Промышленный НЭП

Глава 28 Предотвращение трагедии

Сентябрь 1934 года выдался дождливым. За окнами моего кабинета в Совнаркоме капли стекали по стеклу, размывая очертания Москвы. Я сидел за письменным столом, просматривая очередные отчеты об экономических достижениях, но мысли были заняты совсем другим.

Где-то в Ленинграде жил человек по фамилии Николаев, и через два месяца он должен выстрелить в Кирова в коридоре Смольного. Это знание давило на меня невыносимым грузом. В моей прежней реальности убийство Сергея Мироновича стало началом Большого террора, унесшего жизни миллионов невинных людей.

Я встал и подошел к окну. Дождь усиливался, превращая московские улицы в серые реки. Решение созрело само собой — я должен предотвратить катастрофу.

Вызвал Мышкина по телефону.

— Алексей Григорьевич, зайдите ко мне. По важному делу.

Мышкин появился через пятнадцать минут, аккуратный и сдержанный, как всегда. За годы работы со мной он стал незаменимым человеком в вопросах безопасности.

— Садитесь, — указал я на кресло напротив. — Мне нужна полная информация о состоянии дел в НКВД. Особенно интересуют настроения в ленинградском управлении.

Мышкин слегка нахмурился, но ничего не сказал. Достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот.

— У меня есть контакты в центральном аппарате и в нескольких региональных управлениях. Что именно вас интересует, Леонид Иванович?

— Нужны люди, которые смогут отслеживать определенных граждан в Ленинграде. Незаметно, профессионально, без привлечения внимания официальных структур.

— Это можно организовать. У нас есть сотрудники, которые работают скажем так, неофициально. Кого предполагается наблюдать?

Я встал, подойдя к карте СССР на стене. Яркий красный круг отмечал Ленинград.

— Есть некий Леонид Васильевич Николаев. Работает в ленинградском отделении Управления рабоче-крестьянской инспекции. Возможно, уже уволился или вскоре уволится. Нужны все подробности о его жизни, связях, психологическом состоянии.

— Понял. Причину можете назвать?

— У меня есть основания полагать, что этот человек может представлять угрозу для безопасности государства.

Мышкин кивнул, записывая в блокнот:

— Когда нужны результаты?

— Как можно скорее. И еще, Алексей Григорьевич. Это дело требует особой конспирации. О нем не должен знать никто, кроме нас двоих.

После ухода Мышкина я остался один с тревожными мыслями. Предотвращение убийства лишь первый шаг. Главная задача состояла в том, чтобы не дать Сталину использовать покушение как повод для развязывания террора.

На следующее утро у меня запланирована встреча со Сталиным по текущим вопросам. Я решил использовать ее для начала подготовительной работы.

Иосиф Виссарионович принял меня в своем кабинете в Кремле. Он сидел за письменным столом, просматривая какие-то документы, и курил трубку. При моем появлении поднял голову.

— Ага, товарищ Краснов. Как дела с внедрением ССЭС в новых регионах?

— Здравствуйте, товарищ Сталин. Дела идут хорошо. Дальний Восток показывает прекрасные результаты. Забайкальские заводы повысили производительность на сорок процентов за квартал.

— Отлично. А как результаты в Ленинграде? Я как раз говорил с ним недавно. Он ведь курировал ваши реформы в Ленинграде.

Я тут же воспользовался шансом:

— Сергей Миронович наш главный союзник в этом деле. Без его поддержки и организаторского таланта мы бы не добились таких результатов. Он незаменим для дальнейшего развития экономических реформ.

Сталин медленно затянулся трубкой:

— Киров действительно ценный работник. Хотя иногда слишком самостоятельный в своих решениях.

В этих словах я почувствовал скрытое недовольство. Нужно действовать осторожно.

— Товарищ Сталин, самостоятельность и инициатива необходимые качества для руководителя такого уровня. Но Сергей Миронович всегда согласовывает с вами принципиальные решения.

— Конечно, конечно. Просто иногда у него появляются неожиданные идеи о развитии партийной демократии.

Эта фраза прозвучала тревожно. Я решил сменить тему:

— Товарищ Сталин, наши экономические успехи позволяют нам уделять больше внимания благосостоянию народа. Может быть, стоит подумать о расширении социальных программ? Это укрепило бы поддержку партии всеми слоями населения.

