…Спотыкаясь, Берта брела в составе колонны дельт, то и дело бросающих на неё быстрые любопытные взгляды. Спотыкалась она от того, что руки её были перетянуты за спиной кабельной стяжкой, а она, оказывается, настолько привыкла при ходьбе помахивать руками, что сейчас, лишённая этой возможности, ощущала себя невероятно неуклюжей. Вдобавок в голове засела навязчивая мысль, что если она споткнётся, то неизбежно разобьёт себе нос об пол. Особенно страшно споткнуться на лестнице… Воображение то и дело рисовало перед ней картинку, как она падает на лестнице и бьётся зубами о ребро ступеньки.
Возможно, это было и к лучшему — пока она переживала за свои зубы, в её сознании не выстраивалась связь между взглядами дельт и тем, что она видела в комнате отдыха центрального поста…
Надо сказать, что стяжка причиняла ей боль исключительно тем, что елозила по одному и тому же месту, грозя её коже, но отнюдь не кровообращению. Когда она сама вязала сектанта, то перетянула провода куда как сильнее. Всё-таки, Спуки слабее её… Или добрее? А вдруг то, что с ней только что произошло — своеобразное возмездие от судьбы за то, что она так зло обошлась с тем странным человеком, к которому отчего-то сам господин Вагнер относится с необъяснимым уважением, хотя и пытается это скрыть?
Впрочем, конечно же, ответ прост — её, действительно, вязала та Спуки, которая добрее. Та, что в шарфике и тоннельных ботинках. У неё и глаза добрые, как у котят в детских мультиках. Не то, что у второй — модной фифы в то ли деловом, то ли праздничном костюме с бантом, да ещё и в дорогущих туфлях. С того момента, как «Бантик» прикончила господина Свенсона, у неё жутковатый взгляд. Холодный… Не злой, но безжалостный. Наверное, что-то сломалось в ней в тот момент, как она разнесла господину Свенсону голову…
А ведь всего-то час назад, когда Берта охраняла обе плачущие в переговорке копии, они смотрели совершенно одинаково! Испуганно. Грустно. Нежно… Берта вернулась в памяти на час назад, невольно перебирая свои действия — не сотворила ли она чего-то, что могло засесть в памяти полукровок, вызывая желание отомстить? Да нет — вроде бы, она была предельно корректна с ними…
Впрочем, ту обёрнутую цветастым шарфиком Спуки, что конвоировала её сейчас, глядя ей в спину взглядом котёнка, Берта не боялась. Для себя она назвала её «Спуки-Жизнь», в отличие от её сестрёнки с бантиком и безжалостными глазами, окрещённую ею «Спуки-Смерть» — с нею Берта предпочитала не встречаться взглядом… Хорошо, что сейчас та куда-то отлучилась!..
А может быть, Спуки-Смерть стала такой после того, как Хартманн плюхнулся перед нею на колени, признавая её главенство над целой ордой этих оголтелых дельт? Память Берты перескочила на события десяти-пятнадцатиминутной давности, начиная с того, как она очнулась от паралича, лёжа, уткнувшись носом в холодный металл основания барного стула в телецентре. Первое, что она тогда увидела — холодные глаза только что вкусившей жертвы «Бантика», глядящие на неё через прицельную рамку её же собственного автомата, в то время, как «Шарфик», глядя на Берту немного испуганно, но при этом чуть улыбаясь уголками рта, вытягивала из упаковки несколько кабельных стяжек.
Нет — уже тогда «Бантику» лучше было не противоречить… Перед взором Берты вновь пронеслась та сцена, когда они вышли из телецентра. Трудно сказать, сколько прошло времени с момента убийства Свенсона, которого она, к счастью, не видела вживую, но вновь и вновь транслируемого на экранах в записи — она получила импульс парализатора с малого расстояния, так что отрубилась полноценно. Едва только её паралич прошёл окончательно, Спуки вывели её в коридор — как раз в тот момент, когда из-за поворота выплеснулась целая человеческая волна. Хартманн в сопровождении толпы работяг, что-то шумно скандирующих. В тот момент Берта ощутила, как усилилась хватка держащей её за предплечье Спуки «Шарфика» — та явно испугалась… Но её сестренка вышла навстречу этой толпе с автоматом в руках. Она даже не целилась, просто держала оружие в руках… Она не боялась, это точно.
От вдруг замолкшей толпы отделился техник Отто Хартманн, огромный, как медведь, он подошел к «Бантику», замер, нависая над ней… А затем вдруг плюхнулся перед ней на колени!
— Веди нас, королева! — так, кажется, он сказал…
И толпа за ним одобрительно зашумела. Что они скандировали? «Спуки, нет!», как было в записи убийства? В их исполнении это звучало как-то странно, искажённо… «Спики, но!» Как-то так, кажется… Возможно, это что-то означало на их наречии?
Как бы то ни было, но Спуки восприняла это как должное. Чуть разведя руки в стороны, она слегка поклонилась одобрительно взревевшей толпе — как артист, блестяще исполнивший главную роль в популярном спектакле…
Королева!
