Через две недели после встречи со Сталиным в моем особняке на Арбате собрались люди, которым предстояло изменить ход европейской истории. Летний вечер был душным, но я велел разжечь камин, потрескивание дров заглушало возможную прослушку. Гостиная освещалась лишь настольными лампами, тяжелые портьеры плотно задернуты.
Мышкин расположился в привычном кресле у окна, его худое лицо с острыми чертами выражало привычную сосредоточенность. Напротив него устроился товарищ Рожков, тот самый сотрудник ГПУ, который когда-то помогал мне с заводами. Теперь он занимал высокий пост в НКВД, курируя операции в Европе. Годы не изменили его неприметную внешность и манеру говорить тихим, вкрадчивым голосом.
В третьем кресле сидел профессор Величковский, приглашенный как эксперт по германским делам. Его седая бородка была аккуратно подстрижена, пенсне поблескивало в свете лампы.
— Товарищи, — начал я, убедившись, что дверь заперта, — операция получила одобрение товарища Сталина. Теперь нам предстоит превратить планы в реальность.
Я развернул на столе карту Германии, отмечая красными крестиками ключевые города.
— Товарищ Рожков, как обстоят дела с созданием каналов связи?
Рожков неторопливо достал тонкую папку:
— Леонид Иванович, структура практически готова. В торговом представительстве в Берлине под видом экономических атташе работают четыре наших сотрудника. В Лейпциге открыт филиал «Советского экспортхлеба», прикрытие для агента «Корнея». В Мюнхене действует «культурная миссия» во главе с товарищем Петровским.
— Связь?
— Радиостанция в подвале посольства, позывной «Волга-1». Резервная рация на конспиративной квартире в районе Шарлоттенбург, позывной «Волга-2». Плюс обычная дипломатическая почта с шифрованием.
Мышкин кашлянул:
— Алексей Григорьевич подготовил детальные досье на всех участников заговора, — сказал я, взглядывая на него.
— Да, Леонид Иванович. — Мышкин открыл толстую папку. — Генерал Бек — наш главный козырь. Принципиальный военный, считает подготовку к большой войне безумием. У него есть сторонники среди генералитета — Штюльпнагель, Хальдер, несколько командующих военными округами.
Профессор Величковский поправил пенсне:
— А как насчет фон Нойрата? В Германии его уважают как дипломата старой школы.
— Константин фон Нойрат готов возглавить переходное правительство, — кивнул Мышкин. — Но требует гарантий личной безопасности и международного признания. С ним проще всего договориться.
— Гордлер сложнее, — продолжил он. — Мечтает о реставрации монархии, но понимает, что нацисты ведут страну к катастрофе. Его поддерживают промышленники Рура и Саарской области.
Рожков потер лоб:
— А что с финансированием? Такие операции требуют значительных средств.
— Товарищ Сталин выделил специальный фонд, — ответил я. — Плюс можем использовать торговые каналы. Переводы через швейцарские банки под видом авансов за поставки.
— Уже открыты счета в банках Цюриха и Женевы, — сообщил Рожков. — На подставных лиц, разумеется. Можем перебрасывать деньги небольшими партиями.
Мы проработали детали почти до полуночи. Составили график операций, распределили роли, обсудили запасные варианты.
— Кодовые имена, — сказал Мышкин. — Генерал Бек — «Дирижер». Фон Нойрат «Дипломат». Гордлер — «Профессор». Я буду «Доктором».
— А я «Хозяин», — добавил Рожков. — По роду деятельности.
— Леонид Иванович будет «Композитором», — улыбнулся Мышкин. — Он же сочиняет эту симфонию.
Профессор Величковский задумчиво покачал головой:
— Товарищи, вы понимаете масштаб предприятия? Если провалимся, это будет катастрофа не только для нас, но и для всего Советского Союза.
— Николай Александрович, — сказал я, — если не попытаемся, катастрофа будет гораздо больше. Гитлер готовит войну против всей Европы. Включая нас.
Рожков открыл вторую папку:
— У нас есть еще один козырь. В окружении Гитлера есть люди, которых можно использовать. Не буду называть имена, но кое-кто из ближайших соратников фюрера имеет слабости, которые ставят их в зависимое положение.
— Шантаж? — уточнил Величковский.
— Взаимовыгодное сотрудничество, — поправил Рожков. — Мы помогаем им сохранить положение, они помогают нам изолировать Гитлера в нужный момент.