Сталин задумчиво покачал головой:

— Не все так просто, товарищ Краснов. Экономические успехи могут породить самодовольство и ослабление революционной бдительности. Нельзя забывать о классовой борьбе.

Я почувствовал, что идти по этому пути пока рано. Нужно подождать более подходящего момента.

— Безусловно, товарищ Сталин. Бдительность основа безопасности государства.

Встреча продолжалась еще полчаса. Мы обсуждали планы по развитию металлургии в Сибири, перспективы сотрудничества с Францией, проблемы транспорта. Покидая кремлевский кабинет, я понял, что работа по переубеждению Сталина будет долгой и деликатной.

Через неделю Мышкин принес первые результаты наблюдения за Николаевым.

— Леонид Иванович, наши люди установили слежку за объектом. Леонид Васильевич Николаев действительно недавно уволился из рабкрина. Причина — конфликт с руководством. Живет на окраине Ленинграда, в коммунальной квартире. Женат, есть маленький ребенок.

— Его психологическое состояние?

— Подавленное. Часто пьет, скандалит с женой. Ходят слухи о финансовых трудностях. Знакомые отмечают, что в последнее время стал замкнутым и раздражительным.

— Политические настроения?

— Неопределенные. Иногда ругает советскую власть, но не более чем обычный обыватель. Есть одна странность, он интересовался личностью товарища Кирова, расспрашивал знакомых о его деятельности.

Эта информация подтвердила мои худшие опасения. Николаев шел по пути, который должен привести его к покушению.

— Продолжайте наблюдение. И попытайтесь выяснить, нет ли у него связей с какими-либо оппозиционными группами.

— Слушаюсь, Леонид Иванович. Еще один момент, наши люди заметили, что за Николаевым может вести наблюдение еще кто-то. Возможно, официальные органы.

Эта новость была неожиданной. Значит, спецслужбы уже знали о Николаеве или что-то подозревали. Ситуация усложнялась.

— Выясните, кто еще интересуется этим человеком. Но действуйте крайне осторожно.

В октябре я решил провести в Ленинграде несколько дней под предлогом инспекции промышленных предприятий. На самом деле хотел лично оценить обстановку и поговорить с Кировым.

Сергей Миронович встретил меня на Московском вокзале. Он выглядел бодрым и энергичным, как всегда. За два года нашего сотрудничества мы стали не просто коллегами, но и друзьями.

— Леонид! Как дела в столице? Когда планируете визит на Кировский завод?

— Завтра утром, Сергей Миронович. А сегодня, если есть время, хотел бы с вами поговорить. По важному вопросу.

— Конечно. Поедем ко мне домой, поужинаем спокойно.

Дом Кирова располагался в центре города, недалеко от Смольного. Уютная квартира с высокими потолками и старинной мебелью создавала атмосферу домашнего тепла.

За ужином мы говорили о текущих делах, об успехах ленинградской промышленности, о планах на будущее. Я внимательно наблюдал за Кировым, пытаясь понять, есть ли у него предчувствие надвигающейся опасности.

После ужина, когда мы остались вдвоем в рабочем кабинете, я решился на откровенный разговор:

— Сергей Миронович, скажите честно, как себя чувствуете? Нет ли ощущения каких-то угроз?

Киров удивленно посмотрел на меня:

— Угроз? В каком смысле?

— В любом. Может быть, замечали странности в поведении людей, необычные ситуации?

— Вы меня удивляете. Конечно, работа ответственная, противники есть. Но в целом чувствую себя спокойно. А что вас беспокоит?

— Просто тревожное время. Международная обстановка напряжена. Внутри страны тоже не все просто. Хочется, чтобы вы были осторожны.

Киров внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь прочитать мысли:

— У вас есть какая-то конкретная информация?

— Пока нет. Но интуиция подсказывает, нужно быть начеку.

Мы проговорили до поздней ночи. Я деликатно выяснил распорядок дня Кирова, его планы на ближайшие месяцы. Особенно интересовало, будет ли он в Смольном первого декабря.

— Первого декабря? — переспросил Сергей Миронович. — Да, планирую быть в институте. У нас заседание по итогам года. А что?

— Ничего особенного. Просто составляю график своих поездок, возможно, мы с вами пересечемся.

На следующий день, осматривая Кировский завод, я встретился с начальником заводской охраны:

— Товарищ Петроченко, как обстоят дела с безопасностью предприятия?

Петроченко, крепкий мужчина с военной выправкой, доложил:

— Порядок полный, товарищ Краснов. Пропускной режим соблюдается строго. Посторонние на территорию не проникают.