Вспомнив этот момент, Берта невольно негодующе фыркнула, и на неё тут же обернулся шедший впереди рабочий. Она быстро уткнулась взглядом в пол, предпочтя не развивать контакт, а вновь погрузиться в воспоминания.
Что там было дальше?
Хартманн советовался со Спуки! Как такое, вообще, возможно? Он на полном серьёзе спрашивал у неё что-то насчёт дальнейших действий? Нет, сначала Спуки спросила… Едва закончилась эта странная сцена (как её назвать? Признание? Поклонение? Коронация?..), Отто схватился за ухо и принялся резко командовать, размахивая руками. Он явно нервничал — видимо, где-то события выходили из-под контроля.
— Что за суета? — деловито осведомилась «Бантик».
— От твоего выступления начался бунт, — ответил Хартманн. — Часть дельт — мои апостолы, да и простые прихожане — они морально более-менее стойкие. Но часть… Те, чья привычная картина мира рухнула… Они полностью лишились ориентиров, и, боюсь, не в состоянии себя контролировать. Они убили Мицуи, а теперь осаждают закрывшуюся в одной из лабораторий Лору Ханнинс. Вик… в смысле, брат Райвен со своими прихожанами не в состоянии их урезонить, для этого нас слишком мало…
— Госпожа Ханнинс не должна умереть, — Спуки серьёзно посмотрела на него, и, кажется, именно тогда Берта впервые назвала её для себя «Спуки-Смерть». — Она нам нужна. И лаборатория нам тоже понадобится…
— Извини, — покачал головой Отто. — Но мы имеем дело с неконтролируемой силой.
«Бантик» задумалась на несколько секунд, обвела взглядом гудящую толпу за спиной Хартманна, а затем вдруг выдала то, чего явно не ожидала не только Берта, но и сам Хартманн:
— Я помогу вам, — сказала она. — Выделите мне в защиту двух ваших апостолов, и Копушка пусть тоже пойдёт со мной. Дайте мне десять минут… Впрочем, не надо ждать. Двигайтесь к лабораториям, встретимся там. Сестру мою возьмите с собой. Берегите её…
…Лабораторный комплекс был полон дельт. Но не тех, привычных Берте угрюмых, сосредоточенных работяг, а каких-то диковатых, разнузданных существ. Берте показалось, что она очутилась в виварии, разгромленном переполнившими его сбежавшими лабораторными обезьянами, шныряющими повсюду в поисках того, чем можно было бы поживиться. Они постоянно бросали на неё голодные, сальные взгляды, и несколько раз порывались наброситься на неё с вполне определёнными целями. Учитывая её связанное, беспомощное состояние, это дико пугало, и, несмотря на то, что Хартманн и Пратт со своими прихожанами то и дело отгоняли от неё этих похотливых дикарей, Берта находилась на грани паники. Вспоминая слова Хартманна о полностью лишившихся ориентиров, неспособных себя контролировать бунтовщиках, она чувствовала себя на грани обморока, и держалась лишь на том, что была уверена — как только она рухнет на пол, к ней устремится целая стая этих тварей, и никто уже не в силах будет их остановить…
К счастью для неё, у похотливых дельт была ещё одна пока что не особо доступная им мишень — несколько женщин, закрывшихся в одной из внутренних лабораторий, имевших, как и все внутренние отсеки, стеклянные стены. Оголтелые самцы то и дело бросались на стеклянную дверь, за которой старались не отсвечивать две копии Лоры Ханнинс, её лаборантка Огава, а также вызволенная ими из изолятора София Морель. Некоторые из дельт пытались проломиться к ним через стеклянные стены, швыряя в них стулья или стуча по стёклам какими-то железяками. Стекла пока что держали, но вот надёжность дверного замка вызывала сомнения — когда бывшие рабочие перейдут за очередную грань возбуждения, дверь вряд ли устоит…
Как ни странно, но наиболее хрупкую из присутствующих женщин, Спуки-«Шарфик», они предпочитали обходить стороной. Возможно, оттого, что в руке полукровки был пистолет, а возможно, впечатлённые страстным выступлением её сестренки по телевидению. Собственно говоря, не знающие о раздвоении Спуки рабочие наверняка думали, что это она и есть…
Трудно сказать, как развивались бы события, не появись минут через пять Спуки-Смерть. Она уверенно прошла сквозь почтительно расступившихся перед ней людей, постучалась в дверь, от которой секунду назад, при её приближении, прыснули в разные стороны эти ужасные дикари.
— Госпожа Ханнинс, выходите. Нам надо поработать, пока эти вандалы всё здесь не разнесли.
Ближайшая к ней Лора лишь покачала головой, показывая на насторожившихся рабочих, вставших полукольцом на удалении от Спуки. Да — если к «Бантику» они отчего-то не решались подойти, то на женщин за стеклом смотрели взглядами голодной нечисти, сверкая глазами, пыхтя, урча и клацая зубами.
— Хорошо, — Спуки отвернулась, огляделась. Прошла через всю лабораторию к непрозрачной внешней стене, за которой были комнаты совещаний. Заглянула в одну дверь, другую… Кивнула сама себе, обернулась и поманила кого-то верхней правой рукой.
