. Что там госпожа Ханнинс говорила о насекомых?
Спуки заглянула внутрь. Кивнула. Вошла, прикрыв за собой дверь.
Берта искоса глянула на Лору. Та застыла в напряжённой позе, так, что её тревога передавалась остальным. Все молчали, невольно стараясь не делать лишних движений. Тишину зала нарушало лишь многоголосое бормотание лишившихся любимой игрушки дельт.
Не прошло и минуты, как Спуки вышла. На лице её блуждала загадочная улыбка, но Лора смотрела ниже. Скользнув по линии её взгляда, Берта обратила внимание на почти незаметные разводы крови на коже запястий полукровки.
— Это то, что я думаю? — спросила госпожа Ханнинс.
— Я не хочу повторять невольную ошибку госпожи Серра, — ответила Спуки. — Бедняжка не могла контролировать интенсивность выделения феромонов, и в момент стресса, ну, или в момент умирания у неё произошел «массовый сброс». Избыточный, чрезмерно избыточный… Как понимаете, мне бы не хотелось, чтобы попавшие в её ловушку бедняги переключили своё внимание на меня… Так что здесь самый минимум…
Лора отступила от полукровки на шаг.
— Подумать только, насколько же я тебя недооценивала…
— Не только вы, госпожа Ханнинс, и не только меня… Мне кажется, что люди настолько уверовали в свою исключительность, что эта вера затуманила их разум. Вы играли с огнём, пытаясь запихнуть более совершенных, чем вы, существ, на самое дно социума…
Их диалог прервал Копушка, появившийся из-за двери с завёрнутым в одеяло телом Паолы в средних лапах.
—Надо уходить, — подытожила Спуки.
Странная процессия двинулась по коридорам базы в сторону нижних, погрузочных уровней драккара. Первыми шли несколько адекватных дельт из числа прихожан Пратта, в сопровождении уцелевших апостолов и своего пастыря. За ними пленники — Итиро Коно, обе Лоры, Морель, Огава и Берта. Кроме Берты, руки были стянуты за спиной только у компьютерщика, и если Берта уже успела несколько адаптироваться к своему связанному состоянию, то Итиро постоянно спотыкался, совсем как она поначалу, явно вознамерившись рано или поздно расшибить себе нос об очередной порог. Чуть позади держались обе Спуки, Хартманн, Ибарра, ещё пара апостолов и несколько дельт, волокущие попарно тяжёлые баллоны. За ними, на некотором удалении, чтобы не смущать людей источаемыми его грузом аттрактантами, следовал Копушка с окровавленным свёртком в руках. Замыкая шествие, не решаясь приблизиться, но боясь отстать, подобно полчищам нечисти, тащилась, издавая странные звуки, толпа опьянённых феромонами зомби…
После разговоров в лаборатории Берта уже не чувствовала такого пиетета перед госпожой Ханнинс, как когда-то. В сущности, сейчас, когда обе они были лишь беззащитными пленницами, разделявшая их раньше социальная пропасть уже не казалась столь бездонной, и Берта не испытывала особого смущения, когда, чуть отстав, чтобы поравняться с Лорой-2, она поинтересовалась:
— Госпожа Ханнинс, скажите, пожалуйста, а что такое «восточные религии»? Я невольно слышала часть вашего разговора с Фюрером по поводу того странного парня…
— Восточные? — Лора глянула на неё, как показалось Берте, слегка недоуменно, словно удивленная, то ли тем, что какая-то гамма вот так вот запросто обращается к альфе, то ли тем, что Берта вдруг проявила интерес к столь отвлечённым вещам. — Ну как бы тебе сказать? Полноценного ответа на этот вопрос нет. Основные религии возникли ещё на заре развития человечества, и, так или иначе, все они делятся на религии западного толка и восточного толка. Лично я придерживаюсь довольно распространённой в кругах историков версии, что это имеет отношение к сторонам света. Ты же ведь знаешь, что такое запад и восток?
— Госпожа Ханнинс, я пилот! — немного обиженно произнесла Берта. — Ну конечно же, я знаю, что такое запад и восток. Собственно, я поэтому и спрашиваю…
— Извини. В общем, суть данной концепции такова — восток у наших древних предков ассоциировался с рождением, новым днём, новой жизнью. А запад — с приходом ночи, умиранием, смертью… Вот и получается, что часть религий — это религии жизни, такие, как учение о реинкарнации в новом теле, синтоизм, буддизм и так далее, а часть — например, древние христианство и ислам, более обращены к вопросам смерти. Такие вот «запад» и «восток»… Впрочем, часть источников называют ислам «восточной» религией, так что не знаю, насколько уж это деление абсолютно.
— А это правда, что если мы умрём, то заново родимся?
— Кто тебе это сказал? — Лора заметно нахмурилась.
— Мне никто. Но я слышала, как это говорил наш пленник… Этот псих.
— Никто этого не знает.