— А как насчет безопасности руководящих работников? Товарища Кирова, например?

— С товарищем Кировым все в порядке. У него есть личная охрана, водитель-телохранитель. Маршруты передвижения планируются заранее.

— Хорошо. А вы не заметили каких-то необычных людей в районе Смольного? Может быть, кто-то проявлял слишком большой интерес к режиму работы товарища Кирова?

Петроченко задумался:

— Нет, ничего подозрительного не было. А должно быть?

— Просто рекомендую усилить бдительность. Особенно в ближайшие месяцы.

Вернувшись в Москву, я получил новые сведения от Мышкина. Николаев действительно готовился к чему-то серьезному. Он неоднократно появлялся возле Смольного, изучал режим работы учреждения, расспрашивал знакомых о графике Кирова.

— Леонид Иванович, — сообщил Мышкин, — наши люди выяснили, что Николаев недавно приобрел револьвер. Через знакомого, незаконно. Это вызывает серьезные подозрения.

— Где он хранит оружие?

— Пока не установлено. Возможно, дома или у кого-то из знакомых.

— А что с теми, кто ведет за ним официальное наблюдение?

— Это сотрудники ленинградского НКВД. Видимо, он попал в поле зрения органов по какому-то другому поводу. Возможно, из-за конфликта на работе или политически неблагонадежных высказываний.

Ситуация становилась критической. До предполагаемого покушения оставался месяц, а я все еще не знал, как именно его предотвратить.

В ноябре мне удалось провести еще одну встречу со Сталиным. На этот раз я решился на более прямой разговор.

— Товарищ Сталин, — начал я, когда мы обсуждали планы на будущий год, — наши экономические успехи создают прочную основу для стабильности в стране. Народ видит улучшение жизни, растет энтузиазм.

— Это хорошо, товарищ Краснов. Но не следует забывать, что успехи могут породить самодовольство и снижение бдительности.

— Согласен. Но, возможно, стоит подумать о том, что стабильность и благополучие — лучшая защита от внутренних угроз? Довольный народ не станет поддерживать враждебные элементы.

Сталин внимательно посмотрел на меня:

— К чему вы ведете, товарищ Краснов?

— К тому, что наша экономическая политика сама по себе является мощным оружием против врагов социализма. Может быть, стоит больше полагаться на экономические методы воздействия, а не только на репрессивные?

— Интересная мысль. Но классовая борьба не прекращается. Враги становятся изощреннее, их методы — коварнее.

— Безусловно. Но я думаю, что если мы будем действовать слишком жестко, то можем оттолкнуть от себя тех, кто мог бы стать нашими союзниками.

Сталин долго молчал, медленно покуривая трубку:

— А вы, товарищ Краснов, не становитесь ли слишком мягким? Революция требует твердости и беспощадности к врагам.

— Я остаюсь революционером, товарищ Сталин. Просто считаю, что мы должны использовать все методы борьбы, не ограничиваясь только репрессиями.

Эта беседа не дала немедленных результатов, но заложила основу для будущих дискуссий. Переубеждение Сталина потребует длительной и терпеливой работы.

К концу ноября стало ясно, что развязка приближается. По данным Мышкина, Николаев все чаще появлялся возле Смольного, детально изучал расписание Кирова. Нужно принимать решительные меры.

Я вызвал Мышкина для окончательного планирования операции.

— Алексей Григорьевич, — сказал я, когда мы остались наедине, — времени почти не осталось. Нужно действовать.

— Какой план предпочитаете, Леонид Иванович?

— Считаю, что лучше всего предотвратить покушение, не задерживая Николаева заранее. Арест может вызвать ненужные вопросы. Нужно создать ситуацию, при которой покушение станет невозможным.

— У меня есть идея, — сказал Мышкин, достав блокнот. — Мы можем организовать «случайную» встречу Николаева с нашими людьми в день покушения. Например, он попадет в небольшое дорожно-транспортное происшествие или его задержат за мелкое правонарушение. Это даст нам время, чтобы обезвредить угрозу.

— Хорошая идея. Но нужен запасной план на случай, если этот не сработает.

— Можем обеспечить дополнительную охрану Кирову в критический момент. Наши люди будут находиться рядом, готовые немедленно вмешаться.

— Договорились. Начинайте подготовку.