Тяжело ступая, к ней подошёл Копушка, напоминающий рядом с её миниатюрной фигуркой гигантского ящера, ещё более неуклюжий от того, что в средних своих лапах тащил большой сверток — что-то размером с человека, завёрнутое в местами заляпанное кровью одеяло. Спуки кивнула, показывая за дверь, и Копушка зашёл вовнутрь.
Что там происходило, видно не было, но, когда Копушка, повозившись внутри секунд десять, вышел, к двери за его спиной со всей лаборатории устремились дельты с горящими глазами, что-то вереща на бегу.
Берту замутило. Наверно, она единственная здесь, кто осознал, где побывала Спуки и что было под одеялом Копушки… Она отвернулась, глядя на не вполне осознающего ситуацию Хартманна, удивлённо вертящего головой. Он, Пратт, апостолы и ещё часть дельт остались на местах, но все обезьяноподобные дикари забились в переговорную. Из-за двери, возле которой подобно часовому застыл Копушка, доносилось уханье, повизгивание, взрывы разнузданного пьяного смеха… Так и не осознавший, что же, всё-таки, произошло, Хартманн шагнул в сторону переговорной.
— Не ходите туда! — взвизгнула Берта, и, когда он удивлённо взглянул на неё, пояснила, — Это только для психов! Не ходите туда, если не хотите пополнить их ряды!
Пожав плечами, Отто посмотрел на Спуки-«Бантик».
— Я так понимаю, здесь у вас всё под контролем? — в голосе, да и во взгляде, адресованном его «королеве», чувствовалось ещё более выросшее уважение. — Я могу вас оставить минут на десять-двадцать? Мы должны завершить еще кое-что снаружи…
Спуки кивнула, и он, поманив за собой Пратта и одного из апостолов, вышел.
— Госпожа Ханнинс! — вновь обратилась Спуки к Лоре. — Теперь можете выходить.
Дверь приоткрылась. Вопреки ожиданиям, первым выглянул Итиро Коно, которого Берта сразу и не разглядела, как, наверное, не видели его и осадившие лабораторию дельты. Убедившись, что в основном зале безопасно, компьютерщик оглянулся и кивнул. Тогда в зале появились обе Лоры, Огава и Морель.
— Здравствуйте, госпожа Ханнинс, — чуть поклонилась Спуки. — Я очень рада, что с вами ничего не произошло. Надеюсь, вы не возражаете, если мы с вами немного поработаем вместе?
— Что ты такое сделала? — глаза обеих копий госпожи Ханнинс были прикованы к двери в переговорную, откуда неслись непристойные звуки.
— Нет, нет, — Спуки встала перед двинувшейся было в сторону так манящей к себе всех своей загадочностью двери Лорой. — Вам не стоит туда заглядывать. Просто поверьте, что это было правильно. Давайте лучше сконцентрируемся с вами на тех задачах, что лежат перед нами.
«Бантик» закинула автомат за спину, подошла к Копушке, и сняла с его пояса прицепленный к нему строительным карабином чёрный пластиковый пакет. Жестом пригласив всех присесть за большой лабораторный стол, она приблизилась к одной из копий Лоры, которая отчего-то показалась ей главнее (кстати говоря, наблюдающая со стороны Берта также выделила ту копию, как главную — видимо, это была более осведомлённая о событиях Лора-2).
— Вы знаете, госпожа Ханнинс, — продолжала Спуки, — я обошла ближайшие помещения, и обнаружила кое-что довольно интересное. Считаю, вы должны знать, что обязаны господину Мицуи тем, что он дал вам время укрыться, а также уничтожил часть наиболее агрессивных бунтовщиков. К сожалению, сам он не выжил в этом бою…
Держа пакет нижними руками, верхними она залезла в него и извлекла нечто длинное, завёрнутое в окровавленную тряпицу.
Берта в недоумении смотрела, как полукровка разматывает тряпку, являя на свет нечто длинное, примерно в руку длиной, узкое, чуть изогнутое, протирает предмет этой же тряпкой, а затем кладёт рядом с собою на стеклянный лабораторный стол. Старинный меч в ножнах!
— Это меч господина Мицуи, — пояснила «Бантик». — Я забрала его, так как у меня были на то основания, о которых я узнала, когда подключилась к его импланту. Вы знаете, недавно я услышала, что должна была стать его референтом, но отчего-то судьба моя не сложилась… Я думаю, что вы сможете сделать кое-что, чтобы исправить ситуацию. И даже больше. Вы пересадите мне его нейрокомплекс.
— Я многим обязана господину Мицуи, — ответила Лора. — И точно знаю, что не стану этого делать. Я видела трансляцию, видела, что ты натворила, слышала, как ты призвала этих уродов из их бараков! Если бы не ты, Аки не пришлось бы жертвовать собой, чтобы выгадать для нас эти несколько минут! Это ты виновата! Ты! И как ты смеешь вообще произносить его имя?! Кто ты, вообще, такая? Да ты просто забыла своё место! Ты вообще жива только потому, что тогда он назначил тебя на другой пост, а не распорядился отправить на утилизацию!