— Но ведь такая вероятность есть? — настаивала Берта.
— Никто не знает, — повторила Лора. — Так что, исходя из более близких мне позиций агностицизма, я отвечу, что отвергать такую возможность не стану.
Чуть поморщившись при слове «агностицизм», звучащем так, словно Лора намеревалась лишь запутать её ещё больше, Берта спросила:
— Но кем мы тогда родимся?
— Никто не может этого знать, — мотнула Лора головой. — Есть религия, которая уверяет, что это зависит от того, как мы вели себя при жизни.
— Но мы же можем повысить вероятность рождения в хороших условиях, если изменим наш мир? — настаивала Берта. — Я бы точно не хотела родиться дельтой…
— И что же ты предлагаешь?
— Ну… Если мы изменим условия жизни дельт, так, чтобы ими было не страшно рождаться, то, может быть, и умирать будет не так страшно?..
Лора невольно отшатнулась от Берты.
— Так вот почему эти учения признаны столь опасными!.. Ты услышала всего пару фраз, а в твоей голове уже живут революционные идеи! Забудь это скорее, девочка! Забудь!
Словно боясь, что зараза революционных сомнений перекинется с Берты на неё, Лора, явно не желая продолжать этот неожиданно ставший столь опасным разговор, перешла на другую сторону колонны. Берта же, смущённая тем, что она рассердила госпожу Ханнинс своими глупыми вопросами, вновь заняла прежнее место, старательно глядя в пол перед собой, чтобы никого больше не спровоцировать. Наверно, ей повезло, что госпожа Ханнинс такая добрая — возможно, Спуки-Смерть просто приказала бы Копушке открутить ей голову.
Тем временем Лора обернулась к шествующему позади неё в сопровождении апостолов Хартманну и спросила:
— Я так понимаю, что мы сейчас выполняем роль живого щита, не так ли, господин Хартманн?
— Нет, — ответил тот с некоторым удивлением в голосе. — С чего вы взяли?
— Ну, видимо, просто включила мозги… Захватить хорошо вооружённый, защищённый боевой корабль с помощью горстки рабочих — безнадёжный вариант. Я думаю, Вагнер первым делом закрылся. Что, автогеном резать будете?
— Ну, разумеется, Вагнер закрылся, — кивнул Отто. — Было бы странно, если бы он этого не сделал. Конечно, ломиться через основной шлюз — безумие. Но, напоминаю, что это всё-таки не его драккар. Попечителем корабля является господин Ибарра. А он, к счастью, с нами, он знает расположение технических шлюзов, и, что самое главное — имеет коды доступа. Так что сейчас наша основная задача — просочиться на драккар, до того, как тот пойдёт вверх по шахте. А там сориентируемся…
— Но… Допустим, у вас есть код. Но как вы рассчитываете проскользнуть незамеченными? В таком-то количестве? Вы что же, всерьёз полагаете, что такую толпу можно не углядеть?..
— Не переживайте, госпожа Ханнинс. Сейчас Вагнер не в состоянии контролировать подступы, у него для этого слишком мало людей, а видеонаблюдение не функционирует… Фактически, он может быть уверен только в тех помещениях, которые занимает. А вот как с ними быть — я пока не понимаю. Штурм, знаете ли, дело более рискованное для нападающих… А с учётом того, что в его распоряжении люди более профессиональные, чем у нас… Возможно, нам предстоит торг.
— Есть у меня кое-какое соображение… — заявила Спуки-Смерть. В руке её блеснул металлом длинный тяжёлый болт с проушиной.
— Что это? — не удержалась от вопроса Лора.
— А как вы думаете?
— Ну, лично мне эта штука напоминает древнеегипетский анх.
— Анх? Что такое анх?
— Ну… — замялась Лора. — Это древний символ. Очень древний. Согласно легенде, когда Сет убил Осириса и разрубил на части, Исида собрала все куски и слепила заново. Вот только фаллос рыбы успели сожрать. И тогда она сделала новый, то ли из глины, то ли из золота… И смогла им оплодотвориться. И выглядела эта штуковина точь-в-точь, как то, чем ты тут размахиваешь.
— Звучит довольно мерзко, — отозвалась Спуки. — А дальше что было?
— У неё родился Гор, ставший богом Солнца. А анх стал его символом, объединившим мужское и женское начало…
— Мужское и женское? — Спуки задумчиво посмотрела на предмет в своей руке. — Вообще-то, конечно, это просто удлинённый рым-болт, который я скрутила с дробильной установки… Но ваш вариант мне нравится больше.
— Я, кстати, тоже весьма заинтригован, — заявил Хартманн, глядя на Спуки с недоуменным уважением, которое, как заметила Берта, проскакивало теперь не только у него, но и всех окружающих, ставших невольными свидетелями перерождения полукровки. — Не поделишься?
— Безусловно. Но сперва, господин Хартманн, я хотела бы больше узнать про эти баллоны.