Последние дни ноября прошли в напряженном ожидании. Я почти не спал, постоянно думая о предстоящей операции. Слишком многое зависело от ее успеха.

Тридцатого ноября я получил последние сводки от Мышкина. Все готово к решающему дню. Николаев, ничего не подозревая, готовился к реализации своего страшного плана. А мы готовились его остановить.

Засыпая в последнюю ночь, я думал о том, что завтра может изменить ход истории. Предотвращение убийства Кирова лишь первый шаг. Главное испытание еще впереди. Нужно будет убедить Сталина не использовать даже попытку покушения как повод для массовых репрессий.

Декабрь 1934 года начался пасмурным утром. Я проснулся задолго до рассвета, чувствуя тяжесть предстоящего дня. Через несколько часов в Ленинграде произойдет событие, которое может кардинально изменить историю СССР.

В пять утра зазвонил телефон. Мышкин докладывал последние новости:

— Леонид Иванович, объект под контролем. Вышел из дома в обычное время. Наши люди готовы.

— Хорошо. Держите меня в курсе каждый час.

— Слушаюсь.

Я оделся и отправился в Кремль. Сталин должен узнать о предотвращении покушения из моих уст, и желательно до того, как до него дойдут другие источники информации.

В семь утра я уже ждал в приемной сталинского кабинета. Поскребышев удивленно посмотрел на меня:

— Товарищ Краснов, вы договаривались с товарищем Сталиным о встрече на такое раннее время?

— Нет, но у меня срочное дело государственной важности.

Через полчаса Поскребышев вернулся:

— Товарищ Сталин примет вас.

Сталин сидел за своим столом, просматривая утренние сводки. При моем входе поднял голову:

— Что случилось, товарищ Краснов? Вы выглядите взволнованным.

— Товарищ Сталин, у меня есть важная информация, касающаяся безопасности товарища Кирова.

Сталин отложил бумаги и внимательно посмотрел на меня:

— Слушаю.

— Нашими источниками установлено, что некий Леонид Николаев готовит покушение на товарища Кирова. Покушение планируется сегодня, в Смольном институте.

Лицо Сталина не изменилось, но я заметил, как напряглись его пальцы, сжимающие трубку:

— Откуда такие сведения?

— Наши люди вели наблюдение за подозрительными элементами в Ленинграде. Николаев уволился из рабкрина, приобрел оружие, детально изучал распорядок дня товарища Кирова.

— Почему мне не докладывали об этом раньше?

— Товарищ Сталин, мы хотели сначала убедиться в достоверности информации. Наблюдение велось конспиративно, чтобы не спугнуть потенциального террориста.

Сталин встал и начал расхаживать по кабинету:

— Что предлагаете делать?

— Покушение будет предотвращено. Николаев будет задержан нашими людьми под предлогом нарушения общественного порядка.

— Хорошо. Но нужно выяснить, кто стоит за этим покушением. Один человек не мог задумать такое дело.

Вот он, критический момент. От моих следующих слов зависело очень многое:

— Товарищ Сталин, предварительные данные показывают, что Николаев действовал из личных побуждений. Обида на увольнение, финансовые трудности, психологическая неуравновешенность.

— Не может быть! — резко сказал Сталин. — Покушение на члена Политбюро это серьезное дело. Здесь явно замешаны враждебные элементы.

— Возможно, товарищ Сталин. Но не стоит ли сначала тщательно разобраться? Наши экономические успехи создали в стране атмосферу стабильности. Большинство населения поддерживает советскую власть.

Сталин остановился и пристально посмотрел на меня:

— Что вы хотите сказать, товарищ Краснов?

— Я думаю, что мы не должны позволить одиночке-психопату разрушить то, что мы строили годами. Массовые репрессии могут подорвать экономические достижения и настроения народа.

— Вы предлагаете оставить покушение без последствий?

— Нет, товарищ Сталин. Предлагаю провести тщательное, но ограниченное расследование. Найти и наказать виновных, но не устраивать охоту на ведьм.

Сталин долго молчал, затем сел обратно за стол:

— Интересная точка зрения. Но вы недооцениваете изощренность наших врагов.

В этот момент зазвонил телефон. Сталин снял трубку:

— Да… Понял… Позовите к аппарату товарища Ягоду.

Через несколько минут Сталин разговаривал с наркомом внутренних дел:

— Товарищ Ягода, что вы знаете о задержании некоего Николаева в Ленинграде?… Как? Пытался пройти в Смольный с оружием?… Кто его задержал?… Понятно.