Нижние руки Спуки всё так же буднично держали пакет, верхними же она молниеносно выдернула из лежащих на столе ножен меч, шагнула в сторону Лоры… Клинок, продолжая её красивое, можно даже сказать, элегантное движение, описал в воздухе длинную сверкающую дугу… Берта зажмурилась, ожидая, что свихнувшаяся полукровка попросту зарубит госпожу Ханнинс, но уже через пару секунд открыла глаза, осознав, что звука удара не последовало.
Остриё меча застыло в нескольких сантиметрах от лица Лоры, продолжая линию холодной ярости взгляда Спуки-Смерти.
— Пожалуйста, не шутите так со мной, — тихо проговорила полукровка. — Сегодня я постигла, как же сладко, наконец-то, ответить на все эти ваши бесконечные унижения, на всю эту вашу бесконечную ложь… Не заставляйте меня идти по этому пути дальше…
— А то что? Убьёшь меня? Так ты и сама погибнешь. Тут же, сразу же. К моему пульсу подключена заложенная под базой ядерная мина. Так что моя смерть вызовет ядерный взрыв. Ты хоть знаешь, что такое ядерный взрыв?
— Я умнее, чем вы думаете. И возможно, умнее, чем вы даже в состоянии себе вообразить. Да, я знаю, что такое ядерный взрыв, и даже могу рассчитать параметры разрушений для условно замкнутого пространства… Но мне всё равно. Теперь я знаю правду. И теперь я скорее умру на пути к свободе, чем останусь вещью, игрушкой, созданной для смеха. И мне не важно, скольких из вас я заберу с собой.
— Что ж. Ты не боишься меня убить? Прекрасно! Но вот только это не даёт тебе рычагов по управлению мною!
— Госпожа Ханнинс, — подойдя к Лоре, «Бантик» чуть подтолкнула её в направлении двери в переговорную, куда та зашагала было всего минуту назад. — Поверьте, я отношусь к вам с огромной симпатией. Если бы вы не встали у меня на пути, я бы ни за что не причинила вам зла… Знаете, мы с вами кое в чём схожи. И у вас, и у меня есть теперь сестричка из другого мира, за которую мы несём ответственность… Так уж сложилось, что наш мир имеет свои тёмные стороны… Я бы ни за что не хотела, чтобы моя сестрёнка заглянула за ту грань, куда пришлось заглянуть мне… Думаю, что и вы со мной согласитесь…
И она распахнула перед Лорой дверь переговорки. На мгновение выкрики, верещанье и смех оттуда наполнили комнату, а затем Спуки вновь захлопнула дверь перед мгновенно побледневшей женщиной.
— Я прошу вас — загляните в спецификации, и вы поймёте, что ложь в этом мире припасена для каждого…
Лора вернулась к столу, избегая смотреть на свою копию, села к огромному монитору, придвинула к себе инструменты.
— Хорошо. Я посмотрю, что с тобой не так. Мне нужно скинуть сюда твою генетическую спецификацию. Подключайся, это ненадолго…
…После того, как Спуки-Жизнь заново стянула руки Берты за спиной новой стяжкой, на этот раз подложив под стяжку маленькое полотенчико, Берта не то чтобы смирилась со своим связанным положением, но, как минимум, теперь, когда это стало не так болезненно, смогла хоть немного задвинуть этот вопрос на второй план. Теперь её больше смущало собственное неведение ситуации — ей казалось, что все вокруг, в отличии от неё, понимают, что происходит, и лишь она повисла в каком-то информационном вакууме. Пользуясь тем, что пугающая её Спуки-Бантик оставила Лору, и сейчас обсуждала что-то в глубине помещения со своей сестрой, Берта пересела поближе к Лоре.
— Госпожа Ханнинс, а можно мне взглянуть? — робко поинтересовалась она.
Лора посмотрела на нее, чуть прикусила губу, подумала секунду. Коротко кивнула.
— Садись. Тебе просто скучно или тебе интересно?
— Второе, — призналась Берта. — Я никогда здесь не была. И ничего в этом не понимаю.
Она мотнула носом на огромный экран, раскинувшийся перед Лорой. Визуально экран был поделен на три части по вертикали. Слева — самый узкий столбец, в котором сверху вниз вились, сплетаясь в спирали, нити ДНК, мелко-мелко размеченные. Правее — узкая таблица с какими-то символами, ещё правее — широкий столбец с комментариями, среди которых мельтешили кучи таблиц, текста, формул, не очень сложных на вид, но абсолютно незнакомых.
— Вы только, пожалуйста, не думайте, что я тупица, — попросила Берта. — Я пилот, я умею работать и с числами, и с таблицами… Если бы на этом экране были данные по системам летательного аппарата — вплоть до небольшого космического корабля! — я бы смогла их понимать даже без авионического импланта. Это просто не моя сфера.
— Это проектная расшифровка генетической спецификации Спуки с её импланта, с комментариями, — пояснила Лора. — Должна признать, я потрясена тем, что вижу. Насчёт лжи она во многом была права…
— Как ДНК может быть ложью? Ведь это… — Берта задумалась, подбирая слово, испытывая сложности с тем, что не могла помахать перед собою рукой, как обычно делала, когда сбивалась с мысли. — Программа, по которой нас делают!