К концу встречи план обрел четкие контуры. Мышкин отправлялся в Берлин на следующей неделе под видом торгового представителя. Рожков координировал операцию из Москвы. Величковский готовил научное обоснование для создания экономического союза с новой Германией.
— Первая встреча с «Дирижером» назначена на 20 мая, — сообщил Мышкин. — Место частная квартира в Груневальде. Пароль «В Берлине наступила весна».
— Будьте осторожны, Алексей Григорьевич, — предупредил я. — Гестапо не дремлет.
— Не волнуйтесь, — усмехнулся Мышкин. — У меня железное алиби. Переговоры о поставках сибирского леса. Генеральный консул уже разослал приглашения.
Гости разошлись соблюдая интервалы. Рожков задержался последним.
— Леонид Иванович, — сказал он тихо, — помните нашу первую встречу? Тогда вы тоже затевали рискованную операцию.
— Помню. И она удалась.
— Надеюсь, что и эта увенчается успехом. Ставки слишком высоки.
После его ухода я долго сидел у камина, глядя на угасающие угли. Началась игра, ставкой в которой была судьба Европы. И, возможно, всего мира.
Рассвет 15 июня 1935 года окрасил верхушки елей в золотистый цвет на границе между Германией и Чехословакией.
В густом лесу близ городка Эгер притаились пятеро мужчин в немецкой военной форме, их лица скрывали маски из черного шелка. Внешне они выглядели как обычные германские пограничники, но опытный глаз заметил бы несколько деталей. Слишком новые сапоги, чуть иной покрой кителей, а главное отсутствие тех мелких знаков отличия, которые германские солдаты носили неофициально.
Майор Петров, высокий широкоплечий человек с характерными скулами, проверил в последний раз радиостанцию. Рация замаскирована под немецкую, но настроена на частоты НКВД.
Его товарищи, капитан Лебедев, старшие лейтенанты Морозов, Кудряшев и Рябинин, прошли тщательную подготовку. Все свободно говорили по-немецки и знали военные уставы рейхсвера.
— Товарищи, — шепнул Петров, — еще раз проверьте документы. У всех удостоверения 12-го баварского полка?
Каждый похлопал по внутреннему карману. Фальшивые документы были изготовлены мастерски. Бумага, печати, даже подписи командиров выглядели абсолютно достоверно.
В пять сорок семь утра группа бесшумно пересекла границу. Чехословацкий пограничный пост представлял собой небольшую деревянную постройку с наблюдательной вышкой.
Рядом стояла полосатая будка, где дежурил пограничник. Все было тихо, смена заступала в шесть утра.
Петров подал сигнал рукой. Лебедев и Морозов заняли позиции справа от поста, Кудряшев и Рябинин обошли слева. Майор остался в центре с радиостанцией.
В пять пятьдесят два из поста вышел сонный чехословацкий пограничник в расстегнутом кителе, зевая и потягиваясь. Увидев приближающихся «немецких солдат», он резко выпрямился и потянулся к кобуре.
— Halt! Руки вверх! — крикнул Лебедев по-немецки.
Произошла короткая перестрелка. Чехи попытались оказать сопротивление, но были подавлены превосходящими силами.
Через семь минут все закончилось. Двое чехословацких пограничников убиты, трое ранены. Один из раненых, сержант Новак, успел передать по рации сообщение о нападении, назвав нападавших «немецкими солдатами».
Петров тщательно осмотрел место происшествия. На земле разбросаны немецкие гильзы, настоящие, украденные с оружейного склада. Рядом с телом одного из убитых пограничников лежал немецкий военный документ, случайно «потерянный» в суматохе.
Группа исчезла так же внезапно, как появилась. Через двадцать минут они были уже на территории Германии, быстро снимая немецкую форму и переодеваясь в гражданскую одежду. Военное обмундирование сожгли в небольшом костре, пепел тщательно закопали.
В восемь тридцать утра чехословацкие власти официально обвинили Германию в вооруженном нападении на пограничный пост. К полудню новость облетела всю Европу.
В Берлине день начался обычно. Гитлер завтракал в своей резиденции, просматривая утренние сводки. Геббельс готовился к выступлению на радио. Гиммлер изучал доклады гестапо.
Первые тревожные сигналы поступили в девять пятнадцать. Начальник пограничной охраны доложил министру внутренних дел о «провокации на чехословацкой границе». Через полчаса Гиммлер лично докладывал фюреру.
— Чехи утверждают, что наши солдаты напали на их пост, — говорил рейхсфюрер СС, нервно теребя папку с документами. — Двое убитых, трое раненых. Якобы найдены немецкие документы.