Сталин положил трубку и посмотрел на меня:

— НКВД действительно задержали Николаева. У него найден револьвер. Как вам удалось быть настолько информированными?

— Товарищ Сталин, мы просто проявили бдительность. Заметили подозрительного человека и приняли меры.

— И что теперь предлагаете?

— Предлагаю передать Николаева органам НКВД для расследования. Но одновременно разработать меры по укреплению безопасности руководящих работников без ущерба для нормальной деятельности государства.

Сталин встал и подошел к окну:

— Товарищ Краснов, вы понимаете, что покушение на товарища Кирова — это сигнал? Сигнал о том, что враги активизировались?

— Понимаю, товарищ Сталин. Но также понимаю, что неправильная реакция может принести больше вреда, чем само покушение.

— Объясните.

— Наша экономическая политика дает результаты именно потому, что люди чувствуют себя относительно спокойно и защищенно. Они готовы работать и творить. Если мы создадим атмосферу всеобщего страха, это подорвет основы нашего успеха.

Сталин повернулся ко мне:

— Вы думаете, что экономические стимулы важнее политической твердости?

— Я думаю, что они должны дополнять друг друга. Твердость там, где нужно, и разумность везде, где возможно.

Внезапно вошел Поскребышев и доложил:

— Товарищ Сталин, звонит товарищ Киров из Ленинграда.

— Соедините.

Сталин взял трубку:

— Сергей Миронович? Как дела?… Что? Покушение?… Да, я в курсе… Как вы себя чувствуете?… Хорошо, хорошо… Да, приезжайте в Москву. Немедленно.

Положив трубку, Сталин сказал:

— Киров жив и здоров. Благодарит за своевременное предупреждение. Летит в Москву.

Я почувствовал облегчение. Первая часть плана выполнена успешно.

— Товарищ Сталин, возможно, стоит созвать экстренное заседание Политбюро? Обсудить ситуацию и принять продуманные решения?

— Согласен. Организуйте заседание на вечер. И, товарищ Краснов подготовьте ваши соображения о том, как мы должны реагировать на произошедшее.

Я покинул кабинет Сталина с двоякими чувствами. С одной стороны, покушение предотвращено, и Киров жив. С другой стороны, впереди была еще более сложная задача, убедить Политбюро не использовать этот инцидент как повод для развязывания террора.

Вернувшись в свой кабинет, я немедленно связался с Мышкиным:

— Алексей Григорьевич, как дела с Николаевым?

— Все прошло по плану. Он задержан сотрудниками НКВД при попытке проникнуть в Смольный. У него изъят револьвер. Покушение предотвращено.

— Отлично. Теперь самое главное, нужно повлиять на ход следствия. Постарайтесь, чтобы ваши контакты в НКВД донесли до руководства информацию о неуравновешенном психическом состоянии Николаева, его личных проблемах.

— Понял, Леонид Иванович. Будет исполнено.

Следующие часы я провел в подготовке к вечернему заседанию Политбюро. Нужно аргументированно доказать, что массовые репрессии не только не нужны, но и вредны для страны.

Я составил подробную записку об экономических достижениях СССР за последний год, подчеркнув, что они стали возможны именно благодаря относительной стабильности и отсутствию массовых репрессий. Привел примеры того, как страх и неопределенность негативно влияют на производительность труда.

К четырем часам вечера в Москву прилетел Киров. Я встретил его в аэропорту.

— Сергей Миронович, как дела? Как себя чувствуете?

— Леонид, спасибо за предупреждение. Без вашей бдительности все могло закончиться очень плохо.

— Главное, что вы живы и здоровы. Теперь нам нужно сделать так, чтобы этот инцидент не стал поводом для ненужных крайностей.

Киров задумчиво посмотрел на меня:

— О чем вы, Леонид?

— Боюсь, что некоторые товарищи могут использовать покушение как повод для усиления репрессий. Но это ошибка. Наша сила в экономических достижениях и поддержке народа, а не в страхе.

— Согласен. Будем поддерживать разумный подход.

Вечернее заседание Политбюро проходило в специальном зале Кремля. Присутствовали все члены и кандидаты в члены Политбюро. Атмосфера была напряженной.

Сталин открыл заседание:

— Товарищи, сегодня в Ленинграде было предотвращено покушение на товарища Кирова. Террорист Николаев задержан с оружием. Необходимо обсудить наши действия в связи с этим событием.