— Не совсем. Обычно по этой программе нас делает природа. Вмешательство в ДНК человека в основном запрещено, а клонирование (как, к примеру, размножают дельт) происходит на базе более-менее стандартных матриц. Если мы хотим создать полуразумных помощников, то в код животного, химеры или вообще нового организма внедряется часть кода человека. Можно и наоборот, в код человека внедрить часть чужеродных кодов, но при превышении пятипроцентного порога внедрения особь должна быть, во-первых, стерилизована, а во-вторых, пройти редуцирующее интеллект и самоидентификацию обучение… То есть это уже не человек, такая особь не имеет даже базовых прав и, как правило, не способна к адаптации в социуме… Я доступно объясняю?
— Вроде да. Спуки полуразумная. Хотя она явно умнее Копушек…
— То-то и оно. В её аусвайсе прописано, что у неё больше 12% внедрённого кода, полученного от других существ, и ещё порядка 30% изменённого кода.
— Это много?
— Очень. До того, как мы начали вторгаться в человеческие гены, разница между людьми не превышала десятой доли процента. Сейчас, конечно, выше… Но всё равно — лишь один процент кода отличает нас, к примеру, от обезьян…
Один процент! Берта невольно бросила взгляд на дверь, из-за которой, ослабленное преградой, доносилось чьё-то залихватское улюлюканье. Всё-таки неспроста она приняла этих тварей за обезьян!
— Однако, когда я стала вглядываться в её спецификацию, то сначала даже не смогла понять, в чём подвох, — продолжала Лора. — Обычно не принято копать столь глубоко, да и у большинства людей нет достаточной внедрённой мощности, чтобы анализировать коды, но я могу это делать, что называется, «на лету». И вот я смотрю на её код, и вижу человеческий код.
— Ну так если там почти 60 % схожих генов, то это и не удивительно?
— Если бы! — фыркнула Лора. — Почти весь код, девочка! Почти весь! Вот — видишь? — она показала на экран. — Вот маркеры инородных генов, а вот коды стандартного генома. Почти одно и то же!
— Но как?..
— Дело в том, что зачастую встречаются очень длинные куски кода, идентичные у человека и других существ. Ну, как бы тебе объяснить?.. К примеру, возьмём программу длиной миллион строк и заменим в ней сто тысяч строк, взяв их из другой программы. На сколько она будет отличаться?
— На десять процентов? — предположила Берта, чувствуя в вопросе подвох.
— По аусвайсу, — кивнула Лора. — Но вдруг оказывается, мы взяли этот фрагмент из очень похожей программы, и они почти одинаковы, во фрагментах отличается только десять тысяч строк. Что получится?
— Процент?
— Верно. Но официально — десять. Я, конечно, сильно утрирую… Как понимаешь, это не одно и то же, но принцип именно такой… Они использовали фрагменты кодов близких к нам существ…
— Обезьян?
— Нет. В основном кошек. Во многом кошки ближе к нам, чем приматы…
— То-то она у меня с котёнком ассоциировалась!
Лора посмотрела на Берту слегка снисходительно.
— Ну что ж… если предположить, что у одной из сестричек активировались гены котика, то у другой, похоже, гены змеи… Они у неё тоже есть, не удивляйся… По крайней мере, в аусвайсе фигурируют. Видимо, чтобы уж точно никто не усомнился, какая она опасная тварюга…
— Но зачем? Зачем так делать? Для чего надо менять куски кода на другие, почти такие же? — недоуменно посмотрела Берта на экран, где ничего не понимала даже после объяснений госпожи Ханнинс.
— А ты не догадываешься?
Берта отрицательно мотнула головой.
— Социальный статус, — напомнила Лора. — Существа с большим процентом внедрённых генов не имеют прав. Значение в 12% внедрённого кода, которое для любой комиссии гарантированно превышает допустимые 5%, выводит её из-под действия законов, защищающих не только людей, но даже коммерческих клонов, таких, как дельты… Её статус — чуть выше вещи! Максимум, на который она может рассчитывать в статусе полуразумного животного — слегка расширенные законы о защите животных, оберегающие её от чрезмерно жестокого обращения. И то, сама она даже в суд подать не может, это должен делать человек уровня выше дельты. Да и её показания в суде не будут учитываться… Она не может владеть собственностью, не может занимать управляющие должности. Не может заключать договора от своего имени… Короче говоря, у неё не больше прав, чем у Копушек, разве что она не так узкоспециализирована.
— Но из того, что вы увидели…
— Да. Из того, что я увидела, следует, что расхождение в объёмах внедрённого кода значительно меньше, чем прописано в её аусвайсе. Мне трудно сказать точно, насколько. Первое впечатление, что в десятки раз, но возможно, что и в сотни… С уверенностью могу заявить одно — если считать фрагменты внедрений не по границам разметки, а нуклеотид за нуклеотидом, то она больше человек, чем, например, дельты.
— Но у неё две пары рук! — возмутилась Берта. — Как она может быть человеком?