Лицо Гитлера потемнело:
— Это ложь! Я не давал приказов о пересечении границы!
— Мой фюрер, возможно, кто-то действовал без санкции…
— Кто? Кто посмел предпринять военные действия без моего ведома?
Срочно вызвали генерала Бека. Начальник генерального штаба прибыл в рейхсканцелярию через час, его форма была безупречна, но лицо выражало крайнее недовольство.
— Генерал Бек, — начал Гитлер без предисловий, — что вы знаете об инциденте на чехословацкой границе?
— Мой фюрер, рейхсвер не имеет к этому никакого отношения, — четко ответил Бек. — Все наши части находятся в казармах. Журналы регистрации могут это подтвердить.
— Тогда кто? СА? СС?
Гиммлер поспешно замотал головой:
— Мой фюрер, эсэсовские части также в расположении. У нас есть алиби по каждому подразделению.
В кабинете повисла тяжелая тишина. Гитлер ходил взад-вперед, его руки дрожали от ярости.
— Значит, кто-то хочет втянуть нас в войну! — выкрикнул он. — Кто-то действует втемную, подставляя рейх!
Бек выпрямился еще больше:
— Мой фюрер, я настаиваю на тщательном расследовании. Если кто-то из военных действовал самовольно, он должен понести наказание.
— А если это провокация врагов рейха?
— Тогда мы должны доказать нашу непричастность всему миру.
К вечеру ситуация накалилась до предела. Пресса всех стран пестрела заголовками о «германской агрессии». Чехословацкое правительство потребовало от Германии официальных извинений и выплаты компенсации. Франция и Советский Союз выразили «глубокую озабоченность».
В министерстве иностранных дел фон Нойрат созвал экстренное совещание. В просторном зале с портретами Бисмарка и кайзера собрались все ключевые дипломаты.
— Господа, — начал министр, — мы находимся в крайне сложной ситуации. Весь мир обвиняет нас в агрессии против Чехословакии.
— Но мы же не нападали! — воскликнул один из секретарей.
— Это знаем мы. Но как доказать миру?
Старший советник, седой мужчина с моноклем, покачал головой:
— Константин фон, обстановка напоминает 1914 год. Один инцидент может спровоцировать большую войну.
— Именно этого я и боюсь, — мрачно ответил фон Нойрат.
Он приказал немедленно подготовить официальное опровержение и потребовать международного расследования инцидента. Но все понимали — время упущено, общественное мнение настроено против Германии.
В Лейпциге обер-бургомистр Гордлер экстренно встречался с представителями крупнейших промышленников Саксонии. Роскошный зал ратуши был полон людей в дорогих костюмах, заводчики, банкиры, торговцы.
— Господа, — говорил Гордлер, стоя за кафедрой, — сегодняшние события — грозное предупреждение. Нынешняя власть ведет Германию к катастрофе.
Мужчина в дорогом костюме поднял руку:
— Герр обер-бургомистр, но ведь правительство отрицает причастность к инциденту.
— И кто им поверит? — в зале прозвучал скептический голос. — После Рейнской области все ждут от нас новых агрессивных шагов.
Гордлер кивнул:
— Совершенно верно. Радикальная политика нанесла непоправимый ущерб репутации Германии. И теперь любой инцидент воспринимается как наша провокация.
Он сделал паузу, обводя взглядом зал:
— Господа, пора действовать. Пока еще не слишком поздно.
Поздним вечером генерал Бек принимал у себя дома группу офицеров генерального штаба. Его вилла в районе Далем была скромно обставлена: простая мебель, портреты прусских военачальников, карты на стенах.
— Господа офицеры, — говорил Бек, расхаживая по кабинету, — сегодняшний инцидент показал, что политическое руководство потеряло контроль над ситуацией.
Генерал-майор Хальдер отложил стакан с водой:
— Людвиг, а что если это действительно была провокация? Против нас?
— Не важно, — ответил Бек. — Важно то, что фюрер не знал о случившемся. А это значит, что в стране есть силы, действующие помимо его воли.
Полковник Штауффенберг наклонился вперед:
— Герр генерал, вы считаете, что эсэсовцы могли…
— Я не считаю, я знаю, — оборвал его Бек. — СС все больше выходит из-под контроля. Гиммлер строит государство в государстве.
Он остановился у карты Европы:
— Господа, армия должна взять судьбу страны в свои руки. Пока еще не слишком поздно.