Каганович первым взял слово:

— Товарищи, это серьезный сигнал. Враги активизировались. Нужны решительные меры. Предлагаю немедленно начать широкомасштабные аресты всех подозрительных элементов.

Молотов поддержал:

— Согласен с товарищем Кагановичем. Нельзя проявлять слабость. Террористический акт должен быть наказан самым суровым образом.

Киров попросил слова:

— Товарищи, я лично был целью покушения и могу сказать, не стоит делать поспешных выводов. Нужно сначала разобраться в мотивах террориста.

Орджоникидзе поддержал Кирова:

— Серго прав. Наши экономические успехи создали в стране атмосферу подъема. Зачем ее разрушать необдуманными репрессиями?

Тогда слово взял я:

— Товарищи, позвольте представить мою точку зрения. Этот инцидент показывает не слабость нашей системы, а наоборот, ее силу. Мы смогли предотвратить покушение, не допустив трагедии.

Я развернул на столе подготовленные диаграммы:

— Посмотрите на наши экономические показатели. За год промышленное производство выросло на семьдесят пять процентов. Сельское хозяйство показывает рекордные урожаи. Это стало возможно именно потому, что люди чувствуют себя относительно спокойно.

Каганович хмуро возразил:

— Экономические успехи не должны расслаблять нашу бдительность.

— Согласен, товарищ Каганович. Но бдительность не означает массовые репрессии. Мы можем усилить меры безопасности, не устраивая охоту на ведьм.

Сталин внимательно слушал все выступления, не высказывая своего мнения. Наконец, он встал:

— Товарищи, предлагаю следующее. Провести тщательное расследование попытки покушения. Выяснить все обстоятельства и мотивы. На основании результатов принять меры, адекватные угрозе.

Микоян поддержал:

— Разумное предложение. Не стоит рубить с плеча.

В итоге было принято компромиссное решение: провести расследование под личным контролем Ягоды, усилить охрану руководящих работников, но воздержаться от массовых арестов до получения полной картины происшедшего.

После заседания Сталин попросил меня остаться:

— Товарищ Краснов, ваше выступление было убедительным. Но скажите честно, вы действительно верите, что покушение было делом одиночки?

— Товарищ Сталин, в жизни всегда есть вероятность заговора. Но гораздо больше вероятность того, что психически неуравновешенный человек, недовольный своей жизнью, решил совершить отчаянный поступок.

— И что вы предлагаете?

— Провести честное расследование. Если обнаружится заговор, наказать всех виновных. Если нет, то не надо создавать заговор искусственно.

Сталин задумчиво покачал головой:

— Интересная философия, товарищ Краснов. Посмотрим, что покажет расследование.

Я покинул Кремль уже глубокой ночью. За окнами автомобиля проплывала темная Москва. Первый этап борьбы за предотвращение массовых репрессий был выигран, но впереди ждала еще более сложная работа.

В последующие дни я активно работал с общественным мнением. Организовал серию публикаций в центральной прессе о достижениях советской экономики, о сплоченности народа вокруг партии. Подчеркивал мысль, что экономические успехи — лучшая защита от любых врагов.

Параллельно Мышкин работал со своими контактами в НКВД, обеспечивая поступление объективной информации о Николаеве. Постепенно складывалась картина одинокого, психически неуравновешенного человека, действовавшего из личных побуждений.

Через неделю после покушения состоялось новое заседание Политбюро, посвященное итогам предварительного расследования. Ягода докладывал:

— Товарищи, первоначальные данные подтверждают, что Николаев действовал самостоятельно. Мотив — личная месть, связанная с увольнением и личными проблемами.

Каганович все еще не сдавался:

— А как же связи? Пособники? Неужели он полностью изолированно подготовил покушение?

— Связи есть, — ответил Ягода. — Но пока что мы видим только бытовые контакты, никаких признаков политического заговора.

Сталин внимательно выслушал доклад, затем сказал:

— Продолжайте расследование. Но пока нет оснований для массовых мер.

Мне удалось добиться этого решения, но я понимал, что борьба еще не окончена. Предстояла длительная работа по убеждению Сталина в том, что экономические методы воздействия эффективнее репрессивных.

Наступал 1935 год, и я был полон решимости продолжить борьбу за создание в СССР общества, основанного на экономических стимулах, а не на страхе.

Но параллельно я старался сделать все возможное, чтобы нейтрализовать другую, куда более опасную угрозу.