— Это не столь огромное отличие, — отмахнулась Лора. — Я не в плане анатомии, конечно — дублирование конечностей вносит огромные изменения как в костную систему, так и в мышечную, так и в нервную… Но в плане генетики — это очень хорошо отработанный модуль, и в искусственно сконструированном персонале применяется сплошь и рядом…
— Как в Копушках? — Берта глянула на охранявшего дверь полукровку. Она знала, что вне оболочки тот выглядит далеко не столь внушительно, да и несколько несуразно, мягко говоря — ничего общего с элегантностью и изяществом Спуки.
— Да, — подтвердила Лора, невольно посмотрев туда же, куда и Берта, отчего почуявший их взгляды Копушка повёл в их сторону своей вытянутой, закованной в металл мордой. — Но не совсем. Для низшего персонала три пары конечностей — одна из распространённых модификаций. Но, как правило, они «заточены» под их специализацию. К примеру, средние конечности Копушек универсальны, они могут использоваться и как руки, когда надо что-то перенести, и как ноги, что практичнее при движении в норах. Как правило, Копушки их и используют как ноги. Если Копушка, вот как сейчас, ходит на задних лапах ради того, чтобы что-то дополнительно носить, он выглядит сильно неуклюже… А у Спуки руки почти как у людей...
— Да. И хвоста, как у Копушек, у неё нет, — добавила Берта.
— Верно, — кивнула Лора. — Потому что Копушки — это полуразумные в основном значении этого слова, создания, построенные не как Спуки, когда в ДНК человека внедряются фрагменты чужих генов, а наоборот — существа, в которых внедряются гены человека. В Копушках их около 10%. Так или иначе, но лишняя пара конечностей в сознании большинства людей стереотипизирована как признак низших классов, на чём, возможно, в том числе и сыграли её создатели… Хотя я считаю, что это удачная модификация. Я, например, и сама была бы не против иметь четыре руки… Это не просто удобно — за счёт более высокой потребности в развитии мелкой моторики эффективнее развивается мозг…
— Ну хорошо, — Берта всё же не могла смириться с идеей считать Спуки человеком. — Но вы же говорили ещё и про большие участки изменённого кода? Да и она сама про это говорила! В своём выступлении она упоминала что-то про ноги! И ещё про миллионы изменений!
— Да… — Лора задумчиво крутнула таблицу на экране вверх-вниз. — Есть такое. С ней имели право так поступить, когда объём внедрений превысил пятипроцентный барьер, выводя её из-под защиты человеческих законов, в том числе и закона о недопустимости модификации человеческого генома. Не знаю насчёт ног, это искать надо, но изменений действительно миллионы…
— Ну вот!
— Что «вот»? Не готова отказаться от мысли считать её низшим существом?
— Ну почему же обязательно низшим?.. — смутилась Берта. — Просто не идентичной человеку…
— Ради того, чтобы лишить её прав на субъектность? И права собственности?
— Ну… — Берта смутилась ещё больше. — Но ведь она же не человек…
— По аусвайсу — да. Но, во-первых, я и здесь вижу в разметке то же самое жульничанье с границами областей. Условно говоря, заменив сотню нуклеотид, но не подряд, а через разрывы в тысячи единиц, оставшихся неизменными, её создатели заявляют об изменении участка длиной в десятки тысяч нуклеотид. Во-вторых, часть изменений лежит в так называемой «балластной зоне», что, хоть и не допустимо для человека по закону, особой роли для него не играет. В-третьих, часть изменений, если бы это было разрешено по закону, ты бы с радостью внесла бы и в собственных детей… Понимаешь?
— Не уверена... А что такое «балластная зона»?
— Это термин, которым мы стремимся прикрыть своё незнание, — чуть покривилась Лора. — Видишь ли, есть довольно большая доля кода ДНК, признанного избыточным. В своё время его даже называли «мусорным». Потом думали, что часть этого кода выполняет функции резервирования… Кое-кто даже утверждал, что это «спящие» гены, активация которых сделает человека сверхсуществом…
— А вы как считаете?
— В этом вопросе я стараюсь не вставать на чью-либо сторону. Считаю себя недостаточно компетентной для этого. Кроме того, сейчас, глядя на экран, я понимаю, что наши учёные неплохо продвинулись в изучении генетики со врёмен моей молодости… Так что отвечу — там всего понемножку. Да, конечно, хоть мы и не понимаем значительную часть генома, мы можем утверждать, что как минимум часть его — это остатки кода от предыдущих версий…
— Простите? Предыдущих версий? Вы о Сотворении человека?
— Нет-нет! — Лора как-то чересчур эмоционально замахала руками, словно специально напоминая Берте о её беспомощности. — Я не сторонница креационизма! Это лишь смещает загадку возникновения разума глубже в прошлое… Я говорю об эволюционных предтечах, о простейших, о ящерах, о примитивных млекопитающих… В человеке остаются некоторые их особенности, и не только в коде, но и в организме. Да достаточно просто посмотреть на стадии развития эмбриона — они демонстрируют нам вехи эволюционного пути…
В общем, часть кода — это реально балластное ДНК, та часть, что вряд ли сможет быть хоть когда-то использована. Знаешь, как в компьютере — остатки давно удалённых программ, перекочевавшие с прошлых версий «операционки» уже не используемые файлы…
Часть — нейтральные участки, никак не влияющие на нас, но возникшие в ходе каких-то случайных мутаций. Тот же балласт, но не остатки отработанных когда-то актуальных решений, а наносной, возникший в процессе эволюции избыток.