В Москве я немедленно получал сводки о развитии событий. К полуночи стало ясно, что операция удалась полностью. Европа взбудоражена. В Германии нарастали внутренние противоречия.
Я связался с Рожковым:
— Первый этап завершен. Как дела в Берлине?
— Отлично. «Дирижер» в ярости, требует отставки Гиммлера. «Дипломат» готовит ноту протеста. А «Профессор» уже встречается с промышленниками.
— Когда следующий этап?
— «Доктор» сообщает, через две недели. Нужно дать ситуации накалиться.
Я положил трубку и подошел к окну. За стеклом простиралась ночная Москва.
Первый камень брошен. Осталось дождаться камнепада.
Утром 2 июля 1935 года генерал Людвиг Бек прибыл в здание генерального штаба на Бендлерштрассе раньше обычного. Его адъютант, майор Штифф, уже ждал в приемной с папкой документов.
— Господин генерал, все готово. Приказы подписаны, командиры предупреждены под видом учений.
Бек кивнул, его лицо было непроницаемым:
— Время начала?
— Одиннадцать ноль-ноль, господин генерал. Первыми выдвигаются части берлинского гарнизона.
В своем кабинете Бек последний раз просмотрел план операции «Нибелунги». Каждая деталь была продумана до мелочей. Арест ключевых нацистских функционеров, захват радиостанций и правительственных зданий, блокирование связи с Бергхофом.
В десять тридцать он созвал совещание командного состава. В зале собрались генералы и полковники, большинство из которых не подозревали об истинной цели «учений».
— Господа офицеры, — начал Бек, — сегодня проводятся масштабные маневры по отработке действий в чрезвычайной ситуации. Все должно пройти четко и организованно.
Он раздал запечатанные пакеты:
— Приказы вскрыть точно в одиннадцать ноль-ноль. Помните — дисциплина и выполнение приказов превыше всего.
В десять сорок пять в штаб-квартире СС на Принц-Альбрехт-штрассе царила обычная утренняя суета. Гиммлер изучал сводки с мест, готовился к совещанию с Гитлером. В приемной сидел Гейдрих, просматривая донесения гестапо.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль здание окружили подразделения рейхсвера. Солдаты в полевой форме с автоматами заняли все входы и выходы.
— Что происходит? — крикнул дежурный офицер СС, выбегая на крыльцо.
— Специальные учения, — ответил командир роты, майор Клейст. — Приказ генерала Бека.
Через пять минут в кабинет Гиммлера ворвались вооруженные солдаты.
— Господин рейхсфюрер, вы арестованы по подозрению в государственной измене, — четко произнес сопровождавший их полковник Квирнгейм.
Гиммлер побледнел, его рука потянулась к телефону:
— Это невозможно! Я требую связи с фюрером!
— Связь с Берхтесгаденом прервана. Технические неполадки.
Одновременно аналогичные операции проводились по всему Берлину. Геббельса арестовали в министерстве пропаганды. Кальтенбруннера взяли в его квартире. Дахау и другие концлагеря были окружены войсками «для проведения инспекции».
К полудню большинство нацистских лидеров находились под стражей. Исключение составляли те, кто был в отъезде или сумел скрыться.
В двенадцать пятнадцать генерал Бек вызвал к себе командующего берлинским военным округом Вицлебена.
— Эрвин, — сказал он, когда они остались наедине, — настало время.
Вицлебен, высокий седовласый генерал с решительным лицом, кивнул:
— Понимаю, Людвиг. Что с фюрером?
— Бергхоф блокирован. Официально для его защиты от возможного покушения.
— А дальше?
— Временное военное правительство. Фон Нойрат уже готов возглавить кабинет министров.
В министерстве иностранных дел фон Нойрат нервно ходил по кабинету. На столе лежал текст заявления, которое должно было прозвучать по радио. Зазвонил телефон, это был Бек.
— Константин, все идет по плану. Можете выходить в эфир.
— Людвиг, а что с реакцией народа? СА может попытаться…
— СА деморализованы после июньских событий. К тому же, многие штурмфюреры недовольны режимом.
В тринадцать ноль-ноль все немецкие радиостанции передали экстренное сообщение. Голос фон Нойрата звучал твердо, несмотря на волнение:
«Граждане Германии! В связи с раскрытием заговора против безопасности рейха временная власть переходит к ответственному правительству во главе с представителями армии и традиционных политических сил. Цель — восстановление правового порядка и предотвращение войны, к которой вели страну радикальные элементы.»