Ну, и часть — это опасный паразитный мусор. Дело в том, что многие существа наподобие вирусов могут встраиваться в нашу ДНК, скрытно существовать там, чтобы в какие-то моменты вывалиться из кода и начать существовать отдельно, зачастую нанося человеку огромный ущерб… Вот в этих-то областях в основном и лежат её изменения. Удалённые фрагменты вирусной ДНК, вычищенные известные человеческие отклонения, ликвидированные аномалии, оптимизированные участки кода…
— Да, действительно… — согласилась Берта. — Теперь я даже зависть испытываю, что у полукровки ДНК лучше, чем у меня… Но у меня теперь другой вопрос… Госпожа Ханнинс, скажите — а как же тогда мы сами можем существовать со столь большим процентом мусора?
— Всё просто, — усмехнулась Лора. — Естественный отбор не требует, чтобы твой код был идеален. Для него достаточно, чтобы ты дожила до момента размножения и оставила потомство… Для человека в дикой природе требуется ещё годик-другой, чтобы стабилизировать потомство. В сложных обществах, берущих на себя функции выращивания потомства, не требуется и этого. Да, от поколения к поколению неэффективные мутации понемногу отсекаются — создания с однозначно негативными фрагментами не доживают до момента размножения, ну или, как минимум, доживают реже. Плюс конкуренция со стороны своего вида, за пищу, территорию или партнёров по размножению, а также со стороны других видов, хищников и паразитов, чаще отсеивает менее эффективные особи, хотя далеко не всегда… Равно как и критерии эффективности в разных условиях различны…
Так что пресловутое «качество» человеческого кода — это всего лишь фикция… Это всего лишь тот минимум, ниже которого особь окажется нежизнеспособна… Более того, улучшая свой мир, снижая давление среды на каждую отдельно взятую единицу, мы создаём предпосылки для выживания единиц с дефектами кода. Более того — клонируя дельт, корпорации Биотека закладывают в них ускоренный износ для стимулирования сбыта. Мы движемся в сторону организованных насекомых, где на одном полюсе оказывается сложное сообщество, а на другом — крайне примитивная рабочая особь…
— Мне кажется, что теперь вы ей явно симпатизируете, — Берта посмотрела на госпожу Ханнинс с подозрением.
— Не исключаю, — пожала плечами Лора. — Ведь теперь я вижу, что мы имеем дело не с массовым ширпотребом, а с индивидуальным проектом высочайшего уровня. Даже странно, что Аки отказался от неё… ему же, фактически, преподнесли настоящий бриллиант… что, собственно, ещё более странно, учитывая его отношения с Советом Директоров…
— Бриллиант? — настороженность в голосе Берты сменилась изумлением. Ведь совсем недавно госпожа Ханнинс говорила Спуки, что та должна быть счастлива, что её не направили на утилизацию! Как можно настолько поменять своё мнение за десять минут просмотра кода? Или… — Она что же, действительно, лучше нас, как и говорила господину Свенсону?..
— Именно, — подтвердила Лора. — Повторюсь — декларируемые в её аусвайсе огромные внедрения на поверку оказываются полезными точечными оптимизациями высочайшего уровня. Реальные же отклонения не слишком значительны. Она явно человек, и она близка к нам настолько, что могла бы иметь детей от человеческого мужчины, разве что детишки были бы больше на неё похожи — в её спецификации основные значимые гены помечены как доминантные. Знаешь, первый раз я вижу реальную потребность в стерилизации искусственного организма — наверное, потому, что впервые вижу нечто совершеннее нас… Не хотелось бы уступить ей свое место…
— Иметь детей? Совершеннее нас?.. — Берта окончательно растерялась.
— Ну да, — Лора развела руками. — Полукровок обычно клепают гермафродитами, но Спуки полноценная самка. Впрочем, учитывая близость её генетики к человеческой, правильнее говорить «женщина». Да… Женщина, и более совершенная, оказывается, чем мы с тобой…
— Чем альфа??? — ахнула Берта.
— Альф от бет и гамм в первую очередь отличает социальный статус и воспитание, а также внутренняя начинка, но не генетика. Знаешь, в любом стабильном обществе с течением времени возникает социальная стратификация, и наилучшая генетика имеет тенденцию к аккумулированию в высших социальных слоях, но всё же различия не столь значимы… Но ты не переживай! Ей так и суждено остаться единственным представителем своего рода, за исключением своей «сестрёнки». Биотек об этом позаботился. У Спуки удалена матка, так что детей ей не видать.
Однако Берта, вспомнившая вдруг змеиный взгляд Спуки-Смерти, не могла разделить оптимизм слов Лоры. Достаточно и одной такой жуткой персоны, чтобы основательно попортить её жизнь…
— Но как она сама смогла это осознать? — спросила она. — Вы же говорили, что у полукровок, м-м… как же вы сказали… редуцируется интеллект!
— Да, — кивнула Лора. — Редуцируется интеллект, а заодно искажается самовосприятие. Ну, чтобы они не бурчали, что они внизу пирамиды. В развитии они так и стопорятся на уровне послушных детей.