В Бергхофе, альпийской резиденции Гитлера, день начался спокойно. Фюрер поздно завтракал на террасе, наслаждаясь видом заснеженных вершин. Рядом находились только личный адъютант и несколько телохранителей.
Первые тревожные сигналы поступили около полудня. Радиосвязь с Берлином прервалась «из-за технических неполадок». Телефонные линии тоже не работали.
— В чем дело? — раздражался Гитлер. — Почему нет связи со столицей?
Адъютант, штурбаннфюрер Шауб, пытался дозвониться в различные ведомства:
— Мой фюрер, везде заняты линии. Возможно, авария на узле связи.
К четырнадцати ноль-ноль ситуация прояснилась. К резиденции подошли части баварского гарнизона под командованием генерала Леба. Официально для усиления охраны в связи с угрозой покушения.
— Мой фюрер, — доложил Леб, войдя в кабинет, — получен приказ из Берлина. Обстановка в столице сложная, ваша безопасность под угрозой.
Гитлер вскочил с места:
— Какого черта происходит? Где Гиммлер? Где Геббельс?
— Мой фюрер, связь нарушена. Но генерал Бек заверяет, что ситуация под контролем.
— Бек? Он что, командует в Берлине?
— Временно, до нормализации обстановки.
В Лейпциге Гордлер созвал экстренное собрание городского совета. Зал ратуши был переполнен, присутствовали не только депутаты, но и представители деловых кругов, общественных организаций.
— Господа, — торжественно объявил обер-бургомистр, — сегодня начинается новая эра в истории Германии. Военные взяли власть, чтобы спасти страну от катастрофы.
Раздались аплодисменты, смешанные с возгласами одобрения и тревоги.
— Что будет с партией? — спросил кто-то из зала.
— НСДАП будет распущена. Вместо нее будут созданы новые политические организации на демократической основе.
— А с экономикой?
— Будут отменены все ограничения на свободную торговлю. Германия вернется к принципам рыночной экономики.
К вечеру ситуация в Берлине полностью стабилизировалась. Новое правительство контролировало все ключевые объекты. Нацистские символы снимались с общественных зданий, им на смену возвращались традиционные германские флаги.
В девятнадцати ноль-ноль состоялось заседание нового кабинета министров. Фон Нойрат председательствовал, рядом с ним сидели Бек, Гордлер, несколько генералов и представителей старых политических партий.
— Господа министры, — начал фон Нойрат, — перед нами стоят сложнейшие задачи. Необходимо восстановить доверие международного сообщества, стабилизировать внутреннюю обстановку, провести демократизацию.
Генерал Хальдер поднял руку:
— Константин фон, что делать с концлагерями? Там находятся тысячи заключенных.
— Немедленное освобождение всех политических заключенных. Создать комиссии для расследования преступлений режима.
— А что с фюрером?
Повисла тяжелая пауза. Фон Нойрат обменялся взглядами с Беком.
— Адольф Гитлер будет объявлен душевнобольным и помещен под медицинское наблюдение. Официально — для его же блага.
Поздним вечером я получил зашифрованную телеграмму от Мышкина: «Операция завершена успешно. Дирижер контролирует ситуацию. Дипломат объявил о создании переходного правительства. Приезжайте для переговоров».
Я сидел в своем кабинете в Совнаркоме, глядя на карту Европы. История сделала решительный поворот. Теперь предстояло воспользоваться плодами этой дерзкой операции.
Позвонил Сталину:
— Товарищ Сталин, операция «Нибелунги» завершена. Переворот в Германии прошел успешно.
— Поздравляю, товарищ Краснов. Когда вылетаете в Берлин?
— Завтра утром. Самолет уже готов.
— Помните условия, которые мы обсуждали. И не забывайте, что вы представляете Советское государство.
— Понимаю, товарищ Сталин.
Я отложил трубку и подошел к окну. Москва спала, лишь редкие окна светились в темноте. Где-то там, за сотнями километров, рождалась новая Европа. И мне предстояло сыграть ключевую роль в этом историческом процессе.
Утром самолет АНТ-20 «Максим Горький» должен доставить меня в Берлин. В багаже будут документы о будущих соглашениях, которые изменят расстановку сил на континенте.
Я лег спать поздно, но сон не шел. Слишком много мыслей, слишком много ответственности. Завтра начинались переговоры, которые определят судьбу не только Германии и России, но и всей Европы.
Революция свершилась. Теперь предстояло строить новый мир.