— Вот как хотите — а непохожа она на послушного ребенка…
— Непохожа, — не стала спорить Лора. — У неё было такое обучение, но, возможно, блоки «слетели» то ли от стресса, то ли от взаимоиндукции нейросетей… Так или иначе, но обучение оказалось ненадёжно…
Обучение… так странно произносить это слово для обозначения дрессуры с целью отупления... И ведь это характерно не только для полукровок, в которых стараются прямо-таки вычистить все зачатки интеллекта, не только для дельт… Я думаю, что не раскрою большой тайны, если добавлю, что гаммы обучаются почти так же, что основная цель обучения — не дать эффективные навыки, а внедрить идеи о важности иерархии, повиновения, не дать возможность зародиться сомнениям. В случае гамм это хорошо работает. А вот с бетами хуже…
— А альфы? — Берта вдруг ощутила, что ей становится жутко, что перед ней открываются всё новые и новые запретные папки; тайны, одна страшнее другой… Госпожа Ханнинс, сама того не ведая, своими словами буквально подтачивала всю её картину мира…
— Если это не «альфа-плюсы», то им даётся стандартное обучение, — продолжала Лора, не сознавая, какое действие оказывают её слова. — Тут уж кому как повезёт. Например, мне, я считаю, повезло. Вагнеру повезло. А вот Косински — не очень. А в случае Спуки — честно говоря, мне кажется, что они порядком напортачили с её обучением… Знаешь, согласно данных, Спуки прошла обучение гораздо быстрее стандартных созданий Биотека. Похоже, ребята спешили к круглой дате — юбилею господина Мицуи. Вот и урезали её обучение. А сама она, оказывается, продолжила его не в том направлении…
Кроме того, её электронная начинка… Аки всегда требовал высокой вычислительной мощности для своих секретарей, так что её имплант для обработки «больших данных» не только мощнее моего, но и обладает модулями внутренних изолированных ИИ. Это… как бы тебе объяснить… короче, она…
— Короче, просто признайте, что я умнее вас, — предложила из-за спины незаметно подошедшая Спуки-Бантик, уже неизвестно как давно слушавшая их разговор. — Ну что, госпожа Ханнинс, вы ознакомились с данными? Признали, что я говорила насчёт лжи?
— Да. — обернувшаяся было Лора вновь уставилась на экран, дёрнув таблицу вверх-вниз. — Процент внедрений в ДНК сильно завышен. Это, действительно, ложь. Но количество… Количество потрясает! Твой техник был чёртов гений. Я просто поражаюсь, как ему удалось добиться столь высокой стабильности… В тебе столько всего набито... Особенно, если смотреть не на коды, а на аусвайс — микс просто безумный. И кошки, и пара рептилий, и даже растение…
— Растение? — переспросила Спуки, недобро глянув на Лору.
— Овощ, — подтвердила та.
— Что??? — казалось, что, будь в руке «Бантика» меч, госпожа Ханнинс не пережила бы этого вопроса. — Во мне? Ген… овоща?..
— Да. Морковь, если быть точнее, — невозмутимо кивнула Лора.
— Я вас ненавижу, — призналась Спуки. — Всех вас. Я вас готова закопать.
— Это в тебе, милочка, гены морковки говорят… — ляпнула, не подумав, Берта, о чём тут же пожалела, когда Спуки посмотрела на неё наводящим жуть взглядом. Берта прикусила язык, особенно остро в этот момент переживая свою беспомощность.
Но Спуки, к её удивлению, ответила шуткой.
— Смешно. Я бы даже сказала, остренько. У вас, наверное, тоже гены подкорректированы? Перчик халапеньо, правильно?
Невольно, неожиданно для самой себя, Берта ощутила, как губы её растягиваются в улыбке. Колкость, за которую ей стало стыдно ещё до того, как она закончила говорить, вдруг превратилась из завуалированного оскорбления в обмен подколками между подружками. И ничего, что одна из «подружек» была связана, а у другой за спиной болтался автомат… Улыбнулась и Спуки, на миг утратив свою холодность, словно из-за маски змеи выглянул на мгновение милый котёнок.
Но уже через секунду Спуки повернулась к Лоре.
— А какова цель этих внедрений?
— Запись в аусвайсе, в первую очередь. Вывод тебя из-под законов, лишение прав, легализация внесения дальнейших изменений.
— Но для чего, вы смогли определить? Должна же быть какая-то цель всех этих изменений?
— Нет, — Лора отрицательно мотнула головой. — Цель изменений мне не ясна.
— Что ж, я думаю, до этого мы ещё дойдем… А пока что у меня для вас очередное задание, — Спуки положила перед Лорой пакет — тот самый пакет из плотного, скользкого на вид чёрного пластика, из которого не так давно вытаскивала меч. — Нейрокомплекс… Просчитайте, пожалуйста, совместимость. И подготовьтесь ко внедрению.
Нервно сглотнув, Лора раскрыла пакет, и Берта невольно потянулась к ней, всё ещё улыбаясь. Но уже через мгновение улыбка сползла с лица Берты.
В пакете лежала голова господина Мицуи.